Ольга Цацкина
Помнить нельзя забыть
Центр изучения нервной деятельности головного мозга.
***
– Доброе утро, доктор Ларсен!
– Доброе утро, Энни! У меня есть прием на сегодня?
–Да, док, звонили из психологической клиники, просили Вас экстренно принять одну пациентку. У нее постоянные рецидивы уже на протяжении года, ужасное прошлое. Если не мы, то, боюсь, ей уже никто не поможет.
– Уже заглянула в историю болезни? – довольный своей ученицей, усмехнулся доктор.
– Да, посмотрела, так жаль, а ей всего-то 22 года, – ответила, пожимая плечами Энни.
–Окей, во сколько ее привезут?
– Около 10. Машина от них уже выехала из Мюнхена. Думаю, минут через 20 они будут у нас.
– Хорошо. Тогда приведи её сразу в мой в кабинет. И приготовьте для нее палату.
***
– Меня зовут Дарси Ларсен. Я заведующий передовой клиникой по лечению психологических проблем у людей, переживших какие-либо тяжелые испытания в прошлом, и от которых им нет спасения в их настоящем и даже будущем. В своем роде единственную и передовую клинику. Методы, которые мы используем здесь, новы и чаще всего эффективны даже в очень непростых случаях. Как Вас зовут? Может быть, есть то, что Вы хотели бы рассказать мне сами и в первую очередь?
Пустым и бледным взглядом пациентка скользнула по своему очередному врачу. Ему показалось, что он физически ощутил холод её голубых глаз на себе. Она была красавицей, когда-то, но сейчас вид у неё был болезненный. Её психическое состояние оставило явный след на здоровье. Для неё он был очередным врачом в долгих попытках вылечиться.
Они были похожи и абсолютно различны. Природа наделила их схожей северной красотой, светлые волосы, колкие голубые глаза цвета морозного утреннего неба. Его жажда жизни и открытий бодро гнала кровь по венам, проявляясь румянцем на лице, красных губах, которые он часто растягивал в ослепительной улыбке, тепле крупных ладоней. В то время, как подавленная своим прошлым Лиз, прятала кисти в рукава, пытаясь согреться. Он встал и прикрыл окно, заметив, как она ёжится.
Лизи оглядела его со спины. Доктор был высоким и хорошо сложенным от природы. Научные изыскания не оставляли ему много времени для спорта, но пропорции его тела были атлетичными. Ей показалось, что он закрыл собой всё окно. Когда Ларсен снова сел в своё кресло, она заговорила.
– Мммм… меня зовут Элизабет Нюрц. Но ведь у Вас есть моя карта, Вы все сами видели. Любой рассказ – это новые воспоминания, а я не хочу помнить, я боюсь. Мне кажется, если я еще раз это вспомню – я умру, я убью себя. Я больше не могу и не хочу жить. Прошло больше года, а я помню каждую мелочь, запах каждого из них, как у последнего из этих ублюдков дрожала капелька пота на ресницах, когда он…
Элизабет закрыла лицо ладонями и всем телом наклонилась вперед.
–Я помогу Вам. Только поверьте мне. Я помогал сотням людей с непростыми историями. Наука не стоит на месте. Только нам нужно понять, что конкретно Вы пережили, что чувствуете сейчас, почему не можете отпустить прошлое и жить дальше. Нам надо поднять все до мельчайших деталей, чтобы Ваша память дала шанс жить другому пациенту другой жизнью, а Вам обрести покой и будущее.
Элизабет резко оторвала ладони от лица и посмотрела на него ясными ледяными глазами.
–Но как?!
– У нас есть несколько способов. Но я предлагаю в Вашем случае совершенно передовой. Мы пересадим Вам память другого человека, а Вашу память ему. Конечно, это будет только нежелательный равный по времени отрезок, как у Вас, так и у него. Таким образом, воспоминания, которые так мучают Вас сейчас, просто вырежут. Но вместе с тем Вы должны понимать, что на их место встанут другие – чужие, возможно не менее страшные и тяжелые, но Вы будете понимать, что они чужие. Постепенно разумное понимание этой чужеродности в Вашей памяти превратит их просто в кино, которое Вы когда-то посмотрели и которое не имеет реального отношения к Вам и Вашей жизни. Но на это уйдет время. И…
–Постойте, вы можете просто вырезать это, как аппендицит? – практически по слогам, как можно чётче произнесла Элизабет, стараясь, удостоверится, что правильно истолковала слова врача. – Это удивительно! Когда Вы сможете это сделать? Пожалуйста, как можно скорее! – она крепко сжала обеими руками правую руку Дарси.
