bannerbannerbanner
Призрак мятежного Ориона

Ольга Шельпякова
Призрак мятежного Ориона

Глава 19

Вторая боевая смена «старпомовская» и капитану можно было отдохнуть.

Константин Градов – старпом…

Возглавлял «белую гвардию». Прекраснейший человек и надёжная броня со спины.

Кто дрался в меньшинстве, тот поймёт, что спина к спине – большая сила.

Он всё делал непринуждённо легко. Без матерщины, криков и перегибов, свойственных другим офицерам в этой должности. Константина не просто уважали – его любили на корабле.

С его приходом на «Ласточку» многое плавно поменялось.

Разбился противостоявший командиру тандем его предшественника с замполитом.

Самарин требовал от старпома сплочения вокруг себя офицеров, как положено по статусу старшего офицера корабля и главы кают-компании. Этого в полной мере не удавалось добиться ранее.

Градов, сначала, категорически не хотел идти на «С-37».

После полугодичной автономки (так подводники называют несение боевой службы), он развёлся с женой.

Это бывает нередко. Есть органы, надзирающие за поведением жён, а в маленьком гарнизоне Балаклава слухи работают ещё сильнее. В итоге, всегда есть кому довести соответствующую информацию до человека, познавшего ностальгию и тоску по дому.

Он оставил квартиру и перевёлся в спокойную Феодосию, где опытовые лодки дальше двенадцати миль от залива и дольше трёх суток не ходили. Самарину же командир дивизиона предложил самому выбрать старпома, с гарантией его поддержки.

Бедный Костя…командир не знал его депрессивного состояния, а он молчал. Может и к лучшему.

В постоянном напряжении службы легче уйти от собственных проблем. Теперь он свободен, и по этому красавцу с усиками и вьющимися волосами, вздыхают все красотки, не только Феодосии.

Ему удалось сотворить самаринский авторитет «красно солнышко».

На базе Виктор стал реже появляться перед личным составом, но уж если появлялся, то эффектно.

Каждое утро Самарин получал не только скупой доклад о замечаниях, но и что-нибудь такое, чем можно "почистить зубы" на подъёме флага.

Если Константин обосновывал необходимость командирского воздействия на экипаж, то это сопровождалось подтверждением реальной властью. Объявляет Самарин отпуск, и тут же выдаётся отпускной билет.

Если это арест, то командир не сильно разъяснял перед строем какой боец «засранец и негодяй», а просто «твои командиры тобой недовольны».

Старпом вызывал из строя подготовленного крепкого мичмана, выдавал ему «записку об аресте», и гауптвахта немедленно пополнялась сокамерником. На «тридцать седьмой» был некоторое время и свой карцер в рефрижераторной камере, где проказник в лучшем случае мог только сидеть. Для корабля, который часто бывает в чужих базах и шарахается по морям, это помещение даёт незалежность от штабов и комендантов.

Градов разработал инструкции, вплоть до вечерних прогулок арестанта.

Всё в соответствии, как говорят, с действующим законодательством, хотя на лодках карцеры запрещены.

* * *

Как-то, С-37 подарили писарчука из штаба дивизии.

Служить ему оставалось несколько месяцев, но он не желал, ни матчасть изучать, ни вахты стоять.

Норовил прятаться в санчасти. А ему пришлось «отдыхать» в карцере. Смельчак на берегу, оказавшийся в герметичной тусклой камере в подводном положении фактически обгадился. Подводники народ тихий и скромный, но шутить умеют. Били по его помещению размахами и кричали:

«В трюм Центрального поступает вода!», и тому подобное. Намекнул, конечно же, старпом…доктор был рядом, на всякий случай. Исправился парнишка.

* * *

Еще на «тридцать седьмой» все, включая капитана, говорили тихо и в этом тоже заслуга Градова.

Люди с его приходом приятно преобразились, стали улыбчивыми. Исчезла солдафонщина и воцарилась непринуждённая деловая обстановка. Константин отдавался службе настолько, что практически жил на корабле. Хозяйка квартиры, которую он снимал, отказалась брать с него арендную плату, так как сокрушалась постоянным отсутствием квартиранта.

Если у Самарина в календаре за 1991 год было зачеркнуто рукой жены двенадцать дат, то Костин календарь имел ещё меньше крестиков.

