Ольга Боровская
Советско-польские переговоры 1918–1921 гг. и их влияние на решение белорусского вопроса
РОССИЙСКО-БЕЛОРУССКАЯ АССОЦИАЦИЯ ИСТОРИКОВ «СОЮЗНАЯ ИНИЦИАТИВА ПАМЯТИ И СОГЛАСИЯ»
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ АКАДЕМИИ НАУК БЕЛАРУСИ
ФОНД СОДЕЙСТВИЯ АКТУАЛЬНЫМ ИСТОРИЧЕСКИМ ИССЛЕДОВАНИЯМ «ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ»
Научный редактор:
доктор исторических наук, профессор А. М. Литвин
Рецензенты:
доктор исторических наук, профессор В. Е. Снапковский
кандидат исторических наук К. С. Разуванова
Список сокращений и аббревиатур
АВП РФ – Архив внешней политики Российской Федерации
АРАН – Архив Российской академии наук в г. Москва
БАН Литвы – Библиотека Академии наук Литвы
БГАМЛИ – Белорусский государственный архив-музей литературы и искусства
БКО – Белорусская коммунистическая организация
БНР – Белорусская Народная Республика
БПС-Р – Белорусская партия социалистов-революционеров
БССР (ССРБ) – Белорусская Советская Социалистическая Республика
ВП – Войско Польское
ВРК БССР – Военно-революционный комитет Белорусской Советской Социалистической Республики
ГАГО – Государственный архив Гродненской области
ГАРФ – Государственный архив Российской Федерации
ГАМО – Государственный архив Минской области США – Соединенные Штаты Америки
КП (б) Б – Коммунистическая партия большевиков Беларуси
КП(б) ЛиБ – Коммунистическая партия большевиков Литвы и Беларуси
Лит-Бел ССР – Литовско-Белорусская Советская Социалистическая Республика
ЛССР – Литовская Советская Социалистическая Республика
ЛЦГА – Литовский центральный государственный архив
МИД – Министерство иностранных дел
НАРБ – Национальный архив Республики Беларусь
НДА – Народная добровольческая армия
НДП – Народная демократическая партия
НКИД – Народный комиссариат иностранных дел
ПРУВСК – Польско-российско-украинская военная согласительная комиссия
РВС – Революционно-военный совет
РГАСПИ – Российский государственный архив социально-политической истории
РГВА – Российский государственный военный архив
РСФСР – Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика
СОГ – Совет обороны государства
СНК – Совет народных комиссаров
УССР – Украинская Советская Социалистическая Республика
ВЦИК – Всероссийский центральный исполнительный комитет
ЦИК КРИП – Центральный исполнительный комитет Коммунистической рабочей партии Польши
ЦК РКП(б) – Центральный комитет Российской коммунистической партии большевиков
ЦРК ППС – Центральный рабочий комитет Польской социалистической партии
AAN – Archiwum Akt Nowych (Архив новых документов)
APAN – Polska Akademia Nauk. Archiwum w Warszawie (Польская академия наук. Архив в Варшаве)
BN DSDiR – Biblioteka Narodowa. Dzial starych drukow i r^kopisow (Национальная библиотека. Отдел старопечатных и редких изданий)
BPW – Biblioteka Publiczna m. st. Warszawy (Публичная библиотека в Варшаве)
DSDiR – Dzial starych drukow i r^kopisow (Отдел старопечатных и редких изданий)
PPS (ППС) – Польская социалистическая партия
PSL – “Piast” (ПСЛ – “Пяст”) – Польская крестьянская партия «Пяст»
Введение
Одним из итогов Первой мировой войны стало формирование Версальско-Вашингтонской системы международных отношений. Развал старых многонациональных империй и создание новых государственных образований, которые были близки в территориальном плане, но по идейным соображениям находились на диаметрально противоположных позициях – социалистических (Советская Россия) и буржуазно-демократических (Польша) – стали основными причинами формирования новой геополитической ситуации в регионе. Выбор разных систем идейно-политического существования, многовековое польско-русское геополитическое противостояние за контроль над восточноевропейским регионом привели к возникновению конфликтной ситуации, к началу польско-советской войны 1919–1920 гг., но одновременно повысили интерес к белорусскому вопросу. Региональные геополитические изменения стали причиной активизации белорусского национального движения, возникновения самостоятельных государственно-политических образований. По причине того, что белорусский народ не смог укрепиться в качестве субъекта международных отношений, судьба его территории, будущего государственного устройства в значительной мере зависели от позиции более сильных соседей, стран Антанты и США. Дефиниция белорусский вопрос включает в себя комплекс государственно образующих, территориальных, национальных, социально-экономических, культурных проблем, связанных с судьбой, становлением государственности и целостности белорусских земель, который выступал в качестве элемента проблемного поля международных отношений.
