Ольга Баскова
Самое справедливое убийство

Глава 10

Анна Петровна Белозерова прошествовала в кабинет Киселева, гордо неся голову.

– Мне казалось, прошлый мой приход был первым и единственным, – не терпящим возражения тоном сказала она. – Что вам еще понадобилось?

– Насколько мы знаем, в прошлый раз вам не было предъявлено никакого обвинения, – пояснил Павел.

– А теперь вы намереваетесь это сделать, – усмехнулась врач. – Ну что ж, валяйте.

Лицо оперативника оставалось каменным.

– Гражданка Белозерова Анна Петровна, – твердо проговорил он, – вы обвиняетесь в подделке завещания на наследование квартиры покойной Клемма Марии Ивановны.

Врач открыла рот, собираясь возразить, однако оперативник продолжал:

– Отпираться нет никакого смысла, вы только ухудшите свое положение. Вот показания вашей родственницы, Биленко Светланы Ивановны. Можете ознакомиться.

Женщина скривила губы:

– Ну что можно на это сказать? – Она пожала плечами. – Светка как дурой была, так дурой и помрет.

– Вы считаете, ей стоило врать с готовыми результатами графологической экспертизы? – поинтересовался Павел.

– Этой идиотке стоило бы пригласить адвоката, – пояснила доктор. – Кстати, я не премину это сделать.

– Что ж, ваше право, – кивнул оперативник. – Надеюсь, он найдет какие-нибудь смягчающие обстоятельства вашему мошенничеству.

– Когда вы убедите его, что факт мошенничества имел место. – Дама закинула ногу на ногу.

– Боюсь, докажем. Подделка подписи – вопрос, для нас решенный, – Киселев отложил ручку. – В настоящее время мы намереваемся обвинить вас в куда более серьезном преступлении – в убийстве Клемма на операционном столе.

На лице Белозеровой выступили капельки пота. Она сделала вдох, видимо, собираясь кричать от возмущения, но в последнюю минуту передумала и изобразила недоумение.

– Молодой человек, – дама покачала головой, – в подделке подписи вам, может, и удастся меня обвинить. Однако со вторым заявлением у вас ничего не получится. Надеюсь, мой защитник разыщет свидетелей, которые подтвердят, сколько раз я обивала пороги нашего дорогого академика, вы знаете, с каким предложением, сколько звонила ей. Спрашивается, зачем мне все это было нужно, если ее жизнь и так зависела от меня? Это во-первых. Во-вторых, если вы думаете, что на операции мы с Клемма находились один на один, то и тут вы глубоко заблуждаетесь. Ассистенты, доктор Александра Николаевна Замшина и медсестра Полина Краснова, подтвердят: мои действия во время операции были более чем безупречны. Однако я не должна отчитываться перед вами. Ваша версия – вы и доказывайте. Что я должна подписать, чтобы покинуть сей гостеприимный уголок?

– Подписку о невыезде, – покорно сказал Киселев, подавая ей листок.

– Мы с тобой и не сомневались: в убийстве Клемма Белозерова не расколется, – усмехнулся Константин, выслушав приятеля.

– Причем оправдания ее довольно логичны, – Павел вытер лоб. – Действительно, зачем она приходила к Марии Ивановне и звонила ей, если собиралась ее убить? Как ей удалось вызвать сердечную недостаточность при свидетелях?

– Да, это непросто доказать, – Скворцов подошел к окну. – Но ведь ты, как и я, уверен, что стоит покопать – и зацепки найдутся. Нужно обязательно поговорить с ее ассистентами: вдруг кто-то заметил на операции что-нибудь странное? – Он взглянул на часы. – С минуты на минуту подъедет Петька, он в НИИ орудует. Что ему удастся накопать?

Глава 11

Разговор с ассистентами Белозеровой взял на себя Скворцов. На следующий день после беседы с врачом он отправился в 10-ю городскую больницу, в гинекологическое отделение, довольно быстро отыскав там нужных ему людей. Доктор Александра Николаевна Замшина оказалась симпатичной женщиной лет тридцати пяти. Она охотно отвечала на вопросы оперативника.