– Лизи, погодите, – осторожно высвобождаясь, произнес Дарси. Заглянув в её глаза, он взял пациентку за руку и доверительно, успокаивающе продолжил, – все не так просто. Я не могу вырезать эпизод. Я не могу вырезать и оставить пустоту. Нужна долгая, терпеливая подготовка. Нужен наш с Вами совместный труд.
Лизи немного расслабилась, почувствовала, что верит ему, каждому слову, что он действительно ей поможет, он хочет ей помочь. Он не будет бездумно по схеме колоть ей уколы и давать таблетки, только чтобы она была тихоней. Он поможет ей. Он и сам был в этом уверен. Глядя на него, каждый мог бы сказать, что этот мужчина знает, что будет в его будущем, чего он хочет и каким образом добьётся этого. Каждый его жест, движение, интонация голоса говорили об его уверенности в себе и том, что он делает.
– Хорошо, хорошо, ладно. Что я должна делать? Я на все готова, только избавьте меня от этого. Пожалуйста!
Лизи выглядела возбужденной и в то же время обессиленной. В ее глазах сквозила отстраненность от всего мира разом. В кабинете доктора Ларсена, где свет был приглушен, она выглядела лет на 40. Волосы, руки, лицо, губы – красивые и молодые уже целый год были без заботливого ухода. Лизи почти не выходила на улицу в последний год, ничем не интересовалась, даже собственным телом. Она выглядела тусклой, каждое ее движение, взгляд, ее одежда говорили, что мир для неё пропал, угас. Она сама угасала. От 22-летнейдевушки, жизнерадостной практикантки юридической фирмы «Мейхер и Ко» осталась лишь потухшая оболочка. Словно позади неё, на спине, кто-то нажал на кнопку ВЫКЛ., как у заводной куколки, а после забросил в дальний угол детской комнаты, где она пылилась и по сей день.
–Лизи, во-первых, Вы должны осознать, что есть выход, есть метод и Ваше активное участие ускорит лечение. Во-вторых, сейчас медсестра покажет Вам Вашу палату, Вы обустроитесь, сходите на ланч вместе с другими пациентами. За это время я изучу Вашу историю и часа в 3 мы встретимся снова. Согласны?
–В три? Хорошо…– взгляд Лизи расфокусировался. Казалось, она потерялась в своих воспоминаниях, и её худенькие плечики опустились еще ниже, придавленные предстоящим ожиданием. Доктор Ларсен нажал на кнопку вызова медицинской сестры, и та в безукоризненно белом халатике вошла в кабинет ярким светлым пятном. Обняв Лизи за хрупкие плечи, она помогла ей подняться и нежно проворковала, что проводит её и все скоро наладится.
Оказавшись одна в палате, Элизабет постаралась заставить себя разобрать сумку, расставить на тумбочке и полках личные вещи, чтобы хоть как-то обозначить свое присутствие здесь. Часто бросая взгляд на настенные часы, она все больше огорчалась, в последнее время минуты тянулись безумно долго. Лекарственные препараты, которые ей дали в психиатрической больнице перед отправкой в клинику доктора Ларсена, не слишком то помогали. Все сложнее было заставлять себя что-то делать здесь и сейчас, все сильнее захватывало прошлое. Она противилась ему минут 10, даже 15 минут, но оно было сильнее. Лизи, больше не в силах сопротивляться, села на край больничной койки, покрытой белым бельем, поджала коленки к груди, обхватила их руками и сдалась.