В рядах как советского, так и польского руководства не исключали возможности использования дипломатических средств. Начиная с ноября 1918 г., внешнеполитические ведомства обеих сторон делали попытки мирным путем решать вопросы территориального разграничения, экономических претензий, военнопленных, оптации населения, что положило начало переговорному процессу 1918–1921 гг. Советско-польские переговоры 1918–1921 гг. – один из методов альтернативного урегулирования (в сравнении с военными способами) спорных ситуаций между РСФСР и Польшей. Коммуникация между сторонами происходила путем прямых переговоров-встреч (в Беловеже, Микошевичах, Минске, Риге) или опосредованным способом – через направление разного вида документов дипломатической переписки (личные и вербальные ноты, меморандумы, обращения). Несмотря на ряд работ, в которых затрагиваются отдельные аспекты советско-польских переговоров, до настоящего времени не было проведено комплексное научное исследование, не была представлена целостная картина событий. Тем более не были выявлены факторы, которые оказали влияние на ход советско-польских переговоров и на принятие того знакового решения о передаче западной части этнично белорусской территории в состав Польского государства. Заключенный в марте 1921 г. Рижский мирный договор разделил белорусские земли на две крупные единицы, которые продолжительное время находились в составе отдельных государств с разными системами идейно-политического существования. Являлся ли раздел территории Беларуси единственно возможным вариантом развития событий? Существовала ли, хотя бы в минимальном объеме, возможность сохранения целостности и единства?
Эти и другие вопросы наиболее часто задаются как специалистами по проблеме, так и просто любителями истории. Однако нельзя забывать, что Рижский мирный договор был средством пацификации восточноевропейского региона, финальной точкой военных действий, которые опустошали белорусские земли в течение почти восьми лет. Договор способствовал переходу к мирному строительству и развитию. Согласно этому дипломатическому документу произошло официальное признание в качестве самостоятельных субъектов международного права БССР и УССР.
Глава 1
Историография, источники
1.1. Историография проблемы
Судьбоносные итоги Рижского мирного договора для белорусских земель предопределили особую актуальность советско-польских переговоров 1918–1921 гг., вызывали повышенный интерес отечественной и польской общественности. Первые публикации о событиях польско-советской войны и данные о переговорах начали появляться задолго до окончания военных действий и заключения мирного договора. Непосредственные участники или современники на страницах отдельных изданий, периодических изданий, в рамках интервью журналистам, в публицистическо-полемическом ключе говорят о причинах конфликта между сторонами, отвечают на вопросы, которые волновали советскую и польскую общественно-политическую мысль.
Так, еще до начала Минской мирной конференции (август-сентябрь 1920 г.) начали выходить из печати небольшие по объему брошуры или статьи непосредственных участников или современников отмеченных событий: А. А. Иоффе [97], Г. В. Чичерина [284–286], К. Б. Радека [226; 227], Ю. Ю. Мархлевского [181–183; 398; 399], Д. 3. Мануильского [179], В. Г. Кнорина [112–115], А. Г. Червякова [281–282]. Они стремились объяснить свое собственное поведение и советского государственного управления, определить причины, которые подтолкнули обе стороны решать спорные моменты военным путем. В этих работах делалась попытка рассмотрения ряда альтернатив государственно-политического устройства восточноевропейского региона, показать возможные варианты территориального разграничения между враждующими сторонами [95]. Советские участники переговорного процесса демонстрируют зависимость польской внешнеполитической линии от решений Парижской мирной конференции и междусоюзнических совещаний стран Антанты и США [98; 183]. В работах отмеченных авторов впервые происходит осмысление советско-польских переговоров и их роли во внешней политике РСФСР [284; 286].
