Ольга Пойманова
Начудесили
Сердце сжалось ещё сильней. Алёна схватилась за грудь, задыхаясь. Голову опоясало болью. Да за что же все это?
Не разбирая дороги, она бросилась вперёд, встала на обочине, замахала рукой. Поймала какое-то такси…
В машине играла классика. Бетховен бил по ушам пятой симфонией, выколачивая из нее всю слабость. Нет уж, ныть – не про нее. Да ни за что! Вот ещё, реветь в новый год!
– Сделайте погромче… – едва слышно попросила Алёнка. Водитель без слов подкрутил ручку.
Они уже подъезжали к дому, когда отзвучали последние аккорды. Алёнка выпрямилась, зло и упрямо глядя на улицу. Ну уж нет, у нее будет новый год!
– Остановите здесь! – попросила она, выпорхнула из машины и направилась к магазину. Что там полагается на праздник? Через полчаса, прихватив пару бутылок шампанского, конфеты и мандарины она направилась домой.
Фёдор стоял у подъезда, нервный и напряжённый.
– Добрый вечер! – с наигранной веселостью прокричала Алёнка. – С новым годом!
– Да-да, и вас… – пробормотал он.
Алёнка остановилась. Пригляделась.
– Паршиво, да? – уточнила она.
Фёдор молча кивнул. Потом встряхнулся, словно сбросил с себя что-то. И добавил: – Нет-нет, все в порядке!
– Врать плохо! Особенно посторонним красивым девушкам! – сурово ответила Алёнка, но глаза ее смеялись.
Молодой человек как будто вынырнул на поверхность. Взгляд его, прежде блуждающий, упёрся куда-то в район Алёнкиного лба.
– Вы что-то хотели?
Ой, что тут началось… Словно фонтан вырвалось наружу из девушки все, что она так долго в себе держала. И одиночество, и боль, и отчаяние, и обида, и желание жить иначе, веселее как-то жить, легче. Алёнка посмотрела на него и расхохоталась. Аж согнулась пополам от хохота. Сумка, звякнув бутылками, упала на снег рядом с ней. А Алёна все смеялась и смеялась, растирая по щекам нахлынувшие слёзы. Даже икать начала. А потом вдруг остановилась. Как выключили ее.
Глядя Фёдору прямо в глаза, она вдруг неожиданно для самой себя ответила:
– Хотела. Хочу. Встретить с кем-то Новый год.
Фёдор замер. Внутри словно струна лопнула, хлестнув по душе остро и больно. Только что ему позвонил лучший друг. Тот, с кем со школы. Тот, с кем все приключения. С которым вся жизнь. И праздник. Фёдор и на улицу-то вышел для того, чтобы вызвать себе машину и ехать к нему. И тут этот звонок. "Прости, не приезжай, едем к Ленкиным родителям. Она так захотела". Все.
Не то, чтобы Фёдор очень любил Новый год. По сути, какая разница? Просто вот именно эти 365 дней были очень тяжёлыми. Нет, он, конечно, прожил их не зря. Повышение по службе много что дало. И опыт, и деньги. Вот только жизни не осталось. И никого, с кем можно было бы эту жизнь прожить, тоже не стало. Разбежались кто куда. И уже не вспоминают. Сам виноват. Сколько раз им отказывал? Сколько раз говорил "некогда, не сейчас, потом"? Подождали раз, потом другой. А на третий и не позвали. Вот так и вышло, что теперь один. В любой другой день он бы просто лёг спать. Но сейчас… Да он же нормальный живой человек! Да, одиночка, сухарь, не любит компании. Но кто сказал, что таким людям не нужен кто-то, с кем можно было бы просто помолчать вместе иногда? Или встретить праздник?
Фёдор молча смотрел на снег. А потом появилась она.
Алёнка Федору нравилась. Он ничего о ней и не знал, в общем-то. Кроме того, что смешные цветные косички ей очень идут. Что кот у нее толстый и красивый. Что на потолке у нее теперь несколько пятен после того потопа. Что иногда на выходных она врубает погромче старый рок-н-ролл и, наверное, даже танцует. А ещё временами из ее квартиры слышен громкий детский смех. Но в основном – полная тишина. Порой, подходя вечером к окну, чтобы немного выдохнуть, он видел, как Алёнка бежит домой с остановки, всегда поздно, почти всегда одна. А летом нередко в обнимку с большим арбузом. И как она только его съедает?
Однажды ранней осенью Алена возвращалась домой в сильный дождь. Все вокруг бежали, разбрызгивая в разные стороны мутную воду из луж. А она шла, спокойно и без суеты. Вот с такой же прямой спиной уходила она тогда в квартиру с цветком, взятым с подоконника. Гордо, с чувством собственного достоинства, чуточку выше человеческой суеты. Да, в ней определенно что-то было.
А сейчас она смотрела на него какими-то очень странными глазами. Толи грусть в них, толи тоска. И надежда, живая, настоящая надежда на чудо.
И тут Федор услышал собственный голос:
– А давай вдвоем?
