Ольга Леонардовна Денисова
Придорожная трава
1
Наконец-то это случилось! Три года прошло с тех пор, как Ника впервые увидела это чудесное место, которое вскоре, с ее легкой руки, получило официальное имя: «Лунная долина». Столько времени она мечтала о собственном загородном доме!
И вот теперь «рено», плавно покачиваясь, крался по узкой грунтовой дороге между лесом и рекой.
За окном тянулся непритязательный апрельский пейзаж: совсем еще голый лес, в глубине которого прятался снег, а по канаве, с ее южной стороны, уже пробивались первые желтые цветы мать-и-мачехи. День обещал быть по-летнему теплым, сквозь тонированное стекло пекло солнце, хотя не было и десяти утра.
Ника скептически поджимала губы, слушая свою приятельницу Люську, которая сидела рядом с ней и прижимала к себе корзинку с любимым котом Фродо. Рта Люська не закрывала всю дорогу, возбужденная предстоящим мероприятием. Будто это она, а не Ника вселялась сегодня в новый дом – мечту всей своей жизни. Хотя надо отдать Люське должное – она была преданной подругой и всегда воспринимала Никины успехи и неудачи как свои собственные. Правда, особых поражений в жизни Ники пока не случалось: весь ее жизненный путь, с самого рождения и до тридцати пяти лет, представлял собой череду больших и маленьких побед.
Высокая и стройная, Ника любила, когда ее сравнивали с породистой лошадью, хотя многие побаивались таких смелых параллелей. Рассматривая себя в зеркале, она, как правило, оставалась довольной, но ей хватало честности замечать свои недостатки, чтобы вовремя их маскировать. С самого детства, когда ее ровесницы утопали в комплексах и сомнениях, она считала себя эталоном. Мальчишки пробовали дразнить ее дылдой, но она только едко смеялась – если они не доросли ей до подбородка, это не значит, что у нее что-то не в порядке. Пробовали ей в вину поставить и рыжие волосы, но тоже не преуспели: мать не забывала повторять ей, что она Златовласка.
Не будь она столь высокого о себе мнения, ее судьба, несомненно, сложилась бы иначе. Ника же шла по жизни, уверенная в своей исключительности, за которую к ее ногам должны падать успехи, удачи и легкие победы. Она гордилась собой, своими достижениями и образом жизни. Муж ее Алексей – состоятельный, рослый мужчина приятной наружности, дочери – умницы и красавицы, в доме царят уют и достаток, а она не сидит на шее у мужа, а имеет интересную, творческую работу – переводит художественную литературу, и у нее нет отбоя от заказов в трех издательствах. И, в отличие от загнанных бытом и безденежьем однокурсниц, она может себе позволить не спешить, работать не перенапрягаясь.
Подруг Ника не любила: они или завидовали ей, или сходились с ней из корысти. И только Люська, с которой они дружили еще с филфака, была ей предана по-настоящему, без зависти. Ведь, вопреки известной истине, утверждающей, будто друг познается в беде, разделить чужую радость бывает куда труднее, чем горе.
Вот и сейчас подруга от чистого сердца предложила помощь в обустройстве Никиного «особняка», и та недолго думая согласилась: ее домработница Надежда Васильевна нескоро управится с трудностями переезда. Самой же Нике никогда не нравились домашние хлопоты, несмотря на обилие в доме бытовой техники. Она с пренебрежением относилась к любому физическому труду, справедливо полагая, что рождена не для этого. И, сравнивая руки женщин, вынужденных вести хозяйство, со своими, всегда брезгливо морщилась: не приведи бог довести руки до такого уродства! Красоту рук она тоже считала своей личной заслугой.
Надежда Васильевна, дальняя родственница Алексея, уже несколько лет существенно облегчала Никину жизнь, а Люськино предложение сейчас, во время переселения, пришлось весьма кстати.
Идея привезти с собой кота принадлежала Люське, а Надежда Васильевна с радостью эту мысль подхватила. Видите ли, прежде чем самим переступить порог нового дома, надо сначала запустить туда кота или кошку; лучше, конечно, собственного, но если уж своего нет, то ради такого дела животное можно взять взаймы у соседа. Якобы коты отпугивают злых духов, если таковые в доме имеются, в отличие от собак, которых не любит домовой.
