Ольга Вечная
Почувствуй это снова

Глава 4

Мою голову «светлую» озаряет на первый взгляд блестящая идея, я тут же ей и следую. Быстро разворачиваюсь и поспешно иду в противоположную сторону. Потому что не планировала видеть Матвея сегодня, не настраивалась, не готовилась к противостоянию! Я приехала поплакать у Дианы на плече.

Знакомый голос рубит наповал вопросительной интонацией:

– Юля?

Стыд-то какой! Уши гореть начинают. Я решаю стоять на своем и припускаю быстрее.

– Юля, это же ты! Стоять! – летит вслед обличительно.

Блин! Ну да, заметил-узнал. Я оглядываюсь и делаю вид, что искренне удивлена.

Губы Матвея кривит такая насмешливая улыбка, что хочется запустить снегом! Я беру комок побольше, но не леплю снежок. Вместо этого потираю ладони, остужая пыл.

Сама понять пытаюсь, готов ли Матвей к этой встрече. Если да – значит, он ее и организовал. Если нет, то мог подумать, что… ее запланировала я!

От возмущения захлебываюсь. Диана Романовна, я вам доверяла вообще-то!

Ноги наливаются свинцом, а сердце совершенно бесполезно усиленно качает кровь по венам. Как с такими ногами бежать-то? Для чего мне сейчас адреналин?

Мы видимся второй раз за два дня, и я вновь без парадного платья. Кто вообще наряжается на завтрак к подруге? Да и бессмысленно: пуховик сверху скрыл бы любую красоту.

Понимая, что бежать уже совсем глупо, а оправдываться унизительно, я улыбаюсь широко и перехожу в нападение:

– Что ты здесь делаешь? Следишь за мной?

Секунду в глазах Матвея отчетливо читается изумление. А потом даже, кажется, мелькает искра восхищения. Хотя, может, я ее себе придумала.

И да, я в курсе, что здесь живет его брат. И Матвей, разумеется, знает, что я в курсе.

Он усмехается и отвечает:

– Не помню, чтобы мы вызывали Петру аниматора.

– Зачем аниматор с такой-то няней? Вообще-то мы договорились с Дианой кофе попить вместе. Где, кстати, она?

– Ногти пилит, а Пашку вызвали в клинику.

Я подхожу ближе, присаживаюсь на корточки и здороваюсь с Петром. Тот дует губы, темно-карие фирменные глаза Адомайтисов становятся серьезными – мыслительный процесс идет полным ходом. Пётр вглядывается в мое лицо, пытаясь вспомнить, где раньше эту тетю видел. В итоге принимает решение одолжить мне лопатку для снега. Делает несколько шагов, после чего заваливается набок и впечатывается с размаха носом в пухлый снег! А потом начинает орать.

– Да твою ж мать, чувак! – искренне сокрушается Матвей, доставая племянника из сугроба.

Его голос, интонации, недоумение на лице – сплошные удары дежавю из прошлого. Болезненные.

Матвей торопливо счищает снег, подхватывает племянника на руки и крепко-накрепко прижимает к себе.

Качает.

Я не знаю, куда руки деть и самой деться. Петя обнимает дядю за шею, а я… смотрю на двухлетнего Адомайтиса и не могу справиться с откуда-то возникшим комом в горле.

– Пашка мстит за времена, когда ему пришлось со мной нянчиться. Вот, подкидывает своего, – отшучивается Матвей. Смачно чмокает племянника в лоб, потом добавляет: – Ну всё, заяц, неприятно, но бывает и хуже. Уж поверь мне. По асфальту мордой побольнее будет. А твой папаша однажды меня толкнул так, что подбородок шили. Господи, как я орал. Маме еще долго тот случай вспоминали.

Петру плевать на то, что его дядю елозили мордой об асфальт. Ему плохо, и он по-мужски эгоистично перетягивает все внимание на себя.

– Да где же твоя мама, а? – сокрушается Матвей, оглядываясь.

– Ему холодно, может, снег попал за шиворот, – предполагаю я.