– Разумеется, я хорошо помню эту операцию, – сказала она. – Еще бы! Увидеть вживую знаменитость нашего города! Жаль, что все так получилось.

– А кто в этом виноват? – поинтересовался Константин.

– Ее больное сердце, – вздохнула Замшина. – Ну почему Мария Ивановна скрывала болезнь? Предупреди она о ней – трагического конца можно было бы избежать.

– А могла ли Клемма не знать о своей болезни? – высказал мысль оперативник.

– Такую сердечную недостаточность, от которой умирают на столе, трудно в течение всей жизни никак не ощущать, – пожала плечами врач.

– Если все так, как вы говорите, Мария Ивановна должна была хоть раз обратиться с жалобами на сердце, – предположил Константин.

– Конечно, – кивнула женщина.

– И это должно было быть зафиксировано в ее медкарте, – констатировал он.

– Безусловно.

– И перед операцией ей делали электрокардиограмму, – продолжал Скворцов.

– Разумеется. – В голубых глазах врача читалось недоумение: Александра Николаевна поняла, куда клонит ее собеседник.

– Как же вы можете все это объяснить?

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Я просто ассистент, и в мои обязанности входила помощь при операции. Перед ее началом Анна Петровна дала краткий отчет о диагнозе больной и состоянии ее здоровья, но ни словом ни обмолвилась о сердце.

– Во время операции Белозерова все делала правильно? – Скворцов пристально посмотрел в глаза собеседницы.

– Конечно, – уверенно ответила та. – А почему вы спрашиваете?

– Видите ли, подруга Клемма утверждает, что академик никогда не жаловалась на сердце. Может быть, произошла ошибка?

Александра Николаевна зарделась от негодования:

– Скажете тоже... Да мы с нее пылинки сдували! Когда такое случилось, мы больше месяца в себя приходили! Я, например, до сих пор не могу себе этого простить, хотя понимаю, что ни в чем не виновата. Честно скажу: вашим людям здесь делать нечего.

То же самое Скворцов услышал и от молоденькой медсестры Полины.

– Такого исхода не ожидал никто, – объясняла девушка. – В принципе это рядовая операция, какие в больнице делают десять раз на дню.

На вопрос о действиях Белозеровой Константин также не услышал ничего нового.

– Анна Петровна, как всегда, действовала выше всяких похвал, – прокомментировала Краснова. – Когда снова выключился этот дурацкий свет и мы с Замшиной растерялись, Белозерова быстро привела нас в чувство.

– Во время операции погас свет? – удивился Скворцов.

Полина развела руками.

– Такое случилось только на операции Клемма? – Константин почувствовал, как вспотели ладони.

– Представьте себе, нет, – заметила девушка. – Недоразумения с электричеством начались в больнице примерно за неделю. Ни с того ни с сего выбивало пробки. Все пришли к выводу, что в городе давали большое напряжение. Кстати, Анна Петровна ужасно переживала по этому поводу, требовала вызвать квалифицированных специалистов, а не аварийку, которая открывала щиток, вставляла пробки на место и тут же уезжала, даже не пытаясь определить причину. Хорошо еще, наш охранник Егор тоже умел это делать. Потом обходились без их помощи. Егор сразу устранял неисправность. А мы все носили фонарики.

– А в конце концов, причина была определена? – поинтересовался Константин.

– Вроде нет, – пожала плечами Полина. – Когда главврач соизволил вызвать электриков, те ничего не обнаружили.

– Сколько дней после смерти Клемма продолжало выбивать пробки? – уточнил Скворцов.

– Ну, наверное, дня два, – наморщив лобик, ответила Полина.

– Понятно. – Оперативник перешел к другой теме. – Скажите, если больной умирает, сколько времени вы храните его медкарту?

– Это вы в нашем архиве узнайте, – посоветовала Краснова, – уж они вам точно скажут.

