Ольга Сторм
Вселенная Бодхи
Глава 4. Полярная ночь в Инфинити.
Прошли уже две недели после той встречи, но от Бодхи все не было вестей. Софи отправила ему сообщения пару раз, но он не ответил. Софи впервые в жизни за кого-то так беспокоилась.
Вновь и вновь возвращаясь к тем особым ошеломляющим моментам в Инфинити, когда она всем существом хотела остаться там навсегда. В те мгновения вся ее другая жизнь казалась ей второстепенной, а опыт, который она испытала, был больше любых ее представлений, желаний или удовольствий. Инфинити, отражала в себе ее Софи такую, как она есть, возвращала ей взамен абсолютное совершенство и переносила ее в те состояния, силу и красоту которых ей возможно придется переосмысливать всю жизнь.
Инфинити обладала чем-то, что может сделать пребывание в ней более ценным, чем любая другая жизнь. И это могло бы произойти даже с Бодхи. Софи чувствовала, он останется там, и ничто не заставит его вернуться. Наконец, она решилась расспросить Искусственный Интеллект, существует ли опасность для Бодхи, и как можно ему помочь, и Эй Ай мгновенно ответил:
– Софи, рад сообщить, что как с физической, так и с психологической точки зрения, Бодхи находится в прекрасном состоянии. Ему не угрожает опасность, и он не нуждается в дополнительной помощи.
– Почему мы не можем пробудить Бодхи и проверить, все ли у него в порядке, настаивала Софи.
– Мы не можем Софи, Бодхи свободен делать то, что он хочет.
В 71-м веке нарушение чьей-либо воли считалось антиэтичным. Это был мир, где люди пришли к полному индивидуализму и воплотили идею совершенного общества, предоставляющего все лучшие блага и свободу для каждого. Воля любого человека представлялась ценностью высшего порядка. С раннего детства в человеке развивали способность делать свой свободный выбор. Люди с усовершенствованными генами в то время уже обладали намного большей свободой воли в том числе и на биологическом уровне. Вот почему, идея разбудить Бодхи вряд ли кому-то понравилась бы.
– Тем не менее, ничто не мешает тебе отправиться самой в Инфинити и найти Бодхи, поскольку только у тебя, собственно, и есть персональное приглашение. Продолжал Эй Ай.
Искусственному интеллекту не составило труда убедить Софи отправиться в Инфинити, но, разумеется, с дополнительным контролем и обеспечением ее безопасности извне. Таким образом, Софи снова отправилась в новое виртуальное путешествие.
В Инфинити сегодня наступила полярная ночь. Софи удивительным образом сразу оказалась на берегу океана, здесь царило абсолютное безмолвие. Яркое звездное небо и всполохи северного сияния освещали снежный пейзаж и о огромные ледяные глыбы. Без Бодхи – то была другая одинокая планета.
Софи попробовала позвать его, но тишина была такой глубокой, что звук ее голоса звучал как-то глухо и неестественно как во сне. Волшебная сила Инфинити тоже не торопилась перенести ее к Бодхи. Снег скрипел под ногами и откуда ни возьмись налетела вьюга, Софи оглядывалась вокруг в надежде, что что-то укажет ей путь. Каждый новый шаг давался все труднее, и ноги увязали в сугробах. Софи было холодно и жалко себя, ветер и снег становился все сильнее и превращался снежную бурю.
Софи остановилась и закрыла лицо руками, вдох и выдох, вдох и выдох, воздух был невероятно чистым студеным. Она вдыхала эту свежесть, и чувствовала себя все спокойнее, увереннее, она поняла, что как по волшебству укутана в теплую зимнюю одежду, снег и зимний пейзаж доставляет ей удовольствие. Она упала в пушистый сугроб, рисуя руками крылья ангела. Она любовалась звездами и чудесным сине-зеленым полярным сиянием. Бескрайний мир звезд расстилался над ней, внезапно она увидела себя откуда-то с большой высоты, одиноко лежащую на снегу на фоне ледяной пустыни, на кромке, где заканчивается земля и начинается темная бездна океана, ледяные шельфы, кристально чистые воды, громадные айсберги, погруженные в синие глубины.
Софи ощутила себя как маленькая снежинка, плывущая в белом пространстве льда, окруженная вечным полярным сиянием и холодом. Она ощущала этот мир внутри себя, он был совершенным, чистым и ясным. Звезды сияли внутри нее и полярные всполохи становились вспышками ее сознания. Ее разум наслаждался этой бесконечной красотой, ее духовная сущность отражала в себе тонкие вибрации этой вселенной, включая даже те, которые были связаны с Бодхи, находящимся так далеко. В этот момент не было места ни для сожалений, ни для обид, она интуитивно знала, что Бодхи очень хорошо в этом мире и он свободен остаться в нем так долго, как только захочет, и даже может быть на многие годы.
Глава 5. В опасности ли Бодхи?