В отличие от советской стороны, члены польских мирных делегаций, активные участники польской общественно-политической жизни, международных отношений (Я. Домбский [337], В. Грабский [362], С. Грабский [360]) неохотно помещают на страницах периодических изданий свои интерпретации событий. Только через два года, в 1923 г., после подписания окончательного мирного договора, С. Грабский попытался изложить свою позицию по вопросу территориального разграничения, оправдаться перед той частью польской общественности, которая обвиняла его в чрезмерной уступчивости в территориальном вопросе, подчернуть негативные черты политической линии Ю. Пилсудского. В 1936 г. он дает свое согласие на публикацию подробного интервью в публицистическом издании “Bunt Mlodych” [422]. В нем характеризуются основные моменты Рижских мирных переговоров, раскрывается сущность внутреннего голосования в рядах польской делегации по отношению линии разграничения. Автор раскрывает подробно истинные причины, которые подтолкнули его и польскую мирную делегацию передать права на решение белорусского вопроса советской стороне. С. Грабский считал, что присоединение Минска и округи к Польше станет настоящей национальной катастрофой, приведет к перевесу непольского населения, а значит, будет мешать созданию сильного Польского государства.
В связи с десятой годовщиной подписания Рижского мирного договора вышла работа главы польской мирной делегации на переговорах в Минске и Риге Я. Домбского [337]. Несмотря на попытку показать и искусственно преувеличить свою роль во время заключения мирного договора, автор подчеркивает свою зависимость от решений и инструкций Министерства иностранных дел и лично Я. Сапеги. При этом, Я. Домбский политическое давление министра иностранных дел Польши на делегацию объясняет нежеланием брать на себя какую-нибудь ответственность за подписанный мирный договор. Автор отмечает нервную обстановку и неуверенность при заключении перемирия в рядах российско-украинской делегации. Он акцентирует внимание на чрезмерную уступчивость председателя российско-украинской делегации и его заинтересованность в заключении мирного договора и остановке военных действий на Западном фронте.
К проблемам советско-польских переговоров 1918–1921 гг. обращается и секретарь польской делегации А. Ладось. В рамках небольшой статьи в эмиграционном издании “Niepodleglosc” [387], автор показывает внутреннюю поляризацию польской делегации, случаи столкновений сторонников федералистической и инкорпорационистской концепций. Однако, к сожалению, А. Ладось как непосредственный участник неофициальных встреч совсем не обращает внимания на белорусский вопрос, даже и словом не упоминает про наличие «тайной» дипломатии на рижских советско-польских переговорах.
Исходя из специфики изученной историографии по проблеме советско-польских переговоров 1918–1921 гг., автор считает целесообразным выделить следующие этапы: 1) 1919 г. – начало 1940-х гг.; 2) середина 1940-х – конец 1980-х гг.; 3) современный период (с конца 1980-х гг. и до настоящего момента).
В советской исторической науке 1919 – начала 1940-х гг. польско-советский конфликт характеризуется как спланированный процесс интервенции, в котором принимали участие страны Антанты, США, Польша. Основное внимание исследователи названного периода (В. К. Щербаков [292], А. Н. Зимионко [89], И. Ф. Лочмель [173–175], С. Н. Исаченко [99], А. И. Зюзьков [93]) обращают на проблематику организации и борьбы местного населения против захватчиков, часто сравнивая немецкую и польскую оккупации (А. Н. Зимионко), показывая их негативное влияние на экономическое развитие белорусских земель. Изучение переговорного процесса почти не проводилось, авторы ограничивались исключительно общими оценками Рижского мирного договора (знаковое событие, которое «открыло новую страницу в отношениях буржуазно-демократической Польши и Советской России») [89]. Началом советско-польских переговоров считается август 1920 г. Авторы ничего не говорят о встречах в Беловеже и Микошевичах, о попытках нормализации отношений в Борисове.
