Ольга Васильевна Ярмакова
Ведьма и кот
– Не знаю, – искренне жмет плечиками маленький скороход, – но так многие ребята говорят, да и некоторые взрослые, – и добавляет такой внушительный факт. – Да наш почтальон, дядя Карл, говорят, без ума от неё.
– Что значит «без ума»? – решает уточнить Екатеринка, а вдруг это что-то предосудительное, как частенько любит повторять мама.
– Не знаю, но ребята, как только скажут, что без ума, так тут же добавляют: Клара у Карла украла кораллы, а Карл у Клары украл кларнет.
– Думаете, что она украла у дяди Карла кораллы, и он оттого без ума? – делает очевидный вывод Екатеринка, и глазки её моргают чаще обычного. – А разве у почтальона есть кораллы? Они же растут на дне моря, а дядя Карл никогда не бывал на море, так мама говорит.
– А может, они ему по наследству от отца достались, – додумывается уже не в меру сообразительный Валентин.
– Который был моряком и бороздил моря на пиратском корабле, – буйствует воображение Виктории Гвоздиковой, совершенно очевидно – в будущем писателя-фантаста.
Тут из-за камня возникает тот, из-за кого началась вся эта каша-малаша. Грациозной, только всему кошачьему роду свойственной походкой Варфоломей идет мимо застывших, точь-в-точь как чертов камень, детей.
– Кис-кис, – решает позвать кота Валя, как-никак он заводила.
– Какое невежество: обращаться к коту благородных кровей, как к какому-то безродному дворняге!
Да, ребята тоже не поверили, но кот с ними действительно заговорил. Нигде же не написано, что все коты могут (если захотят) говорить по-человечески, но понимать их могут либо малые дети, либо ведьмы.
– А разве коты могут говорить?! – ахает Валентин, а за ним и все ребята. Эдик и, тот, плюхается мягким местом на землю.
– А дети могут? – парирует Варфоломей. – И в следующий раз – никаких кис-кис, пожалуйста. Ах, да, и никому ни слова, обещайте.
Ребята послушно кивают, дают честное слово, а кот величаво уходит в гущу малины.
Дома Варфоломея встречает Клара Захаровна, не совсем в духе и уж совсем не гостеприимно.
– Всё выболтал, Вара? – едва не шипит она, намеренно искажая имя питомца.
– Ничего я и не болтал, – возражает Варфоломей, но глаза отводит.
– Ну-ну, знаю я тебя, наглая морда, по глазам вижу, что выдал себя, а заодно и меня.
Кот молчит.
– Теперь они всем расскажут, – сетует хозяйка, но вопреки расстроенному лицу, наливает сливочный кофе в блюдце, которое стоит в углу за дверью. Кот тут же бежит к угощению.
– Не расскажут, – лакает кофе Варфоломей, но искоса поглядывает за Кларой Захаровной.
– Тебе откуда знать? Это же дети! Им положено болтать, хвастаться. Это в их природе.
– И всё же не скажут.
– Аргументируй.
– Этот, который у них самый упитанный и разумный, он за умное возьмет молчать, – авторитетно заявляет Варфоломей, долизывая последние капли лакомства. – Тот, что постреленок – тот из честности и данного слова не проболтается: его сестра смолчит по-другому соображению – боится косых взглядов. Ну а та, что чудачка, та из любви к фольклору не расскажет, иначе сказке – конец.
– Ишь, какой наблюдательный, – то ли хвалит, то ли усмехается Клара Захаровна, однако морщинки на её лице чуть разглаживаются.
– Есть, у кого учиться. Мур-мяу.
Кот не произносит больше ничего, подходит на мягких лапках к хозяйке, трется о ногу, мурлыкает. Этому он тоже научился давно, не у Клары Захаровны, но прием безотказный.
– Подхалим, – констатирует хозяйка, но гладит кота по лоснящейся черно-бурой спинке.
История третья. Хозяйка и гости
О чем могут говорить женщины только друг с другом? Да о чем угодно! А если хозяйка к тому же ведьма – правда, это слухи, но кто ж не верит этим самым слухам? – то беседы обретают пикантный оттенок.