Она снова почувствовала тяжесть мужского тела, как красивое молодое лицо над ней скривилось в злой усмешке и удовольствии. Её губы снова шептали «не надо, я прошу Вас, пожалуйста», пересохшие, онемевшие, разбитые за несговорчивость и сопротивление, которое она только могла оказать трем здоровым парням. Она, не переставая, повторяла свою мольбу, шепча одно и тоже, хотя просить об этом было уже поздно.
Медсестра застала Лизи в той же позе со стеклянным взглядом. По своему опыту, зная, что происходит с новой подопечной, она даже не стала трогать её, дабы не спровоцировать истерику. Любое прикосновение и Лизи очнётся, но её разум будет оставаться там, в её жестоком, цепком прошлом, и она может не понять сразу, что это медсестра рядом с ней, а не один из её мучителей. И тогда Лизи может не пощадить ничего и никого вокруг, защищая себя, круша и громя больничную палату.
Энни вернулась с доктором Дарси. В такие моменты, даже имея за плечами такую разнообразную многолетнюю практику, доктор Ларсен никогда не мог спрогнозировать развитие реакции больного человека. Но зная, что Лизи попала сюда из-за насильственных действий в своем прошлом – применение медицинских мер с применением принуждения будет неверным и спровоцирует нервный взрыв. Дарси поставил свою правую руку перед глазами Лизи и громко произнес:
– Лизи, это доктор Ларсен, я сейчас щелкну пальцами, а Вы посмотрите на меня. Хорошо?
Раздался хлесткий щелчок, и Лизи заморгала. От того, что она долго сидела с открытыми недвижимыми веками, глаза мстили ей сухостью и режущими ощущениями. Из-под её часто моргающих век градом покатились слезы. Она плакала тихо-тихо. Дарси помог ей лечь на кровать и знаком дал медсестре понять, чтобы та приготовила успокоительное.
–Что это? Зачем? – вдруг вскрикнула Лизи, увидев шприц в руке у Дарси.
–Лизи, это успокоительное. Ты поспишь пару часов, тебе станет лучше.
–Нет! Во сне все повторится, я не хочу! – кричала Лизи сквозь слезы.
Один кивок головы доктора Дарси дал понять Энни, что ему нужна её помощь. Энни сильно и уверенно прижала правую руку Элизабет к койке, дав возможность Дарси сделать укол.
Элизабет тихонько вскрикнула и почти сразу затихла, видимо от неожиданной боли, которую причинила иголка. Энни осталась рядом с ней, пока не убедилась, что новая пациентка спит.
***
– И что Вы думаете, док? Она станет первой?
– Не знаю, Эн. Возможно. Мне страшно за неё. За то, чем эта пересадка может вообще закончится. Все ведь только в теории. А что, если что-то пойдет не так? Что, если я не все предусмотрел и продумал? Она так красива и молода. Вся жизнь впереди…
– Бросьте, доктор Ларсен, Вы же видели её. Она не живет. Она так долго не протянет. По мне, так лучше стать жертвой науки, чем так жить.
– Возможно, ты права. Похоже, она сама не видит для себя иного исхода. Уцепилась за это, как за последнюю соломинку. Её не переубедят никакие из вероятных побочных последствий.
– Док, лучше кандидата нам не найти! – ободряюще похлопывая по плечу Ларсена, протянула Энни.
– Да, но ты забыла, что нам нужен кто-то второй? Кто-то кто хоть как-то нам и ей подойдет.
– Не будем забегать вперед. Пока попробуем просто облегчить участь этой девочки.
Казалось, Дарси Ларсен не слышал последней фразы медсестры. Он так долго ждал подходящего кандидата для проверки своей теории на практике, так хотел скорее найти нужного человека. А теперь, стоя у окна в своем кабинете, ощутил весь груз ответственности, которую собирался на себя взять. Но оправдан ли риск?
Вспомнив Лизи, её худенькие плечики и увядающую юность, он твердо понял для себя, в отношении Лизи этот риск оправдан полностью.
Что могло ждать эту девочку? Практика психиатрии показывала, что если пациент с подобными симптомами не справился с травмой в течение первого года лечения с медикаментозной помощью и терапией, то его ждет в дальнейшем лишь прогресс заболевания, которое будет обрастать все новыми и новыми сопутствующими симптомами и проявлениями.
