Ольга Арунд
Стань моей свободой
Глава 12
– Я же вижу, что ты слушаешь мои сообщения! Да, я была не права, а ты права. Прости идиотку. – Я перестраиваюсь в правый ряд и снижаю скорость. – Я перегнула палку и тебя обидела, и мне очень-очень жаль. Олесь, ну прости меня! В тысячный раз прости и обещаю, что тысяча первого не будет! Позвони мне.
Отправив очередное голосовое, я не глядя бросаю телефон на соседнее сидение.
Андрей был прав, не стоило мне ездить. И я была права, стоило собрать вещи, сесть в машину и вернуться домой, но что уж теперь… Ночь с Яном от моих озарений никуда не денется, тем более, что она открыла мне две вещи, о которых всё ещё не хочется думать – я его не ненавижу и свадьбы не будет.
И те его признания…
Я буду идиоткой, если поверю и поведусь. Вот только проблема в том, что мой прибабахнутый мозг уже верит и уже ведётся, а мне остаётся лишь минимизировать последствия. В данном конкретном случае это значит если не забыть, то хотя бы перестать видеться с Яном.
И объясниться с Андреем.
С милым, хорошим, любящим Андреем, который не заслуживает такого несчастья как я. Да такого вообще никто не заслуживает. Разве что Ян, но с ним… Нет, никогда. Иначе чем я лучше той женщины, что меня родила? Даже воспитала, правда, потом решила променять семью на залётного не пойми кого и уже одиннадцать лет не давала о себе знать.
Если этот сбой есть и во мне, Андрей не будет страдать как мой отец. Я не дам.
Раздавшийся в машине звонок не становится неожиданностью, вот только что мне сказать? Чувствуя фальшивую улыбку на губах, я принимаю вызов.
– Где ты, моя Полуночная госпожа? – Слыша мягкий, но сильный голос Андрея я несколько раз смаргиваю. Ну, идиотка же!
– Я… еду.
– Алис, у тебя всё нормально?
Единственное нормальное, что со мной было это ты.
– Да, просто движение плотное, – веселею я исключительно голосом, глядя на пустую дорогу перед собой. – Давай я наберу тебя из дома?
– Хорошо. Ты же помнишь, что мне обещала?
Машина внезапно уходит вправо, я резко торможу и с визгом шин замираю на обочине.
– Конечно, помню. Я позвоню, как доеду.
– Буду ждать, – отзывается Андрей, но не кладёт трубку. – Алиса?
– М?
– Я тебя люблю.
Дура!
– Я тебя тоже, – очень тихо, едва слышно произношу я самую бесполезную фразу в своей жизни. И самую честную.
– Ты…
Зря я это. Надо было промолчать, вместо того, чтобы признаваться в том, чего он так долго ждал. Перед тем, как разорвать все отношения.
– Я приеду домой, и мы поговорим, обещаю.
– Жду тебя, – с задержкой отвечает Андрей. – Всегда.
Вызов отключается, а я продолжаю сидеть в машине с работающей аварийкой. Закрыв глаза и откинув голову на подголовник кресла.
Как мне с этим справиться?
Как посмотреть в глаза Андрею? Как рассказать? Или не рассказывать? Из груди вырывается горький смешок. Как же, не рассказывать… Может, Олеся и смогла бы промолчать, чтобы сохранить отношения. Я не смогу. При всей своей вспыльчивости, понимая, что Ян никуда не денется – не смогу.
Если бы Андрей был мне менее дорог, можно было бы попробовать, а так… Глупая самоуверенная девчонка сама загнала себя в угол, признавшись тому, кому от этого станет только больнее.
Лицемерка!
Что я ему теперь скажу? Что люблю одного, а сплю с другим? Нервно хохотнув, я выезжаю с обочины.
– Олесь, ты мне нужна, – обречённо записываю я голосовое. – Обижайся, но позвони вечером. Пожалуйста.
Я едва проезжаю сто метров, как слышится очередной звонок.
– Ты с ним переспала, – мрачно заявляет Олеся.