Клара Захаровна Купалова живет в домике с ореховыми стенами на окраине Катьковска, и это ли не основание считать её интересной личностью, тем более что живет она одна, не считая черного кота, да занимается в том доме незнамо чем. И пусть никто из катьковскчан не помнит, оттуда приехала к ним Клара Захаровна, но даже спустя тринадцать лет сия фигура продолжает подпитывать интерес к себе женской половины городка. А от женской половины подкрепляет своё любопытство – мужская: ведь любопытнее мужчин никого нет в мире. Взгляните на мальчишек – девчонкам до них далеко.
А лучше всего приобщиться к быту ведьмы – сходить к ней в гости на чашечку кофе. Принимает у себя в домике Клара Захаровна исключительно по одному гостю (вернее, гостье, из мужчин у неё частенько кофеёвничает Карл Демьянович, да пара мальчишек – Валентин и Эдик), но это даже устраивает визитеров, потому как нет лишних ушей и можно говорить о самом-самом.
К Кларе Захаровне ходят за разным. За советом, за излиянием души, за рецептом пирогов, которые не устает нахваливать Карл Демьянович, даже за заговором и лечебными травами, которые выращивает хозяйка в своем садике. Мальчишки приходят за историями, они ещё малы для излияния душ, а рецепт пирога им без надобности – тетя Клара всегда угостит свежим и сдобным.
Есть и те, кто косятся в сторону мадам Купаловой, а бывает, и судачат о ней. Но Клара Захаровна лишь гордо приподнимает подбородок (между прочим, не двойной, как у некоторых) и с королевской невозмутимостью проходит мимо кумушек-сплетниц. А те аж багровеют и пыжатся, но ничем уколоть особу, которая, безусловно, интересует их куда сильнее прочей светской хроники Катьковска, не могут. Вот и остается им – завидовать втихомолку.
Ещё один персонаж есть, которому частые визиты гостей поперек горла. Это Варфоломей, черный кот, который живет в домике со стенами цвета ореха, деля жилплощадь с Кларой Захаровной. У кота свой резон: при чужаках не порезвиться, когда возникает в том надобность, не поговорить по-человечески, ведь взрослые не в пример детям, слышат не слова, а пронзительное мяуканье и норовят шикнуть, а то и чем-нибудь кинуть. Да и просто, мало ли, Варфоломей с виду выглядит молодцом, а ведь ему уже тринадцать лет, не юноша чай, как и большинство степенных взрослых, любит полежать в тишине да подремать.
Ранняя залетная пташка в домике на отшибе – почтальон. Ответственный и пунктуальный Карл Демьянович Полдин возникает на крыльце ровнехонько в десять часов. Клара Захаровна шутит, что ей и часы в доме без надобности, ей их превосходно заменяет почтальон.
Вручая письмо мадам Купаловой и как обычно, путая его с другим (не удивительно, ведь каждый день Клара Захаровна меняет возраст в зависимости от настроения, чем изумляет), господин Полдин следует за гостеприимной хозяйкой в гостиную, где уже накрыт стол, а по комнате гуляет соблазнительный аромат свежеиспеченных пирогов и сваренного кофе. Черный кот, свернувшись клубочком, лежит в кресле, которое задвинуто в дальний и теневой угол.
– Это не мне, – спокойно объявляет хозяйка, давно привыкнув к рассеянности в её обществе бравого почтальона, – это письмо адресовано Клавдии Людвиговне. Экая радость: к ней собирается нагрянуть на будущей неделе сестра, на пару недель. Клавдия Людвиговна с ней не виделась прилично. Кажется, больше восьми лет.
– На самом деле, больше девяти, – уточняет педантичный в фактах господин Полдин, удивляясь тому, как женщина лишь едва взглянув на конверт, рассказывает о его содержимом, будто обладает рентгеновским зрением.
Предположение само по себе нелепо, и Карл Демьянович относит «предсказание» Клары Захаровны к разряду обычной логики. В Катьковске все друг друга знают, более-менее, так что сопоставить одно к другому не сложная наука. И садится за стол, перед ним в черном фарфоре с позолотой дымится вкуснейший кофе. Глаза закрываются от нахлынувшего чувства блаженства и предвкушения во рту мягчайшей сдобы – сегодня пироги с капустой, любимые у Карла Демьяновича.