Что ждет Лизи? Сумасшедший дом. Если они вместе не рискнут – она уже никогда оттуда не выйдет.
– Да, риск оправдан! – произнес Ларсен вслух, сам поверив в правильность, даже гуманность того, что собирался испытать на Элизабет Нюрц.
Предстояла большая работа – нужно было детально исследовать все тонкости хрупкой психики Элизабет. Досконально проникнуть в сложный запутанный клубок её душевных нитей: всё детство, юность, отношения её родителей и её отношения с родителями, обстановка в семье и то, как Лизи чувствовала себя с каждым из членов семьи. Её взаимоотношения с окружающим миром, её индивидуальное мировосприятие. Все это должно быть досконально изучено, изъедено, а заставить человека в состоянии глубочайшей депрессии и нервного расстройства точно вспомнить и внятно передать доктору всю интересующую его информацию – непростая задачка.
После этого требовалось найти второго человека, готового пройти путь Элизабет, либо готового стать донором памяти для Элизабет. Донором мог стать и сам доктор. Но это на крайний случай. Дарси искренне надеялся найти для Лизи идеальный вариант – человека, который будет также нуждаться в трансплантологии памятного отрезка, как и Элизабет. Тогда можно будет помочь сразу двум людям, спасти две исковерканных души. Был и еще один запасной вариант – найти донора среди тех, кто обречен, но мозг, которых еще в состоянии поддерживать функцию памяти.
Дарси рассматривал еще один вариант, но его даже среди своих ближайших коллег и соратников он озвучивать не решался – Дарси предполагал взять донором человека с потерей памяти по тем или иным причинам. Отрезок памяти за необходимый период времени есть, но он пуст. То есть чистый материал, который ничем не заполнен. Провал. Пустота. Но Дарси до конца еще не выяснил, что же лучше для пациента – провал и пустота, или чужие страшные воспоминания, которые больной должен будет воспринять через какое-то время как просмотренный в прошлом кинофильм.
Но и тут была масса нюансов: Дарси Ларсен не знал, способна ли такая память вдруг восстановиться после пересадки к приемнику со здоровым организмом. И сотрутся ли также, как свои, воспоминания Элизабет после пересадки донору. Оставалось огромное количество вопросов. Но прояснить их можно было только опытным путем.
***
Вечером Дарси Ларсен пошел домой. Вызывать к себе на прием Элизабет он сегодня не стал. Все-таки, приступ имел место быть, и он не хотел его повторения. Чтобы успокоить Элизабет потребовалась бы новая порция лекарства, а Ларсен хотел как можно скорее получить новую пациентку в состоянии, в котором она будет работать максимально продуктивно, сознание которой будет свободно от химических средств. Так что ему оставалось лишь обдумывать все то, что он столько раз уже обдумал, теперь уже применительно к Лизи.
Съев дома почти безвкусный полуфабрикатный ужин, Дарси решил составить план дальнейших действий. Спешить было нельзя, теперь, когда он был почти у цели, у порога воплощения стольких лет научного труда. Но и медлить он не мог, ему хотелось сорваться, поехать в больницу, и сейчас же начать диалог с Элизабет, тщательно записывая и обдумывая каждое сказанное ею слово. Дарси Ларсен решил не терять времени на обдумывание вариантов с донором. Пусть обследование и подготовка Лизи идёт полным ходом, а как только она будет готова, он выберет для неё тот вариант, который будет доступен на тот момент. С этим решением Ларсен отправился спать и, лёжа в постели, долго представлял, как ему вручают Нобелевскую премию, как мама будет украдкой смахивать с морщинистой щеки слезу, которую спровоцирует гордость за её сына. Фантазии постепенно перемешались со сновидениями. Доктор заснул.
***
– Доброе утро, Лизи! – жизнерадостно пропела улыбающаяся Энни, открывая жалюзи и впуская ослепительные солнечные лучи в палату Элизабет. Яркий, резкий свет, хлынувший в комнату, заставил Лизи сожмурить глаза и даже прикрыться ладонью.
