Ольга Михайловна Левонович
Купола в окне
Секунды и миллиметры
Сын, когда жил и работал в городе, купил новую машину. Решили её освятить. Я как раз приехала в город, отправилась в храм, договариваться со священником. Мы стояли с отцом Романом на парапете кафедрального храма, и сын приехал. Влетел на своей спортивной машине на площадку, сделал лихой разворот и точнёхонько вписался между двумя автомобилями. Выбрался из машины довольный.
Батюшка освящал машину, а мы с сыном стояли рядом и молились.
Когда обряд был закончен, священник обратился к сыну:
– Вижу, водитель ты классный. Но умение и профессионализм не спасут, если Господь не поможет. Бывают ситуации, когда всё решают секунды и миллиметры. Вот в них – Господь. Он может совершить невозможное. Поэтому, когда садишься в машину, прочитай краткую молитву, перекрестись, а потом уж езжай.
Он благословил сына, и тот уехал к друзьям, выслушав от меня:
– Только не отмечай это дело, ладно?
А я отправилась на квартиру к дочери. Сын появился вечером. Трезвый.
– Ну, как съездил? – спросила его.
– Да всё нормально, – замявшись на секунду, ответствовал он.
– Рассказывай, что случилось!
– Ничего особенного. Решили с друзьями прокатиться по городу. Ехали мимо рынка, на хорошей скорости, и вдруг из проулка наперерез вылетела машина. Я мельком заметил, что женщина за рулём. Понял, что столкновение – неизбежно. Тормозить – бесполезно. И я дал по газам, чтобы врезалась хотя бы не в переднюю дверцу, а в заднюю. Вжих – и мы разминулись… Остановил машину на обочине, руки от руля поднял, а они трясутся. И вспомнил, как батюшка говорил о секундах и миллиметрах…
О кошке и святом Савве
В клинике ветеринарной – очередь. Хозяева успокаивают, уговаривают любимцев. Кого тут только не увидишь! Пришла девочка с пластиковой коробочкой. Все гадали – кто там? Оказалось – черепашка. Молодой человек принёс огромного коричневого кролика. А уж собак и кошек – каких только не увидишь.
Пока стоишь в очереди – слушаешь разговоры и истории.
Пришла монахиня с помощницей, принесла двух кошек, а всего их, в деревянном доме у старушки, обитает тридцать три! И собака. И все ходят гулять на улицу через форточку. Собака тоже!
Женщина с рыжим котёнком на руках рассказывает монахине: «У нас жили старый кот и молодая кошка. По соседству был заброшенный госпромхоз. Кто-то разобрал старый госпромхозовский сарай, а там хранилось отравленное зерно. Мыши наелись, померли. Кот и кошка поели этих мышей и заболели.
Не сразу мы поняли, почему они ничего не кушают, лежат, слабнут, шерсть сыплется, изо рта идёт пена. Кота не успели спасти. А кошку, по совету соседки-фармацевта, я поила слабым раствором марганцовки. Но и она угасала на глазах.
Лежала моя кошка в коробке в углу, а я в то время читала жизнеописание святого Саввы. И дошла до того места, как он молитвой животных лечил. Обливаясь слезами, попросила вслух святого:
– Если можно, святой Савва, помолись о моей кошке, а то так жаль её…
В ту же минуту кошка подняла голову, шатаясь, выбралась из коробки и с усилием прыгнула ко мне на колени. Я её погладила, шерсть посыпалась, говорю сквозь слёзы:
– Что, жить будешь? Вот и хорошо.
Кошка быстро пошла на поправку, котят потом приносила много раз».
Монахиня слушает и улыбается.
Чёрная собака
Однажды она заскочила к нам в ограду. Я на нее: «Цыц!», а она глянула пустыми равнодушными глазами, без признаков боязни, и я замерла. Собака крутанулась возле забора и выбежала в приоткрытую калитку.