– Да, пора домой.

Матвей, не отпуская Петра, ловко собирает разбросанные лопатки, я же решаю не мешать и иду к лавочке.

– Ты куда? – окликает он меня.

– Пройдусь, пожалуй, пока Диану жду.

Матвей смотрит мгновение в ступоре.

– Пошли домой, чаем напою. Не бойся, не обижу. – Потом продолжает, ехидно усмехнувшись: – При ребенке же, за кого ты меня принимаешь.

– Я и не боюсь. Мы ведь друзья. Просто не хотела смущать.

– Ты нас не смущаешь, Юля.

Мы идем к подъезду, потом втроем поднимаемся в лифте. Если бы не затяжной рев Петра, мы могли бы, наверное, почувствовать неловкость. Но этот ребенок прекрасно разряжает атмосферу и взрывает перепонки.

На лестничной площадке я жду, пока Матвей по-хозяйски открывает входную дверь, затем галантно пропускает меня вперед. Ставит притихшего мальчика на пол, присаживается на корточки и начинает его раздевать. Я тоже расстегиваю пуховик, разуваюсь. Тру заледенелые, покрасневшие руки. Дискомфорт терпим, главное, что холод помог унять разволновавшееся сердце.

– Ты неплохо справляешься с ролью дяди, – говорю с улыбкой, проходя по квартире и рассматривая обстановку.

Мы нечасто здесь бывали с Матвеем, когда встречались. Обычно семейные сборища Адомайтисов проходили в квартире Мота, там значительно больше места.

– Спасибо. Пришлось встать ни свет ни заря в воскресенье, ноготочки ведь не могут подождать.

– Ты будто бы не в духе. Что, кулон твоей подруге не понравился?

Матвей мешкает ровно секунду, но я ее замечаю и вспыхиваю как спичка!

– Я еще не дарил.

– Ясно.

Пётр, кое-как успокоившись, забирается на диван и требует мультики, я беру пульт и листаю каналы. Матвей ставит чайник, который медленно закипает. Очень-очень медленно.

Через пару минут Дианы все еще нет. Я продолжаю возиться с пультом, восхищаясь игрушками Петра, что валяются всюду. А потом внезапно чувствую на себе пристальный взгляд. Прямой, наглый. Вновь физически ощутимый. Поднимаю глаза.

Матвей рассматривает меня с каким-то мрачным любопытством.

– Что?

– Ты поправилась или это пушап такой?

Темные глаза впиваются в мою грудь, обтянутую черной водолазкой. Кожа тут же будто чувствительней становится, ткань давит на соски, колет, мешает – хочется сорвать. Я мгновенно жалею, что не надела белье. Старые лифчики уже пару недель как натирают, а новые еще не купила. И да, грудь действительно выросла на полтора размера.

– А нет, не пушап, – добавляет Матвей, мазнув глазами по соскам.

Тело реагирует так, словно он сделал это языком. Я сглатываю. Сама скрываю, прячу эмоции.

– Если тебя интересует именно эта часть тела, то она у меня все еще продолжает увеличиваться. Это нормально.

– Стало лучше, чем было.

– Спасибо. Не представляю, как с таким набором комплиментов ты найдешь новую девушку. Предыдущая к тебе, видимо, была излишне лояльна.

– С девушками точно нет проблем, – бросает он небрежно, а потом он круто меняет тему. – Странно вот так разговаривать, да? Паша сказал, что с бывшими нужно поддерживать нейтральные отношения, это типа разумно и правильно. Паша недавно стал спецом в отношениях, если ты не в курсе. Всегда норовит дать совет. Он все время забывает, что я присутствовал, когда Диана удирала из его прошлой квартиры в слезах.

– С Лидой он вроде бы совсем не общается. Боюсь, Диана ему весь мозг бы склевала.

– Да, – смеется Мот. – Кстати, я видел Лиду недавно в ночном клубе. Заявила, что я изменился. Из мелкой пакости превратился в большую ошибку. Попыталась склеить.

– Да ладно!