– Как Вам спалось? Удалось отдохнуть?
– Да, спасибо, – апатично ответила пациентка, внутренне не понимая, что за необходимость у этой медсестры так громко и весело задавать свои дурацкий вопросы.
– Отлично, – продолжала петь Энни, – тогда вставайте. После завтрака Вас ждет доктор Ларсен. У Вас будет сегодня долгая и непростая работа, так что надо подкрепиться.
– Оооо… доктор Ларсен…, – рассеяно, будто забыла о том, что ей пришлось сменить место пребывания и лечащего врача, произнесла Лизи. Резко сев на кровати, она стала бегать глазами по сторонам, явно растерявшись и не зная с чего же начать сборы. Внимательная Энни пришла ей на выручку:
– Идите умываться, все Ваши принадлежности в ванной комнате. Вы сами их вчера там разложили. А я пока приберу Вашу постель. Потом я провожу Вас на завтрак, – Энни ободряюще ей улыбнулась.
Элизабет энергично встала, как давно она ни к чему не стремилась, никуда не спешила. Впервые за несколько месяцев ей захотелось выглядеть сносно, появившись перед врачом. В Лизи вдруг ожили новые, точнее забытые человеческие ощущения. Нет, конечно, она каждый день умывалась, чистила зубы и прочее, но она только сейчас осознала, например, что зубная паста у нее вишневого вкуса. Тюбик почти закончился, а она только сегодня почувствовала этот ягодный привкус.
– И почему вдруг вишневая, – задумчиво произнесла она вслух, – ведь я всегда брала «свежую мяту».
На завтраке кофе показался Лизи водянистым, почти безвкусным, а вот сэндвичи с сыром были очень даже вкусные. Что такое аппетит Лизи уже давно не вспоминала. Сегодня же, съев свою порцию, она поняла, что все еще несколько голодна. Она откинулась на спинку стула и вновь задумалась над тем, какой обезжиренной и безвкусной, бесчувственной была её жизнь в последний год, или больше. Сама перспектива, шанс вернуться к прежней жизни, забыть, навсегда вычеркнуть ту ужасную ночь начала возвращать Элизабет к жизни. Она оглядела свои руки, кожа была сухой, с сероватым оттенком. Лизи вспомнила свое отражение в зеркале, которое увидела сегодня утром в ванной и, не отводя глаз от исхудалых пальцев, горько ухмыльнулась:
– Серая, как подземный червяк, почти прозрачная…
***
– Ну, как она сегодня, Эн? – спросил Дарси свою верную соратницу.
– Особых перемен я не видела, та же подавленность и апатия. Хотя прихорашивалась она весьма тщательно, так что не все потеряно, – у Энни вырвался смешок.
– Это уже хорошо, если в ней начинают просыпаться хоть какие-то побуждения к повседневной жизни, это уже очень много для нас. Как только она будет готова – веди её ко мне, надо начинать.
– Не терпится, да, док? – Энни снова засмеялась.
– Энни, я смотрю у тебя сегодня очень хорошее настроение. Надеюсь, оно не помешает работе, – Ларсену было не до шуток.
Энни вышла из кабинета доктора Ларсена, притворила дверь и, подняв глаза кверху, прислонилась спиной к двери и зажмурилась. Она так любила это время года – весну, она так много надежд возлагала на наступающую весну, она так влюблена в Дарси, она так счастлива, что может быть рядом с ним. Легкая, почти невесомая Энни быстрыми шагами поспешила за новой пациенткой.
Ларсен не раз замечал милое кокетство своей молоденькой помощницы, даже находил её все зачастившую игривость забавной, но всерьез никогда не задумывался о том, что она может испытывать к нему что-то, как к мужчине. Он считал себя ее начальником, ее учителем и даже в мыслях не допускал служебного романа, хоть и ловил себя на мысли, что Энни очень привлекательная девушка. Она могла бы стать для него прекрасной спутницей жизни. Изящный носик, пухлые яркие губы, добрый нрав. Иногда она напоминала ему карманную собачку, как бы не звучало такое сравнение. Её милые веснушки под глазами взлетали вверх от смеха каждый раз, когда он шутил. Лёгкая на подъем, оптимистичная, восхищающаяся им. Но она скорее стала для него добрым товарищем – всегда рядом, всегда поможет, всегда поддержит и, если он попросит – даст свой совет. В деле с Элизабет Нюрц он считал Энни незаменимой. Поэтому все её попытки сблизится, напросится на совместную чашку кофе после работы, оставались на нулевой отметке. Это даже тяготило его.