Эту чушь Люська поведала по дороге, на полном серьезе убеждая Нику непременно завести кота. Она вообще была неравнодушна к разного рода мистике. Эту особенность подруги, а также ее неумеренную привязанность к животным Ника считала следствием одинокой жизни и относилась к этому снисходительно, учитывая множество прочих ее достоинств и их давнюю дружбу. Но окажись на Люськином месте кто-нибудь другой, она не позволила бы проповедовать себе всю эту белиберду.
Она не собиралась пускать собак в дом, но вовсе не потому, что боялась гнева домового: два ее азиата, злобные и опасные твари, в доме оказались бы неуместны. Да и Надежда Васильевна их боялась: хотя они были еще щенками, выглядели весьма внушительно.
Дорога вышла на открытое пространство – впереди показался огромный рекламный щит, установленный на въезде в Долину. Грунтовая дорога бежала дальше, в Долине же подъезды к участкам были асфальтированы и отсыпаны по бокам красным гравием.
– Приехали? – радостно спросила Люська.
Ника кивнула. Конечно, Долина еще не приобрела своего окончательного, задуманного дизайнерами вида. У дороги притулились два строительных вагончика, а в двух шагах от рекламного щита, как бельмо на глазу, торчал ветхий, почерневший от времени домик, который рабочие использовали в качестве теплой бытовки. Ника в который раз подумала, насколько он здесь, в зоне элитной застройки, неуместен. Вагончики и то выглядели приличней. Такие домишки еще встречаются в заброшенных деревнях на севере России, но откуда он мог взяться тут и кто мог его построить?
– Ой, а это что за избушка? – Люська недоверчиво посмотрела на неказистое строение.
Ника поморщилась: она не раз говорила Алексею, что эта избушка портит первое впечатление от въезда в Долину. Подруга всего лишь подтвердила ее правоту.
– Слушай, ей только куриной ноги не хватает, – сказала Люська, – знаешь, такой коричневой и чешуйчатой, как у доисторического птеродактиля.
Ника недовольно кивнула.
– А что, давай подойдем и посмотрим – вдруг когти из земли торчат? – Люська хихикнула.
– Не говори ерунды, – улыбнулась Ника, но внезапно как наяву представила, что когти и вправду торчат из земли и их можно увидеть из-под нижнего венца сруба, как будто до времени придавленное чудовище не оставило надежд выбраться когда-нибудь на свободу. Ждет своего часа, а пока время от времени лишь ворочает по ночам землю под полом, нагоняя страх на обитателей этого жалкого и нелепого жилища. Ника тряхнула головой: придет же в голову такая чушь! Но строение уж больно мерзкое, его надо снести как можно скорей. Алексей когда-то уступил рабочим – в домике, даже таком отвратительном, зимой живется лучше, чем в вагончике. Но теперь, когда со дня на день покупатели начнут осматривать участки, больше нельзя с этим тянуть.
Ника свернула на асфальт и покатила к своему участку, самому крайнему, за забором которого стеной поднимался темный лес.
– Красота! Никуся, красота! – воскликнула Люська, увидев «особняк».
Рубленый терем поднимался высоко над деревянным забором – причудливое переплетение голубых скатов крыши, башенки, балконы, мансарды, крылечки, объемная резьба столбиков и кружевные наличники на окнах.
– Погоди, ты его еще изнутри увидишь, – улыбнулась Ника. – Ты не представляешь, чего мне стоило сделать все, как я хочу!
Она подрулила к воротам, опустила стекло и посигналила – Алексей, который ехал впереди и вез Надежду Васильевну, должен был запереть собак в вольере, иначе они заживо сожрали бы Люську и ее кота вместе с корзинкой.
– Погодите! – крикнул Алексей из-за ворот.
Люська вылезла из машины, отошла на несколько шагов и привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть дом, скрытый двухметровым забором.
– Слушай, и кто ж построил такую красоту? – спросила она у Ники, приоткрывшей дверцу: в машине было душно, солнце прогрело ее, как в летний день. А ведь еще две недели назад лежал снег!
