Ольга Савельева
Шпаргалка. Рассказы, которые помогут решить жизненные задачки
Поближе
Мама двух подростков подсела ко мне за завтраком в социальном санатории:
– Вы Катю свою от даунят берегите. Она у вас хорошенькая, а им мало ли что в голову взбредёт…
Это она про вчера.
Мы вечером гуляли на площадке, на качелях качались. И из другого корпуса прибежали дети с синдромом Дауна. Может, лагерь какой-то, может, детдом, я не знаю. Скорей всего, второе. У них была сопровождающая – уставшая женщина, которая спросила у меня: «А у вас нет таблетки от головной боли?»
У меня была, но в номере. А с собой – нет.
– В номере и у меня есть, – сказала женщина.
Она села на скамейку поодаль, а дети стали играть на площадке.
Один солнечный мальчик качался на качелях и гортанно кричал.
Моя Катя напугалась:
– Ему что, больно, мам?
– Нет, Кать, ему нормально. Он просто так радость выражает.
– А я так нерадость выражаю, – удивилась Катя.
– Все люди разные. Для кого-то это радость, для кого-то нерадость.
Дети проявляли к Кате интерес, хотели раскачивать её на качелях, смотреть.
Некоторые хотели дотронуться. До руки. До волос.
Я учу Катю, что такие вещи должны быть по разрешению. Нельзя трогать людей без разрешения. Но тут другой случай, и я спросила разрешения за них: «Кать, ты не против, если детки до тебя дотронутся?»
Она была не против, даже любопытно ей, но сопровождающая детей всё время окрикивала:
– Отойдите, отойдите!
Не знаю, что пугало Катю больше – её крики или дети.
Одна девочка была абсолютно лысая. Кажется, это называется алопеция.
Она подошла к Кате и потрогала её волосы.
– А где твои волосы? – спросила Катя у девочки.
Это было невежливо, но ей пять, и я с ней ещё поговорю про это, а девочка не поняла вопрос и крикнула: «Лысая! Лысая!»
Катя растерялась, не знала, как реагировать. Если честно, я тоже не знала, просто была рядом.
А утром мама подростков меня предупредила:
– Вы девочку свою от даунят берегите. Мало ли что им в голову взбредёт… На днях одна девочка, мощная такая, схватила за волосы другого мальчика. Без агрессии, просто напугала. А отвечать некому. Вы же понимаете? Осторожнее.
С одной стороны, она хотела предостеречь, и надо её поблагодарить. С другой – стало как-то не по себе. Звучит как «держитесь от них подальше».
А я не хочу держаться подальше, я хочу научиться жить в мире, населённом разными людьми.
– Спасибо, я же рядом. Я отвечаю за своего ребёнка и его безопасность.
Днём мы ходили с Катей в бассейн. Катя плавала в жилете и почему-то очень боялась. Бассейн глубокий, она вцепилась в меня намертво, и, если я пыталась показать ей, что жилет её держит, она верещала так, что оглядывались все в бассейне.
Катя в воде была без слухового аппарата. Я пыталась ей объяснить жестами, что я рядом и что всё хорошо, я её не отпущу, просто помогу плавать, но дочь была напугана: нет-нет, мама, не отпускай меня.
В итоге мы сцепились и весь получасовой сеанс, как кенгуру, пропрыгали в воде без толку.
Пока мы сушили волосы, я думала о том, что моя дочь растёт в среде людей, которые её любят. Она чувствует себя вполне защищённой, знает, что мама с папой в обиду её не дадут. Но даже при этом ей бывает тревожно, и в воде, на глубине, отцепляться от мамы Катя категорически не хочет. Будто не доверяет этому миру и воде.
А есть дети, у которых ситуация взяла и отобрала маму и папу. И они растут без защиты и оглядываются в поисках взрослого, в которого можно вцепиться, когда страшно. Но такого нет. Есть сопровождающий, который кричит: «Отойди. Отойди, я сказала».
Как выплыть из такого уровня тревожности?
Нет ответа…
После обеда у Кати массаж.
Массаж детям здесь делает незрячая женщина. Она нежно гладит их по спинкам, дети расслабляются, засыпают на массажном столе.
– Катя заснула, – сказала я массажистке: она же не видит.
– Это хорошо. Это значит, нравится. Я тоже засыпаю сразу на массаже.
– А вам кто делает массаж?
– Сын.
– Он тоже массажист?
– Нет. Ему четыре. Но он любит. Говорит: «Маму буду мять». И мнёт.