Двенадцать дат…правильно сказать – ночей.

Когда, по приходу ночью и при уходе рано утром, целуешь спящих детей.

Самаринский авторитет «красно солнышко» поддерживался незыблемым. Чем занимался командир в базе?

Командир в каюте повышает свой уровень тактической и огневой подготовки. И по-другому никто не думал.

И теперь командир сдаёт свою вахту с кораблём и людьми:

«Пойду в каюту. Что-то приустал немного. В контрольной точке действуй по обстановке. Можно не усердствовать, береги плотность батареи, нам ещё стрелять» – и, глянув на глубиномер, добавил, – Да, и постарайся не менять глубину».

* * *

В каюте Самарин включил подсветку аквариума и вентилятор, глянул на своё семейство из трёх фотографий и потрогал дочкин бант. Этот ритуал стал привычкой.

Лёг и убедился, что показания глубиномера и репитера гирокомпаса соответствуют Центральному посту. Убедил себя в том, что старпом и механик молодцы и просто отключился. Сон командира в море, особенно под водой, всегда чуткий. Вскакиваешь не от кошмарных снов, а от любого тревожного признака.

Услышал слабые посылки гидролокатора по корпусу, но из-за лени не протянул руку к «Каштану».

Сам же сказал «действовать по обстановке» и попытался восстановить какой-то недосмотренный сон.

До всплытия еще больше часа. Глубина сто метров, репитер гирокомпаса показывает циркуляцию.

«Приводит локатор за корму. Всё правильно» – подумал Виктор.

Почему-то, со вчерашнего дня ему неспокойно. Может, дома что-то случилось?

Говорят, ощущения пробиваются на расстоянии и даже в глубины.

Командир ловил себя часто на мысли, что сны приходят как наяву. Июньский гамбит «мятежного Ориона» не давал покоя во снах. Есть Бог, он помогает правым.

Даже появление, после возвращения с задания, Любы Полищук[6] – явилось каким-то великим знамением.

Глава 20

Одесса приняла перестройку трепетно, как родную.

Наверное, ни один город Союза так реально и быстро не перестраивался. «Выставка плакатов», «НЭП – аттракционы» и многое другое могли устроить только в Одессе и только на Дерибасовской.

В одесских кабаках и тавернах звучали оригинальные еврейские мелодии и песни.

Аркаша Северный не дожил до этого времени…

Но под его голос «семь-сорок» зажигала народ на забавные, до неприличия, танцы.

О великой борьбе партии с пьянством и самогоноварением одесситы не слышали.

Все звёзды телеэкранов и кино стремились только в вольную Одессу, позволявшую раскрыть новоевропейские и чуждосоветские стандарты искусства.

Самарин стал свидетелем, как родного Жванецкого народ «приклеил» к Пушкину-памятнику и требовал выступлений. И он выступал, жестикулируя одной рукой и обнимая великого русского поэта другой.

В общем нигде, как в Одессе, не чувствовалась такая кипучая нэпмановская деятельность, где горбачёвская перестройка дала каждому равный шанс на обогащение.

* * *

Вспомнился короткий заход в Феодосию в середине июня.

Стояла жара, и вся трава рано выгорела. Корабль в боевом дежурстве, в минном варианте.

У Виктора был «Жигулёнок-шестёрка» – подарок Комфлота. При наличии транспорта и переносной УКВ радиостанции можно было позволить себе отлучаться от корабля и береговой каюты.

Но недалеко и ненадолго.

Находясь у командира опытовой лодки Юры Олисеева, он рассматривал его незаконченную модель парусника…и думал о тяжёлой службе этого подводника.

Их отношения были скрытно-антиподны и иногда, сходили с невинной орбиты.

Как-то, по возвращении в Феодосию после трехмесячного отсутствия, Самарина, с язвительной улыбкой раздолбал комдив за то, что из-за него Юре в ресторане выбили зубки и разукрасили личико.

«Правильно сделали. Ему же русским языком сказали, что не трожь девушку, она занята» – последовал ответ, и комдив стал с ним солидарен.

Однажды, как-то нечаянно, Самарин придавил горе-ловеласа к себе, сломал два ребра. А под занавес хотел просто покатать его на плечах мельницей и врезал головой в стенку. На ней (стене) осталась вмятина, которую один из командиров обвёл жирным фломастером и подписал внутри «Во!!!». Не надо было ему дёргаться.