Для себя Энни решила четко, что дает ему еще три дня, после этого начнет активные действия.
***
– Здравствуйте, Элизабет! Садитесь, – Ларсен пододвинул Лизи стул и лучезарно улыбнулся. Глядя на пациентку, Дарси припомнил слова Энни о том, что Лизи все утро прихорашивалась, и улыбнулся еще раз. Она действительно выглядела лучше. Светло-русые волосы были аккуратно расчесаны и перекинуты на левое плечо, образуя на затылке капюшон из шелковых, гладких волос. Густая челка ровной границей легла над её глазами. Доктору казалось, что вся она сегодня загорелась, зажглась изнутри: волосы блестели, глаза сияли, она улыбнулась ему.
– Доброе утро, доктор, – смущенная его пристальным взглядом тихо ответила Лизи.
– Я засмущал Вас, простите ради Бога. Просто в Вас за ночь произошла разительная перемена, и она, как от врача-психиатра, от меня не ускользнула. Вы хорошо спали? Или как обычно? Может быть, сами раскроете мне секрет своего преображения?
Лизи растерялась, её лицо снова стало грустным и задумчивым. Дарси принял смену настроения спокойно, ведь резкие перепады в настроении верные спутники неуравновешенной психики. Да и ждать длительных улучшений от того, что пациент просто проспал одну ночь в его передовой клинике, не стоило.
– Доктор, вчера Вы дали мне надежду, что я смогу жить без прошлого, без этих кошмаров, которые вижу во сне и даже, когда бодрствую…и сегодня я действительно почувствовала себя немного лучше. – Лизи горько хмыкнула. – Даже ела с аппетитом. Доктор, я не помню, когда последний раз хотела есть. Я столько всего упустила, и от этого еще хуже.
– О, нет. Только не стоит сожалеть об этом. Это нам точно не поможет, а нервы раскачает неслабо. Лизи, Вы же друг себе, верно? Поэтому старайтесь отгонять это прочь. Не забивайте и без того свою уставшую голову всякой ерундой об упущенных возможностях.
– Я постараюсь, правда, – её мягкие губы попытались состроить бледное подобие улыбки.
– Лизи, я кратко расскажу, что я наметил для нас, чтобы Вы знали чего ждать и сколько. Пока у меня нет ни донора, ни партнера, который бы нуждался в такой же пересадке того же временного отрезка, как и у Вас. Поэтому, пока мы его подбираем и ждем, мы должны обследовать Вас. Это будет аппаратная комплексная диагностика, я не буду вдаваться в подробности, это все не больно. К Вам будут подключать разные системы диагностики для понимания вашего физического здоровья. От Вас требуется просто приходить в нужный кабинет в назначенное время, медсестра Вам всегда напомнит об этом. Моя работа с Вами будет заключаться в ежедневных беседах, в ходе которых я пойму Ваш психотип, Ваши особенности, мы четко выявим временной отрезок до дня, который надо будет вырезать. Все это по времени должно занять не больше 2-3 месяцев, возможно второго пациента мы будем ждать дольше, возможно нам повезет. Я предлагаю, пока сосредоточиться на обследовании. Мне нужно, чтобы все, о чём я спрашиваю, получало максимально правдивый ответ. Но при этом, если какие-то темы, которые я затрону, будут излишне болезненными для Вас, обязательно мне скажите. Нам нельзя раскачивать Вашу психику, лучше я помечу этот блок, и мы вернемся к этому вопросу в следующий раз, когда Вы будете более подготовленной. Если у вас есть вопросы – задавайте.