– Она была пьяной.

– А ты?

Матвей пожимает плечами:

– Я тоже.

Он вновь мажет глазами по моей груди, потом по животу. Отворачивается и занимается чаем. Я опускаю глаза, закусываю губу. Может быть, сказать ему прямо сейчас?

Пару мгновений пытаюсь понять, как буду себя чувствовать, если он расстроится, и смогу ли с этим справиться. Ребенка я решила оставить. Объявить об этом всем – пока нет.

Подхожу ближе. Встаю рядом.

Матвей поворачивается и глядит на меня. А я на него. Можно ли встречаться с пятнадцати лет, а потом разлюбить за месяц?

Матвей заваривает чай в стильном прозрачном чайничке. У Дианы всё так славно, красиво, удобно. Кухню тут же наполняет аромат мяты и клубники.

– Иногда я по тебе скучаю, – говорю тихо. Искренне.

Это правда, и сказать обратное было бы ложью, причем совершенно неважно, при каких обстоятельствах мы расстались.

Матвей достает две чашки, в обе кладет сахар. Персонажи в мультике Петра начинают хором петь. Мое сердце колотится. Жаль, тут нет снега.

– А ты? – спрашиваю.

Он молчит. Молчит, молчит. А когда начинает говорить, – хрипло, достаточно резко, чтобы мне захотелось исчезнуть, – на меня совсем не смотрит:

– Ты целовалась с каким-то левым мужиком.

Матвей передергивает плечами, будто его коснулось что-то неприятное, скользкое, липкое.

– Я знаю. Это была ошибка. И я бы хотела, чтобы ты меня простил. Не как девушку, а как друга.

Он качает головой.

– Совершенно неважно, скучаю ли я. И скучаешь ли ты, Юля.

– Просто знай, что я об этом жалею.

– Не говори со мной на эту тему больше.

Матвей берет обе чашки и ставит на стол. Щелкает дверной замок, входная дверь открывается. Это Диана или Павел.

– Почему? – спрашиваю, нахмурившись. С вызовом.

– Пожалуйста.

– Иначе что, Матвей?

– Иначе мы вновь станем врагами. И на этот раз ты заметишь.

Глава 5

Пётр спрыгивает с дивана и пулей несется в прихожую. Перебирает ножками со скоростью света.

Мы с Матвеем, не сговариваясь, оба улыбаемся. Ну какой же забавный мальчишка получился! Нам нужен, просто необходим этот ребенок, чтобы разряжать обстановку. Придется таскать его на все встречи, если они будут.

Хотя… у нас же скоро появится свой собственный!

Или пока рано шутить на эту тему?

– У Петра установлен внутренний локатор, настроенный на мать. Если Диана где-то поблизости, пацан ее чувствует, – говорит Матвей чуть мягче, чем до этого. Но по-прежнему резковато.

Я нервно смеюсь.

– Это у всех мальчиков, наверное. Сначала по отношению к мамкам, затем к подругам.

– У Адомайтисов точно, – парирует он. И бубнит себе под нос: – Хер его потом, блть, отключишь.

У меня волоски на коже дыбом поднимаются.

Диана или… Диана Романовна – я ее то так, то эдак, – пищит от счастья при виде сына. Шумно раздевается, разувается.

А мы с Матвеем оба как-то внезапно понимаем, что находимся в кухне вдвоем. Он делает несколько шагов в мою сторону и оказывается опасно близко. Смотрит вниз. На свои носки или на мою грудь – уж не знаю. Лично я пялюсь на его подбородок.

Матвей тянется рукой к шкафу, что расположен за моей спиной, достает оттуда пакет с печеньем. Потом отходит и кладет его на стол.

– Угощайся. Тут сушки.

– Мог бы попросить, я бы отошла, – говорю я, все еще чувствуя аромат его туалетной воды.

Которую сама для него выбирала год назад. На коже Матвея она раскрывается по-особенному.

Диана наконец заходит в просторную кухню. Держит Петра на руках и излишне широко улыбается.