– Мятая мама прямо как новенькая, – улыбаюсь я. Я тоже хочу к ней на массаж. Она руками видит спину и передаёт через руки энергию тепла. Хорошая очень.
А мальчик, у которого одна нога короче другой, ходит на специальных ходулях. Он вечером приходил на волейбольную площадку – смотреть, как играют другие ребята. Им в команду не хватало человека, и они кричали: «Кто хочет в волейбо-о-ол? Кто хочет в волейбо-о-ол?»
А тот, кто хочет, стоял рядом. Просто его «хочу» врезается в «не могу». В ходунки.
И он как будто невидимый.
Ребята потом нашли того, кто хочет и может.
А мальчик стоял и смотрел игру.
КАК ВАЖНО ЦЕНИТЬ СВОЁ «МОГУ». КАК ЧАСТО МЫ СВОЁ «МОГУ» ВОСПРИНИМАЕМ НЕ КАК ЦЕННОСТЬ, А КАК ДАННОСТЬ. А ВОТ С ТОЙ ТОЧКИ, С ХОДУНКОВ, ОСОБЕННО ОЧЕВИДНО, ЧТО ЭТО – ЦЕННОСТЬ.
Вечером на сцене был концерт.
Ребята с синдромом Дауна ставили сказку. Мы с Катей не знали про концерт, просто шли с прогулки, увидели и заглянули. Не у кого было спросить, можно ли нам остаться, и мы остались без спроса.
Перед нами сидели два мальчика лет девяти, которые тут с родителями, просто гуляют без них (и, видимо, тоже зашли без спроса), обсуждали то, что происходит на сцене: «Эти дауны даже лучше сказку сделали, чем не дауны в выходные. Эти ж послушные, всё делают, как сказали. А у обычных разброд, кто куда».
Не знаю, как реагировать на такие слова. Они кажутся мне слишком… жёсткими. Хотя это в принципе был комплимент.
И вот это «дауны», «даунята» – тут все так говорят. Мне больше нравится «солнечные дети», но так никто не говорит.
После спектакля все зрители громко хлопали актёрам. И тем было приятно, они кланялись и охотно фотографировались.
Одна сопровождающая уводила их со сцены и ласково говорила: «Ой, а кто у нас сегодня был мышкой? Стасик! А кто лисичкой? Алёнушка! А кто волком? Серёжа? Не-ет, Серёжа был рыбкой, а волком – Вова…»
Я думала о том, что нам, взрослым, иногда по жизни тоже нужен сопровождающий. На которого мы можем равняться, которого можно взять за руку, когда страшно, и у которого можно уточнить путь. Жизнь слишком сложная, иногда не совсем понятно, как себя вести, и не ясно вообще, кто ты сегодня? Мышка, лисичка или волк?
Но сопровождающих у нас нет.
Только сердце. Только оно подскажет, кто вы сегодня и куда идти…
– Мам, а вот как же она будет жить без волосиков? Та девочка… – спросила меня Катя перед сном.
Переживает. Запомнила.
– Катя, без волос вполне можно жить. Это же не больно. А если сложно или обидно, можно купить парик.
– Мам, давай купим ей парик? Чтобы красиво?
Ну вот как тут не реветь? И щитовидка моя проблемная ни при чём. Тут сама жизнь… при чём.
Сегодня Катя на целый час ходила в гости к своей новой подружке, глухой девочке.
Я спрашиваю:
– Как там тебе, понравилось?
А Катя отвечает:
– Да, я там хоть и в ушках, но как будто без ушек. Но я уже научилась говорить ручками.
Говорить ручками…
Все говорят про инклюзию.
А инклюзия – вот она…
Когда я могу «держаться от них подальше», но не хочу. Хочу поближе.
Дотронься
– Я сейчас приду, – сказала Катя глухой девочке. А девочка не ответила. Потому что не слышит.
Девочка гуляет с сестрой и мамой. Когда мы подошли на площадку и я спросила: «Мы вам не помешаем?» – мама улыбнулась мне, покачала головой и сказала сильно контурной речью: «Мы-не-го-во-рим».
Я кивнула и рукой показала «Ок».
Мол, поняла. Не говорите. Не проблема.
Это не помешает детям играть.
Я села на скамейку, пытаясь скрыть раздражение. Не из-за детей, конечно. Из-за взрослых.
Сначала муж спросил: «Ну как ты?»
Я сейчас нахожусь там, где нет комфортных условий, но быть здесь важно для ребёнка, и я буду, сколько надо.