Из-за маленького роста, его называли «наполеончиком». Высокомерен, обидчив и злопамятен.

В принципе, вся его морская служба ограничивалась территориальными водами, которые он не сильно баловал своим присутствием. Редкие и короткие выходы в море позволяли заниматься рукоделием и не только. Его каюта была игровой – здесь можно часами резаться в «кашу» или, закрывшись на ключ, шёпотом раскидывать пасьянс, да так азартно, что и до утра. А своими изобретениями новых комбинаций каждого розыгрыша «Спортлото» Юра заразил не только свой экипаж, но и штаб с береговой базой.

То ли им заначек не хватало, то ли голова часто болела, но страдали тихой игроманией.

И сейчас, в разгар пасьянса на украинские купоны, вдруг, позвонили с КПП с просьбой найти и передать Самарину, что его ждёт женщина. Это «наполеончик» ему и передал, но нервнопаралитически, мол, мешаешь игре своими звонками. Когда Виктор подошёл к проходной, дежурный мичман Левченко, служивший не так давно на «тридцать седьмой» многозначительно шепнул, что где-то он её видел.

Возле КПП стояла Она – «Вторая серия», облокотившаяся на крышу зелёной «копейки ВАЗ-2101».

 

Обалденно широкая и обаятельная улыбка смела дистанцию общения. На голове крестьянский головной убор – цветастая косынка с узлом сзади. Наиприятнейшая неожиданность!

* * *

Расставание было скорым, пока командир пересаживался в свою машину.

Любовь сожалела, что не сможет накормить собственными блюдами и продолжить общение.

На выдохе произнесла:

«Ну что же. Служба…понимаю. Удачи тебе, Виктор. А главное, пиши…пиши о подводниках-романтиках».

Он уже рисковал опоздать на вечерний доклад и возможный контрольный звонок на флот.

Совместно оговоренный сценарий, со слов Любы, обещал быть сногсшибательным.

Виктор же, обещал писать, и хотя бы изредка, звонить…

У него не было ни капли сомнений, что в общении она была настоящей, а не играла роль.

На обратном пути, Самарин жал на педаль «газа» и крутил в голове пластинку:

– Ну, почему ты не сказала: «Мы ещё встретимся, командир»…?

Глава 21

– Товарищ командир, до всплытия десять минут. Прошу добро всплывать на сорок метров, – прозвучал голос старшего помощника по корабельной трансляции «Каштан».

– Добро, объявляйте тревогу, – ответил Самарин, и быстро сполоснул лицо в мини-умывальнике, вмонтированном в бортовой рундук.

Всплыв на перископ, заметил бегущие в окуляр с юго-запада белые барашки волн и тёмный горизонт.

Всё по прогнозу. Но чуть раньше, Константин в свой навигационный перископ обнаружил «букаху» в надводном положении…Видна чётко. Видимость сверхдальняя, до неё шесть миль.

При команде «по местам к всплытию» куряки уже держали за ухом сигаретки и командир, как бы по заявке зрителей, продул среднюю группу главного балласта. Лодка на ходу, вспенивая вокруг себя море, выполнила долгожданный манёвр выхода на поверхность.

Который, за всё время службы, Самарину не приходилось видеть со стороны.

Отдраив верхний рубочный люк, он поднялся на мостик, ощущая неприятную сырость морской воды на крыше рубки. Следом выскочил сигнальщик с биноклем, прожектором и ветошью. Погода предвещала шторм. Сильный и уверенный зюйд-вест приходит быстро и, как правило, в это время года быстро поднимает волну. Но, повернув по часовой стрелке на норд-норд-вест, её же быстро и сбивает.

Горизонт чист. Ни целей, кроме «букахи», ни облачка. Еле виден Яйла Ай-Петринский хребет и Роман-Кош.

Плотность батареи позволяла ещё гарцевать и лучше бы быстрее отстреляться, чтобы не волноваться за подъём торпед. Самарин бы прямо отсюда и начал боевое упражнение. Но вышедший на связь руководитель учений, начальник штаба капитан первого ранга Касаткин решил сначала спокойно поужинать.