С закрытыми глазами он не замечает, как улыбается хозяйка, пододвигая к нему тарелку с угощением. Хорошо, что почтальоны не умеют читать чужие мысли, а то бы он давно узнал, кто на самом деле мадам Купалова. И вовсе не логика наводит её на суть содержимого чужого письма: Клара Захаровна умеет видеть сквозь преграду, а значит, предположение о рентгеновском зрении вполне уместно.
– А нет ли всё-таки чего для меня? – напоминает хозяйка увлекшемуся пирожками мужчине.
– Ах да! Простите, Клара Захаровна, разумеется, есть. И даже два! – восклицает почтальон и спешно вытирает рот, а затем пальцы салфеткой.
Весть о корреспонденции в двойном размере вовсе не радует адресата, как рассчитывает Карл Демьянович, на лице женщины морщинки углубляются, а улыбка натягивается.
– Вот! – вытаскивает из рабочей сумки, прислоненной к стулу, конверт, кладет на стол, ближе к даме, снова запускает руку в бездонные недра поклажи с письмами, газетами, телеграммами и кто его знает, с чем ещё. Нащупывает и выуживает прямоугольник цветного картона. – Вам открытка!
Если бы он сразу взглянул на хозяйку, то удивился внезапной бледности на круглом личике и расширившимся голубым глазам. Женщина пугается, но сразу же справляется с собой, на лице доброжелательность и ничего более, что могло бы её выдать.
– Вам пора, Карл Демьянович, – напоминает она о служебных обязанностях, уминающему четвертый пирожок почтальону, – я вам с собой положу.
Сегодня Карл Демьянович решителен, он предпринимает тринадцатую попытку пригласить мадам Купалову на прогулку. Так уж выходит: раз в год он набирается храбрости и зовет даму, которая нравится ему с момента приезда в Катьковск, на свидание, но каждый раз она отказывается, ссылаясь на конкретную причину. Но то ли настроение сегодня особое, то ли дело в любимых пирожках с капустой – господин Полдин уверено зовет приятельницу прогуляться вечерком у речки Калиновки.
Вопреки предыдущим двенадцати отказам, Клара Захаровна задумчиво смотрит на Карла Демьяновича, затем на открытку, снова на него и дает ответ.
– А что, погода отменная, июньская. Почему бы не прогуляться. К тому же на будущей неделе придут дожди.
– Вот и превосходно! – торжествует Карл Демьянович. – Я зайду часочка в семь, и пойдем к Калиновке. Там соловьи по вечерам такие концерты закатывают!
Когда за почтальоном закрывается дверь, улыбка сползает с лица хозяйки.
Женщина усталой походкой добирается до кресла в гостиной и сгоняет кота, занимая его место.
– Что за грубость? – обижено мяукает Варфоломей. – Мало того, что я вынужден терпеть этого пожирателя пирожков, так меня ещё и гонят с моего же места!
– Не ной, Варфоломейка, не ной, не до твоего ворчания, – отмахивается от упреков кота Клара Захаровна.
Варфоломей хоть и кот, но далеко не дурак, за которого большинство людей держит его кошачьего брата. Его желто-зеленые глаза внимательно следят за каждым хозяйкиным движением и скоро выясняют причину хмурости.
– Открытка? А их разве шлют без конверта?
– Тот, кто её послал, не пользуется конвертами, – вздыхая, говорит Клара Захаровна.
– А кто это «тот»? – интересуется Варфоломей.
Но у его хозяйки нет желания что-либо разъяснять, она просит подать ей письмо, которое пришло вместе с открыткой. Кот запрыгивает на стул, подтягивается и лапкой добирается до белого конверта. Ловкий зацеп – и письмо падает на пол, откуда его проще простого поднять, что и происходит.
– Спасибо, Вахруша, – забирает конверт из кошачьей пасти Клара Захаровна, попутно гладя дружка по голове.
Когда кота гладят по голове – ему нравится, а вот, когда называют сколь угодно, но не Варфоломеем – не нравится. Поэтому кот отзывается коротким фырканьем, нечто средним между «ладно уж, стерплю и в этот раз».