В архиве молодящаяся женщина неопределенного возраста ответила Константину, что карта Клемма будет храниться у них еще лет десять. Скворцов, тряся удостоверением, попросил даму разыскать документ, и та ленивой походкой направилась к огромным стеллажам.

– Ничего не понимаю, – послышался ее недовольный голос. – Сергеева-Клемма, вы говорите? В ячейке на С ее нет. И на К тоже.

– Посмотрите внимательно, пожалуйста. – Скворцов предвидел такой поворот событий, однако понимал, что карту по случайности или в спешке могли положить куда угодно.

Однако где угодно медкарты не было. Молодящаяся работница архива вызвала подкрепление в лице медсестер и санитарок, которые перерыли каждый сантиметр. Документ словно провалился сквозь землю.

– А вы хорошо помните, как вам ее приносили? – спросил Константин женщину.

– Когда она умерла? – осведомилась та.

– Полгода назад.

Дама облегченно вздохнула:

– Неудивительно, что я ничего не могу вам сказать. В то время я еще здесь не работала. Вам бы Зинаиду Терентьевну поспрашивать, вот кто трудился на этом месте тридцать лет и помнил каждую бумажку, только, к сожалению, вы не сможете этого сделать: она умерла практически одновременно с вашей пациенткой. Надо же, какое совпадение! Тоже от сердечной недостаточности.

Оперативник похолодел.

Глава 12

Сидя в ординаторской, Скворцов с удовольствием пил чай, которым его радушно угощала дежурившая в тот день Замшина, и слушал ее рассказ:

– Бабу Зину (все работники нашей больницы называли так Зинаиду Терентьевну Прошину) я знала очень хорошо. Некоторым она была как мать родная: скандал в семье, проблемы на работе – лучше слушателя и советчика не найти. Наша больница стала частью ее жизни. Терентьевна ведь не сразу в архив пошла, лет двадцать до этого работала медсестрой в процедурном кабинете. В общем, отдала данному заведению пятьдесят лет своей жизни. Такой грандиозный юбилей организовали, сам главный старался, чтобы ей понравилось. И не зря старался, понимал, такого работника попробуй поищи. Баба Зина архив как свои пять пальцев знала, каждую бумажку берегла. И умерла красиво – на любимой работе, как, впрочем, и мечтала.

– Вы хотите сказать, в вашей больнице? – прервал ее Константин.

– На своем рабочем месте, – уточнила врач. – Утром пришла как ни в чем не бывало, радостная, улыбающаяся, а после обеда к ней наш хирург Семкин спустился чайку попить и нашел ее лежащей на полу без признаков жизни. Терентьевну сразу в реанимацию. Уж можете представить, делали все возможное... Только все равно опоздали. Видимо, сердце схватило, голова закружилась, и бабушка наша сознание потеряла. Представляете, какой ужас? Зайди к ней кто-нибудь на полчаса раньше – и сегодня вы общались бы не с нашей мымрой (это мы так новую работницу архива зовем), а с Зинулей. И медкарта Сергеевой-Клемма, уверяю, лежала бы на своем месте.

– Прошина жаловалась на сердце? – спросил оперативник, подливая себе кипяток.

– Терентьевна ни на что не жаловалась, – вздохнула Александра Николаевна, – даже когда ей за семьдесят перевалило. Мы не знали, что и думать: то ли старушка действительно обладает завидным здоровьем, то ли имидж такой держит.

– У нее были родственники? – поинтересовался Скворцов.

– Дочь на Севере, но они в ссоре, – пояснила Замшина. – Зинаида рассказывала, как ее единственное чадо выскочило в восемнадцать лет за какого-то проходимца-лимитчика, который не на нее, а на квартиру поглядывал, и потребовало от матери прописать ненаглядного, чему, естественно, Терентьевна воспротивилась. Молодые стали снимать комнату, а через три месяца случилось то, чего боялась наша Зиночка: зятек дочку бросил. Правду сказать, Прошина даже порадовалась: мол, теперь ее единственная вернется к матери, найдет достойного человека. Но девочка оказалась гордой. К матери зашла только один раз: полностью забрать свои вещи, небрежно попрощаться и предупредить, что уезжает в неизвестном направлении. Она, видите ли, в своем неудачном браке винила бабу Зину и считала, что теперь найти счастье ей никто не помешает. Хлопнула дверью и затихла на двадцать лет. Терентьевна пыталась ее искать, переживала, мысли всякие в голову лезли. Через двадцать лет дочурка сама объявилась: на семидесятилетие телеграмму прислала с обратным адресом «Мурманск, проездом». Так до своей смерти Прошина о ней ничего и не знала.