Знаковой работой этого периода является статья непосредственного участника советско-польских переговоров в Риге – историка В. И. Пичеты [221]. Автор впервые представляет реферат пленарных заседаний Рижской конференции (24 и 27 сентября 1920 г.), показывает деятельность рабочих комиссий польско-российско-украинской конференции (главной, финансово-экономической). В.И. Пичета, несмотря на то, что основным объектом изучения данной статьи стали советско-польские отношения 1918–1921 гг., обращается и к военным аспектам, стремится выявить причины конфликта между сторонами. При этом, инициативу в «разжигании вражды и создании напряженных отношений» автор возлагает на плечи польской стороны, которая в ответ на «миролюбивую политику Советской России» отвечала «воинственными акциями» [221, с. 142]. Основной причиной, что подтолкнула польские правительственные круги к заключению перемирия с Советской Россией, по мнению В. И. Пичеты, были экономические сложности, которые имела Польша в конце 1920 г. – начале 1921 г. Он утверждает, что советское правительство при решении территориального вопроса, принимало во внимание «этнографический принцип и заявление советского руководства пойти на территориальные уступки», учитывали условия советско-литовского договора 12 июля 1920 г. [221, с. 141–142]. Однако, по причине «большого желания мира» советское руководство вынуждено было отказаться от этих намерений и согласиться на условия, которые были предложены польской делегацией.
В период 1919 – начала 1940-х гг. в польской историографии появляются первые научные работы, посвященные изучению не только самой польско-советской войны, а в первую очередь ее итогов: судьбе Западной Беларуси и Западной Украины в составе Польши. Польский вариант интерпретации польско-советской войны 1919–1920 гг. и переговорного процесса стремится показать военный конфликт как превентивную меру против продвижения войск Красной Армии, которая создавала таким образом опасность для «польских земель», как действия против распространения коммунистической пропаганды (А. Скшиньский [429]), как итог неопределенности восточных границ Польши в рамках Парижской мирной конференции (А. Скшиньский, С. Козицкий [387], Н. Рэй [424]), как способ демонстрации Польши в качестве защитника прав национальностей на самоопределение (Л. Василевский [446; 447], Т. Кутшеба [385]). Однако переговорный процесс не показан исследователями с достаточной ясностью, замечается попытка спрятать, избежать конкретизации этапов советско-польских переговоров.
Начиная с 1930-х гг. в польской историографии появляются работы, где впервые обращается внимание на неофициальные переговоры в Беловеже и Микошевичах. В рамках исследований Т. Кутшебы [386] и А. Крижановского [379] впервые вводятся в научное употребление воспоминания непосредственных участников переговоров (И. Бернера) или современников (Л. Фишера). Поднимается проблематика сотрудничества польского руководства с «белыми» российскими кругами, раскрываются причины срыва переговоров между Ю. Пилсудским, А. И. Деникиным и А. В. Колчаком (М. Здеховский [456]). В 1930 г. выходит работа члена Польской социалистической партии 3. Зарембы (А. Чарского) [454]. На первый план выступает желание автора доказать вредность для польского общества военной акции 1920 г. («война для реализации мечтаний по реституции исторических границ Польши») [454, s. 57]. 3. Заремба стремится доказать, что представители ППС выступали за скорейшее заключение мира с Советской Россией. Несмотря на некоторую политизированность, в работе впервые сделана попытка дать научную оценку мирным советско-польским переговорам. 3. Заремба, рассматривая борисовский этап, характеризует его как «трагифарс», стремится показать, что мирные условия этого периода были более выгодными для польской стороны, чем предложенные на барановичско-минском или рижском этапах.
Деятели белорусского национального движения И. Я. Воронко [52; 57], А. И. Луцкевич [177], К. С. Дуж-Душевский [85], М. М. Кравцов [122], П. А. Кречевский [129; 130], А. И. Цвикевич [270; 271], К. Б. Езовитов [86] в рамках статей, небольших брошур мемуарного характера пробуют дать свою критическую оценку советско-польским переговорам и Рижскому мирному договору как отдельному объекту исследования. К сожалению, из-за недостатка информации о начальных стадиях переговорного процесса эти авторы сосредотачивают свое внимание исключительно на Рижской мирной конференции. В начале 1921 г. в издательстве «Освобождение» выходит статься «Беларусь и Рижский мир» К. С. Дуж-Душевского [85]. Автор на основе статистических данных переписи 1897 г. подчеркивает незаконность и необоснованность претензий Советской России и Польши на белорусские земли, объявляет сфальсифицированными переписи местного населения, которые проводились польскими властями во время польско-советской войны 1919–1920 гг. В основном, выводы работы К. С. Дуж-Душевского созвучны с тезисами меморандумов и обращений Рады Народных Министров БНР периода 1920–1921 гг.