– Кстати, а зачем ты согласилась пойти с почтальоном на свидание? Ты же знаешь, что это свидание? – спрашивает любопытный Варфоломей.
– А бес его знает, зачем, – рассеянно отвечает мадам Купалова, отрывая уголок конверта. – Увидела открытку и как будто затмение нашло. Да ладно, хоть прогуляюсь вдоль Калиновки. Давно я не слушала соловьиных песен.
– Ага, а кто ж тогда каждую ночь напролет серенады наяривает со стороны леса? – ехидствует кот.
– Ну, так то лесные соловьи, а то – речные, – парирует Клара Захаровна. – Это тебе, хищнику, без разницы, какую птичку заглотить, а меж тем, поют они совершенно по-разному.
– Куда ж мне, хищнику, до ученых ведьм, – обидчиво бурчит Варфоломей и уходит из дому. Всё равно скоро потянутся прочие визитеры, а он лучше в лесу на камне полежит, на том, что в народе чертовым кличут. Там хоть спокойнее и народ редко шастает.
Вопреки таланту видеть сквозь преграду, полученное письмо она читает, как все обычные люди – развернув сложенный вчетверо лист крафтовой бумаги и приблизив к лицу.
– Так-так, подружки, поздновато вы ставите в известность о том, кто уже дал знать о себе, – Клара Захаровна кидает мельком выразительный взгляд бирюзовых глаз на подлокотник кресла: туда она отложила открытку, так её расстроившую. – Но хоть не забыли о нашем съезде. Это уже хорошо. В августовскую пятницу! Вроде ж всегда по субботам собирались. Да, за тринадцать лет можно и подзабыть. Ах, Лора, Фрици, Джиса, Вилда и Алина! Каковыми вы прибудете? Может, еще не поздно…. успеем поставить заслон и он не….
Договорить вслух она не успевает, потому что дом наполняется трубным гласом орга́на – кто-то звонит в дверь.
На пороге Глафира Петровна, библиотекарь одной из двух катьковских библиотек. Прежде, когда население страны повально читало, в городке насчитывалось четыре филиала, но с упадком интереса к бумажным изданиям, количество сократилось до двух: для взрослых и детей. Глафира Петровна заведует во взрослой библиотеке отделом периодики, где бережно хранятся журналы и газеты прошлого столетия, а также до сих пор идёт пополнение современными изданиями – это, кстати, поддерживает определенный интерес у нынешних читателей, а заодно и сотрудников. Даже будучи на пенсии, библиотекарь не оставляет свой пост, в основном из-за престижа: там она – заведующая, а без библиотеки – простая пенсионерка, каких пруд пруди.
– Доброго времечка, Клара Захаровна, – приветствует хозяйку, браво переступая порог, незваная гостья. – Я тут шла мимо, думаю, дай-ка, зайду, проведаю тебя.
Есть такие люди, которые любят оставаться на середине во всём и самая очевидная черта – это обращаться к человеку по имени-отчеству, но исключительно на «ты». Эта привычка ужасно раздражает мадам Купалову, но, сколько она ни намекает, даже в лоб говорит, а всё без толку – Глафира Петровна ни с места ногой.
– М-м-м, у тебя уже кофе готов, отлично! – проходя прямиком в гостиную, впереди хозяйки, улыбается заведующая газетами и журналами, – я как раз проголодалась.
Клара Захаровна закатывает глаза (так, чтобы гостья не видела) и предлагает сесть. Повторять не нужно, Глафира Петровна плюхается своим внушительным низом на стул, раздается тихий скрип. Каждый раз у Клары Захаровны возникает сомнение – сдюжит ли стул с подобным весом, но пока обходится.
Кофе налит, пирожки продолжают таять на тарелке. А хозяйке надоедает ждать и она сама спрашивает:
– Как ваши дела, Глафира Петровна?
В отличие от застрявшей на серёдке библиотекарше, мадам Купалова на этой самой середине не задерживается и, если держит дистанцию, то держит.
– Ах, ты знаешь, – как обычно начинает затягивать охи-вздохи, ждущая именно этого вопроса Глафира Петровна, откусывая от третьего пирожка крупный кусок, – не всё ладно.