Смысл отвечать, если она итак всё понимает.
– И, конечно, едешь сдаваться Андрею.
– Пойдём вечером танцевать? – предлагаю я ей, отказываясь обсуждать свой идиотизм.
– Танцевать? – усмехается Олеся. – Думаешь, в этот раз поможет?
– Это лучше, чем сидеть в бетонной коробке, пить и заниматься самоедством.
– А может лучше просто промолчать? – с намёком хмыкает она. – Не поверишь, но Андрею совсем необязательно знать о твоих маленьких шалостях.
– Издеваешься? – Перестроившись в средний ряд, я невидящим взглядом изучаю задний бампер новенького Рено. – Ты представляешь масштаб этой маленькой шалости?
– То есть и в этом я была права, – понимающе отзывается Олеся, – Ян приехал за тобой.
– Он не отступится, пока не разрушит наши с Андреем отношения, – качаю я головой.
– Так пусть Андрей поделится с тобой своим мандатом! – насмешливо фыркает она, а я слышу отдаленный шум воды. – Или как там эта штука называется? Какая-никакая польза.
– Олесь, этой штукой не делятся, – со смешком сообщаю я. – Конечно, я могу попробовать занять соседнее с Андреем кресло, но «Саркани» я на это не променяю. Да и вряд ли мне поможет даже вся городская дума.
– Дорогая моя Лиссет, тебе, кроме себя, уже ничто не поможет, – ласково отзывается Олеся. – Ян, знаешь ли, в таком возрасте, когда мужики точно знают, чего хотят. И кого. Это тогда он был молодым и зелёным, рассчитывая выгоды и прикидывая варианты, сейчас же все его варианты крутятся исключительно вокруг его желаний. Вполне определённых, кстати.
– Мне до его желаний…
– Тогда что мешает тебе вместо того, чтобы сдаваться Андрею, пожаловаться ему на Яна? Скажи, что объявился давний поклонник, который не даёт тебе прохода. Попьёшь валерьяночки, пока они будут жрать друг друга, а потом спокойно выйдешь за победителя.
– Олесь, ты нормальная вообще?! – смеюсь я в ответ.
– Я – да, а насчёт тебя не уверена, – фыркает Олеся, но быстро становится серьёзной. – Так что ты решаешь, Лиссет?
– Я расскажу Андрею, – мрачнею я и вижу указатель, до города остаётся тридцать километров. – А вечером мы с тобой пойдём хоронить мои мечты.
Ключ проворачивается в скважине непривычно тяжело. Или это от того, что мне тяжело? В общем-то, неудивительно, но виновата в своих проблемах как всегда только я. И мне же огребать последствия.
Чувствуя давящую боль в груди, я бросаю сумку на пол, ставлю ноут рядом с тумбой и с выдохом оседаю на стоящий тут же пуф.
Больно. Не так, конечно, как было тогда, когда ушла женщина, зовущаяся моей матерью. И не так, как после давнего расставания с Яном. Всё потому, что я сдерживалась как могла, не давая Андрею въестся под кожу, не желая больше повторять то убийственное разочарование, но терпением и любовью он всё равно занял в моей жизни слишком много места.
Слишком. Много.
– Расстроишься, если скажу, что не дождался твоего звонка?
Я даже не вздрагиваю, ожидая чего-то в подобном духе.
Приезд Андрея развязывает мне руки – не придётся долго решаться на звонок с телефоном в руке. Запретив себе мяться, я поднимаю взгляд и встречаюсь с ясными голубыми глазами. Радостными и спокойными. Жаль, что ненадолго.
– Не расстроюсь, – слабая улыбка заставляет его нахмуриться.
– Алиса, что не так? – Андрей садится передо мной на корточки, с беспокойством осматривая лицо. Боится, что попала в аварию? – Ты так расстроилась из-за аренды?
– Нет, я… – слова застревают в горле и это пугает его, кажется, даже больше моих предполагаемых увечий. Я беру руки Андрея в свои, опустив взгляд, но тут же решительно возвращаюсь к его глазам. Я виновата. А, значит, должна в полной мере прочувствовать всё его отвращение после моего признания. – Пожалуйста, прости меня. Я просто лицемерная…
Громкий и резкий, телефонный звонок разрывает напряжённую тишину прихожей.