В советской историографии середины 1940-х – конца 1980-х гг. в той или иной степени вопросы исследуемой нами проблемы освещаются в работах Н. В. Каменской [105–108], Е. Н. Шкляр [288], Н. Ф. Кузьмина [133; 134], П. Н. Ольшанского [216], А. В. Березкина [44], А. П. Грицкевича [64]. Так, в работе Н. В. Каменской [101] дается косвенное освещение процесса советско-польских переговоров, цитируется нотная переписка без раскрытия истинных причин направления того или иного послания. По мнению автора, польское руководство игнорировало мирные предложения Советской России, которые поступали в декабре 1919 г. – марте 1920 г., осуществляло подготовку к новому наступлению на Юго-Западном фронте [105, с. 163–164]. Благодаря усилиям Н. В. Каменской впервые вводятся в научное употребление данные о деятельности Центральной рады Виленщины и Гродненщины, Белорусского национального комитета в Вильно, Белорусской военной комиссии.
Первая и единственная попытка в рамках советской историографии дать целостную картину советско-польских отношений 1918–1921 гг., кульминационным моментом которых стало заключение мирного договора в Риге, была сделана П. Н. Ольшанским [216]. Автор несколько дистанцирует польскую сторону от лагеря стран Антанты, показывает противоречия, которые возникали между Великобританией, Францией и Польшей, русским «белым» лагерем и Польским государством. При этом не анализируется влияние стран Антанты, особенно Великобритании, которая настаивала на развертывании мирных переговоров с Советской Россией. Автор утверждает, что во время советско-польских переговоров в Минске российско-украинская делегация владела и специально выданными полномочиями от БССР [216, с. 99], хотя ВРК республики на момент с 17 августа до 2 сентября 1920 г. никаких мандатов на ведение переговоров от своего имени никому не передавал. Впервые в советской историографии поэтапно, день за днем, на основе протоколов заседаний показана работа польско-российско-украинской мирной конференции. Ответственность за задержку во время подписания текста Прелиминарного мирного договора автор возлагает на польскую сторону, которая маневрировала и затягивала переговоры в связи с критическим положением П.Н. Врангеля и сильным давлением по этой причине со стороны Франции [216, с. 147].
В период с середины 1940-х до конца 1980-х гг. в польской историографии появляются исследования Ю. Серадского [428], В. Гостынской [357–359], П. Вандыча [440; 441], А. Юзвенко [366], Т. Яндрушчека [364], А. Скшипека [430], Р. Вапинского [442; 443], Ю. Куманецкого [382–384], А. Гарлицкого [349–350], Ю. Кукулко [380; 381]. Вместо военного аспекта проблемы начинается критический анализ основных направлений польской общественно-политической мысли, которые проявились при решении вопроса об определенных формах и методах осуществления Польским государством своей восточной политики. Польские исследователи 1940-х-1980-х гг. абсолютизируют идею польского федерализма, именно в ней видят причину выбора военных средств решения споров. Не оправдывая агрессивных действий польского руководства, авторы стремятся выделить и подчеркнуть мессианскую роль Польши, «прометеизм» польских правительственных кругов по отношению к национальным образованиям. Одновременно выделяется направление (А. Деруга [338]), которое достаточно критически подходит к интерпретациям польских политических концепций как федералистической так и инкорапорационисткой, объясняя действия Польши как пример совпадения желаний польского руководства и местных польских сил, объединенных вокруг Комитета защиты кресов, как форму противостояния распространению идей коммунизма.
В этот период проблематика советско-польских переговоров становится приоритетной, периоды мирного сосуществования и поиска компромиссных путей начинают основательно изучаться исследователями, впервые вводится в научное употребление значительное количество источников по проблеме. Именно в исследовании Ю. Серадского [428] впервые обращается внимание на политический аспект встреч в Беловеже и Микошевичах, публикуется частично «Диариуш» М. С. Коссаковского. А. Юзвенко [366] осуществил публикацию писем Л. Василевского к Ю. Пилсудскому периода Рижских переговоров. Под руководством В. Гостынской [438] была осуществлена публикация группы источников по проблеме неофициальных советско-польских переговоров (июнь-декабрь 1919 г.), автор квалифицирует отмеченные встречи как «тайные», тем самым, подчеркивая их неофициальный, секретный характер. Ю. Куманецкий [383] проводит структурный анализ советско-польских переговоров в Риге на основе использования польскоязычных исследований, в первую очередь воспоминаний непосредственных участников мирной конференции. Автором впервые в польской историографии, за исключением автобиографической работы Я. Домбского, дается описание неофициальных встреч руководителей делегаций как неотъемлемой части мирной конференции.