– Да работяги построили, много ли надо ума, чтобы по чертежам это сложить? – Ника дернула плечом.
– Э, не скажи, – ворота открылись, и Алексей вышел им навстречу, – не так-то это просто. Между прочим, срублен дом по европейским стандартам: без единого гвоздя. Нам очень повезло с подрядчиком, такие дома две или три фирмы в городе умеют делать, и денег дерут столько, что дешевле из камня строить. А наши плотники не зарываются, а рубят не хуже финнов, а может и лучше.
– Эти строительные подробности нам ни к чему, – Ника махнула рукой и улыбнулась. – Построили и построили.
Люська подхватила с сиденья корзинку с котом и подошла к воротам. Собаки, запертые в вольере, с грозным рыком кинулись к проволочному ограждению, в надежде до полусмерти напугать непрошеную гостью, чтобы та по доброй воле убралась с вверенной им территории. Азат показал такие зубы, при одном взгляде на которые хотелось умереть на месте, не дожидаясь, пока они сомкнутся на твоей шее.
Люська, онемев, прижала к себе корзинку с Фродо и замерла у ворот, не осмеливаясь сделать ни шагу.
– Проходи, Людочка, не бойся, они оттуда не выпрыгнут! Сейчас побесятся и перестанут, самим надоест гавкать! – прокричала Надежда Васильевна, вылезая из джипа. Она тоже не решалась ступить на участок, пока Алексей запирал собак.
Люська бочком просочилась мимо вольера и остановилась поближе к Надежде Васильевне, надеясь на ее заступничество. Отпустить кота на волю она пока не решалась, аккуратно пристроив корзинку у своих ног.
– Они и меня не признаю́т, что ты думаешь! – пожаловалась Люське домработница.
Надежда Васильевна приходилась Алексею троюродной теткой, и причисляли ее к прислуге с натяжкой. Кроме того, она искренне любила и Нику, и ее дочек-близнецов, которые вскоре должны были прилететь из Англии, где учились в закрытой частной школе. И заботилась домработница о Лешиной семье так, как станет заботиться не всякая родная бабушка. А как готовила Надежда Васильевна! Поэтому на некоторые ее вольности Ника смотрела сквозь пальцы. Например, называть себя Верой Ника никогда и никому не позволяла, а если кто-то пробовал, нарочно или по ошибке, – попросту не откликалась. Но для деревенского уха Надежды Васильевны имя «Ника» звучало непривычно, и переучить ее никак не удавалось. Ника в итоге оставила это бесполезное и неблагодарное занятие.
– Ну, как тебе наша усадьба, впечатляет? – спросил Алексей Люську. – Потянет на звание будущего родового гнезда помещиков Залесских?
Та, обведя окрестности восторженным взглядом, мечтательно закатила глаза:
– С ума сойти! Красиво, тихо, а лес какой – будто в сказку попала. Даже не верится, что поселок где-то рядом, такое чувство, что мы одни на тысячу километров, и вокруг – никого! А дом – ну просто чудо! Терем сказочный!
– Пошли, я тебе его изнутри покажу! – подмигнул ей Алексей. Он не меньше Ники был доволен свои детищем – Долиной и домом.
Нике дорого стоило уговорить его ввязаться в этот проект, но другого способа построить дом в этом замечательном, уединенном месте у них не было. Строительство одного коттеджа обошлось бы чересчур дорого, а продажей участков планировалось окупить все затраты. Ника нисколько не сомневалась: инвесторы, вложившие в Долину деньги, ничего не потеряют; Алексей же поначалу настроен был скептически, но чем ближе дело шло к продажам, тем сильней верил в успех.
– Нет-нет-нет! – Надежда Васильевна замахала руками. – Сначала надо кошечку впустить! Кошечка должна первой порог переступить! Примета такая, чтобы жилось в доме хорошо, чтоб хозяева были счастливы, здоровы и богаты!
– Так вот для чего нам кот! – Алексей со смехом повернулся к Люське. – А я-то подумал, ты хочешь животинку на свежий воздух вывезти, на травке его попасти! Нет, Людмила, ты неисправима!
Ника намеренно посмотрела в сторону, давая понять, что она тут ни при чем.