В качестве ответа я прислала ему две фотки. Завтрака из модной кофейни – три дня назад, и сегодняшнего, из столовой. На одной – красота, фарфор и пироженка будто с открытки, а на другой – слизистая каша и рваный кусок батона с маслом. Эти две фотки будто из разного мира, но мир один – мой. И я привыкла, что он разный, и люблю его за это.
– Не понял, – написал муж.
Я вздохнула.
В параллельном чате я переписываюсь с партнёром по проекту. Мы спорим. Даже ссоримся.
Он сделал схему для того, чтобы наглядно пояснить читателям будущей книги ситуацию. Но схема получилась такая… не наглядная, что даже я, находясь внутри ситуации, не поняла ничего.
– Надо переделать, – говорю я. – Так не пойдёт. Люди не поймут.
– Если захотят – разберутся.
– А зачем отсекать тех, кто не захочет? Почему сразу не сделать так, чтобы все поняли? – сержусь я.
– ЛЮДИ НЕ ИДИОТЫ, – кричит на меня капслоком партнёр.
– Слушай, у тебя какая цель? Чтобы тебя поняли или чтобы люди ребусы гадали? Если первая – приложи усилия…
Сижу прямо злюсь.
Смотрю на детей.
Катя с неслышащей девочкой – одногодки.
Они очень похожи, только Катя светленькая, а девочка – тёмненькая.
И обе – с распущенными волосами.
Когда они синхронно качались вдвоём на соседних качелях, две макушечки, у меня почему-то щемило сердце. По сути, у них одинаковые диагнозы, просто разные пути.
Потом они вдвоём сидели на горке. И Катя пыталась обсудить с девочкой правила придуманной ею игры. Но это было бесполезно и невозможно: девочка не понимала.
Коммуникация буксовала, не строилась никак.
Как будто два ребёнка, запертых в двух разных мирах, тянутся друг к другу, но никак не совпадут.
Я так болела за них. Верила, что найдут способ понять друг друга без слов, но по факту не получалось.
– Пропусти меня, – просит Катя.
Но девочка сидит и не двигается. Катя показывает: «Про-пус-ти». Девочка отходит, пропускает Катю.
Они расходятся в разные стороны.
Нет, не получилось.
Так сложно договориться о правилах игры, когда вы говорите на разных языках. Так жалко, что не случилось контакта.
– Может, пойдём домой? – предлагаю я загрустившей дочке.
– Нет. – Катя упрямо смотрит в сторону девочки. – Я хочу научиться с ней играть.
– Тогда попробуй ещё. Только не говори ей ничего, а просто дотронься – и беги. Это будет означать: «Догоняй!»
Я отвлекаюсь на «Ватсап».
Через минуту: Катя бежит, хохочет, волосы развеваются, за ней девочка несётся, тоже смеётся.
Катя кричит сквозь хохот: «Ты во́да! Догоняй!»
Потом смотрю: уже Катя водит и догоняет девочку.
Ура! Поладили!
КТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОЧЕТ, ЧТОБЫ ЕГО ПОНЯЛИ, ВСЕГДА НАЙДЁТ ВОЗМОЖНОСТЬ ДОГОВОРИТЬСЯ.
Даже пятилетние дети смогли! Если вас не поняли, это вы приложили недостаточно усилий, чтобы объяснить.
Делаю фотку бегущих детей и отправляю партнёру. Пишу: «Даже дети, говорящие на разных языках, смогли договориться и начать играть. Но даже детям пришлось приложить усилия».
Ту же фотку отправляю мужу: «Я отлично, потому что Кате тут хорошо!»
– Теперь ты водишь! – снова громко кричит Катя девочке. Ей кажется, что чем громче она крикнет, тем вероятнее девочка услышит.
– Кать, ты не кричи. Ты дотронься до неё. И убегай. Она поймёт, – напоминаю я.
– А, точно! Поняла.
Она дотрагивается до девочки, и они срываются с места и, хохоча, бегут к качелям.
Господи, как реветь хочется… Беспричинно.
Потому что иногда, чтобы стало хорошо, надо не орать, а просто дотронуться до человека.
Тот, до кого дотронулись, обязательно услышит вас даже сквозь официально диагностированную глухоту…
– Я всё исправлю, – говорит партнёр.
– Я вас люблю, девочки мои, – говорит муж.
– Мама, так весело, – говорит Катя.
НеРевиНеРевиНеРеви.
Верю, что вы поймёте этот текст.