Привезли её соседи, что жили через два дома от нас. Держали на цепи, а тут сорвалась, на моих глазах уронила старушку, ладно – хозяин вышел, отозвал псину. Бабушка поднималась, охая.
В другой раз собака набросилась на девушку, изорвала низ пальто в клочья. Девушка, полумертвая от страха, только прижимала кулачки к груди и тоненько визжала. Хозяин не вышел, девушку отбили прохожие, вооружившись палками и камнями.
Иду я по улице, а из проулка выворачивает, гремя обрывком цепи, эта черная фашистка. Я остановилась, боюсь смотреть в её сторону. Двинулась потихоньку дальше и думаю: до дома далеко, добежать не успею – она меня сто раз съесть сможет. Что делать? Буду читать молитву.
«Да будет воля Твоя» – проговариваю внутренне и думаю – если на то воля Божия, то пусть псина меня жрет. Представила, как в её челюстях кости мои трещат… Иду, неотрывно молитву читаю. Никто меня не ест.
Осторожно поворачиваю голову, и вижу – собака деловито бегает неподалёку, цепью погромыхивает, и на меня – ноль внимания! Я пободрее зашагала, а молитву читаю, читаю. Так до калитки и дошла. Обернулась – собака в мою сторону даже головы не поворачивает.
Мысль была: может быть чёрное чудовище как-то исправилось, поумнело? Но буквально на следующий день собака снова кого-то искусала, и хозяин её убил.
Дождь
Который день по окрестным сопкам бродили тучи. Но, откуда ни возьмись, налетал ветер, уносил долгожданные тучки невесть куда. Почва растрескалась, картошка в земле почти превратилась в печеную. Грядки прольешь, чуть постоят – и снова сухие, как зола. Вот и сегодня наползли тучи, и ветер поднимается.
Иду из магазина, навстречу шагает знакомый дед:
– В церкву-то ходишь?
– Хожу.
– Не действуют ваши молитвы. Колотитесь там лбом об пол, дожжа не можете выпросить! – и сплюнул.
Я только вздохнула, ничего не ответила. Какой нам дождь по грехам нашим. Переживу, пусть плюется, прости его, Господи.
Не успела до дома дойти – застучали капли. С торжеством обернулась на деда, а его уж след простыл.
Домой дед возвращался под густым ливнем, вымок до нитки, я в окно видела.
Теперь при встречах здоровается, не плюется. Хотя моей заслуги в этом, конечно, нет.
Воробей
Пригласили в школу, рассказать о православных праздниках. Пятиклассники слушали замечательно. Рассказала об иконах, Рождестве Христовом. Учительница позвала на следующий классный час, провести беседу о празднике Крещения.
Пришла, а тут в окне, между рамами, – воробей. Дети говорят, что все уроки там сидит. Окно огромное, вверху – чуть приоткрытая форточка. На улице мороз, воробей втиснулся в щель у форточки, свалился вниз, и выбраться не может. Взлетал, говорят, много раз и падал обратно. Выбился из сил, сидит, помятый, с приоткрытым клювом. Веду урок, а дети всё поглядывают на воробья, переживают. На перемене пошли смотреть, что можно сделать. Рамы приколочены, проклеены, самим не открыть. Дети смотрят на воробьишку, вздыхают.
– Вы попросите Боженьку, – говорит мне потихоньку Ваня, рыжий худенький парнишка, – пусть Он воробья достанет.
Я растерялась немного, но на ухо ему отвечаю:
– Давай вместе просить…
Не столько молюсь, сколько думаю, где бы завхоза найти, чтобы раму открыл. А Ваня ресницы опустил, стоит, шепчет что-то про себя. Разыскала я завхоза, так, мол, и так. Он согласился помочь. Хотела с ним идти, да тут звонок, а у меня ещё беседа, в классе этажом ниже. Веду урок, слышу: над головой грохот. Радуюсь – воробья спасает добрый человек.
