Ольга Пойманова
Лоскутки
– Не знаешь, Листьевы в город вернулись? Они вроде переезжали куда-то…
Мама выплыла из кухни с башней металлических лотков в руках. Пахнло от них одуряюще вкусно. Я потянула носом, встала и открыла балконную дверь. Мама сгрузила на пол свою ношу. Собираетесь ругаться на меня за то, что я не помогла ей донести? Ну и зря. Это даже папе не разрешено. А вдруг мы, ротозеи, споткнемся, и всё полетит на пол? А мы споткнемся обязательно! Доверяй нам такие ценности как холодец, ага, как же! Только своими руками. Мама непогрешима. Говорю ведь, в каждой семье свои традиции, хоть порой и странные.
С кряхтением мама распрямилась, вытерла пот со лба и уставилась в экран, прямо на фотографию предположительно того самого Максима.
– А что, похож! – сказала она.
– Так что, возвращались они?
– И не уезжали никуда. Квартиру в наследство получили в другом районе и перебрались.
– Ага, попался! – вслух подумала я.
Мама только усмехнулась. Не ей говорить мне о чудачествах.
Я сняла снимок со стены. Что бы ещё прихватить с собой… Вот бы ту линейку…
Я хлопнула себя по лбу. Так ведь жива линейка-то, жива! Я так часто получала от учительницы за неправильные чертежи, что просто перестала ее использовать по назначению и переложила в книгу вместо закладки! Подскочила к полке, достала сборник сказок. Лежит, родимая! Даже зайчики целы.
В общем, на следующее утро во всеоружии я направилась в Магазин.
В салоне было пусто. Только за прилавком скучал один-единственный продавец. Я присела напротив входа на лавочку и принялась наблюдать. Ох, и скучное это было занятие! Ну вот сидит парень, что-то смотрит в своем телефоне, и лицо у него при этом совершенно непрошибаемое. Хоть улыбнулся бы, что ли! Но нет, сидел как каменный. Я мысленно пририсовала ему очки. Да, похож. И на вид вроде возраст совпадает… Ладно, пора.
К делу я подошла ответственно. Взяла из дома папку для бумаг, в которой ничего кроме фотографии и линейки не было. Расстегнула ее сейчас, чтобы в самый ответственный момент не копаться.
И шагнула внутрь.
Он дежурно меня поприветствовал и изобразил интерес. Я подошла к стойке.
– Здравствуй, Максим, – ох, как же эффектно я выложила перед ним фотографию! Вот красивый получился жест, четкий.
Он непонимающим взглядом уставился на нее, нахмурился, в глазах промелькнул огонек узнавания. Не дав ему опомниться, я вытащила и положила на прилавок линейку.
– Юлька! Ты что ли? – бухнул он, и я вздрогнула. Ну и голос у него стал! Не голос, а труба иерихонская! Мощный такой бас.
– Ага, я, – закивала и улыбнулась.
– Ну даёшь! Как, откуда? – спросил он, все ещё улыбаясь.
– Забыл спросить зачем! – дополнила я. А он только рукой махнул. – Да вот стало интересно, как живёт мой первый сосед по парте!
– Юль, я все понимаю, но как-то ты поздновато опомнилась, не?
Вместо ответа я придвинула к себе снимок и засмотрелась на него. Только сейчас у меня наконец появилось смутное понимание, зачем же мне все это надо.
Бабушки не стало год назад. В канун новогодних праздников ушла, тихо и спокойно. Нарядила ёлку, повесила гирлянду на окно, уселась в любимое кресло посмотреть телевизор, и уснула. Там ее и нашли. Мы с мамой целый год не могли, да и не хотели ничего менять в той квартирке. И ёлка простояла всё это время наряженная. Теперь, перед годовщиной, мы наконец занялись ее вещами. Так появились на свет памятки. Нашлась мамина кукла, тяжёлые очки деда и его же курительная трубка с запасом табака, мои ботиночки… Да много чего нашлось. Бабушка так нас любила, так берегла память о каких-то особенно дорогих сердцу мгновениях… Даже игрушки на ёлке все были с историями! Какая у кого любимая, где их покупали, да почему эти, а не другие, да у кого пара разбилась… Каждый год бабушка рассказывала нам одни и те же байки про них, но так живо и бойко, что это никогда не надоедало. Мы затем и приходили к ней в гости, если знали, что она будет наряжать ёлку, чтобы помочь, а больше послушать эти почти уже сказки…
В этом году мы сами пытались их себе рассказать.
– Мам, а давай отметим здесь, – вдруг предложила я. – Словно бабушка с нами. Ты не против?
Она взглянула на меня полными слез глазами и согласно кивнула. Папка тоже был за, он любил свою тещу и скучал по ней не меньше нашего. Потому теперь и пропадали мы в квартире весь декабрь, даже спать иногда в ней ложились. Разбирали вещи да вспоминали бабулю. И холодец варили в старенькой хрущевке, а не в родительской просторной квартире. Ну не таскаться же с ним по улицам!