Ужинать, так ужинать. Шторм обещал быть только для бывалых. Даже если торпедолов поднимет торпеды, то идти до Севастополя ему будет ох, как непросто. Он как ванька-встанька, заламывает на борта даже при двух-трёх баллах моря. Только ходом можно сберечь кости и желудки моряков. Сошлись на том, что погружение по команде с готовностью на девятнадцать ноль-ноль.

Продув балласт дизелями, объявили вторую боевую готовность и приготовление к ужину.

* * *

Самарин спустился к радистам и вышел на связь по УКВ со старшим по выполненной работе.

Касаткина, командир близко не знал, но уважал его со старпомов. Симпатичный, грамотный, спортивный, прошедший настоящую службу, он всегда оставался добродушным и уравновешенным человеком.

В бытность старпомства, случайно пришлось посоперничать в «тревожном слаломе» на задницах при спуске своими экипажами сверху к Южной бухте.

На одной из субмарин от возгорания электрогрелки сгорело пол-отсека.

Сыпались на нижнюю территорию горохом.

И недавно, Касаткин показал пример, когда была попытка захвата этой «Б-871» кучкой вооружённых негодяев из ВМС Украины…Кстати, во главе с клятвопреступником из наших подводников.

Опять, экипажи всей бригады летели за ним как на картине, где в Альпах фельдмаршал Суворов с гренадёрами на закалённых попах катится вниз.

Если бы этот «из наших» не успел с позором смыться на катере, то Касаткин смог бы пошатнуть его здоровье.

Что не позволило бы позже, изменнику считать себя героем…

И народным депутатом драться в Верховной Раде Украины.

– Доложи, ВиктОр, вкратце по точкам, – запросил он.

– По первой и второй контакт имел в общей сложности больше часа. Дистанция обнаружения расчётная двенадцать кабельтовых. Локатором не подтверждал. Из позиции слежения давал вам шумы «транспорта» и «рыбачка». В третьей точки самообнаружился и произвёл отрыв с применением двух МГ-34. В четвёртой точке шумового контакта не имел, наблюдал работу вашего гидролокатора. Доклад закончил. Приём, – доложил Самарин под запись на магнитофон, и с интересом ожидал реакции начштаба.

– Ну, у нас скромнее. «Транспорта» твои наблюдали. Но поздно, только после всплытия под перископ, стали предполагать, что это твоя «игрушка». На шумоконтакт не вышли. В третьей точке мы пока не разобрались, но я понял, что ты полными ходами проскочил под нами. Лихо. Потом на разборе встретимся. Пусть штурман готовит кальку маневрирования в трёх экземплярах. Как понял, приём, – ответил Касаткин.

– Понял Вас. Понял Вас хорошо, – обычная фраза на УКВ переговорах без репетования.

– Как стрелять будем? – запросил он.

– Предлагаю обсудить после ужина. А пока займём свои точки. Погода Вас не смущает, товарищ начальник штаба? – предложил и спросил Самарин.

– Думаю, успеем. Надо на первом же галсе стрелять. Большой торпедолов дрейфует на северной кромке района. Он в готовности. Приятного аппетита. Приём, – выдал своё решение руководитель стрельб.

– Взаимно. До связи. Приём, – ответил Виктор, и снял гарнитуру.

* * *

В назначенное время, они заняли свои точки перед погружением.

Обсудили некоторые детали атаки и контратаки. «Б-871», как суперсовременный подводный монстр, используя своё преимущество в акустике и шумности, упреждает «тридцать седьмую» в дальности обнаружения и атакует первой. «С-37» форсирует противолодочный рубеж, где по данным разведки работает подводная лодка вероятного противника. С обнаружением атаки торпедами контратакует, как мы говорим «через помеху». Вот только для близости к реально-боевой обстановке, следовало бы «Варшавянке» стрелять телеуправляемыми по проводам торпедами, как это, наверняка, сделал бы «турок» подобными «Zeeschlange».

Заканчивая инструктаж, руководитель напомнил:

«Главное, не забудь «шумилку» включать следом за нами, а после нашего залпа не меньше трёх минут».

Вот так, упрощенчески втирая очки, мы и собираемся воевать с «туркой». Как всегда, как и все.

Главное результат. Мы, верные своему предназначению, погрузились шуметь своими «шумилками» МГС-29 на всё Чёрное море.