«Тебе бы поменьше есть мучного и больше двигаться, милочка. Вон, какие телеса раскормила среди своих журналов», – думает Клара Захаровна, но вслух, конечно, так никогда не скажет. Она же на середине не стоит, как некоторые.
После пятого пирога причина визита раскрывается: Глафиру Петровну беспокоят «нехорошие» сны и она пришла за «каким-нибудь» снадобьем, дабы прекратить кошмары. Клара Захаровна и без того прекрасно знает о «снах», а потому и травы для чая уже лежат неподалеку. Объяснив, как и в каких пропорциях употреблять отвар, хозяйка, наконец-то спроваживает любительницу сдобы. Но до вечера ещё далеко, а это значит, что скоро в дверь снова постучат или позвонят.
Не проходит и получаса, как орга́н возвещает о приходе другой пенсионерки, которая подъедает пирожки с клубничным вареньем за чашкой кофе. Это Марья Романовна, она здесь не за тем, чтоб о чём-то просить и уж не за тем, чтоб жаловаться. Всё просто: она одинокая душа и ходит в гости к Кларе Захаровне просто поболтать, побыть не в одиночестве. Её Клара Захаровна потчует с удовольствием, предлагает ещё конфет и кофе, заодно слушает о буйной молодости Марьи Романовны, ведь что ещё собственно и нужно одиноким душам: они хотят быть услышанными.
Рассказы обычно растягиваются на два с лишним часа, но хозяйка не торопит гостью, ей и в самом деле интересно в её обществе. Когда же Марья Романовна спохватывается и с искренними извинениями удаляется, Клара Захаровна идет на кухню, где уже поспевает тесто под будущие пирожки. Только вот начинка будет другая.
Ближе к вечеру в гости забегают мальчишки-восьмилетки, Валентин Новик и Эдуард Фрей. Валя чуть полноватый мальчик, но рассудителен не по годам, а вот его товарищ, Эдик, тот мельче, худее раза в два и порывистый (с шилом в одном месте), но добрый мальчуган. Ребята с порога наполняют дом рассказами о событиях, в которых они успели принять участие сегодня. Особая гордость Валентина – восхождение на чертов камень, местную достопримечательность, таящуюся в глубине леса. Камень похож на козье копыто и высотой с двух взрослых человек, но для двух восьмилеток – это рекорд.
Довольные мальчишки под умеренную похвалу Клары Захаровны уплетают свежеиспеченные пирожки с рисом и яйцом. Особенно блаженствует Эдик: это его любимая начинка в пирожках. На дорожку Клара Захаровна снабжает юных покорителей чертова камня парой пирожков.
В семь вечера у черной калитки ждет Карл Демьянович, прогулка с ним вдоль Калиновки оказывается приятной и душевной. А соловьи поют нежно и сентиментально, не как в лесу.
– Всех накормила? – фырчит образовавшийся из сумерек вечера Варфоломей, когда свидание с почтальоном уже позади. – И много узнала?
– Представь себе, даже очень.
Она садится в кресло, которое заблаговременно передвинуто к окну, берет утреннюю открытку и смотрит. С лицевой стороны на неё щерит пасть громадный волк. На обратной – нет никакого послания, кроме адреса и её имени. Но Клара Захаровна умеет читать и по пустоте.
Она вздыхает.
История четвертая. Ведьма и мальчишки
Мальчишки – неуемный и любознательный народ. Их хлебом не корми (потому что вкуснее пирожки), дай что-нибудь открыть, исследовать и прославиться. Один мальчуган может создать для родителей проблему, а если их больше одного? Катастрофу, не меньше.
Разумеется, ни Валентин Новик, ни, тем более, его товарищ по играм и сосед по парте Эдуард Фрей на свой счет бытующее мнение не принимают, полагая, что это всё – о других мальчиках. Да и какие могут быть проблемы, когда тебе всего-то восемь лет?