Потому что я сейчас нежно дотронулась до вас словом…
Яблоко
У меня попросили консультацию по книге. Я думала, что речь о написании, и согласилась. Даже представляла, как вдохновенно рассказываю неопытному автору, что книга – это материал (то, чем вы хотите поделиться), мотивация (концентрация страсти) и дисциплина (каждый день – хоть страничку).
Обычно каждый человек, который живёт нескучную жизнь, полную событий, впечатлений и небанальных ситуаций, неизбежно оказывается в точке: «Хочу написать книгу! Хочу рассказать миру, что я понял! Помогите! С чего начать?»
Мы созвонились по видеосвязи с заказчиком (назовём его Николай), и случился неожиданно занятный диалог. Вообще не про книгу.
– Научите, Оля, как организовывать презентацию по случаю выхода книги, – попросил вдруг Николай.
– Презентацию? То есть книга уже написана? – удивилась я.
– Да.
– Поняла. Тогда это не ко мне, простите. Я совсем не умею организовывать презентации.
– У вас же десять книг, и что, у вас не было ни одной презентации? – удивился Николай.
– Были, конечно. Но организовывала их не я, а издательство.
– Ну, мне хоть общими штрихами подскажите, не как организатор, а как непосредственный участник. Два основных вопроса у меня…
– Ну, какие? – спросила я напряжённо: странно как-то консультировать человека в сфере, в которой я не экспертна.
– Первый: чем кормить гостей?
– Что? – закашлялась я. – Чем кормить?
«Ну, – думаю я, – докатилась. В первый раз вместо консультации согласовываю меню. Наверно, потому, что скупердяйка: я вот никогда на презентациях людей не кормила».
– Я не кормила никого, – смеюсь я. – И даже не знала, что это принято. Вроде книги же. Как-то не монтируются они у меня с овощной нарезкой и холодцом.
– Но из первого ответа вашего неизбежно вытекает мой второй вопрос. А как тогда загнать людей на презентацию? Если не кормить?
– Загнать? – второй раз закашлялась я. – Какой глагол вы выбрали удивительный, Николай. Как на охоте. Думаете, только на бутеры людей можно заманить?
– Ну научите. Мне эта книга золотая вышла. Написать, издать, редактор, верстальщик, иллюстратор, в хорошем качестве напечатать – почти в миллион рублей вылилась. Там же фотографии моих путешествий.
Но это была моя мечта. Поэтому на мечту не жалко. Теперь нужно людей на презентацию… заманить. Мои друзья и коллеги придут, конечно. Но хочется, знаете, успеха и признания. Чтобы было ощущение, что я не зря потратил время на книгу. И людям было интересно.
– Сейчас писателей больше, чем читателей. И за них настоящая конкуренция идёт. Потому что читатель инвестирует в вашу книгу самое ценное – время.
– Ну вот я и компенсирую ему это. Впечатлениями и угощениями. Я уже задумал целое представление на презентации: там и певица будет, и музыка живая, и фокусы. И фуршет.
– А ваше выступление про книгу будет? – уточняю я. – Это же не фестиваль и не концерт. Это же ваше общение с читателями. О том, как вы создавали вашу книгу…
– Ну да. Будет. Я, если честно, не люблю выступать. Но я уже взял два урока по публичным выступлениям у актёра одного. Ужас сколько берёт за час. Вероятно, за медийность берёт. И текст я придумал для выступления… и отрепетировал.
– Это супер. Могу вам мини-мастер-класс из одной фразы подкинуть. Мне очень помогает.
– О, давайте.
– О чём бы вы ни говорили, говорите так, будто вас спросили.
– Ух. А есть ещё что-то подобное?
– Вот когда я берусь писать текст на заказ, я всегда спрашиваю у заказчика: «Какая у вашего текста цель?» С какой мыслью после прочтения должен уйти читатель? Вот и вас спрошу. Вот какая у вас цель основная? С чем люди должны уйти с вашего выступления?
– Ну, что я клёвый…
– То, что вы клёвый, – это бонус. Люди не за этим приходят.
– А за чем?
– Они приходят за пользой, и если она случилась, то они бонусом вас полюбят. И это, конечно, нереальное впечатление. Вот представьте: сидит целый зал влюблённых в вас людей. Их объединили вы. Вы дарите им свой дар…
– И бутерброды… – смеётся заказчик.
– И бутерброды, – подыгрываю я.
– И фокусы. И певицу. И, может, сувениры даже. А ещё зачем люди приходят, по-вашему?