На другой день заглянула к пятиклашкам. Рамы – без признаков вскрытия, заклеены накрепко.
– Дети, завхоз вчера тут был? Рамы открывали?
– Нет.
– А что за грохот стоял?
– Это в соседнем классе столы налаживали.
– А как же воробей?
– Не знаю, – улыбается Ваня, – мы пришли с перемены, а он исчез.
Купите книгу
В храме нашем случился конфликт. Группа прихожан решила написать письмо-жалобу на батюшку, с просьбой перевести его от нас на другой приход, а нам прислать другого. Я отказалась подписывать жалобу, но на душе было тяжело. Не хотелось противостоять коллективу, и батюшку было жаль.
Приехала в город, зашла в церковную лавку. Подошла ко мне продавщица, протянула книжечку в неброской обложке и вежливо сказала:
– Купите, книга – замечательная. Я прочла, мне очень понравилась.
Я внутренне насупилась – чего это она мне навязывать будет? А потом устыдилась своей гордыни и, хотя не видела в том нужды, книгу купила.
На вокзале раскрыла на первой попавшейся странице. А там ответ старца Арсения Балобановского женщине, которую уламывали подписать жалобу на священника. Отец Арсений твердо сказал – «Не подписывай!»
И в душе моей воцарилась тишина.
Не ищи другого
Обиделась на нашего священника. Показалось, что слишком строго со мной разговаривал. Надо было взять благословение на лечение в областной больнице, а я, из вредности, в нашу церковь не пошла.
Думаю: зайду в любой городской храм, возьму благословение у того священника, которого Бог пошлет. Было нечто вроде чувства вины перед нашим батюшкой, но я постаралась не думать об этом.
Приезжаю. Подхожу к Воскресенскому храму, и – удача! – священник шагает впереди. Догоняю, окликаю:
– Простите, батюшка! – он оборачивается, и я глазам не верю! Наш! По делам в город приехал.
– Благословите, батюшка! – и в больницу, как на крылышках.
Свеча за некрещёного
Рассказ Веры, в будущем монахини Марии: «В нашей группе у студента Ромы разболелось колено, он даже на занятия не мог ходить. За вечерним богослужением я вспомнила о нём, и пошла, поставила свечу за его здравие, помолилась Великомученику и Целителю Пантелеимону.
На следующий день Ромка на занятия пришел, а когда упомянул, что колено перестало болеть в пять вечера, а это начало богослужения, я решила рассказать ему о свече и молитве за него. Он выслушал очень внимательно, позже решил креститься и сделал это».
Кто помогал батюшке?
Рассказ Веры, в будущем монахини Марии: «Приехала я в наш посёлок на летние каникулы. Побывала в нашем храме на Литургии. Дома хватилась – крестика нет! Не обронила ли в церкви? Вечером отправилась в храм на Всенощное бдение.
Храм в то время был в здании бывшего комхоза. Чтобы войти, надо было обойти здание. Иду вдоль окон, форточки открыты, слышу возгласы батюшки и ответное пение.
Поёт незнакомая певчая очень хорошо, нежно, мелодично. Захожу в храм. Батюшка в алтаре. Из прихожан – только одна глухая бабушка Нюра стоит.
Батюшка даёт возглас: «Миром Господу помолимся!», и я жду, когда ответит певчая «Господи, помилуй!». Тишина. Батюшка сам себе отвечает. Странно.
Снова слова священника, а певчая – молчит. Не выдержав, я осторожно заглядываю за перегородку, где обычно певчие стоят. А там нет никого!
Потрясенная, едва дождалась конца службы, чтобы спросить отца Владимира об этой странности. Он ответил как-то невразумительно, типа, что показалось. Но я-то знаю, что не показалось!
А крестик позже дома нашёлся. Нечаянно сняла его с шеи вместе со свитером».