– Приветик! О, вы чай заварили, какие молодцы! Я торопилась так сильно, аж бежала! – неловко посмеивается она. – Руки были в лампе, и я не прочитала Пашину эсэмэску, что он ненадолго отъедет в клинику. Пациенты приехали из другого региона, нужно было срочно посмотреть… У вас всё хорошо, ребята?

Энтузиазм Дианы Романовны бьет ключом, как обычно. На ее занятиях по химии всегда было интересно. Но ситуация, в которой мы оказались в данный момент, конечно, рядом не стояла.

– На два слова, Диана, – жестко говорит Матвей.

Равнодушно проходит мимо нас обеих и направляется в комнату.

Диана смотрит на меня, округлив глаза и не скрывая паники. Она вообще очень настоящая во всем. Я же поджимаю нижнюю губу, которая начинает дрожать.

Мешаю. Я ему мешаю.

Делаю знак, дескать, идите.

– Юлёчек, девочка моя, подожди, пожалуйста. Я быстро буку этого выпровожу, и поговорим. Хорошо? Он печенье достал Петино, а у меня такой зефир там припрятан… ммм! Сейчас дам.

Я киваю. Диана уходит в комнату, плотно закрывает за собой дверь. Я остаюсь одна. Медлю недолго. Мелькает мысль одеться и сбежать по-быстрому, но если я так сделаю, то вернусь туда, откуда начала. То есть в полную неопределенность. А мне нужно понять, как жить дальше, спланировать будущее.

Когда родители узнают о беременности, будет скандал. Я очень надеюсь, что смогу скрывать свое положение до момента, когда уже нельзя будет делать аборт, иначе они жизни не дадут. Тогда мне понадобится план Б. Как бы там ни было, никому на свете я не нужна, кроме мамы с папой. Так что, возможно, на какую-то моральную поддержку смогу рассчитывать.

Делаю глоток чая. Сладко. На сахар Мот не поскупился, как, впрочем, и на угрозы.

Дианы и Матвея нет минуты две. После чего дверь в глубине коридора открывается. Матвей выходит и быстрым шагом проносится в прихожую.

Я так и сижу на своем стульчике, ноги подогнула. Сладость чая на языке кажется неуместной.

Матвей возвращается и говорит мне торопливо:

– Я поехал по делам. Опаздываю уже. Пока, Юля.

– Пока, Матвей. Римме Владиславовне привет! – отвечаю весело. Даже машу рукой с улыбкой.

– Передам, ага.

Позади него появляется Диана с Петей на руках. Мальчик обнимает мать так, словно они полгода не виделись, а мы с дядей Мотом над ним жестоко измывалась все это время.

Хлопает входная дверь. Диана смотрит на нее секунду, потом переводит глаза на меня. Вежливо улыбается и заходит в кухню.

О чем же они говорили?

Диана присаживает Петра на диван, переключает мультики. Потом берет чашку Матвея.

– Это мне чай?

– Матвей себе делал, но он не пил еще.

– Ясно. – Она делает глоток и морщится. – Как сладко. Однажды у него попа точно слипнется, – посмеивается. – Ну да ладно. Пойдет.

Диана достает зефир, пастилу. Потом присаживается рядом. Ладонями обнимает чашку, греясь после улицы. Глядит на меня. Затем спрашивает:

– Ну как ты справляешься, ребенок мой?

Участие в ее голосе становится тем самым рубежом, который я взять никак не могу. Быстро вытираю непрошеные дорожки из слез.

– Нормально. Вот приехала Петю повидать. Соскучилась. Он меня не сразу узнал, представляете? Нужно чаще видеться.

Диана смотрит внимательно. Ждет ответ на свой вопрос.

– Он сказал, чтобы вы больше меня не звали, да? Он для этого отвел вас в сторонку?

– Нет, – Диана качает головой. – Не для этого, конечно. У него там свои дела с Пашей.

– Кажется, он меня ненавидит.

– Нет, Юлёк. Не совсем так.

– А как же?

Она задумывается, подбирая слова.