Эмигрантская польская историография в рамках исследований по истории Польши 1917–1939 гг. (В. Побуг-Малиновский [420], С. Мацкевич [397]) обращает внимание на переговорный процесс. В монографии В. Побуг-Малиновского советско-польские переговоры 1918–1921 гг., мирные предложения Советской России выступают как проявление внутренней слабости государства и как попытка улучшить свое военно-оперативное положение. По мнению автора, Советская Россия стремилась использовать планируемые борисовские переговоры исключительно как форму подготовки к весенней кампании [420, s. 248]. В. Енджиевич [365], основатель исследовательского Института Ю. Пилсудского в Нью-Йорке, один из участников рижских советско-польских встреч в качестве военного эксперта, также пробовал переложить всю вину ответственности за начало военных действий на советскую сторону, «войска которой уже в начале 1919 г. заняли восточные польские земли» [365, s. 48], что фактически заставило польскую сторону проводить превентивные меры. Советское руководство, используя так называемую «тактику ожидания» [365, s. 48–49], активно демонстрировало миролюбивые настроения к Польше (ноты 22 декабря 1919 г. и 28 января 1920 г.).
В 1952 г. в Лондоне появилась работа сотрудника Министерства иностранных дел Польши Т. Комарницкого [371], в которой оцениваются взаимоотношения Польского государства и европейских стран (Великобритании и Франции). Автор подчеркивает непоследовательный, переменчивый характер политической линии Великобритании и Франции по вопросу польско-советского конфликта. По мнению Т. Комарницкого, общая политическая линия англо-французского блока по решению вопроса восточных границ Польши и польско-советского столкновения исходила из общей политической ситуации на территории России.
В белорусской эмигрантской историографии обращение к теме советско-польских переговоров происходит в начале 1960-х гг. в статьях Н. А. Волатич (В. Панцевич) [56], работах А. Т. Калубовича [103], И. А. Найдюка и И. Я. Косяка [192], написанных на основе работ А. И. Луцкевича, К. С. Дуж-Душевского и других национальных деятелей, и в своих оценках повторяют их. Белорусские эмигранты были оторваны от архивных материалов, не имели доступа к другим документальным источникам и в своих работах, в лучшем случае, ссылались на публикации бывших лидеров белорусского национального движения и газетные материалы, которые были далекими от объективности.
Современная белорусская историография, которая хронологически ограничена периодом с конца 1980-х гг. и до начала XXI ст., представлена исследованиями П. И. Бригадина и В. Ф. Ладысева [51; 146], Р. П. Платонова и Н. С. Сташкевича [222, 223], А. В. Тихомирова [260–263; 273–280], Г. Г. Лазько [147–156], В. Ф. Ладысева [138–146], Л. А. Ковалевой [101; 116; 117], Т. Я. Павловай [217–219], С. Н. Хомича [266–268], А. П. Грицкевича [65; 66], В. Е. Снапковского [88; 246–251; 431], Н. С. Сташкевича [255–258], Н. Н. Мезги [40; 190; 191], И. Р. Кулевич [135; 136], А. Н. Дубровки [40; 83, 84], С. И. Багалейша [34], В. А. Вернигорова [53], М. И. Иванова [94], Л. Р. Козлова [102; 272], М. Ф. Шумейки [290–291] и других.
В рамках современной белорусской историографии советско-польские переговоры 1918–1921 гг. предстают, в сравнении с предыдущими периодами историографии, в более широком объеме. Исследователи проблемы основное внимание обращают на осмотр особенностей переговорного процесса на барановичско-минском и рижских этапах. Это не позволяет создать целостную картину, тем более показать эволюцию и вариативность форм решения белорусского вопроса. Белорусскими историками по различным аспектам проблемы подготовлены и изданы монографии, опубликованы десятки научных статей в журналах и научных сборниках, материалах научно-теоретических и научно-практических конференций [1; 59; 67; 131; 215; 229; 239; 264; 293]. Подготовлены диссертационные исследования, в рамках которых косвенным образом затрагивается проблематика советско-польских взаимоотношений (Т. Я. Павлова [217], Л. А. Ковалева [116]), процесс формирования территориального пространства (С. Н. Хомич [266]). Достижения в изучении названной проблематики нашли своё отображение в многочисленных статьях, размещенных в шеститомной «Энциклопедии истории Беларуси» [35], а также в рамках многотомных коллективных работ [60; 61; 62].