А июль – коварный месяц лета. Июнь уже за спиной, школяры за месяц подзабывают школьную дисциплину и наивно помышляют, будто у них впереди вагон времени и тележка. А потому именно в июле и свершаются самые отчаянные и смелые дела. А когда ж их ещё совершать? В августе ребята совсем от рук отбиваются и входят в тягучую стадию каникул – ленивую. Им, перепробовавшим все затеи и проказы, в головы почти ничего не лезет, и они донимают взрослых, а те начинают ныть – совсем от рук отбились – и, пытаясь хоть как-то урезонить отпрысков, склоняют тех к работе на грядках или уборке мусора в сарае, скопившегося за целое лето. И выходит, что к следующему учебному году мальчишки так устают от безделья и нескончаемого третирования старших, что входят в класс с хмурыми лицами. А всё июль виноват. Вот не было бы его и не успели бы мальчишки все свои задумки осуществить, и школа бы так не огорчала.
У Вали и Эдика каждый день в июле расписан. На прошлой неделе друзья исследовали чертов камень вдоль и поперек. Чертов камень – местная достопримечательность, высотой с двух взрослых человек, гладкий и раздваивается, как козье копытце. Правда, идти до него битый час, но это не отталкивает мальчишек. Валентин Новик, будущий исследователь и путешественник, ходит с блокнотом и карандашом: туда он заносит всё, что значимо, а важным может оказаться всё, что угодно. Недавно с Эдиком, его сестрой Екатеринкой и Викой Гвоздиковой Валя совершил первое самостоятельное путешествие к чертову камню – до того ему доводилось бывать у «копыта» исключительно в компании взрослых. И вот всю прошлую неделю ребята, без девчат, вычисляли ширину и высоту камня при помощи измерительной ленты, позаимствованной у мамы Эдика. На «копытце» поднялись по березкам, вплотную растущим подле камня. Если ведьмовской кот взбирается по березе на верхушку камня, то и мальчишка вскарабкается. И вскарабкались.
– Как здесь… грязно, – брезгливо замечает Эдик Фрей, осматривая разочарованным взглядом каменистую площадку, усыпанную толстым слоем старых и свежих березовых листьев, шишек и веток, нанесенных ветром да припорошенных сверху пылюгой. – Ой, что это? Фу!
Очевидно, кот, которого ребята не так давно застали на вершине камня, здесь не только отдыхал. Среди коричневато-зеленого настила белеют тоненькие крохотные косточки, принадлежавшие в былой жизни мышкам и птичкам.
А вот Валю это зрелище не отпугнуло, а напротив, заинтересовало. Столько костей он ни разу не видел и, присев на корточки, принимается ощупывать и рассматривать, как бывалый палеонтолог.
– Тебе не…противно? – кривится в гримасе личико Эдик.
– Да нет. Это ж всего кости. Вот, если б на них было мясо, тогда…
Эдик мнется и решает, что интереснее посмотреть с края копыта. Да, высота всё-таки приличная, ну, для восьмилеток.
– А знаешь, мы ведь, наверное, первые, кто взобрался на чертов камень, – делает вывод Валентин, опуская очередную косточку на листья и занося пометки карандашом в блокнот.
– Да ну, не может такого быть, чтоб никто до нас сюда не забрался, – возражает Эдик, но как-то слабенько. На самом деле, ему страсть как хочется оказаться где-то первым.
– Посмотри, сколько листьев нападало, – с ученым видом тычет юный палеонтолог карандашом в прелые листья, – в этом году точно, тебе говорю, никто сюда не залезал.
– А кот?
– Кот не считается, он не человек. Считаются только люди.
Мальчишки обходят площадку, всё сильнее влюбляясь в новое место. Эдик, привыкнув к белеющим остаткам кошачьих обедов, даже смелеет, подбирает несколько и бросает с верхотуры.
– Если здесь прибраться, ну, там расчистить место, можно принести плед, – начинает планировать в своих мечтах Валентин, – и пару толстых палок. Тогда у нас будет свой шалаш!
– Или палатка! – восклицает товарищ по играм и сосед по парте. Идея, правда, шикарная. – Здорово ты придумал, Валька.
– Бери выше: наблюдательный пункт, – умничает Валентин со значением, по-взрослому, поднимая указательный палец вверх.