– Раз уж мы говорим откровенно… У Матвея очень бурная фантазия. Я не совсем понимаю, что между вами случилось, но он вроде как… уверен, что ты была с другим, а потом с ним. И все это еще и за один вечер.

– Боже… – Тру лоб. – Это не так. Не была я ни с кем! Допустила ошибку, короткий поцелуй во время танца, о котором сто раз уже пожалела. Он вообще ничего для меня не значит. И Костя мне не нравится. Я ему так и сказала потом, что люблю своего парня.

– Уязвленное мужское самолюбие – вещь жуткая. Некоторые мужчины… – Диана прочищает горло. Кажется, ей самой говорить непросто. – Начинают мстить женщине. Жестоко. Это мелкие люди, недостойные. Но ты должна понимать, что такие есть. И всегда быть настороже.

– А Матвей?

– Он мстит самому себе. Кстати, весьма умело.

Глава 6

Матвей

Я стою на лестничной площадке и напряженно жду, пока приедет лифт. На входную дверь пялюсь. Так просто вернуться назад, дернуть за ручку, потянуть на себя. Просто и архисложно одновременно.

Пульс долбит. Душно здесь.

Подойти, открыть хренову дверь, позвать громко. Сама ведь никогда не выбежит.

Язык прикусываю до боли и металлического привкуса. Отворачиваюсь.

Двери лифта как раз разъезжаются, в кабине никого. Я захожу внутрь, и, едва железная коробка трогается, за голову хватаюсь.

Бля-я-ять! Это вообще не проходит. Месяц уже, а только хуже становится. Волнами накатывает. То часто лихорадит, то реже, но если второе, то каждый раз с головой накрывает и в море безумия утаскивает.

Сглатываю. Я видел такие же отношения у Паши с его бывшей, Лидой. Когда она издевалась над ним, он понимал всё, но упорно перся обратно. Он выбрался, и я выберусь.

Как болезнь какая-то.

И что вообще значит «иногда я по тебе скучаю»? Я не понимаю такого, можно мне как-то популярнее пояснить? Сноску сделать.

Какой-то плевок в спину.

Вроде не дурак, учусь в медицинском на бюджете, стипендию повышенную получаю, преподы хвалят. Химические и электрические импульсы между нейронами фигачат в норме. Но, видимо, когда дело касается Юли, тормозные синапсы преобладают, иначе как объяснить перманентное недоумение и ступор на все ее слова и действия.

Иногда она по мне скучает.

Пздц. И что мне с этой информацией делать?

Я выхожу из подъезда и закуриваю. Назад дороги нет точно. Это просто издевательство над самим собой. Клубок из ошибок неподъемный. Не стоит и пытаться туда лезть пальцами кривыми, иногда еще и дрожащими.

Но так Юлька смотрит… Как же она в глаза мне смотрит каждый раз… Как раньше.

Вдох-выдох. Еще одна глубокая затяжка, чтобы занять себя чем-то. Взбодрить или, напротив, замедлить. По фи-гу. Лишь бы не так, как сейчас.

Пройдет время, и станет легче. Так же было, когда родители погибли. Я первые полгода после этого вообще помню плохо. Потом что-то начал соображать потихоньку. Ситуации совершенно разные, но проблема в том, что этот месяц тоже стерся из памяти.

Юля когда смотрит на меня вот так же преданно, когда ее дыхание при моей близости сбивается, кажется, что можно дать нам еще шанс. Самый последний. Самый-самый, блть, куда-еще-дальше-то-унижаться, последний шанс.

Потом вспоминаю причину разрыва и швыряет в пот.

– Матвей! Эй!

Слышу голос брата и оборачиваюсь. Павел торопливо идет от парковки в мою сторону. Тушу окурок, аккуратно выбрасываю. Он сам курит, но я при нем – нет. Это наше какое-то негласное правило.

– Где Пётр?

– Он с Дианой и Юлей. Они дома чай пьют.

Паша понимает ситуацию мгновенно. Его глаза сужаются, цепко оценивают мое состояние.