Икона-мученица
Пришёл как-то наш батюшка к нам домой, и спрашивает:
– Нет ли у Вас иконы Спасителя? Иду освящать налоговую, надо бы им новую икону подарить.
– Конечно, берите! – отвечаю.
– А Вы с мужем как-нибудь заедьте ко мне, у меня много старинных икон, выберете себе.
Поблагодарила я священника. А вскоре подвозили мы его до дома, зашли в гости. Иконы были всякие, и вдруг вижу на стене – небольшая иконка Иисуса Христа, видно, что старинная, только Лик Его плохо виден. Видимо, попала икона в руки сектантов-изуверов. Они иконы и жгли, и разрубали, а вот у этой ножом Лик соскребли, причём в виде креста.
– О, это икона-мученица, – батюшка увидел, куда я смотрю не отрываясь, – досталось ей. Но Лик заживает, восстанавливается, видите, там уже чуть проявились очи Христа, линия рта.
– Отдайте её мне, батюшка!
– Возьмите!
Привезла я её домой. Повесила в кухне на место прежней иконы. И всем, кто бы ко мне не заходил, рассказывала эту историю. Спустя какое-то время убрала её в иконостас в гостиной. Да молилась перед нею каждый день.
Как-то зашла ко мне знакомая. Говорит:
– Помнишь, ты про икону рассказывала? Где она?
– В комнату пройди, в иконостасе, среди других икон она.
Знакомая прошла, после долгого молчания кричит:
– А где икона-то? Не могу найти!
– Вот же она! Наверху, под крестом.
– Не может быть! У меня в памяти та, давняя, с выскобленным Ликом, а тут и глаза видно, и нос, и губы! Не верю глазам своим!
– Да? Я как-то и не замечала. Молюсь каждый день, и не вижу перемен. А ведь правда!
Теперь согреемся!
Рассказ прихожанина Николая: «Приехал я в другой район, помогать батюшке в ремонте храма. Остановиться негде было, батюшка благословил ночевать прямо в храме.
Вечером я долго, усердно поминал в молитве всех своих умерших сродников. Спать улегся в уголке, постелив одеяло, под иконами. Снится мне сон, будто несу я охапку дров, вхожу в дом, а там полно народа, и все хором благодарят:
– Как хорошо, дрова принес, теперь согреемся! А то замерзли тут совсем! Спасибо тебе.
Проснулся, и только потом сообразил, что люди в доме – это мои усопшие родные. Выходит, что наши молитвы нужны умершим не меньше, чем дрова – замерзающим».
Чёрные слизни
В храме шёл ремонт. На полу громоздились свежеструганные доски и листы ДВП. Сквозь открытую настежь дверь доносились с улицы звуки пилы и стук молотка – это Максим-Борода сооружал каркас для перегородки на клирос. В перерывах между стуканьем-вжиканьем слышалось чириканье птиц. Шелестела июльская листва.
Батюшка неутомимо сновал по храму, полы его подрясника и ботинки были усыпаны мелкими опилками.
Полина, работница церковной лавки, в общей суматохе участия не принимала. Она неторопливо переписывала имена крестившихся вчера из тетрадки в толстый журнал. До того увлеклась работой, что не сразу заметила фигуру женщины, что застыла среди строительного беспорядка.
Вышел батюшка, о чём-то негромко спросил гостью.
– Полина, – крикнул он, – налейте воды в купель. Крещение будет бесплатное, деньги на свечу, крестик и свидетельство принесу сейчас из алтаря.
Полина набирала в купель воду, смотрела, как бежит струя из шланга, и думала о том, что не успеет подогреть, как обычно, воду кипятильником. Ну да ничего, лето всё ж-таки.
Она мельком оглядела женщину, что съёжилась у окна, не смея присесть на скамейку. Худо одетая, измождённая. Сколько лет – не определишь. Пьюшка, поди.