Лёгкий аромат свежих морозных духов окружил его, когда Алёнка с визгом счастья подскочила и обняла. Быстро, всего на секунду, но так от души и сильно, что… Эх, давно его так никто не обнимал.
И теперь они стояли посреди двора, глядя друг другу в глаза и как-то глупо улыбаясь.
Алёнка спохватилась первая.
– Так, ну раз у меня есть шампанское и мандарины, хозяйкой буду я. Идём в гости!
Степаныч чуть бутербродом не подавился, когда в замке повернулся ключ, и послышались голоса. Два голоса. И он знал их, знал оба! Бросив все, он ломанулся в коридор. Нет, ну надо же! Отпихнув с дороги Пуфика, домовой рванул наверх.
– Фома, твой у нас!
– Кто у вас, чего у вас? – захлопал глазами Ильич, пытаясь понять, что там такое приключилось.
– Фёдор твой с Алёнкой к нам пришёл!
– Да ты что? Ах, батюшки… Это как же так-то? Мы их того… А они сами?
– Да погоди ты, сами, сами… Пришли, говорю, вместе! Больше ничего пока что. Давай со мной, покажу!
Домовые припустили вниз, посмотреть, что ж там такое делается.
Алёнка тем временем успела достать бокалы, а Фёдор обстоятельно откручивал проволочку Мюзле от бутылки шампанского.
– А давай красиво? – предложила девушка.
Фёдор хитро улыбнулся и тряхнул бутылкой. Бабах! Пробка улетела куда-то в угол комнаты, из бутылки вырвался целый водопад. Алёнка завопила от счастья и подставила тару.
Чокнулись. Пузырьки ударили в нос. Девушка зафыркала, замахала свободной рукой у лица… Волосы у нее растрепались, теперь она совсем не была похожа на суровую офисную Алёну Сергеевну. В очередной раз пробив скорлупу, наружу вылез бойкий цыпленок ее настоящего я. Фёдор тоже прикончил первый бокал и расправлялся с мандарином. И тут их осенило.
– Ёлка! – завопили они в один голос.
Алёнка ёлку не наряжала. Все некогда было. Да и мало ли, Пуфик сшибет, пока ее нет. Думала купить маленькую к приезду Нюрочки. Как раз и свежая будет. Да вот только где их, эти ёлки, после первого января возьмёшь…
Фёдор себе тоже ёлку не ставил. Зачем она ему одному. Он вообще к этому всему относился ровно, с налётом лёгкой прохлады. Но сейчас все было таким сумасшедшим, что ёлку отчаянно захотелось.
Призадумались. Вдруг Алёна хитро сощурила глаза и посмотрела прямо на соседа.
– Я знаю, где мы ее возьмём!
Ох, этот взгляд он уже видел. Однажды. В подъезде. Вон и свидетель на подоконнике имеется, бодрый такой, листвой
новой оброс. Ох, ничего спокойного этот взгляд не сулил…
– Веди, – просто сказал Фёдор.
Домовые тоже ринулись в коридор. Интересно же!
Молодой человек потянулся было за курткой, по Алёна отрицательно помотала головой и улыбнулась ещё хитрей. И тут до Федора наконец дошло. Он уж и не знал, смеяться ему, или послать эту сумасшедшую далеко и надолго и уйти домой. Поэтому он просто пошел следом.
На первом этаже было тихо.
Степаныч с Ильичом уже ждали хозяев внизу. Пришлось им поднажать, чтобы первыми спуститься. Степаныч предложил было вниз напрямую, через полы. Ильич в ответ покрутил пальцем у виска, напомнив, как рухнул недавно ему на голову. Пришлось бегом по лестнице. Едва успев запрыгнуть на подоконник, домовые затихарились.
И вот спустились Алёнка с Федей. Ёлка, небольшая, но живая и очень симпатичная, сигала огнями посреди подъездного холла. Прямо напротив нее в своей комнате смотрела телевизор консьержка.
– Как будем брать? – Деловито осведомилась Алёнка.
– Откуда знаю, это твоя идея! – зашептал в ответ Фёдор. – Может, ее отвлечь как-то?
– Ага, как? Я буду зубы заговаривать, а ты ёлку тырить? Да всё равно увидит.
– Ясно, будем ждать! – Фёдор уселся на ступеньки, но так, чтобы его не было видно от входа. Алёнка пристроилась рядом.
Домовые тоже расположились поудобней. Однако Семён Степаныч все как-то ерзал, как будто беспокоился о чем-то. То встанет, то сядет, то опять вскочит и давай туда-сюда ходить…
– Знаешь, что, Фома Ильич? По-моему, мы тут надолго… – наконец сказал он.
– Что делать будем?
– Да ты покарауль их, а я мигом! – Степаныч поднялся к себе и вернулся с чайником, чашками и кое-какой снедью. Ожидание сделалось весьма приятным. Фома достал из кармана носовой платок, подул на него, пошептал что-то, тот и обернулся небольшой симпатичной скатертью. Даже елочки по углам были вышиты. Получился целый новогодний стол. Водрузив все припасенное богатство, Семен наконец успокоился. Критический оглядел поляну, задумался.
