Ольга Михайловна Левонович
Приют души
Утренний сад
Словно розовые тучи
Опустились на сады.
Солнце глянет – вспыхнет лучик
В каждой капельке воды.
Крепко спят, сомкнув ресницы,
Одуванчики в траве.
Но поют, щебечут птицы,
Неприметные в листве.
Свежесть утреннего сада.
Проплывают облака.
Дремлет синяя прохлада
В каждой чашечке цветка.
Новая книга
Вновь цветут в душе колокольчики,
и ромашки, и одуванчики…
Снова рукопись, чай с лимончиком,
на столе стихи, на диванчике,
на полу и на подоконнике,
монитор в очках отражается…
Вновь душа погружается в хроники…
Это новая книга рождается…
Полоса
Звучат обрывки мыслей, голоса:
Пришла она, живая полоса,
Когда и явь, и вымысел сплетаешь,
Взлетишь – захватит дух, и тут же – вниз.
В надежде на спасение хватаешь
Огрызок карандашный, чистый лист.
В смятеньи пишешь, пишешь, как ворожишь…
И высказаться до конца не можешь…
Вечерний знак
На небесах вечерних – знак из линий тонких.
Под аркой радуги сосняк в сиянье тонет.
Дождь брызжет стрелами огня. Хвоя в алмазах.
Какое завершенье дня! Дождь, солнце – сразу!
…Заката лезвие слепит над горизонтом.
Там сопка динозавром спит: привычный контур.
Обычный непохожий день. Когда ж научишь
Вот так же: погружаться в темь, и вновь по тучам
Рассветным, радостно взойти – любя! Любимой!
И заново весь путь пройти – неповторимо!
Зеркало
Качнувшись, зеркало приблизит
Лицо в задумчивых слезах,
Гор заооконных выгиб сизый,
Волнистый росчерк в небесах…
По облакам – пожар закатный.
Прочь, зеркала. Гори, окно.
Сменились краски – троекратно!
… А слезы… Высохли давно.
Любовь и боль
Рифмуются – любовь и боль.
Не точной рифмой, а по сути…
Неистребима она, коль
До поднебесья душу крутит.
Цветы и листья кружат там.
Взмывает вихрь, пылая свечкой.
И листьев липнут ко щекам
Кровоточащие сердечки…
Герда и Кай
Герде не знать ли – ведут все дороги
К сердцу любимого Кая…
Зубчатых гор ледяные отроги…
Слёзы замёрзли, стекая…
Лёд отчужденья легко не растает…
Чтобы любимый согрелся,
Герда, отважная, хрупкая, знает –
Надо отдать своё сердце.
Ты еще рядом
Ты – еще рядом.
И ты уже – там, за полосой отчужденья.
Ты невпопад отвечаешь, словам
Не придавая значенья.
Близится, близится время отлета.
А я все надеюсь, надеюсь на что-то…
Хорошо бы
Хорошо бы последнюю связь оборвать
До того, как уйти соберешься.
А иначе калитка опять и опять
Будет хлопать – и ты обернешься.
А иначе завоют вослед голоса,
Куст шиповника в платье вонзится,
Будут прочной стеною тесниться леса,
Незнакомые хмуриться лица.
Для чего это бегство? Душа – пополам,
Существом бесприютно-несмелым…
Надо так расставаться: душа уже там,
Там, в грядущем. И очередь – тела.
Март
После встречи со мною ты станешь иным.
После встречи с тобою я стану иная.
Седина, а я вижу тебя молодым,
В тёмном взоре тону и не чувствую дна я.
Март бросает лучи через чёрные ветки.
Снова оттепель, таянье, птичий галдёж…
Я ищу в Интернете меж строчек отметки,
Что ты мысленно рядом, что отклика ждёшь…
В разных точках земли, временных измереньях
Мы от скуки тягучей, душевной тоски,
Осторожно, как в воду, вошли в откровенья.
Оказались вдруг ближе касанья руки.
Кто я, что я – годами заброшено было.
Кто ты, что ты – кому и зачем объяснять?
Трудно вспомнить, что душу мою разбудило.
Что тебя зацепило во мне – не поймать.
И теперь перед явью растеряны оба.
Лесом-ельником прошлое, нету пути…
Ты окликнул меня в полушаге от гроба.
Оглянулась – и взор не могу отвести.
Март сияет и брызжет, и стрелочки-льдинки
Превращаются в слёзы, и хочется жить.
И я вижу того, что не сбудется, снимки.
Может – будет? Пока невозможно судить…
Иль спрятаться в сердце
Хочу быть на шее твоей – медальоном,
Горошиной, крошкой в глубоком кармане,
Иль в краешке глаза слезинкой солёной,
Иль спрятаться в сердце, где всё без обмана.
Ты всё опасаешься, что потеряешь,
Что выронишь чашу – она разобьётся…
Ты словно идёшь до овражного края,
Где пропасть, дыша, пред тобой развернётся.
Но сколько б она ни текла, ни змеилась,
Я (видишь?) незримо к тебе прилетела.
И птицей на руку к тебе опустилась.
Ты чувствуешь тёплое, в пёрышках, тело?