«Все вниз. Погружаемся» – скомандовал Самарин и, глотнув несколько раз атмосферного воздуха, захлопнул над головой массивную крышку люка, – Задраен верхний рубочный люк. С Богом!».

Его тихое и, всегдашнее при погружении пожелание всем, но слышимое только рулевому Гришину в шлюзовой камере.

* * *

Эта стрельба «через помеху» корабельным боевым расчётом и торпедистами была отработана не только на тренировках, но и дважды в море с применением практического оружия.

Лодки-дуэлянты заняли свои точки, погрузились и начали схождение в полосе свободного маневрирования как два пьяных гусара с пистолями в тёмном коридоре.

Молодому в должности, но старательному командиру не везло.

Он, при вводе своей «букахи» в силы постоянной готовности, «пэ гэ», получил две двойки.

Дальше нельзя – можно слететь с командирства. Сценарий этой «беспощадной» дуэли по секундам не был оговорен заранее на берегу, они выходили с разных баз. Самарин вышел из Балаклавы сутками раньше для обеспечения противолодочных кораблей, а Императоров из Севастополя. Включив на глубине сто метров «гремящие в барабане шарики» МГС-29, получил квитанцию шумами подобной «шумилки» с «Б-871». Виктор вспомнил слова Дмитрова «почаще бы так» и подозвал старпома в рубку штурмана.

– Константин Викторович, хочу упростить для себя жизнь. Объявляем готовность номер два, и ты контратакуешь Императорова. Так же, как в последний раз с Алутиным. Ознакомься с маневрированием в полосе, здесь всё просто. Только не забывай включать МГС после них на десять секунд, а после стрельбы «Самбой» включишь «гребёночку» и только потом «шумилку». У меня сегодня вроде выходной должен быть!? – и лукаво предложил Константину выполнить стрельбу.

– А что, с удовольствием. Пока Вы отдыхали мне тут рассказали и про яйца, и про «штурманское массе́[7]». Молодец Андрюша. Он мне по секрету сказал, что Вам с механиком посвятил в честь дня рожденья, – весело согласился старпом.

– Хороший подарок. Я получил удовольствие. А что такое «штурманское массе́»? – Самарину стало интересно.

«Может быть, официально внести предложение этого приёма с таким названием, – подумал он, – Такой манёвр Дмитрова более приемлем атомоходам или таким дизель-электрическим лодкам как германским «209»-ым и японским «Юсио». Даже наши «Варшавянки» не тянут на высокую эффективность его применения. Хотя у нас-то получилось. Здесь сработали моральные факторы – воля и решительность.»

– Ай-кх! – крякнул многозначительным междометьем Костя и хитро подколол, – Вы же в бильярд не играете и карамболем не увлекаетесь. Это мы со штурманом в ДОФе режемся.

– Ну почему? Было время, играл, но не настолько увлечённо. Кстати, одна женщина меня учила, – ответил Самарин и получил неожиданное продолжение.

– А её, случайно, не Татьяной звали? – Костя отвёл свой взгляд «под дурачка» на таблицы над головой.

– Татьяной…случайно, – Виктор откровенно удивился.

– Ага. Итак, она звалась Татьяной…И как? – продолжал вкрадчиво ковырять Костя, а Самарин уставился на него, – То-то она спрашивала. Не тот ли это Самарин…!? – и озорно улыбнулся в самаринские глаза.

– Ладно, потом поговорим. Карамболисты…вашу мать. Массе́… штурманское… – смутившись, командир быстро отбросив впечатления, объявил по корабельной трансляции:

«Внимание по кораблю. Говорит командир. Приступили к выполнению боевого упражнения ПТ-3 «Атака-контратака подводной лодки». Форсируем противолодочный рубеж. Условный противник «Б-871» Севастопольской бригады. Мы представляем Балаклавскую. Первый. Торпедные аппараты три и четыре привести в «дежурный режим». Данные в торпеды дежурные. В управление кораблём вступил старший помощник командира капитан третьего ранга Градов. Слушать его команды».

Самарин сделал запись в вахтенном журнале и расписался.

Глава 22

Старпом подошёл к «Каштану»:

«Внимание по кораблю. Старший помощник командира. Вступил в управление кораблём. Слушать мои команды. Боевая готовность номер два подводная. Второй боевой смене заступить. Торпедному расчёту готовность номер один. Открыть передние крышки третьего и четвёртого торпедных аппаратов. Внимательно следить за глубиной. Стрельба с восьмидесяти метров» – и сделал свою запись в журнале.