И вот остальные дни на той неделе идут на уборку мусора с камня и установку «наблюдательного пункта». У Вали есть бинокль, отличный, взрослый, и ребята по очереди смотрят в него, высматривая шпиона. Откуда должен прийти шпион и почему, мальчишки не знают, но надеются, что придет. Кстати, черный кот тоже не возвращается, очевидно, облюбовав менее оживленное местечко.
И как бывает с непоседами-мальчишками, лежать три дня подряд, пусть и в засаде, в шалаше из пледа надоедает. Даже с бутербродами. Детский пыл исследователя мешает им продолжать ответственное и, безусловно, опасное дело. И они выдумывают новую миссию.
Недалеко от чертова камня ребята в бинокль примечают блестящую ленту ручья. Идея – пойти и рассмотреть ближе – возникает одновременно в мальчишеских головках. На другой день спозаранку Эдик забегает за Валентином, ну потому что у Эдика непоседливые и быстрые ноги, хоть он и меньше друга, как в росте, так и в весе. А Валя, пусть и упитанный и неторопливый, зато вдумчивый и умный. Наскоро уложив в рюкзачок: блокнот с карандашом – для заметок, бутерброды – для обеда (идут же на весь рабочий день) и бинокль – а вдруг шпиону вздумается именно сегодня пробираться через лес, приятели снова без девочек идут прямиком в лес. Не то чтобы они не хотят брать подружек с собой, тут дело ответственное и далекое, не для нежных девчачьих ножек. Да и не всё, по правде, знать нужно девочкам. У парней ведь могут быть и свои секреты.
Ручей оказывается обычной быстроногой водой, текущей по неглубокому желобу старой канавы, выкопанной в противопожарных целях лет этак… одним словом, когда Вали и Эдика на свете не было. Пройдя вдоль ручья метров сто (на самом деле не больше тридцати), мальцы впадают в скуку, но тут в умную голову Валентина приходит гениальная идея: устроить корабельные гонки. Так как ни у кого с собой не прихвачено помимо бутербродов даже малозавалящего кораблика, то ими провозглашаются кленовые листья.
Выбираются два больших кленовых листа. Эдик даже сажает в своё судёнышко жёлудь в шляпке, короновав его капитаном галеона, а Валя за неимением подходящей кандидатуры обходится маленькой раздвоенной косточкой, припрятанной в карман с места кошачьего пиршества. Одновременно отпустив листочки, мальчики бегут следом. Течение оказывается быстрее, чем казалось до того, как корабли отчалили из рук юных путешественников.
Огибая кусты и кочки, спотыкаясь о корни деревьев, мальчуганы торопятся за корабликами. Русло ручья ширится и вдруг за очередным поворотом впадает в большой пруд, круглый, как ковш, густо поросший по бережку мокрицей. Вода, втекая в круглый ковш, теряет бег и засыпает. Она даже пахнет невкусно – тиной и сном, как выражается Валя. Он даже шутит: если выпьешь воды из пруда, уснешь тогда.
Кораблики с капитанами врываются в центр пруда и замедляются. Мальчики уже решают – победит тот корабль, который первым пристанет к берегу. Скорость галеона и каравеллы падает почти до нуля, но всё ж они тащатся к берегу, где за них болеют два юных спортсмена.
Настает такой напряженный момент, когда ближе к бережку подходит Валина каравелла. Ей остается чуть-чуть, и она вот-вот ткнется кончиком листа в землю.
И Валя, обрадованный такой удачей, забывая обо всём, в том числе, о безопасности, встает на четвереньки и тянется рукой к кленовому листу. Пальцы почти касаются кораблика, Валя ликует – сейчас он вытянет суденышко и станет победителем гонки. Сзади достаточно громко возражает Эдик, но Валентин напоминает, что правилами не возбраняется «помощь» своему кораблю. Но Эдуард почему-то не может вспомнить этих правил.
Пока идет препирательство между друзьями Валя оскальзывается на мокрице. Берег пруда покатый и мальчик теряет равновесие: владелец каравеллы падает в воду. Мало того, что берег скользкий, ещё и вода глубокая, юный гонщик не достает ногами дна.
Валю охватывает паника: он и так никудышный пловец, а тут и вовсе со страху забывает, как плавать. Он ойкает, колошматит руками по воде (при этом кораблики уплывают далеко от берега в другую сторону) и зовет Эдика.