Скворцов не надеялся на удачу, задавая следующий вопрос и уже предполагая ответ:

– А кроме доктора Семкина, к ней никто в тот день не заходил?

Замшина развела руками:

– К сожалению, это тот случай, когда искать нужного вам человека можно бесконечно. Каждому из врачей периодически что-нибудь нужно в архиве. За день бабу Зину посещали десятки наших работников.

– Однако никто не видел, как ей стало плохо, – заметил Константин.

– Да, – вздохнула врач. – Обеденное время каждый из нас старается провести с пользой для себя.

Оперативник поблагодарил Александру Николаевну, еще немного походил по больнице, побеседовал с докторами, медсестрами и санитарками, однако эти беседы ему ничего не дали. В предположительный момент приступа Зинаиды Терентьевны ни в архиве, ни возле него никого из медперсонала, по их утверждению, не было.

Глава 13

– Жаль, что этой сатане в белом халате удастся вывернуться, – нахмурился Киселев, выслушав рассказ приятеля. – У нас есть прекрасная версия, но, к сожалению, бездоказательная. Может быть, шеф что-нибудь придумает?

Разговор с подчиненными не поднял настроение полковника.

– Вы правы, – расстроенным голосом проговорил он. – У нас против нее ничего нет. Хотя... – Он встал со стула и начал мерить шагами кабинет. – Давай-ка, Паша, изложи ваши соображения. Возможно, где-нибудь образовалась маленькая щелочка.

– Все очень просто, – начал Киселев. – Клемма грозила разоблачениями Корнийцу. Ему было глубоко наплевать на них как ученому, потому что возвращаться к диссертации под руководством академика он не собирался, но, видимо, не плевать как начинающему бизнесмену. И он придумал способ заткнуть ей рот с помощью тети, Белозеровой Анны Петровны. Известно: о мизерных зарплатах врачей все время вещают средства массовой информации. Белозерова – вдова с взрослой дочерью, которой нужно оплачивать не только наряды, но и учебу. Выслушав племянника, тетушка сначала подумала о клятве Гиппократа и решила уладить вопрос с квартирой мирным путем. Однако ее пациентка была непреклонна, и даме ничего не оставалось, как укокошить ее на операционном столе. Корниец, физик-электротехник по образованию, прекрасно придумал с выбиванием пробок. Думаю, во время аварии Белозерова в темноте вколола Клемма какой-нибудь препарат, вызывающий острую сердечную недостаточность, а потом выкинула шприц в специально отведенную для этого урну, уложившись, думаю, в полминуты: Егор еще не добежал до щитка, а ассистентки не успели достать фонарики. Потом дамочка принялась за уничтожение медкарты. Это оказалось не так просто. Педантичная бабуля Зинаида Терентьевна обязательно запомнила бы, если бы Белозерова ушла с документом и не вернула его. Я считаю, смерть Прошиной – на ее совести. Анне Петровне удалось пробраться незамеченной в архив, взять медкарту и угостить чем-то бабу Зину, чем-то, в чем содержался препарат, вызывающий знакомые нам симптомы. Ну, как?

– Хорошо, но плохо, – махнул рукой Кравченко. – Зацепиться действительно не за что. Эта чертова врачиха действовала безукоризненно.

– А за что же все-таки убили ее племянника? – подал голос Константин. – О нем мы как-то забыли.

Алексей Степанович вздохнул. По поводу Корнийца не было даже мало-мальски приличной версии. Так получилось, что, занимаясь одним убийством, они раскрыли другое, однако в первом по-прежнему не продвинулись ни на шаг.