– Ну вот… Представьте, что вы пришли к врачу. У вас болит живот. И вы устали от боли и ищете способ от неё избавиться. А врач вам говорит: «Я такой клёвый, вы и представить себе не можете! У меня столько дипломов! Я столько людей вылечил! Меня столько журналов печатают! Меня во всех странах любят. Хотите селёдку под шубой? Жена готовила». А пациент слушает и думает: «Да мне плевать на твои дипломы. И на селёдку. Ты живот мне вылечи. А то ты себе оды поёшь, а я от боли корчусь».
– Это к чему?
– Люди приходят, чтобы их заметили. Обняли. Вылечили. Ну, в душевном плане. Чтобы легче стало. Чтобы с ними про них разговаривали.
– Это же моя презентация. А разговаривать про них?
– Надо, рассказывая о себе, каждого по возможности на ручки взять. Чтобы они в вашей истории что-то про себя увидели. А иначе это просто биография незнакомого дядьки. Понимаете, Николай, самое страшное для артиста – уйти после выступления за кулисы под звук собственных каблуков. Это значит, зритель недоволен. Зритель не дарит вам аплодисментов, не покупает ваших книг. Надо очень постараться, чтобы произвести впечатление. Особенно первое. Ведь на первое впечатление у нас всего семь секунд.
– А на восьмой что? Карета превращается в тыкву?
– Люди из зрителей превращаются в жюри. Начинают оценивать. Но это не страшно, если вы понимаете, в чём ваша миссия на сцене.
– Слово-то какое… Миссия. У меня всё проще… Люди повеселятся и поедят. И им станет легче… И, может, книгу купят. В благодарность. Вот вам и миссия.
Мой тренер по ораторскому искусству говорит, что главный запрос, с которым к нему приходят люди, – это… куда девать руки. Да, так и говорят: «Мне чисто понять куда. Куда их девать?»
Как будто есть единый правильный ответ. Левую – в сторону, правую – за спину. Или наоборот.
Мой тренер говорит, что жест – это продолжение вашей эмоции. Если вы говорите искренне, от души, от сердца, если на сцену вас привела какая-то важная вам цель – то вопроса, куда девать руки, у вас не возникнет в принципе. Жесты станут продолжением вашей мысли, способом передать энергию.
Очень важно понимать, зачем вам то, что вы делаете. Есть ли в этом важная для вас цель. Не иллюзорная, не «заставили», не убить время, не кому-то назло, не отомстить, не доказать, а именно миссия.
Знаете, есть такое явление природное – ледяные яблоки. После ледяного дождя тонкая корка льда покрывает старые яблоки, с осени не упавшие с веток. Потом, во время оттепели, яблоки внутри превратятся в кашу и вытекут, а ледяной остов останется на ветке. И будут висеть на ветках пустые ледяные яблоки.
Висеть до первого тепла. Потом и он, этот ледяной яблочный остов… растает и утечёт.
Что бы вы ни делали, так важно, чтобы цель ваша не была ледяным яблоком, а была настоящим. Румяным, звонким и наливным. Налитым сочным и сладким яблочным смыслом по самый корешок.
Видимо
Я одолжила ему денег. Не чужие же. Хотя, если честно, чужие.
Он появился в моей жизни после сорока лет. Нашёл в сети. А что меня искать – я ж не прячусь.
Здравствуйте, я ваш родственник. По линии отца. И объяснил, чей он сын. Называл имена и фамилии. Вроде знакомые, а вроде и нет.
Я не особо поняла, кто он, но поверила, что в нас родная кровь. Седьмая вода на киселе, но всё равно родная. На генеалогическом древе мы сидим на одной ветке.
Он рассказал о себе. Семья. Ипотека. Работы нет. Маленький город. День сурка.
– Давай я помогу с работой? – предложила я.
– Ты ж вроде писатель, а не кадровик? – удивился он.
– Нет, не кадровик. Но просто у меня много друзей.
– Как ты вывозишь Москву, это же «Формула-1», ей-богу. Я был там три раза, и все три раза чуть не сдох.
Как ответить? Я люблю Москву. Мы совпали с ней. И скорость её люблю.
Но у неё, у скорости, конечно, есть цена.
– Я в последний раз спала позавчера, – вздыхаю я. Это наглядный и толковый ответ.
Я жду, что он скажет: «Вот это да, бедная девочка», или что-то в этом роде, сочувственное. Он старше меня, это будет умильно и уместно.