На следующий день было в воскресенье, а по выходным Софи всегда посещала дом своих родителей. По счастью ее отец и мать продолжали жить вместе, хотя в 71 века это уже было большой редкостью.
Последние десять лет отец Софи был увлечен культурой эпох Просвещения и Романтизма. Этот уникальный период истории человечества, известный как эпоха литературных великанов, стал для него источником бескрайнего вдохновения. Отец Софи был истинным знатоком литературных произведений восемнадцатого – девятнадцатого веков. В залах родительского дома Софи царила французская речь, и каждая деталь интерьера в стиле Ар-Нуво вдохновляла на путешествие в прошлое. Это был дом, в котором ощущался особый дух того времени. Отправляясь в гости к родителям, Софи знала, что отец будет особенно счастлив, если в ее одежде будут присутствовать элементы моды тех далеких столетий.
– Добрый день, моя дорогая Софи, как же рад я обнять тебя. Мамы сегодня не будет, она концертирует, ну а я, в полном твоем распоряжении. (Мама Софи была замечательной пианисткой и разъезжала с концертами по всему миру, она разделяла страсть к той древней эпохе и их дом часто наполнялся звуками не цифрового рояля Steinway.)
– Папа, ты, как всегда, в отличной форме.
Отцу Софи, его звали Антуан, было немногим больше 350 лет, по меркам 71 столетия, он был еще совсем молодым человеком в расцвете его физических и интеллектуальных способностей.
– Да что я? Моя дорогая, ты взгляни на себя, – говорил отец – Ты восхитительно выглядишь в этом превосходном наряде. Пойдем же скорее в библиотеку, там и побеседуем о том, о сем. А потом, – продолжал он уже в роскошной библиотеке, – Франсуаза приготовит нам изумительные блинчики. Рецепт я нашел у самого Анри-Мари Карэм, взгляни-ка сюда, – указывал он на печатную копию древней книги, которую он взял со стола, – «Ле Гид Гастрономик» рецепт французских блинчиков с клубничным джемом.
Франсуаза – это семейный домашний робот, специально созданный для того, чтобы великолепно готовить и заботиться о быте. И Софи с детства любила ее кухню.
– Ах эти восхитительные печатные книги, – говорил отец Софи, приближая книгу к своему носу. – Ты только вдохни их аромат, милая. Какое блаженство уютно устроиться в этом кресле и перелистывать страницы, слушая лишь треск угольков в камине и размеренное тиканье аналоговых часов.
– Однако, что с тобой, моя дорогая? Не в самом радостном настроении ты сегодня, – произнес он, глядя на нее с вниманием и заботой.
– Да, мне грустно, папа. И есть на то причины.
– Если не желаешь, раскрывать свои чувства, дорогая моя, я не настаиваю. Но, если на сердце у тебя печаль, знай, что я всегда готов выслушать и поддержать тебя в любой момент.
Софи помолчала, по какой-то причине ей не совсем хотелось рассказывать отцу о своих отношениях с Бодхи, хотя она знала, что ее папа – умнейший человек, умеющий своим особым взглядом на вещи и доброй шуткой свести на нет любую проблему.
Борясь со смущением она произнесла:
Ну, если сказать коротко, один мой друг, он…, он застрял в своей матрице, и он похоже вообще не собирается ее покидать.
– Искренне жаль, Софи, искренне. Да, какой век наступил, – воскликнул Антуан, – люди все более погружаются в мир искусственного, утрачивая способность наслаждаться истинным.
– Папа, но ведь и ты и мама, и я тоже живем немного искусственной жизнью, – заметила Софи. – Взгляни на этот дом, на эти книги, ведь они – всего лишь попытка вернуть прошлое, которого уже нет.
– Да, нет, доченька, ты к нам несправедлива. К счастью, я учитель, и моя повседневная жизнь связана с моими интересами, которые по большей мере сосредоточены в известной тебе эпохе. Именно поэтому – мой кабинет и мой обычный облик – олицетворяют то знаменательное время. Но даже несмотря на это, и я тоже могу надеть мои потрепанные джинсы и отправиться с твоим маленьким братом на велосипедную прогулку, порой.
– Но Папа, твои раритетные джинсы и велосипед – это та же глубокая древность? Разве не так?
– Ты права, права, дочь, – спохватился тот, – наш дом и образ жизни, который мы вместе с твоей мамой ведем, можно действительно назвать попыткой возродить культуру прошлого.
– "Мы все живем воображаемой реальности; но тот, кто понимает смысл в словах 'воображаемая реальность', шагнул за грани фантазии в мир настоящего волшебства." – Антуан не без удовольствия привел цитату из произведения Сэмюэля Тейлора Кольриджа, английского поэта 19 века.