Рукою взмахнёшь – улетаю на ветку…
Поверить, Фома, не желаешь, не можешь…
И, словно Адам, ощущаешь нередко
Нехватку ребра где-то слева, под кожей…
Печалишься?
Ты думаешь, что вырваться легко
Из лап когтистых медного дракона?
Мне на душу письмо твоё легло,
И каждая слезинка в нём – знакома.
Дракон мой дремлет, кажется, что спит.
Брожу вокруг и цепью громыхаю.
Его бессмысленно о жалости просить.
С ним рядом вянет всё и засыхает.
Он любит музыку гремучую цепей.
И наслаждается чужим томленьем тесным.
Моя душа? Печалишься о ней?
Она жива, питается небесным.
Ну, хочешь, – серой птицей обернись,
И упади ко мне на грудь – погреться…
И ощути, как утекает жизнь
Из моего, пока живого, сердца…
Мосты
Голуби воркуют на балконе.
Дальние сияют купола.
А душа, тюремный вор в законе,
Разбирает старые дела…
Вырвалась как будто на свободу,
Сзади шлейф ошибок, нехорош…
Кажется – ни воли и ни ходу,
За спиною кто-то точит нож…
…Солнышко играет, небо стынет.
Золотые светятся кресты…
Ждут меня туманные, пустые,
Гулкие, тревожные мосты.
И по ним, холодным и безлюдным,
От оплетших душу липких пут
Я уйду… Но буду ль неподсудна?
Даже если жёсток личный суд?
Ждут меня твои ладони
Я знаю – ждут меня твои ладони.
Твое тепло, и я к нему прильну…
Но от отчаянья душа незримо стонет:
Иду долиной, вижу пелену.
За нею ждет привычный и нелепый
Мир из чудовищных строений и мостов…
Из компромиссов лживых прочно слеплен,
И полон возмущенных голосов.
Живут в его глубоких переулках
Пустые ужасы, живые миражи…
Шаги невидимых – чуть слышно или гулко…
В нем невозможно постоянно жить.
Я сотни раз оттуда убегала,
Но возвращалась, как бродячий пес.
Нет сил моих. Немыслимо устала…
Но верю, что пройду его – насквозь.
И пусть душа сжимается и стонет,
Пройду я сквозь густую пелену.
Я верю – ждут меня твои ладони.
Твое тепло. И я к нему прильну.
О надежде
Всё кончено – себе я повторяю.
Но почему надежда не умрёт?
Оброненные ключики от рая
Она в ладошку лёгкую берёт.
Играет ими – ободки сверкают,
И, улыбаясь, и прячет их в карман.
Известна тайна ей. Но как узнать – какая?
Быть может мысль «всё кончено» – обман?
Ей ведомо далёкое отсюда.
Глядит – и брызжут лучики из глаз,
Как будто видится ей радостное чудо…
Мне не увидеть. Мой не пробил час.
Но верю ей. Она не подводила.
…Увижу, может быть, – всё выжжено дотла.
Я стала нищею, гонимой и немилой.
И – страшную свободу обрела.
Надежды луч
Надежды луч, как золотая шпага,
Пронзает яблоки сомнений и отрад.
Любить безмолвно – высшая отвага,
Когда любой учитель, а не враг.
Себя отдать без сожалений в рабство
Тому, кто власть неправедно купил.
Копя в смиреньи высшее богатство,
На поиск смысла не жалея сил.
Когда иссякнет дней и боли мера,
Поражена всесилием своим,
Плиту над погребом легко откроет вера,
И Божий Лик появится над ним…
Когда со всех сторон обложат
Когда со всех сторон обложат,
Когда невмочь дышать и говорить,
Одна лишь мысль: «Помилуй меня, Боже!».
И высветится, крепче стали, нить.
И выведет, дрожа, звеня, из мрака,
И – вытащит из чёрной глубины.
Пусть спазмы в горле. Но не надо плакать.
От слёз на тропах камни не видны.
Бог выведет! Стремительно иль тихо, -
Не в этом суть. В движении вперёд.
Сухою шелухою снимет лихо,
И в город белокаменный введёт.
Душа бредёт сквозь стыд и воздыханья,
Закутавшись в худое пальтецо,
Храня, как драгоценность – покаянье,
И долу приклонив своё лицо.
Неся, как груз, свои густые мысли,
Неснятый долг и жалость, рабский труд,
С мечтой о жизни непорочно-чистой,
Которую нелепостью зовут.
Мне говорят – не торопиться
Мне говорят – не торопиться.
Не приговаривать, скорбя.
Мол, ни побег, ни власяница
Не для тебя, не для тебя.
Мне говорят – иди по краю.
Не отходи, не упади.
А я от страха замираю,
Стена тумана впереди.
Не прыгну в пропасть, но от бездны
Рвануть не в силах я пока.
Мои стенанья бесполезны,
И крест, вздохнув, кладёт рука…
Молюсь, молюсь без утешенья,
Оставленная средь беды.
Но вижу часто рядом тень я,
И чьи-то легкие следы.
И в грудь вселяется отрада.
Лелею тихую мечту,
Что, если в пропасть буду падать,
Меня поймают на лету…