После приёма всех докладов Константин объявил по кораблю «Режим Тишина номер один», затем, занял своё место рядом с акустиками.

На вахту, на боевом посту «Р-32» (посту обслуживания гидро-акустических средств), заступил старший мичман Василий Башук – уникум, оригинал и всё такое.

От физической силы и комплекции Атланта до невоенного интеллекта и военного профессионализма.

Именно с ним, Самарину удалось воплотить в жизнь свою идею бортового прибора помех «Самба»: «САМарин и БАшук».

Службу на подводных лодках он начинал машинистом – трюмным, затем мотористом.

Но это было не его. Он задался целью стать акустиком. Не потому, что «бени-люкс» чистенькие, а потому что «Я так хочу». Как личность незаурядная, легко овладел теорией и практикой радиотехники. Научился играть на гитаре и развил слух, а по голосу нашёл свой жанр – шансон. Экипаж, с удовольствием слушал в его исполнении песни Александра Розенбаума.

Как инженер-радиоэлектроник, с опытом четыре года в должности начальника радиотехнической службы, Самарин имел право давать оценку. До сих пор, он не встречал специалиста такого высокого уровня.

Если человек талантлив, то талантлив во всём. Это про Василия. Его простота в общении и одновременные красота души, и крепкое тело притягивали к себе подводников, да и не только…Что бы ему ни поручили – всё делает легко. А сейчас он Бог акустики – мутной науки на мутной воде.

 

«Штурманское массе́, «массе́», или «ласточкино массе́» – размышлял Самарин, – Может быть, действительно официально внести предложение этого приёма с таким названием…Надо же, Таня объявилась. Сколько раз заходил в Балаклаву, но ничего не слышал, ни о ней, ни о Саше.»

Далёкие два месяца 78-го и 79-го годов, раздвинувших внутренний мир Самарина.

Эта женщина, часто в трудную минуту, встаёт пред его глазами. А чувства и воспоминания, которые ещё долго теплились, порой, даже мешали ему спокойно жить. Скорее всего, из-за сравнения с ней.

Ни до, ни позже, он не познал такого лебединого слияния душ. Каждый миг, каждый взгляд, любое пророненное слово – не доступны даже самой страшной амнезии. Самарин помнил всё до мельчайших деталей общения. Одна только мысль о возможной встрече вызывала в душе командира трепетную нежность.

«Возможно, ожидание этой новости терзает меня, – решил Виктор, – Но…это потом».

Он глянул на корабельные часы, до точки контакта около двадцати минут.

Лодки-дуэлянтки сходятся в готовности немедленного применения оружия. Передние крышки торпедных аппаратов и запирающие клапана торпед открыты. Настроение людей в отсеках торжественно-деловое.

Мини противолодочное учение близится к развязке. У руля старпом и Самарин не волнуется. Но у ребят переживание за его действия, работу акустиков и, особенно торпедистов – конечно же, ощущается.

После единственной провальной «призовой стрельбы», больше ляпаться в дерьмо не хотелось.

«Один за всех и все за одного» – девиз, который «тридцать седьмая» познала не только в радостях, но и в чуть-чуть не свершившихся бедах.

* * *

Боцман Сотур, хотя и не его вахта, но принял пост и держал заданную глубину сто метров.

Командир его изучил, и как-то ощущал его одесско-дерзкую и одновременно трепетную душу – он сейчас в напряжении. Ждёт команды, чтобы буквально выскочить на «стрельбовую» глубину восемьдесят. Черноглазый крепкий парень полюбил свою военную работу и отправится в августе в «Школу мичманов и прапорщиков».

Потерев руки между рычагами манипуляторов, не отводя глаз от дифферентометра и глубиномера, он громким шёпотом пошутил в тишину Центрального поста:

«Ща будем их торпеды мочить…!».

Шутка, но неимоверно в цель. «Соображает», – подумал командир, откинувшись в своём удобнейшем кресле.

Он его выиграл в поединке с рабочим ремонтного цеха Севастопольской автобазы.