– Ответь, – мрачно советует Андрей, вряд ли ожидая от моих дальнейших слов приятного сюрприза.
– Позвонят и перестанут, – нервно дёргаю я плечом, но время идёт, а мой телефон не замолкает.
Когда, наконец, он затыкается, я снова пытаюсь начать разговор, но очередная трель выводит из себя.
– Ты очень нужна кому-то ещё, – бесстрастно поднявшись на ноги, Андрей уходит в гостиную, а я достаю сотовый.
– Если я не отвечаю, значит занята! – рявкаю в трубку, но следующие три слова заставляют без сил осесть на скамью.
– Алиса?.. – Андрей возвращается как раз тогда, когда я переживаю свой очередной персональный ад.
– Мне нужно в больницу.
Глава 13
– Алиса, туда нельзя. Алиса! – Кир ловит меня в крепкое объятие за несколько шагов до матовых дверей с надписью «Реанимация».
Нельзя. Почему нельзя?
– Косте помогут, ему уже сделали МРТ. У него инсульт, но катастрофического отмирания клеток не произошло, мы среагировали вовремя. И сейчас хирургам никто не должен мешать. Ты слышишь меня, Алиса? – Кир приподнимает моё лицо за подбородок и пытается поймать взгляд.
– Слышу. – На мгновение крепко зажмурившись, я пытаюсь взять себя в руки, но отцепиться от его рубашки пока выше моих сил. – Почему… Как это произошло?
– Мы встретились в «Обелиске», по делам, а потом собирались рвануть в «Амариллис», чтобы… Неважно. – Угум. А то я не знаю, зачем они туда ездят, чтобы отдохнуть и развлечься. Без обязательств. – Мы как раз выходили на парковку, когда Костю повело, а речь стала похожа на пьяные бредни.
Пока я слушаю, Кирилл ловко заводит меня в какую-то комнату с кофемашиной, холодильником, диванами и парой кресел.
– Я знаю, что такое инсульт, – мрачно продолжает он, – у Киры от него умерла мама. Пока я укладывал Костю, приехала Скорая и забрала его в девятку. По пути мне удалось вызвонить Олега Эдуардовича, так что он тоже здесь.
– Почему не позвонил раньше? – сбросив его руки, я отчаянно запускаю ладонь в распущенные волосы.
Папа – всё, что у меня осталось. Мой единственный маяк, последняя надежда на спасение и потерять его вот так… Даже думать об этом не буду.
– Я… забыл, – признаётся Кир. Зато прямо и честно.
– Ладно. – Сделав круг по комнате, я возвращаюсь туда, откуда его начала. – Ладно.
– Алис, инсульт – не приговор, – качает головой Кир. – Тем более, что Олег Эдуардович поставил на ноги не одного моего знакомого.
– Олег Эдуардович? – Сознание цепляется за знакомое, уже дважды произнесённое, имя. – Прокофьев? А он тут причём, у него же другой про…
Я застываю, упираясь невидящим взглядом в серебристые буквы логотипа кофемашины. Обрывки разговоров, встречи, крупицы информации цепляются друг за друга, выстраивая ни разу не оптимистичную картину. В то время, как Кир вспоминает про молча наблюдающего за нами Андрея.
– Кирилл Самсонов, друг семьи, – он подходит, чтобы пожать Андрею руку.
– Андрей Хорошевский, жених Алисы, – бесстрастно отзывается тот. – Я вас помню.
– Можно на «ты», – отмахивается Кирилл.
А для меня секундная стрелка снова ускоряет бег.
– Сколько времени отец болеет? – Кир поворачивается на мой вопрос. – Он ведь болеет, да?