– Доктор, скажите, но ведь Вам придется вырезать весь отрезок моей памяти, включая день операции, ведь в этот день я все еще буду помнить о том… ну о том, что со мной случилось, – Лизи потупила глаза, говорить о групповом изнасиловании с кем-либо было малоприятным.
– Лизи, я пока не могу дать однозначно четкого ответа. Вот скажите мне, Вы помните, о чём думали вчера? Последовательность мыслей, их очередность? Чаще всего люди не помнят о том, о чем они думали, только если они не анализируют что-то долго и тщательно. Если Вы не перебираете в мыслях подробности, кто, что сказал и, что он хотел этим сказать, помимо сказанного или сделанного, то скорее всего уже на следующий день Вы почти забудете об этом. А через месяц и подавно. Кстати, Вы задали очень хороший вопрос, ответ на него будет частью Вашей работы. В наших с Вами интересах максимально сократить промежуток, который нам потребуется вырезать. А чтобы его сократить – начните контролировать себя, свои мысли. Чем меньше Вы будете думать о пересадке и о том, что Вы хотите вырезать, тем меньше следов останется в каждом последующем дне, тем меньше Вашей памяти мы травмируем. Вам кажется, что пересадка решит все Ваши проблемы, но это не совсем так, Вашу расшатанную психику я пересадить не смогу. Мы удалим причину – воспоминания. Но психику придется восстанавливать, и потом трансплантология всегда была одной из самых сложных операций, и хотя физически вырезать один Ваш орган и вставлять на его место другой мы не будем, это, всё таки, будет травма. На восстановление тоже потребуется время. И предугадать, как пойдет восстановление, какими могут быть последующие осложнения, я тоже не могу. Элизабет, я хочу, чтобы Вы еще раз все это обдумали, пока мы не начали Вы можете отказаться. Риска тут, вероятно, больше, чем можно было бы допустить. Решение за Вами. Как только будете готовы с ответом, дайте мне знать, необходимо будет подписать кое-какие бумаги о том, что вы предостережены о возможных неблагоприятных последствиях и согласны на операцию.
– Доктор, если представить, что не было бы Вас и Вашего предложения, то я не хотела бы жить так же дальше. Я не живу, я всё время, как в пелене, от этих таблеток и уколов, руки ноют от капельниц и катетеров. Ничего не хочется, никуда не хочется. Я как овощ. Так что давайте будем откровенны – Вы ставите на мне опыт, но этот опыт нужен, прежде всего, мне. Он, возможно, даст мне шанс жить, быть такой, как прежде…а возможно станет хуже… но мне и сейчас плохо. Так что давайте Ваши бумаги, я все подпишу.
Элизабет, не глядя в документы, подписала их. Ларсен сгреб их в ящик своего стола.
– Ну, тогда начнем.
Лизи кивнула в ответ головой.
Дни Элизабет обрели смысл: днем она старалась, как можно более точно отвечать на вопросы доктора Дарси, а вечером обдумывала то, как ответить ему на те вопросы, которые выводили её из душевного равновесия. Она даже стала носить с собой тетрадку на прием к врачу, чтобы записывать то, что надо проработать самой, прежде чем являться на прием на следующий день. Каждый прием психоанализа, проводимый доктором, словно целебный бальзам заживлял её истерзанную душу. Даже ночи, которых Элизабет так боялась после того ужаса, что она пережила, стали ожидаемыми, потому что за ночью придет утро, а с ним и прием у врача. С каждым днем она чувствовала, как ближе и ближе она становится к новой жизни.
Чаще всего Лизи очень стойко отвечала на все, даже самые неудобные вопросы, чем облегчала работу Дарси и ускоряло её. Дарси был доволен тем, как идут дела.