– Может, я и неисправима, но раз уж я Фродьку сюда притащила, то пусть первым войдет, – не уступила Люська и открыла корзинку. – Ой ты мой сладенький! Устал ехать, радость моя! Выходи, мой маленький, не бойся.
Огромный серый кот осторожно высунул голову из корзинки и осмотрелся по сторонам: выходить он не торопился.
– Ну? Что-то ваша кошечка не спешит, – усмехнулся Алексей.
Ника посмотрела на корзину и так и не решила, фыркнуть от возмущения или рассмеяться над Люськиными суевериями.
– Погоди, ему надо освоиться, – Люська глянула на Нику и сложила губки бантиком, заметив ее нетерпеливый взгляд. – Фродечка, выходи, не бойся. Никто тебя не обидит.
Кот посмотрел на хозяйку жалобно и испуганно, как будто хотел сказать, что совершенно в этом не уверен. Пауза затягивалась, Алексей нетерпеливо постукивал носком ботинка по земле, Ника отвернулась и уставилась на узкие окна цокольного этажа – не нужно ли забрать их решетками? Вентиляция – это хорошо, но ведь кто-нибудь может залезть в дом. Впрочем, они такие узкие, что взрослому в них не протиснуться…
Люська, понимая, что все ждут только ее, решилась вытащить несчастного зверя из корзинки, чего бы никогда не сделала в обычной ситуации.
– Пойдем, киска, пойдем, – она подхватила его задние лапы снизу и потерлась щекой о пушистую шерстку.
Но кот неожиданно мявкнул, рванулся из Люськиных рук, извернувшись спрыгнул на землю и понесся в сторону леса.
– Фродечка! – Люська кинулась за своим любимцем. – Погоди, мой котик!
Алексей расхохотался и хотел подняться на крыльцо, но Надежда Васильевна его остановила:
– Ну что ты, Леша, пять минут подождать не можешь? Дай котику опомниться, привыкнуть.
Ника недовольно покачала головой и направилась вслед за Люськой. Надежда Васильевна переживет, а вот Люська обидится, если план с котом потерпит крах. Придется помочь ей ловить животное, иначе они до вечера в дом не попадут!
Кота она увидела сразу же: тот сидел возле самой ограды спиной к дому, застыв на месте. На ласковый Люськин оклик он не оглянулся, даже ухом не повел. Ника подобралась к Люське сбоку. Фродо неотрывно смотрел в темный лес, непроглядной стеной подступивший вплотную к участку, и при этом утробно урчал, как будто угрожал тому, кого он видел, а Ника и Люська – нет.
Остановившись всего в двух шагах от него, Ника проследила глазами направление его взгляда, пытаясь понять, что ж такое там, в лесу, могло кота заинтересовать. Ничего особенного или необычного она не заметила, и лишь на мгновение пронеслось у нее в голове воспоминание о стоящей на въезде в Долину избушке на несуществующих курьих ножках. Ника попыталась ухватить мелькнувшую и ни с чем как будто не связанную неясную ассоциацию, но тут одна деталь поразила ее воображение: в лесу за забором не было ни одной тропинки. Странно.
В полукилометре отсюда стоит поселок, и быть такого не может, чтобы местные и дачники не ходили сюда за грибами и ягодами. А раз так, то и этот лес должен быть покрыт сетью стежек-дорожек. Ведь не только люди, но и звери оставляют следы – там, где они из года в год ходят одним и тем же путем, осыпается и притаптывается хвоя, оголяются корни, обламываются ветви, вот и появляются тоннели и коридоры. Пусть едва заметные, но они, тем не менее, легко угадываются в сплошной толще леса, и ноги сами собой идут по нахоженному пути. Каждого вступающего под свою сень путника деревья гостеприимно и ненавязчиво направляют по дороге, которой многажды прошли до него другие. А по этому лесу будто никогда и не ступала нога ни зверя, ни человека. Наверное, в этом и кроется притягательная прелесть Долины?
Люська ловким движением подхватила Фродо под лапы, он мяукнул и грозно выпустил когти, но не смог ее оцарапать. Ника вздохнула с облегчением: ее помощь не потребовалась.