– Обычно крестятся в длинных рубашках, а Вы уж в футболке, – Полина протянула женщине простыню, – Это вместо полотенца. А вон – тапочки.
Женщина боязливо заглянула в купель. Вода мерцала, холодная.
– Я уже пять лет по психушкам, – голос женщины звучал хрипловато, низко, – не могу больше. На мне слизни чёрные сидят…
Женщина обвела рукой грудь, ноги. Помолчав, продолжила:
– Никто не видит, а я вижу. Задавили меня совсем. В психушке лекарства ставят – забываюсь, вроде как нет их. А потом опять…
Вышел батюшка, быстро и деловито освятил воду. Женщина послушно забралась в купель, под батюшкиной рукой окунулась, и сквозь налипшую футболку проступили рёбра.
Батюшка давно уже вышел из крестильной комнатки, а женщина завернулась в простыню и всё стояла, застыв.
– Что с Вами? – спросила Полина, и женщина подняла растерянные карие глаза.
– Нету их. Впервые за пять лет нету их на мне… Может, они там, в одежде, остались?
– Не остались! – неожиданно для себя самой ответила Полина, – Посмотрите на себя! Чистенькая, светитесь!
Женщина оделась, вышла на середину храма, высокая, прямая, словно свечка, с ясным и румяным, как у ребёнка, личиком. И Полина подумала, что столько раз видела людей до крещения и после, но привыкнуть к чуду преображения невозможно. Спросила:
– Как Ваше имя? Я свидетельство выпишу.
И услышала в ответ:
– Надежда.
Незабытая бабушка
Похороны тёти назначили на 14 октября. Я взялась звонить в храмы, чтобы отпеть. Но – праздник, Покров, все священники где-то служат, нет свободных.
Родные договорились к двум часам собраться у клинической больницы, рядом с моргом. Должны были выдать гроб с телом. Там и комнатка была, чтобы с усопшей попрощаться.
Мы стояли на улице, было зябко. Кучковались, переговаривались. Я переживала, что тётю, которая меня в своё время в храм привела, отпеть не получилось. А так хотелось, в благодарность за всё, что она сделала хорошего.
Собрались почти все родные. Не хватало только папы, они с братом моим ехали где-то. Вдруг сказали, что приехали, я поспешила встретить. Издалека увидела жёлтый «Москвич», что остановился на другой стороне улицы. Не успела и шага сделать на дорогу, как перед носом остановилась машина и оттуда выбрался… отец Симеон! Знакомый мне по клинической больнице. К нему, когда лежала в стационаре, ходила я исповедоваться и причащаться. Обрадовалась невероятно:
– Батюшка, благословите! У меня тётя тут, умершая, хотелось бы её отпеть.
– Отпоём, – спокойно загудел отец Симеон, – сейчас отпою одного усопшего в здании ритуальных услуг, а потом к вам приду.
…Отпел отец Симеон мою тётушку, поплакали, помолись от души. Потом спросил, не может ли кто отвезти его в Кафедральный собор. Поехали мы с двоюродным братом. В дороге я удивлялась «совпадению», а священник в ответ поведал удивительную историю.
Как-то пригласили его сюда же отпевать бабушку. Вынесли гроб с лёгоньким сухим тельцем старушки в цветочках-кружевах. Отец Симеон отпел, как положено, и уехал. Гроб не закрывали, так как прощаться родные решили на кладбище. Когда загружали открытый гроб в машину, выяснилось, что бабусечку-то… перепутали! Не их это бабусечка, а чужая! А своя полёживает в морге в похожем гробу, тоже высохшая от старости и в цветочках.
Отпевать второй раз уже никто не будет, повезли так хоронить. Но отец Симеон, узнав об этой истории, поинтересовался, кем же была та, над которой он все молитвы пропел. Оказалось, что это была одинокая бабушка, очень любившая Церковь и службы. Когда умерла, тихо уснув в своей постельке, её не сразу обнаружили. Хоронили от соцзащиты, и отпевание, конечно, никто и никогда бы для неё не организовал. А Господь о ней не забыл. Одинокая, а не забытая.