– Не знаю, Константин, – честно признался начальник, – не знаю.

Глава 14
За десять дней до смерти Клемма.

Анатолий Корниец на всех парах летел к своей любимой тетушке, ругая Клемма последними словами. Эта старая сука объявила ему войну – так пусть пожнет ее плоды. Никакой благодарности за помощь в диссертации он не ощущал. Впрочем, кандидатская ему была уже до фонаря. Правда, она сослужила добрую службу: за некоторые исследования американские ученые отвалили Ашотику неплохой куш, и он не преминул поделиться с приятелем. Анатолий долго ломал голову, куда бы вложить так неожиданно свалившиеся на него деньги, пусть и небольшие, и наконец принял предложение одного из друзей. Тот бизнес, которым сейчас занимался Корниец, приносил баснословную прибыль, и мужчина не собирался терять его, что было вполне возможно, открой старуха рот. Поскольку она и намеревалась это сделать, рот надо было закрыть, и он ничего не придумал лучше, как обратиться за помощью к Анне Петровне.

Гинеколог жила в престижном районе города, в довольно просторной квартире, однако уже давно поговаривала о размене. Денег на жизнь ей катастрофически не хватало. Все имевшиеся у нее драгоценности были давно заложены или пропиты бывшим муженьком. Дополнительный заработок в виде платы за операции конкретно ей запрещал главврач. Конечно, больные порой делали подарки в виде коробки шоколадных конфет или недорогой косметики, однако женщине нужны были купюры. Размышляя об этом, Анатолий быстро поднялся по обшарпанной лестнице на второй этаж и позвонил в давно не крашенную дверь.

– Здравствуй, тетушка! – Он с порога обнял Анну Петровну и прижал к могучей груди. – Как у нас делишки?

– Выживаем, – улыбнулась Белозерова, принимая от племянника торт и бутылку шампанского. – А ты здесь откуда? По какому случаю вспомнил?

– Угостите чайком – и все узнаете. – Анатолий уже проходил в большую гостиную.

Анна Петровна молниеносно накрыла маленький столик, Корниец откупорил шампанское и, разливая его по бокалам, провозгласил тост:

– За родственное сотрудничество.

Врач сначала выпила вино, потом удивленно взглянула на племянника:

– Что-то тосты нынче стали непонятными. Объясни.

Мужчина поставил бокал.

– Я это и намеревался сделать. Только, тетя Аня, у меня к вам просьба. Вы сначала выслушаете, и выслушаете внимательно, а потом можете высказываться.

Толик без стеснения рассказал ей о своих проблемах.

– Я считаю, что правильно поступил, – дал он оценку своим действиям, – на дворе перестройка, новое мышление, и каждый зарабатывает как может. Вспомни историю, тетя. Практически все миллионеры начинали с грязных денег – и что с того?

Белозерова ухмыльнулась. Напористость и поворотливость племянника ей нравились:

– Ох, хитрец!

– Кстати, я не только для себя стараюсь, – Анатолий достал из борсетки конверт и протянул его женщине: – С моей первой прибыли Элечке на обновки.

Анна Петровна посмотрела в конверт и ахнула:

– Ты даришь Эле три тысячи долларов? – Она бросилась на шею племяннику. – Ты не представляешь, какой ей сделал подарок!

– И он может быть не последним, – заметил Толик. – Все зависит только от вас.

– От меня? – удивилась Белозерова. – Что же я могу сделать?

– Тебе знакома некая Сергеева-Клемма?

– Более чем. А почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась врач.

– Дело в том, что она и есть та старая дама – моя научная руководительница, собирающаяся раскрыть рот. Если она это сделает, а она это сделает обязательно, крах моему бизнесу.

– В данный момент я ее лечащий врач и готовлю ее к операции, – заметила женщина.

Глаза Анатолия заблестели:

– Тетя!

– Не думай ни о чем таком! – строго проговорила Анна Петровна. – Я грех на душу не возьму!