На монументальном крыльце с резными столбами, подпиравшими крышу, их поджидал Алексей. Надежда Васильевна, довольная тем, что ее послушались, скромно топталась внизу.
– Добро пожаловать, заждались мы вас! – широким приглашающим жестом Алексей распахнул дверь в прихожую. – Проходи и ты, животное, гостем будешь!
Люська поднялась по ступенькам и поставила кота на порог, стараясь отрезать ему путь к отступлению. Но он не спешил.
– Ну иди, Фроденька. Иди, видишь, все ждут! – она легко подтолкнула кота вперед.
Кот мелкими шажками двинулся вдоль стены, обнюхивая шлифованные бревна. Он совсем не хотел заходить в дом.
– Ну? – нетерпеливо спросил Алексей.
– Погоди. Коты – животные осторожные, ему надо все изучить, – виновато объяснила Люська.
– Да подтолкни ты его вперед, – раздраженно сказала Ника.
Еще немного, и Алексей взбесится, – тогда настроение будет испорчено у всех.
Люська, похоже, и сама это понимала, поэтому подняла животное и поставила его на порог, толкая в дом. Кот оглянулся на нее, но не обиженно, как обычно, а затравленно и нерешительно.
– Иди, не бойся, – Люська ласково погладила его по спине, снова подтолкнула, и Фродо наконец перевалился через порог.
Он собрался немедленно выскочить обратно и уже повернулся мордой к выходу, но Алексей, с нетерпением ждавший этой минуты, встал на пороге рядом с Люськой и в шутку топнул ногой. Кот попятился и от страха прижал уши.
– Ну что? Кошечка зашла первой? – Алексей повернулся к Надежде Васильевне. – Можно хозяевам войти?
Ника протиснулась между Алексеем и Люськой, обняв обоих за пояса. Не хватало только поссориться, когда церемония благополучно подходит к концу.
Кот приник к полу и замер, когда сверху неожиданно послышался тихий скрип дерева, как будто кто-то прошел по комнате на втором этаже. Ника насторожилась и посмотрела наверх: разумеется, никого там быть не могло. Собаки всю ночь охраняли участок, а мимо них и муха не пролетит.
И тут вслед за скрипом раздался сухой громкий треск, и Ника увидела, как огромное, толстое бревно медленно и нехотя шевельнулось, одной стороной оторвалось от потолка и пошло вниз, увлекая за собой другой конец. Впрочем, ей только показалось, что это произошло медленно. Потолочная балка рухнула на пол быстро, никто не успел пошевелиться, как и сама Ника. Страшный грохот тряхнул дом и прокатился по полу, к нему примешался отвратительный похожий на чавканье звук, а во все стороны полетели густые темно-красные брызги.
Алексей отшатнулся, ухватившись рукой за косяк, Ника от испуга прижала ладонь ко рту, а через секунду вокруг разнесся короткий Люськин крик, низкий и жуткий, и Нике захотелось зажать уши и закрыть лицо руками. Крик тут же перешел в тихий вой, Люська упала на колени и обхватила голову руками. И тогда Ника решилась посмотреть под ноги: на полу у самого порога лежал несчастный Фродо. Бревно раздавило его в лепешку, и только тут до Ники дошло, что означает это просторечное выражение. Мертвая голова смотрела на них широко распахнутыми желтыми глазами, которые потихоньку затягивала матовая дымка.
Алексей отступил на шаг, и, похоже, ему стало плохо: он постоял еще секунду и кинулся с крыльца вниз, прижимая ко рту руки. Ника и сама чувствовала нарастающую дурноту.
Люська не произносила ни слова, только выла, и Ника решила было, что ее тоже задело балкой и у нее что-нибудь сломано. Она присела на корточки и робко коснулась Люськиного плеча, стараясь побороть тошноту и не смотреть в сторону раздавленного кошачьего тела.
– Люсь, – тихо позвала она.
– Котик мой! – отчетливо выговорила Люська, откинула руку Ники с плеча и на коленях поползла за порог, протягивая раскрытые ладони к мертвой окровавленной морде. Ника хотела отвернуться, но взгляд сам собой вперился в помутневшие желтые глаза мертвого животного. Люська обхватила его мордочку руками, колени ее соскользнули с порога, она уткнулась лицом в мокрую от крови шерстку и смолкла.