– Алиса… – примиряюще подняв руки, начинает тот
– Прокофьев ведь кардиолог? – Подозреваю, что моя улыбка больше похожа на оскал и, когда я делаю шаг, Кир отступает, отгораживаясь кофейным столом. – Я помню его, ещё один папин друг, – у меня вырывается злой смешок. – Но если вы ездили развлекаться с девочками, то они, видимо, развлекались на ЭКГ?
– У Олега Эдуардовича есть занятия и помимо кардиологии, – возражает Кир. Андрей, скрестив руки на груди и прислонясь бедром к шкафу кухонного гарнитура, продолжает молча наблюдать за нами. – С чего ты взяла, что…
– Сколько? – не ведусь я. Кому как не мне знать, насколько Кир может быть убедителен. – Сколько лет отец лечится у Прокофьева?
– Алиса, прекращай! – кривится Кирилл. Правда, потом долго смотрит на меня и недовольно поджимает губы. – Хорошо. Я говорил Косте, что ты должна знать, но он решил по-другому, а настолько вмешиваться в ваши семейные дела не в моей компетенции!
– Я спрашиваю последний раз, Кир, и попробуй мне не ответить! – Мы стоим друг напротив друга. – Когда у отца начались проблемы с сердцем?
– В тот год, когда ушла Милана, твоя мать.
Восемь слов, а какой эффект!
Полуночная Милана Самировна, от честных и открытых кавказских предков сохранившая разве что имя. Женщина, которую я должна уважать хотя бы за те первые шестнадцать лет, но которую отказываюсь даже помнить. Разрушившая не только счастье, но и здоровье моего отца.
Громкий хлопок двери вместо меня говорит о том, что я думаю об их идиотской скрытности.
– Как ты?
Я слышу, как Андрей входит на балкон, но всё равно позволяю ему накинуть мне на плечи тонкий плед. На небе чёрные тучи, а в воздухе морось, под стать моему настроению.
– Спасибо.
– Алиса. – Андрей обнимает меня со спины, прижимая к своей груди, а мне хочется плакать. Впервые за много лет. – Не молчи. Плач, кричи, бейся, иначе это сожрёт тебя изнутри. Ведь только светлые люди могут так переживать.
– Ты ничего обо мне не знаешь, – горько усмехаюсь я. И совершенно некстати вспоминаю, что надо бы отменить встречу с Олесей.
– Я знаю тебя даже лучше тебя самой, – крепче сжимая объятия, отзывается Андрей, тёплом шевеля волосы у моего виска. – Знаю как тебе тяжело, и знаю, насколько ты уязвима на самом деле.
– А о том, какая я дрянь тоже знаешь? – резко развернувшись, я оказываюсь с ним лицом к лицу. – Пусть рядом с тобой мне хочется быть лучше, но всё то, что внутри, не исчезает. Вырывается, стоит сделать хотя бы шаг за границу твоего неземного сияния, – с горьким сарказмом отзываюсь я.
– Так не делай этот шаг, – тепло улыбается Андрей. – Останься со мной там, где всегда спокойно и безопасно. Ты знаешь, я прямо сейчас готов разделить с тобой не только спальню, но и жизнь. И все последующие, если они будут.
– Я не могу так. – Господи, у меня отец в реанимации, а я никак не решу свои мелкие проблемы! Дочь, называется! – Не могу, Андрей! Хочешь птицу в золотой клетке? Со мной не получится. Ты не успеешь закрыть замок, а я уже сломаю крылья, став тенью самой себя. – На мгновение прикрыв глаза, я решаюсь. – Но всё это неважно, потому что ты должен кое-что обо мне узнать…
– Если ты про то, что спала с Кириллом, можешь не говорить, – не меняя выражения лица, сообщает он, заставив меня сбиться с мысли. – Алис, да брось, только слепой не увидит, что этот друг семьи, – Андрей морщится, – был тебе гораздо больше, чем друг.
– Это не то, что ты… – Я обрываю сама себя, понимая, что пытаюсь уйти от темы. – Андрей, проблема не в этом, а в том, что…
– Вы тут не окоченели? – Дверь снова распахивается, впуская хмурого Кира. – Потом утешитесь, Костю перевели в палату.