***
– Энни, да на тебе лица нет. Ты что танцевала всю ночь? – еще больше заводя нервы девушки, насмешливо прокричал Дарси и, все слова, что она готовила этой бессонной ночью для него, вылетели из головы. За три дня активного флирта и попыток вытащить Дарси в кино под предлогом «Док, Вам надо передохнуть и хоть немного отвлечься от работы, а то так можно и заболеть» успехом не увенчались. Эн решилась пойти на отчаянный шаг – выложить ему все о своих чувствах, как есть. Каждый день видеть его, говорить с ним и скрывать, не иметь возможности проявить свои чувства стало настоящей пыткой. Она прекрасно понимала, что в случае отказа с его стороны, ей придется уволиться из клиники накануне начала такой интересной научной практики. Сегодня она надела новое платье, чтобы добавить себе уверенности. Девушки-продавщицы в магазине уверяли, что выглядит она в нем сногсшибательно, и оно ей очень к лицу. Но теперь, услышав насмешку Ларсена, она стояла возле шкафа для верхней одежды, теребила пальчиками верхнюю пуговку своего плаща и совсем не находила в себе сил снять его. Её платье казалось ей слишком коротким, слишком ярким, слишком весенним. Ларсен подошел к ней близко, почти вплотную, нарушая все границы личного пространства. Для него это было обычным делом, за время совместной работы. Они не соблюдали дистанцию уже давно и, в этом для него было что-то доверительно-родное по отношению к Энни. Но для нее это значило совсем иное. Каждый раз и, особенно остро сейчас, она чувствовала эту близость, особое тепло, исходившее от его тела, запах его парфюма и кофе, чашку с которым он частенько держал в руке, заговаривая с ней. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула воздух и вместе с ним его запах. Ей казалось, что вот сейчас она вдыхает его самого, возможно в последний раз испытывая единение с ним вот таким образом.
«Энни, что случилось? Тебе плохо? Тебе помочь?» – он подхватил её под локоть, почувствовал, как она вся напряжена.
«Доктор…то есть Дарси, – она терялась, путалась, лишь решительная мысль, сказать все прямо сейчас, не снимая плаща, пронеслась в её хорошенькой головке. Она не вынесет его насмешливого взгляда старшего брата, когда Дарси увидит её в этом дурацком цветастом платье, которое так нравилось ей еще утром перед выходом из дома, и ответит отказом на её чувства. Но если он ответит отказом на её чувства, ей придется уйти, уйти навсегда и никогда его больше не увидеть. Нет, так она точно не сможет. – Мне что-то нехорошо, – быстро проговорила она, – мне надо домой, док, можно я сегодня побуду дома?
– Конечно, давай я вызову такси!
–Не нужно, я сама, – прошептала Энни и, робко подняв глаза на Ларсена, выскочила из кабинета.
– Позвони, как доберешься до дома…– крикнул в след обеспокоенный Дарси, но не был уверен, что она его услышала.
Она бежала к автобусной остановке, стискивая рукой лацканы своего плаща, туго стягивая их у основания шеи, так чтобы ни один миллиметр её чудесного весеннего платья никто не увидел. Ей казалось, что быть увиденной в этом платье хуже, чем быть совсем голой.
Придя домой, Энни механически, словно будучи в оцепенении, переоделась во фланелевую пижаму, оставив платье валяться на полу в прихожей. Она забралась с ногами в глубокое кресло в гостиной и укуталась пледом, старательно укрывая им даже плечи по самую шею. Так она просидела больше часа, пока её не испугал показавшийся особенно громким и резким звонок телефона.
Ей пришлось выбраться из своего уютного убежища, оставив плед в кресле, и выйти в прихожую, чтобы ответить на звонок.
–Алло.
–Энни, это Дарси. Ты дома, как ты?
– Я отдыхаю, все нормально. Завтра все будет, как прежде, – голос Энни показался ей самой чужим, ледяным. Она повесила трубку, не дожидаясь ответа Дарси, хотя и слышала, как он начал что-то торопливо и обеспокоенно говорить ей.
Повесив трубку, она собралась пойти на кухню, чтобы выпить чаю, или даже съесть чего-нибудь. Но тут её взгляд упал на платье, которое лежало на её пути.
Не выдерживая больше скопившегося в ней за прошедшие сутки напряжения, Энни сдалась. Сначала её грудь сотрясали глухие, почти беззвучные истерические рыдания. Даже слез не было, на мгновение ей стало страшно от того, что с ней происходит. Ведь такого раньше не было. Но эмоции взяли верх над разумом.