Бабушка из деревни
Сегодня рассказали реальную историю. Забрали родственники к себе жить свою бабушку из деревни, ослабла она, не могла за собой ухаживать. Были в этой семье и взрослые, и детишки, бабушкины внуки.
Она очень любила молиться, и это было главным делом, которым могла и всей душой хотела заниматься. Прожила она несколько лет и покинула этот мир. После отпевания и похорон батюшка спросил родственников, изменилась ли жизнь семьи после того, как бабушка стала жить у них.
Родные ответили, что очень изменилась. Куда-то ушли многие-многие проблемы, раздоры, напряжения, стало жить спокойнее, радостнее.
Дело было в постоянной молитвенной поддержке, и, самое главное, они это поняли.
Не догнала
Вышла на улицу, глянула на часы в телефоне. Опаздываю! Путь до остановки неблизкий, до автобуса осталось немного, а ноги болят. Пошла осторожно, шалея от каждого шага, почти ничего не видя вокруг.
Извилистой тропкой спустилась к дороге. Теперь путь – прямой и длинный. Ковыляла, боль в ногах – ах, только бы не упасть. Хорошо, что палку взяла. Начала читать молитву Ангелу Хранителю, и Богородице, непрерывно. Мимолётом думала – опоздаю, ну и пусть. Придётся вызывать такси. К девяти всё равно успею. Врачиха раньше девяти не приходит.
Дошла до остановки. И свалилась на лавочку. Спустя какое-то время появилась соседка. Запыхалась. Она старше, но на ноги не жалуется, ходит легко. Всегда обгоняет меня по пути на автобус и после – тоже. До одной остановки едем.
– Я не могла Вас догнать! – с изумлением проговорила она, – Вижу, что идёте, хромаете, а догнать не получается. Вы так быстро шли…
– Молилась, – ответила ей, – Ангелу-Хранителю.
Но недоумение не покинуло её.
Кто поможет?
Зина, с палочкой, с трудом спустилась по ступенькам в магазин, который был в подвале.
– Косточки есть? А котлеты домашние? И хлеб… И сырых семечек …
Набрала целую сумку, едва можно поднять. «Как и дотащу? Может, Бог кого пошлёт в помощь?». В магазин зашёл крепкий мужичок. Лица не видно, в маске, только глаза – светлые, бегающие. Равнодушно скользнул взглядом по скрюченной Зине и весело, заискивающе заговорил с продавщицей.
«Нет, такой не поможет… Хотя, если на улице будет обгонять, попрошу».
Зина выбралась на улицу, прошла немного, и поставила свою палку прямо, повесила сумку на ручку. Стояла, переводила дыхание. Навстречу шла пожилая женщина, она только что бросила бродячей собаке косточку и возвращалась домой. Жила она в ближнем от магазина доме, Зина знала её в лицо, а по имени – нет. Поздоровались, поговорили о собаках, птицах, о подорожавших семечках, а потом вдруг собеседница сказала:
– Давайте я Вам помогу немного, донесу сумку. Далеко живёте?
– Ой, спасибо! Мне бы только на горку взобраться, а дальше сама… Не удержалась, купила котлеты для сына, а он на работе, не может встретить.
Так и дошагали до самого Зининого подъезда, и познакомились поближе.
– Слава Богу за всё! Прогулялась, надышалась, и продуктов накупила, и Бог послал добрую душу помочь!
– Вот, так правильно! А то всё жалуются на жизнь, ругаются, хорошего видеть не хотят, – отозвалась женщина, а зайти на чай отказалась – торопилась домой, к своей парализованной матери.
– Спасибо, спасибо, спасибо, – бормотала Зина, взбираясь по ступенькам, открывая дверь, и радость плескалась в её душе.