И теперь, прикасаясь к бабушкиным воспоминаниями, теребя эти фотографии, я словно тянула к ней руки. Глупость, скажете? Человеку давно за тридцатник, а он памятью питается. Знаете, вы и сами такие. Мы все такие.
Но не говорить же такие вещи совершенно чужому парню, пусть он и портил когда-то ручкой мои тетрадки, калякая в них всякую ерунду, стоило мне отвернуться!
– Вспоминаю детство, ностальгирую! – сгладила я. – Да вот, не поверишь, нашла эти фотки, и вдруг стало так интересно, кто все эти люди, куда делись… Дай, думаю, найду. Любопытство дело такое!
– И я попался под руку первым?
– Тебя я, в отличие от себя, на снимке узнала! И вспомнила!
– Погоди, а ты тут…
Я обречённо ткнула пальцем в медведя.
Он хохотнул.
– Ну чего, спасёшь меня от меня самой? Расскажи, что у тебя да как, а то ведь любопытство меня съест!
– Я-то? Да ничего! Счастливый папаша. Дочь вот родилась три года назад. Шпана та ещё, жена уже воет. Да и я, честно сказать, иногда подвываю… Вчера, ты прикинь, от меня в магазине со шмотками сбежала, спряталась среди курток на вешалке и стоит молчит! Я туда, сюда, зову, кричу, уже менеджера напряг камеры смотреть… Минут десять искал, чуть с ума не сошел. А она за мной следила. И вдруг как заржет! Только по смеху нашел! Засранка мелкая! И ведь, понимаешь, возле меня стояла! Только потянулся свитер с вешалки взять, чтоб померить… Секундное дело, а она смылаясь. Хорошо хоть жена не в курсе, я ей не говорю, а то психовать начнет.
– А чего ж она с вами не пошла?
– Да заболела! Температура, сопли в три ручья. Ну я малую из дома и увел, чтоб мать не трогала и заразу не хватала. Заодно, думаю, хоть теплую одежду себе найду. А то весь шкаф фирменными футболками забит, больше нет ничего.
– Может, няню? – спросила я.
– Няня нужна хорошая, а иначе от нее одни проблемы. И нервы чтоб как канаты, с нашей иначе нельзя. Ну а ты как?
– Да тоже ничего!
– Все читаешь?
– Читаю, конечно! Но давно уже не только. Зверей лечу. Ветеринарный закончила. Работаю в одной маленькой клинике. Не сетевой. Мне там больше нравится, чем в крупной. Люди проще, приветливей. Многие давно уже свои, я их зверинец, так сказать, с младых когтей наблюдаю.
– А в попугаях разбираешься? – оживился он. – Мой дурачок решил тут на днях на батарею приземлиться. А ее топят ого-го, сесть-то он сел, а потом как рванет оттуда! Боюсь, как бы лапы себе не обжег. Сидит на жердочке своей, не шевелится.
– Приноси, но это тебе не ко мне лучше. Я тебя в надёжные руки передам! Слушай, а вот это ты не знаешь, кто стоит? – Я вернула его мысли к снимку. Надо ж мне как-то искать других…
– Это Надька Сивцова, – он показал на Снежинку. – Мой отец с ее отцом на лыжах вечно ходил кататься. Ее ты не найдешь. Уехала она из страны. Замуж вышла и умотала в Канаду. Я даже фамилию ее новую не знаю. Кто вот эта девочка, понятия не имею. Это вот… – он вгляделся во второго зайца. – Не уверен, но волк вроде Юрка. Так вроде его звали. Похож…
– Зайцев, что ли?
– Точно, заяц-волк! Помнишь, ему ещё прохода не давали этой фразой, он аж в драки лез, лишь бы отстали!
Про Юрку я все знала. Разбился он, занесло зимой на дороге.
– А белочка?
– Вот белку не знаю! – ответил Максим.
– А про Валентину Ивановну ты хоть что-то знаешь?
– Дети-дети, встаньте в круг, ты мой друг, и я твой друг! – вдруг выдал Максим. Это ж надо! Я забыла, а он помнит! И правда ведь, Валентина Ивановна именно так нас собирала. И мирила. На счёт последнего у меня, правда, были сомнения. Ну как можно помириться с кем-то только потому, что тебя заставляют держать его за руку и стоять рядом в хороводе? Или того хуже, за две руки, стоя напротив друг друга. "Ты мой друг и я твой друг, самый верный друг", – говорили мы, глядя в глаза своему практически кровному врагу, а потом разбегались по углам. И уже оттуда зыркали злобными глазенками, выжидая момент, чтобы приложить конкурента плюшевым медведем по чему придется. Но Валентина Ивановна эту цитату из фильма "Золушка" любила, и в непогрешимость своего метода, кажется, верила. Или просто она была мудрой и опытной, прекрасно знала, что конфликт из-за какой-нибудь особенно ценной игрушки главное во время прервать, а потом развести драчунов в разные стороны. В половине случаев они уже минут через 10 позабудут, что не поделили. Ну а со второй половиной уже стоит разобраться.