– Однако, по моему мнению, – продолжал Антуан, – любая культура, в конечном счете, несет в себе элемент искусственности. И, возможно, твоему другу следует попробовать усвоить у нас некоторые уроки о том, как воплотить свою страсть в повседневную реальность. А как ты думаешь, дорогая, это было бы хорошей идеей? Приглашай его к нам в тот редкий момент, когда он выберется из виртуального мира и окажется среди нас – обычных смертных. Франсуаза с удовольствием приготовит нам великолепный ужин, а мы сможем поговорить об искусстве, почитать стихи, а потом наш дом обязательно наполнится музыкой – звуками Шопена и Дебюсси. Когда ты и мама, сядете за рояль вдвоем, и порадуете нас своей игрой в четыре руки, это будет настоящим наслаждением.
Ясно вообразив эту картину, Софи расплылась в улыбке, но потом опять помрачнела.
– Боюсь, как бы мой друг не остался там навечно. – прошептала она, как будто размышляя вслух.
– Конечно же, моя дорогая дочь влюблена, – заключил Антуан. – Понимаю, что сердце твое страдает, милая моя, но любовь всегда прекрасна. И даже самые мучительные страсти – это высшее переживание – сказал он с нежностью.
А горе мимолетной утраты часто становилось источником вдохновения для создания вечного. Только послушай:
"…Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою…"
Прочитал он строчки древнего русского поэта на языке оригинала, замечая, что Софи остается равнодушной к его попыткам обратить свое внимание на светлые стороны происходящего с ней.
– Однако, Софи ни я, ни сам великий Пушкин не можем убедить тебя. Что ж, в таком случае, доченька, предлагаю сыграть в нашу с тобой любимую игру под названием:"Сюжет какой книги схож с моей ситуацией?"
– Хм, – Софи кивком одобрила идею, и после небольших раздумий с улыбкой произнесла, – ну, может быть, "Сказка о мертвой царевне", например?
Антуан зачитал несколько строк из «Сказки о мертвой царевне и о семи богатырях» наизусть:
“Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
Софи рассмеялась. Ужасно комично рисовало ее живое воображение Бодхи в роли спящей царевны.
– Кстати, Софи, – продолжал отец, – а ведь ты, наверное, и не знаешь, что в этой сказке был использован мотив фольклорного сюжета о Белоснежке и о семи гномах, превращенных ловко в семь богатырей. И с твоим другом мне твоя аналогия ясна, однако кого, по-твоему, должны символизировать эти метафорические гномы в твоей истории?
– Не знаю, папа, сказала Софи, смеясь, я сама задаюсь этим вопросом теперь.
Софи восхитительно провела время в компании своего отца, Франсуазы и ее блинчиков, которые были просто великолепными.
Потом её охватило желание вновь услышать звуки своего любимого рояля. Закрыв глаза, она начала играть, и ее внутреннему взору представилось, что Бодхи мог бы оказаться однажды здесь, рядом с ней, не в том странном мире неземных ощущений, но в этом доме, который с самого детства для неё оставался самым настоящим и уютным местом на Земле.
– Спасибо папа, – говорила, она, обнимая его на прощание. – Тебе все же удалось меня развеселить.
Самым грустным фактом в жизни Софи было то, что имея замечательную семью и родившись в эту счастливейшую из эпох, она все-таки обладала обычными генами несравнимыми с теми, что имели все остальные в 71 веке. Это произошло случайно, и некого было в этом винить. Однако её любимая прабабушка по имени Виктория считала генетическую особенность Софи не просто не недостатком, но даже достоинством. (Кстати, Виктория не любила, когда ее называют прабабушкой. Она ворчала: 'Что за нелепая роль, как мне вписаться в это странное функциональное отношение?'")
Софи чувствовала, что Виктория всегда относилась к ней с какой-то особой теплотой.
“Ты же настоящая жемчужина, Софи”, – говорила она, – “в мире людей, которые подчинили свою биологию упрощенным идеализированным концепциям, ты являешься воплощением подлинной человеческой природы. Ты – словно дикая роза, растущая среди искусственных садовых цветов, чьи ароматы почти потерялись в процессе множества манипуляций”.
Софи сама не совсем понимала, о чем говорит Виктория, но в трудную минуту она предпочитала обратиться именно к ней.
Несмотря на то, что Виктории было уже более 450 лет, она сохраняла свою особую красоту и изысканность. Ее лицо, испещренное морщинами, выглядело столь одухотворенным, а глаза были такими глубокими и спокойными, что Софи каждый раз невольно ею любовалась. Незнакомец, встречая эту женщину впервые, мог бы подумать, что она, скорее всего человек искусства. Однако Виктория посвятила всю свою жизнь науке и обладала исключительно строгим, и превосходным интеллектом. Как Виктория однажды рассказывала Софи, первое время она занималась психологией, однако, чтобы лучше понять эту науку ей пришлось начать свои исследования в области биологии, нейрофизиологии, этологии, а затем и антропологии, Виктория углубилась в древнюю историю, и чем больше она узнавала о человеке, тем больше новых вопросов возникало в ее голове.
Теперь же Виктория жила в уединении далеко в Австрийских Альпах, занимаясь медитацией. Она рассказывала Софи, что теперь, в итоге, больше всех обретенных ею знаний она ценит внутреннее безмолвие.