Благодаря усилиям В. А. Круталевича [124–128], Н. С. Сташкевича и Р. П. Платонова [222], И. И. Ковкеля [120], происходит освещение различных этапов советско-польских переговоров через призму становления белорусской государственности. Переговорный процесс 1918–1921 гг. оценивается с точки зрения влияющего фактора на создание белорусской советской государственности. Рижский мирный договор воспринимается авторами не только как некий компромисс между враждующими сторонами, но и как факт официального признания белорусской советской государственности, как причина раздела белорусских земель на несколько частей. Р. П. Платонов и Н. С. Сташкевич противопоставляют две формы белорусской государственности (БНР и БССР) во время советско-польских переговоров 1920–1921 гг. (рижский этап). Авторами было введено в научный оборот значительное количество архивных материалов, в том числе связанных с внешнеполитической деятельностью правительства В. Ю. Ластовского и БССР (письма А. Г. Червякова к ЦК КП(б)Б во время его нахождения на Рижской мирной конференции) [222].
Наработки Г. Г. Лазько по проблеме советско-польских переговоров 1918–1921 гг. представлены в рамках научных статей, опубликованных в отечественных и иностранных изданиях. Автором проводится основательный анализ переговоров в Минске (август-сентябрь 1920 г.) и Риге (сентябрь 1920 г. – март 1921 г.). Советско-польские переговоры рассматриваются в общем фарватере становления белорусского государства, общей политики Советской России по вопросу государственного самоопределения белорусских земель. На основе широкого круга источников автор доказывает, что БССР рассматривалась исключительно как карта дипломатической игры советского правительства в ходе мирных переговоров, как инструмент внешнеполитической линии РСФСР, направленной на реализацию идеи мировой пролетарской революции. Участие представителя ВРК БССР А. Г. Червякова в советско-польских переговорах в Риге сентября-октября 1920 г., по мнению автора [156, s. 43–45], было вызвано необходимостью нейтрализации дипломатических акций Рады Народных Министров БНР, возможностью сближения Польши и деятелей БНР. Автор основной причиной недопуска представителя БССР к советско-польским переговорам в Риге называет только изменения во внешнеполитической линии советского руководства, одновременно не учитывая позиции польской стороны, которая достаточно критично ставилась к идее участия белорусских советских представителей в переговорном процессе [156, s. 41].
Проблематика междугосударственных отношений в восточноевропейском регионе во время польско-советской войны 1919–1920 гг. стала объектом исследования А. В. Тихомирова [273]. Автор, рассматривая советско-польские переговоры в контексте международных отношений Восточной Европы, делает попытку противопоставить формы внешнеполитических акций различных политических групп белорусского национального движения, представить целостную картину становления и развития белорусских земель как самостоятельного субъекта международного права. Автор справедливо оценивает внешнеполитические акции ЛитБел ССР января-апреля 1919 г. как «неудачные попытки использования средств дипломатии», констатируя отсутствие попыток обрести определенное значение в международно-правовых отношениях, «послушность» руководства КП(б) ЛиБ [273, с. 97]. Хотя замечались некоторые попытки руководства ЛитБел ССР отстоять свое право голоса: так происходило во время направления специальной миссии А. И. Венцковкого, когда часть членов КП(б) ЛиБ выступила против принятия польского представителя и любой вероятности переговорного процесса между сторонами. Участие представителей ВРК БССР автор определяет как «достаточно пассивное», подкрепляя это фактом передачи РСФСР 10 сентября 1920 г. мандата на ведение мирных переговоров с Польшей [273, с. 265]. Автор прослеживает взаимосвязь решения финансово-экономических проблем и проблематики ректификации границы, и одновременно работы смешанной пограничной комиссии, но не приводит достаточной доказательной базы для аргументации данного факта [273, с. 310].