– Моя благодарность – это еще не все! – Корниец опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои. – Наша дамочка одна на всем белом свете. Надо выяснить, существует ли завещание на ее квартиру. Если нет, после ее кончины Светка поможет оформить жилплощадь на Элку.

– Каким же образом?

– Моя любовь к искусству вам знакома, – насмешливо ответил племянник. – Я подделаю подпись профессорши на бланке завещания, благо оригиналов ее автографа у меня полно.

Щеки врача побелели:

– Ты сошел с ума! Если кто-нибудь нас поймает...

Анатолий расхохотался:

– Еще раз повторяю вам: старущенция одинока. Ее смерть, как и ее завещание, не привлекут ничьего внимания.

– Все равно. – Белозерова взяла бокал и сделала хороший глоток. – Я никогда не пойду на это.

Мужчина поднялся со стула:

– Думаю, это не окончательный ответ, – рассмеялся он. – Порассуждайте на досуге, тетя. Только учтите: у нас мало времени.

– Уходи! – Анна Петровна подтолкнула племянника в прихожую.

– Ухожу! – Анатолий игриво улыбнулся. – Уверен: вы еще позовете меня. Когда деньги кончатся совсем.

Гинеколог закрыла за ним дверь и прислонилась к ней спиной. Ей было трудно дышать.

Эллочка Белозерова по праву могла считать себя самой красивой девушкой на курсе: белокурые густые волосы, сногсшибательная фигура, личико с правильными чертами. В другое время она просто страдала бы от кучи поклонников, предлагавших руку и сердце. Но сейчас в моде были другие, имевшие деньги, связи или собственную жилплощадь. Ничем таким Белозерова похвастаться не могла и поэтому безумно радовалась, когда на нее обратил внимание однокурсник Михаил, ни внешностью, ни умом не выделявшийся среди остальных. Нет, кое-чем он, несомненно, выделялся. Те, остальные, предлагали лишь секс и хотели, чтобы она стала для них очередной игрушкой на время. Михаил же намекал на скорую женитьбу, чему девушка была несказанно рада. Правда, сроки свадьбы даже примерно еще не определялись, однако об этом Элла не думала, будучи уверенной, что это обязательно свершится. А пока, посвятив в свои дела лучшую подругу, Эллочка предавалась любовным утехам в ее комнатушке в общежитии. Сегодня девушка летела на свидание как на крыльях. Она должна была сообщить Михаилу новость, которой он, конечно, обрадуется.

Парень уже поджидал свою возлюбленную, развалившись на кровати и попивая кока-колу из пластикового стаканчика. Он лениво поднялся навстречу подружке и чмокнул ее в щеку.

– Иди скорее, радость моя. Я по тебе просто истосковался.

– Мы же расстались два часа назад, – рассмеялась Элечка.

– Ты считаешь это маленьким сроком? – Он театрально схватился за голову. – Меня убивает каждая минута разлуки с тобой. – Парень притянул ее к себе и принялся расстегивать пуговицы на ее блузке.

– Подожди, – девушка ласково отвела его руки, – я должна кое-что сказать тебе.

– Только не про другого мужика, иначе я не переживу. – Михаил вскинул руки к небу. – Господи, помоги мне!

– Ты можешь серьезно выслушать меня? – Белозерова с обожанием смотрела на любовника. – У нас будет ребенок.

Такую реакцию жениха она не могла предвидеть. Он как ошпаренный вскочил с кровати и принялся метаться по комнате:

– Ты с ума сошла! Не может быть!

– Это правда на все сто процентов. – Девушка с тревогой наблюдала за Михаилом.

– Не может быть! – упорно твердил тот.

– От того, чем мы с тобой занимались все это время, не рождаются дети? – ехидно спросила возлюбленная.

Парень наконец перестал метаться и сел на скрипучую табуретку.

– Дело не в этом. Я думал, у тебя больше мозгов. По-моему, мы говорили: за контрацепцию отвечаешь ты. Как такое могло получиться?