– С Юлей? – переспрашивает он. – А, точно, Диана же говорила, что они собирались увидеться. Нормально всё?

– Да. Пётр у меня в снег свалился. Порыдал немного, но успокоился. Я не углядел, сорри.

– А с Юлей как вы?

– Нормально. Но больше так не делайте. Или хотя бы предупреждай заранее.

– Диана с ней поговорит, я потом тебя наберу, если что-то важное.

– Не надо.

Паша молчит пару мгновений.

– Ты сейчас куда? Пойдем к нам, пообедаешь. Диана обещала что-то вкусное сварить.

– Не, спасибо, у меня всё есть.

– Кому ты лечишь? Бабуля уже больше месяца не готовит.

– Я сам готовлю. Правда, спасибо, но я поеду уже. На самом деле спешу.

– На завод?

– Да.

Павел качает головой укоризненно. Ему мой план не нравится.

– Всё нормально, я вывожу. Ну, может, на тройки закрою эту сессию. Но закрою. Серьезно.

– Ладно. Машину надо? – Паша достает брелок из кармана и протягивает мне.

Ого! Беру, в кулаке прячу поспешно.

– Когда вернуть?

– Когда совесть замучает, – улыбается он. – Я приеду к вам с бабулей завтра после работы. Сегодня с семьей хочу вечер провести.

– Без проблем. Спасибо, – киваю я. Хлопаю брата по плечу и иду в сторону машины.

Падаю в «Мурано», завожу еще не успевший до конца остыть движок. Радио включаю, но отчего-то бесит, поэтому выключаю практически сразу же.

Сижу, руль поглаживаю. Приятно, конечно, кожу руками чувствовать. На этом приятное на сегодня заканчивается.

Потому что всё, конец. Больше ничего с Юлей не будет никогда. Не смотреть на нее, и со временем успокоится. Павел встретил Диану и втрескался. Я на кого ни посмотрю – они все стремные. Не понимаю, как втрескиваться, если они не дотягивают.

Мозг как-то неправильно работает, иначе чем объяснить, что меня упорно в прошлое тянет.

Да-а, не повезло в том, что моя бывшая – самая красивая девочка на свете.

Чувствую, как кровь к лицу приливает, и нажимаю на кнопку «Двигатель старт». Хватит сопли жевать, пора действовать. Машина трогается, я касаюсь ногой педали и усмехаюсь, вдруг вспомнив вытянутое лицо Виктора Арсеньевича, Юлиного папаши, который меня ненавидит.

В ноябре Юля его машину основательно поцарапала, мы с ней ругались, и я тогда взял вину на себя. Юлю домой отправили, я молча стоял, готовясь к последствиям. Виктор Арсеньевич же внезапно произнес:

– Серьезно? Ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты педали перепутал? Я похож на идиота?

– Я выпил.

– И че?

Стало неловко. Отступать я не привык, поэтому продолжил:

– Ну вам же прикольно будет меня прав лишить и ремонт повесить. Энджой. Второго шанса не будет, действуйте.

Он громко расхохотался. После чего сказал:

– Ей нужно учиться брать ответственность за свои ошибки на себя. А ты ей в этом упорно, год за годом, мешаешь.

– Она не виновата.

– Тогда не ной.

Страховка всё погасила. Мы же с Виктором Арсеньевичем вместе вышли из участка, Юлин отец предложил перекусить, а заодно пообщаться. Я согласился.

Взгляд у нее сегодня был напуганный, интересно почему.

Тут же обрываю себя. Не мое дело больше.

Назад дороги нет и не будет. Я просто… сам не понял, как так вышло. Увидел Юлю в подготовительной школе в шестнадцать лет, и всё. Просто сразу в один момент, аж дыхание сбилось и волоски дыбом встали. Она ждала подружку у женского туалета и держала в руках две тяжелые сумки с учебниками. От нее будто свет исходил – такая яркая и нежная. Я подошел, она дерзко буркнула, что тут очередь. Я ответил, что на женский туалет не претендую.