В принципе, это была обычная драчная стычка. Он сам задрался на проходной, когда Самарин уговаривал девушку пропустить на территорию…Пришлось пройти за ним в закуток и просто постоять за себя.

Потом, предложив свой носовой платок, Виктор признался, кто такой и зачем появился.

Работяга предложил:

«Сделаю тебе кресло…извини, командир, не знал. От дальнобойного «Икаруса» подойдёт? – он подал руку в знак примирения, – Только к ней больше не подходи».

Они рассмеялись, и в обнимку подошли к его, как оказалось, невесте.

Парень провёл на территорию цеха, показал кресло. И сам же, за традиционную меновую стоимость спирта и тушёнки, переоборудовал его «под командира».

Сейчас, сидя в этом кресле, Самарин пофантазировал боцманскую шутку, представляя наведение, друг на друга и случайного столкновения боевых торпед: «Это ж, какая кувалда вдарит по корпусу корабля от взрывной волны?! Более одной килотонны взрывчатки…!»

* * *

Отвлёк от военно-экзотических иллюзий доклад акустика «Горизонт чист».

Башук не докучал частыми докладами о «чистоте» в своих ушах. Сейчас он прослушивал только назначенный сектор. Следом доложил штурман:

– Центральный, штурман. Расчётная дистанция до цели двадцать кабельтовых, – Андрей переживал не просто за старшего помощника или игрока в карамболь, а прежде всего – друга.

– Шум МГС по пеленгу двести восемьдесят один градус, – доложил Башук.

– Командуйте, вахтенный офицер, – старпом назначил вахтенным офицером начальника РТС капитан-лейтенанта Владимира Тернигу. Опытный офицер, засиделся в должности, а на нашем корабле временно, перед переводом в Севастополь на берег.

– Включить МГС-29 на десять секунд, – произнёс Тернига и сам же исполнил команду, потому что пульт управления станции находился рядом с ним.

Через несколько секунд «восемьсот семьдесят первая» замерила дистанцию до субмарины посылкой гидролокатора по корпусу. И началась учебная война, как "всамделишная".

– Центральный, акустик. Обнаружен сильный одиночный сигнал гидролокатора справа десять. Частота девять килогерц. Шумы по пеленгу посылки не прослушиваются, – чётко спокойно, слегка заикаясь, как и в обычном общении, доложил Башук.

– Центральный, штурман. Глубина места тысяча двести, до берега по пеленгу посылки пятнадцать миль, – доложил штурман, выглянув из своей рубки с подсказывающим взглядом на Тернигу, мол, классифицируй контакт-то.

Всё шло своим чередом. Командир им был не нужен, но все команды и доклады сопровождались взглядами в его сторону, как на дядьку инспектора.

– Товарищ капитан третьего ранга. Предполагаю по внешним данным. По пеленгу посылки двести восемьдесят градусов подводная лодка «противника» – доложил вахтенный офицер.

– Центральный, акустик. По пеленгу двести восемьдесят три сильный сигнал гидролокатора. Частота девять килогерц. Там же слабый шум винтов. Предполагаю подводная лодка, – Башук сдвинул наушники шумопеленгатора, чтобы лучше слышать команды командирской связи и аккуратно сопровождая «баранкой» направление шума, – Включена вторая дорожка магнитофона, – это уже своему начальнику РТС.

– Утверждаю! Боевая тревога! Торпедная атака! Атака подводной лодки. Торпедные аппараты три, четыре, ВИПС к выстрелу приготовить. Акустики, «Самбу» приготовить на режим «Противо-торпедной защиты». Замерить дистанцию до цели, – последовало решение старпома спокойным и ровным голосом.

С самого начала совместной отработки организации атак, Самарин добивался спокойных и ровных команд и докладов по всему кораблю. Тишина в отсеках должна обеспечить прослушивание летающей мухи.

Хотя, мухи на лодке не живут. Никаких повышенных, а тем более панических тонов, и прежде всего своего. Спокоен и уверен командир – спокоен и уверен экипаж. Крик, и не дай Бог, с паническим привкусом, порождает тревогу, неуверенность и растерянность подчинённых.

Атака – своего рода экстрим: или ты или тебя.

6Встреча с Любовью Полищук: https://www.chitalnya.ru/work/2375263/
7Массе́ – трюк на бильярде, используется в карамболе.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21 
Рейтинг@Mail.ru