Ника усилием воли отвернулась в сторону и увидела, что над ними стоит Надежда Васильевна и тоже от испуга не может вымолвить ни слова.
– Мой Фродечка, – горячо зашептала Люська, – мой маленький котик! Прости, мое солнышко, мой сладенький, прости меня… Мое золотко, мой пушистик… Сейчас я тебя освобожу…
Люська неловко приподнялась и с неожиданной силой толкнула бревно в сторону, да так, что оно откатилось на несколько шагов.
– Зверечек мой серенький, мамочка возьмет тебя на ручки… – Люська подняла раздавленное тельце и прижала к груди, – пойдем, пойдем отсюда.
Она медленно поднялась на ноги, скользнув равнодушным взглядом по Никиному лицу, как будто и не увидела ее. Ни одной слезинки не было в Люськиных глазах, отчего Ника испугалась еще сильней. Надежда Васильевна попятилась, уступая Люське дорогу. Люська начала спускаться по ступенькам, и на середине оступилась и едва не съехала вниз, но так и не выпустила мертвого кота из рук. И только оказавшись на земле, согнулась и разрыдалась, горько и отчаянно.
Надежда Васильевна вышла из ступора первой, спустилась к ней и обняла за плечи:
– Ну что ж ты так убиваешься, моя девочка… Ну разве можно так убиваться?
– Мой Фродечка, – всхлипнула Люська и зашлась рыданием, не в силах выговорить ни слова.
Надежда Васильевна повернулась к Нике:
– Водички надо. Или валерьяночки лучше.
Ника кивнула и провела рукой по лицу. Действительно, почему же она стоит? Она хотела зайти в дом и шагнула за порог, но увидела кровь на полу и красные капли на стенах и попятилась. Нет, в машине есть аптечка, лучше спуститься туда. Она обошла Люську, еще сжимавшую в объятьях раздавленное тельце, и снова почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Но, оказавшись в машине, Ника не смогла сразу взять аптечку и вернуться: села на заднее сиденье, закрыла дверь, чтобы не слышать Люськиных причитаний и дурацких утешений Надежды Васильевны, и откинулась назад, запрокинув голову. Алексей тоже хорош – сбежал и не видел этого кошмара. Мужчины на удивление чувствительные существа, а мнят себя сильным полом.
Ника посидела несколько минут, стараясь прийти в себя и приготовиться к продолжению событий, которые не обещали ничего хорошего. Но когда она вылезла из машины со стаканчиком корвалола, разведенного минералкой, самое страшное осталось позади. Надежда Васильевна уговорила Люську положить мертвого кота в корзинку.
– Вот, не бойся, – бормотала старушка, поглаживая Люську по голове, – клади. Ему тут будет хорошо.
– Он не хотел, – рыдала Люська, – он не хотел выходить, я сама его вытащила! Я никогда так с ним не поступала!
– Не надо себя винить, никто же не знал.
– Он знал, он не хотел. Он чувствовал. А как он на меня смотрел!
– Клади, вот так, осторожненько. Пусть в корзиночке полежит.
Ника протянула домработнице пластиковый стаканчик, та кивнула, подхватила его и попыталась напоить Люську. Ника накапала убойную дозу, не меньше чем половину флакона, но все же сомневалась, что это поможет.
Из-за дома вышел Алексей – вид у него был потрепанный и растерянный.
– Надо ее в город отвезти, – посоветовала Надежда Васильевна, – и доктора вызвать. Котик-то ей как ребеночек был. Она и убивается по нему, как по дитятку родному.
Ника кивнула. Неизвестно, что лучше, – остаться здесь или ехать с несчастной Люськой в город. Она теперь не перешагнет через порог до тех пор, пока ей не объяснят, почему такое произошло. И уж этим-то точно пусть занимается Алексей! Вот он, его подрядчик, который не берет много денег! Сколько можно повторять, что скупой платит дважды?
Утешительница из нее, конечно, была никакая, но Люську Ника жалела искренне: Фродо и вправду был для подруги единственным родным существом.