Юля сделала вид, что искренне удивилась, и отвернулась. Я охренел от такой наглости. Подумал: «Ну что за выдра! Будет моей теперь».

Она просто… ну не знаю, особенной показалась. Я ей всё прощал – отказы, высокомерные взгляды, насмешки. Воодушевляло то, что с другими Юля так же себя вела. Эту крепость нужно было взять любой ценой. Чуть позже, на первом свидании, вообще выяснилось, что она меня тогда не запомнила. И не узнала позже. Не понравился.

Да, я всегда любил ее чуточку больше.

Потом был первый поцелуй. Внутри барабаны долбили и бомбы взрывались – так было вкусно и хотелось еще. Через недельку, правда, дошло, что целоваться мне предстоит еще много-много месяцев, на большее Юля была не согласна категорически. И поцелуи уже не так радовали.

А дальше я начал тупить. Странный период был, наверное, ненормальный. Юля сама мне разрешила спать с другими, ей было все равно, лишь бы я на ее честь не покушался. Стоило разрешением этим воспользоваться. Я раздумывал об этом, хотя не представлял, как это организовать технически: чтобы с девчонкой до постели дойти, нужно было бы хоть немного пообщаться. А у меня Юля в телефоне двадцать четыре на семь. Пойти куда-то познакомиться, параллельно Юле написывая? Это казалось дико неправильным. Да и я бы лучше к Юле приехал и с ней время провел. Так и делал: ездил, проводил. Месяц за месяцем, год за годом.

Придурок.

Преданность эта тупая никому не была нужна. Лучше бы опыта набрался и был готов к нашей близости. В итоге я старался изо всех сил, но Юле, видимо, не нравилось.

Два месяца назад у меня был лучший секс в жизни – Юля приехала в клуб, где я проводил время с друзьями. Взбудораженная, возбужденная. Мы уединились в закрытой кабинке. Я думал, что Юлька меня приревновала сильно, вот и завелась так. Что из-за меня все было и наш секс просто вышел на новый уровень. Я ее трахал, как безумный, она кончала раз за разом. Я трахал – она царапалась и сладко стонала. У меня даже сейчас взлетает, когда вспоминаю ее теплую влажность.

Потом выяснилось, что завел ее другой, я только поимел. Мою Юлю завел другой. Эта правда погасила небо над головой, теперь оно черное.

Вновь привкус крови на языке. Тру лицо. Всё. Нет, никогда больше. Яйца себе скорее отрежу, чем куплюсь на ее «Иногда скучаю» и наивно-растерянный взгляд.

Иногда, блть, она по мне скучает. А иногда – нет.

Вообще не понимаю, что в этом долбо**е было такого, что Юле понравилось!

Сжимаю руль до белых костяшек. Моих нейронный связей на это не хватает. Я был на всё ради нее готов. Моего «всё» просто оказалось недостаточно.

На телефон падает сообщение от Дианы:

«Матвей, с Юлей что-то не то. Я волнуюсь. Вы бы поговорили».

Я ругаюсь сквозь зубы. Значит, не показалось. И правда происходит у нее что-то.

Торможу машину на светофоре. До завода ехать еще минут двадцать – жаль, что так долго. Там, под шум станков, я всегда легко забываюсь.

Продолжаю громко ругаться.

Потом хватаю телефон, выбираю контакт Юлиной подружки Любы. За ней должок числится: я с ее бывшим поговорил по просьбе, попросил оставить девушку в покое.

– Матвей? Привет! – раздается Любин удивленный голос на втором же гудке.

Да, согласен, нечасто болтаем. Первый раз ей звоню.

– Привет! Тебе удобно говорить?

– Конечно! Что случилось?

– Люба, слушай. Без передачи только, лады?

– Да-да, разумеется.

– У Юли всё нормально? Ее этот ушлепок, которому я навалял, не беспокоит?

– Костя?

– Фиксик, ага.

Пауза. Сердце отбивает удар за ударом. Сейчас Люба скажет, что они вместе.

Вновь металлический привкус.