А он говорит:
– Слушай, ну хватит выпендриваться. Все уже поняли, что ты очень востребованная.
В последнее время я живу с ощущением, что люди меня не видят. Или видят что-то своё, но не меня. Они отвечают не на мои вопросы и говорят будто сквозь. Будто вместо меня – кто-то другой.
Как, знаете, бывает: вам приветливо помахали, и вы робко машете в ответ, а потом оказывается, что махали не вам, а кому-то за вами.
Но за мной никого нет, а машут не мне.
Одна поклонница спросила мой размер. Сказала, что нам по пути, что мои книги спасли её от депрессии и ей хочется ответно меня обнять своим творчеством. Она рисует на толстовках и футболках. Авторские рисунки.
Я дала свой адрес и сказала свой размер. Она прислала мне толстовку, на которой нарисованы пауки, волк и череп. Не знаю, существует ли на свете вещь более далёкая от меня, чем эта. Я не люблю чёрный цвет, не переношу агрессию, боюсь смерти, и у меня настоящая фобия в отношении пауков и насекомых.
– Я вас так чувствую, – сказала поклонница. – Одинокая волчица среди волчьих стай.
О чём она? Как она такое увидела? Это точно не я.
Мне на днях надо было улететь ночью из одного города. Срочно. Я купила билет по пути в аэропорт, прямо в такси.
– Я не вижу вас, – говорит мне регистратор на стойке.
– Вот же я, – шучу я.
– Я вас в программе не вижу… – Она сосредоточена, ищет. Не находит. Резюмирует. – Вас нет.
– …В программе, – добавляю я. – В программе – нет. А так я есть…
Я отхожу от стойки регистрации. Мне обидно. Куда делся билет? Я же брала… Оплата, что ли, не прошла.
Я купила его снова. И снова подошла к регистратору.
– А сейчас?
– Сейчас посмотрим, проявились ли вы.
Хм. Как будто я негатив фотографии…
– Да, теперь вижу, – обрадовала меня регистратор. Ну хоть кто-то меня видит…
На следующий день я вызвала такси. В агрегаторе было написано: «К вам едет белый „Киа Рио“. Номер 808 МУ».
Во двор повернул белый автомобиль. Я в марках не разбираюсь, но номер «808 МУ».
Это моё такси.
Я машу ему рукой и улыбаюсь. Фары светят прямо на меня. Автомобиль берёт и проезжает мимо…
Я что, невидимая?
Почему люди меня не видят? В упор причём…
Потом оказалось, что водитель меня видел, просто заканчивал другую поездку и отвозил предыдущего пассажира. Но всё равно не по себе как-то.
Мне хочется быть замеченной.
У актёров есть фраза интересная.
Вместо «Посмотри туда» они говорят: «Опрокинь туда внимание».
Я хочу, чтобы на меня опрокинули внимание. Прямо ушат внимания. Можно холодный душ. Чтобы я дрожала и чувствовала его всем телом.
И хочу, чтобы заметили меня. Что я люблю оранжевый цвет. И зелёный. И жёлтый. А не чёрный. И что я люблю животных. А не пауков.
Чтобы ощутить себя живой, я иду в благотворительность. Там моя жизнь приобретает особую осмысленность.
Базовая потребность человека – не быть отверженным. Люди, которым плохо, тебя точно не отвергнут. Ты же пришёл помочь.
Однажды я собиралась поехать в детский дом, а моя коллега спросила:
– Зачем тебе это?
И я не знала тогда ответа.
И правда, зачем?
Чтобы похвалили? Чтобы ощутить себя героем? Чтобы меня не отвергли? Чтобы… не знаю что.
– Я не знаю зачем, – ответила я тогда подруге. – Хочешь, поехали вместе?
– А ты хочешь, чтобы я поехала?
Странный ответ. Туда не надо ехать за компанию, лучше по зову сердца. Если есть зов, поехали.
Теперь я знаю ответ, но никто не спрашивает.
Чтобы стать видимой.
Там меня будто проявляют.
Когда я делаю что-то хорошее, я излучаю особую энергию и сама себя чувствую иначе, и люди меня видят.
ДОБРО – КАК СВЕТООТРАЖАТЕЛЬ НА ОДЕЖДЕ, ВДРУГ ВЫХВАТЫВАЕТ ТЕБЯ ИЗ ТЕМНОТЫ.
Вот она я. Есть. Живая.
Добрые дела как катафоты Вселенной.
Мечтаю, чтобы видимых людей стало видимо-невидимо.