Элечка вспомнила о не выпитой однажды таблетке. В тот злополучный день она сдала трудный зачет и, радостная, поспешила к своему воздыхателю, начисто забыв обо всем остальном.

– Хорошо, у тебя будет ребенок. И что дальше? – Тон Михаила не предвещал ничего хорошего.

– Я думала... – Девушка не ожидала такой реакции, и из ее глаз покатились крупные слезы.

– Ты думала, я предложу тебе руку и сердце, – ехидно заметил любовник. – Да, я честный парень и, в конце концов, бы это сделал, но сейчас... Как ты представляешь нашу семейную жизнь? В такой же клетушке?

– Ты будешь жить у нас, – неуверенно произнесла Элла.

– С твоей мамашей? Да она меня терпеть не может, – махнул рукой Михаил. – Будь это не так, мы с тобой сейчас не сидели бы здесь.

– Мама смирится, узнав про ребенка, – всхлипывая, проговорила девушка.

– Мне не нужно ничье одолжение, – парень был непреклонен.

– Чего же ты хочешь?

Он подсел к ней на кровать и обнял за плечи:

– Сейчас у нас с тобой единственный выход. Мне очень жаль, но ты должна сделать аборт.

Элла вздрогнула:

– А если после этого у меня никогда не будет детей?

– А если ты согласна воспитывать его одна, – в тон ей ответил Михаил, – без денег, без квартиры, без мужа – что ж, желаю удачи. Только меня в это дело не впутывай. Разумеется, начни твоя мамаша нажимать на меня при помощи анализов ДНК – я признаю дитя. Но не более того. Подумай над этим, дорогая, – он стал быстро одеваться, – когда надумаешь что-нибудь дельное, сообщишь мне, но не раньше... – Михаил хлопнул дверью.

Девушка осталась одна и дала волю рыданиям. У нее возникло ощущение, что она барахтается в ледяной воде и вот-вот пойдет ко дну: вокруг не было ни единой живой души, готовой оказать ей помощь. Делать аборт, как советовал Михаил? Возможно, она так бы и поступила, если бы была уверена в нем. Но теперь, после этого разговора. Задача казалась неразрешимой: остаться одной с ребенком или обречь себя на бездетность. Элечка решила во всем признаться матери.

Выслушав дочь, Анна Петровна пришла в состояние шока. Она уже занесла руку, чтобы ударить свою непутевую дочь, однако вовремя спохватилась: девочке нельзя нервничать, что бы там ни было, никаких абортов. Нужно прижать негодяя...

Белозерова обняла девушку:

– Ну, не реви. Аборт отменяется, поэтому теперь думай не только о себе.

Приглашенный в гости Михаил вел себя очень корректно. Он уплетал за обе щеки испеченный Анной Петровной торт и многословно объяснял, почему сейчас не может жениться на ее дочери:

– Мы просто погрязнем в нищете. Мало того что мы не работаем и не сможем это делать еще три года, так еще и платим за учебу. Мои предки, высылая мне деньги, перебиваются с хлеба на воду. Вы, – он обвел взглядом выцветшие, местами висевшие обои, – думаю, тоже. А теперь вам придется кормить еще и внука. По-моему, это просто невозможно.

Гинеколог слушала наглого юнца и ничего не говорила. Будь другое время, она бы вышвырнула его пинками под зад и посоветовала забыть сюда дорогу. Однако сейчас надо было думать о дочери, и женщина сознавала: в его словах есть доля правды. Как же помочь? Можно было разменять квартиру с доплатой, но где гарантия, что, окончив институт, этот хлыст не бросит Элечку? Тогда они останутся втроем в маленькой квартирке где-нибудь на окраине Приреченска без возможности добыть деньги для малыша. Нет, такой вариант отпадает.

Распрощавшись с Михаилом, Анна Петровна, несмотря на сгущающиеся сумерки, вышла погулять в парк, расположенный возле дома, надеясь, что свежий воздух поможет ей думать. Она села на скамейку, посидела с минуту и вдруг вскочила как ужаленная. Толик! Решение вопроса лежало на поверхности.

