Ольга Кузьмина
Ангел, мой Ангел
– По-моему, меня не превращали, – Ангел потёр лоб. – Меня создали из глины. А потом подарили Олечке на день рождения. Она меня очень сильно полюбила, и оттого, наверное, я ожил… А можно, мы опустимся?
– Устал? – забеспокоился Мур. – Сейчас отдохнёшь, мы почти прилетели. Видишь берег? Нам во-он на тот пригорок надо.
Мур хотел опуститься плавными кругами, но получилось штопором. Ангел всё-таки начал падать, и пришлось ухватить его за руку, расправив одно свое крыло, как парус.
– Над Рекой даже не пробуй летать, – наставительно сказал Мур, когда они приземлились. – Там ветер такой, что унесёт к водопаду и утопит.
– Я не буду, – пообещал Ангел. – А кто здесь живет? – он показал на противоположный берег, весь в темных пятнах нор.
– Пеструшки-береговушки, – Мур украдкой растёр ноющую руку. – У них и крылья, и лапы сильные, им ветер нипочём. А теперь поклянись, что никому не расскажешь о моей тайне.
– Клянусь, – торжественно ответил Ангел.
Мур подозрительно огляделся, прислушался, принюхался и только после этого потянул за неприметный пучок травы. Круглый кусок дёрна поднялся, открыв узкую нору.
– Ныряй! – скомандовал Мур. – Крылья только сложи и ползи. Там недалеко.
Ангел неловко опустился на колени, зажмурился и полез. "Да он темноты боится!" – догадался Мур. Он нырнул следом, опустив за собой земляной люк.
– Ты не бойся, не бойся, – приговаривал он, жалея, что лаз слишком узкий и нельзя им ползти рядом. – Я здесь. И посветлеет сейчас.
– Я не боюсь, – прошептал Ангел. – Просто не люблю темноту. Олечка плачет по ночам, когда свет выключают. Я пытаюсь её утешать, но она всё равно боится.
– А почему бы просто не оставить ночник? У наших мелких есть такие – из грибов.
– Родители против, – Ангел вздохнул. – Они даже нянюшку прогнали за то, что она с Олечкой ночью оставалась. Говорят, нельзя ребёнка баловать.
– Вот глупости! – фыркнул Мур. – Наша матушка говорит: если не баловать детей, то и рожать незачем. Осторожно, не упади!
Они вылезли в полукруглую пещерку с гладким глиняным полом и стенами. Из круглого окошка наверху пахло рекой и виднелись розовые облака.
– Нравится? – Мур плюхнулся на охапку сухого тростника. – Это старая нора, береговушки в ней не живут, потому что зверь-хитрец прокопал с пригорка лаз. А я нашёл и заткнул. Теперь это моё тайное место.
– Здесь уютно, – Ангел сел рядом. Он дышал часто и глубоко, словно не мог поверить, что дышит. – А зачем тебе тайное место? Прятаться?
– Ага, – Мур подтащил к себе сундучок, в котором хранил свои сокровища. Хотел добавить к ним пуговицу, но раздумал. Вместо этого вытащил три стеклянных шарика и переложил в сумку. – Братцы у меня те ещё придурки… временами. Хочется иногда одному побыть. Дай, я тебя расчешу, – он достал из сундучка резной костяной гребень, выменянный у речницы за корзину ягод. Посмотрел на свалявшиеся волосы Ангела и взял ещё серебряные ножницы. – Колтуны придётся отрезать. Ничего, обрастёшь потом. И о крыльях не переживай: перелиняешь, как птицы, и новые перья вырастут.
Ангел хотел что-то сказать, открыл рот, но тут же закрыл и отвёл глаза. И даже не вздрагивал, пока ему расчесывали и подстригали волосы.
– Теперь хорошо. – Мур полюбовался делом своих рук. С короткими кудряшками Ангел стал ещё забавнее. – Я у матушки попрошу паучьего шёлка, сделаем тебе новую одёжку. А пока вот это возьми, чтобы красиво было.
Он намотал на шею Ангелу бусики – свои любимые, из голубых и синих прозрачных камешков. Это была плата за оживление девицы из Города-под-Горой, заблудившейся в лесу и заколдованной коряжником за непочтительные разговоры. Конечно, сначала пришлось просить разрешения. Коряжники не возражали, только условие поставили, чтобы не сразу оживлял, дал время на вразумление. Девица, после того, как семидневье ивой покачалась, сильно поумнела.