Эдик застывает на месте – это так не похоже на непоседу, но у него сложная дилемма: с одной стороны, он отчаянно желает спасти друга, ведь кроме того, что он лучший бегун среди сверстников, но также и отличный пловец; с другой стороны, Эдик меньше Вали, и видя, как шумно барахтается товарищ, опасается, что друг и сам утонет, и его за собой утянет. Наверное, это один из редких случаев, когда Эдуард Фрей включает голову и решает «разумно» подойти к решению проблемы. Нужна палка – решает Эдик и лихорадочно озирается по сторонам, но как назло, подходящее орудие спасения не желает казаться ему на глаза. И отойти мальчик не смеет, ведь утопающий уже еле держится на плаву. Остается одно.
Эдик становится на четвереньки, совсем как недавно Валентин, и подбирается к самому краешку опасно скользкого бережка. Тянет руку к другу и кричит, чтобы тот пытался схватить его. Валя старается, но не дотягивается. Эдик подтягивается ещё – если он сдвинется хотя бы на сантиметр, свалится в воду и ничем уже не поможет другу. Отчаяние накаляется.
– Мяу, – раздается за спиной Эдика, а затем вздох.
Эдуард Фрей не оглядывается назад, он замирает с протянутой к воде рукой, точно статуя. Но не только подобное чудо происходит с ним, всё вокруг глохнет. Ветер, птицы, насекомые – смолкают, деревья – не шелестят листвой, вода и тонущий в ней Валентин – застывают единой скульптурной композицией.
За спиной оцепеневшего Эдика возникает черный кот, а за ним – Клара Захаровна, местная ведьма. Как обычно, в черном платье с фиолетовым платком на шее она бормочет какие-то слова, которые не разберет даже Варфоломей, её кот. Но то, что она произносит, начинает действовать: вода выпускает из своих жадных объятий Валентина Новика и тот, под действием колдовства, плавно переносится на берег, рядом с Эдиком.
Клара Захаровна смачно щёлкает пальцами, и мальчик плюхается на землю. В тот же миг время возобновляет свой ход – ветер дует, насекомые жужжат и летают, птицы щебечут, а кораблики лениво ползут по воде назад к бережку.
С Вали потоками льется вода, но он этого даже не замечает, потому что в шоке, равно как и Эдик. И не удивительно: только что один из них тонул, а другой тщетно старался его спасти и вдруг – бац! – невообразимым образом утопающий на берегу. Лишь переведя взгляд назад, мальчишки замечают даму в черном, и всё сразу становится ясно. И страшно. Кто ж из детворы не боится ведьмы из орехового домика? А если не боится, то остерегается ей попадаться на глаза.
– Как думаешь, Варфоломей, – обращается ведьма к черному коту, который смотрит на мальчиков так, будто его всё это не касается, – мы здесь больше не нужны?
– С ними всё в порядке, – чопорно произносит кот, и взгляд его полон пренебрежения, что свойственно почти всем кошкам. – Можно идти домой, я проголодался.
Но этот веский аргумент остается без ответа, Клара Захаровна с интересом смотрит на застывших уже от испуга мальчишек.
– Вставайте, – велит она, наконец, поворачиваясь спиной и намереваясь идти от пруда, – и следуйте за мной. Время полдника подошло.
Ребята так загулялись, что напрочь забыли о полднике. У Вали при упоминании о нём урчит в животе. И мальчишки послушно движутся за ведьмой и её котом, то ли от вдруг накатившего голода, возникшего под воздействием приключения, то ли от волшебных чар, которые могла на них наслать Клара Захаровна.
Конечно, наслушавшись от взрослых да и от сверстников баек про хозяйку домика с ореховыми стенами, мальчуганы по мере удаления от коварного пруда и приближения к дому Клары Захаровны – с него от леса начинается городок – принимаются фантазировать себе много чего. Им кажется, что всё закончится, как в старой сказке: ведьма прикажет им сесть на лопату, а затем отправит их прямиком в печь – вот тебе и полдник, то-то котяра всю дорогу фыркает да зыркает глазищами, будто знает.