Сначала доктор решила действовать сама и ни во что не посвящать племянника. На следующий день она отправилась на квартиру Клемма, уговаривать пожилую женщину написать завещание в пользу Элечки. Но старуха была непреклонна. Она не желала слушать разумные доводы врача, мало того, отыскала родственника за границей, окончательно перекрыв тем самым кислород Белозеровой. Был ли на самом деле у нее родственник в Париже или нет – черт его знает, однако рисковать не хотелось. И тогда, обливаясь потом, ругая себя последними словами, гинеколог позвонила Анатолию Корнийцу.

– Приходи в гости, Толя, – надтреснутым голосом сказала она. – Мне надо поговорить с тобой о деле.

Корниец сразу понял, какого рода дело хочет обсудить с ним тетя, и набрал мобильный Михаила:

– Спасибо, ты прекрасно справился с порученной тебе ролью, – констатировал он. – Завтра на большой перемене будь около киоска возле вашего института.

За разыгранный спектакль по поводу женитьбы на Эле, устроенный Михаилом по просьбе Корнийца, студент получил две тысячи долларов.

Анна Петровна не сразу решилась на убийство. Сначала она боролась с совестью, и последняя победила бы, если бы речь не шла о единственной дочери. Потом они с Анатолием продумывали наиболее безболезненные способы решения этого вопроса, пробуя исключить убийство, однако ни один из них не давал ожидаемых результатов. И все же, несмотря на это, Белозерова долго не давала себя уговорить. Только когда она окончательно поняла, что без этого невозможно счастье Элечки, они принялись обсуждать детали соглашения. За хорошо сделанную работу племянник давал тете десять тысяч долларов и помогал в мошенничестве с квартирой. Чтобы на врача ни в коем случае не упало подозрение, Анатолий за несколько дней до операции, проникнув в шахту с электрическими проводами, дававшими больнице свет, установил там прибор собственной конструкции: прикрепил к нужным проводам мобильник с реле. Звонок на этот мобильник с другого приводил к тому, что пробки вылетали, как пробка из бутылки с шампанским, и свет гас. Из-за неравномерного распределения электроэнергии по городу такие случаи не являлись редкими, поэтому главврач не давал распоряжения вызвать бригаду электриков и послать их в шахту. Дело ограничивалось ввинчиванием пробок, с которым, в конце концов, стал справляться охранник. Перед началом операции Белозерова позвонила Анатолию. Тот выждал определенное время и сделал свой роковой звонок. Пока растерявшиеся ассистенты метались в поисках фонариков, а Егор мчался к щитку, гинеколог быстро (этот шприц уже лежал у нее в кармане) вколола нужную дозу алкалоида через капельницу в вену Клемма и развила бурную деятельность по ее спасению. Однако не зря говорят: убийство расходится кругами. Медкарта академика с имеющимися там электрокардиограммами послужила бы обвинительным приговором для Белозеровой. Пришлось украсть ее из архива и угостить бабу Зину чаем со смертельной дозой того же алкалоида. Зато дальше все пошло как по маслу. Огромная квартира Клемма вместе с десятью тысячами долларов досталась любимой дочери. Михаил, на всякий случай напуганный Анатолием, не замедлил жениться на ней. Молодые, вступив в права наследования, сразу переехали туда, и Анна Петровна осталась одна в старой большой квартире, с нечистой совестью. Первое время она совсем не могла спать. Каждый шаг на лестничной клетке, каждый шорох заставлял ее вскакивать и нервно ожидать звонка: ей казалось, что ее преступления раскрыты и за ней пришли. Корнийцу, с которым она регулярно вела беседы, удалось успокоить тетю: даже если у кого-нибудь когда-нибудь возникнет подозрение, разве можно все это доказать? Умные следователи предъявят обвинение только в мошенничестве с квартирой и будут догадываться о необычной и своевременной смерти ученой, однако на этом и остановятся. Если тетю привлекут за мошенничество, племянник обещал до конца своих дней помогать Михаилу и Эле. Взяв с него слово, врач успокоилась. Для нее это было важнее всего.