– Перевели в палату?! – с тихим возмущением я указываю пальцем на окно, отгораживающее коридор от, собственно, палаты. Я такие только в фильмах и видела. – Издеваешься?
Папа лежит на кровати в трубках, аппаратах и каких-то датчиках, до груди укрытый простыней. Андрей без слов притягивает меня ближе и переплетает наши руки.
– А ты думала, что Костя после операции встанет и пойдёт круги нарезать по бассейну? – Кир зарывается ладонью в волосы и на мгновение прикрывает глаза. – Извини. Я не должен был так говорить, просто он…
– Я знаю.
Пусть Кирилл на миллион умнее, твёрже и продуманнее, чем многие знакомые мне мужчины, но и ему нужна теплота и поддержка. Не от бывшей жены, которую он потерял. Не от сына, который уже вырос. А от того, кто любит и понимает, и может разделить не только хорошее, но и плохое.
И я освобождаюсь из объятия Андрея, чтобы скользнуть к нему. Чтобы одной рукой обнять за шею, другой за затылок притянуть его к себе. Чтобы почувствовать как его руки, словно стальные, сжимают меня в объятии.
– Прости меня, папины врачи это вообще не твоё дело, – шепчу я, прислонившись лбом к его плечу.
– Я тоже зря сорвался, – вздыхает Кир в ответ. Вздыхает и отстраняется, долго изучая меня, привычным за много лет, пронзительным взглядом.
– Тушь растеклась? – слабо, но хотя бы искренне улыбаюсь я.
– Нет, ты как всегда вне конкуренции. – И вроде честно, но меня всё равно что-то цепляет. – Иди, а то твой жених сожрёт меня без хлеба.
– Я на диете, – вежливо улыбается стоящий в шаге от нас Андрей под смешок Кира и предлагает мне руку.
И я снова переплетаю наши пальцы, чувствуя себя ядом, с каждым днём всё больше отравляющим его жизнь. Паразитом, занимающим не своё место. Гадиной, пресмыкающейся перед собственными эгоизмом и страхами.
Чувствую, но не имею сил от него отказаться.
Лёгкое прикосновение к плечу заставляет меня вздрогнуть и проснуться.
– Папа? – я резко сажусь, протерев глаза, и готовлюсь бежать хоть на другой конец больницы, но лежащая на плече рука не даёт вскочить.
– Нет, рано. – Андрей смотрит на меня полным сочувствия взглядом, от которого я встряхиваюсь и прихожу в себя.
– Что-то случилось?
Кир уехал ещё ночью, пообещав сменить меня утром. Необходимости в этом не было, с уходом и лечением в больнице всё на уровне, но нам так оказалось легче. Мне легче.
– Случилось утро, – качает головой Андрей. – Звонил Кирилл, сказал, что подъедет в течение часа.
– Кирилл. – С тяжёлым вздохом я выпрямляюсь в кресле, в котором и уснула. – Хорошо.
– Поехали, я отвезу тебя домой, – приняв его руку, я поднимаюсь.
– Подожди, Кир же только через час приедет, а если…
– Тогда тебе позвонят, и мы вернёмся, – как ребёнку объясняет мне Андрей и выводит из комнаты для отдыха. – Сегодня понедельник.
– Да, дети, я помню. Сколько времени? – Андрей открывает передо мной двери и, в последний раз окинув взглядом окно папиной палаты, я выхожу к лифтам.
– Шесть утра, у тебя будет пару часов на сборы.
Приёмное отделение, парковка, внедорожник Андрея. Пустынные улицы, дом, лифт.
Квартира встречает меня брошенной на полу дорожной сумкой и туфлями.
– Собирайся и я отвезу тебя на работу.
С моего приезда не прошло и суток, а ощущение, будто половина жизни пролетела. Оторвав взгляд от вещей, я, не оборачиваясь, качаю головой.
– Нет, тебе тоже нужно отдохнуть. – Развернувшись, я криво улыбаюсь Андрею. – Всё нормально, я справлюсь.
– Алиса…
– Мне нужно побыть одной!
Как давно между нами не звучала эта фраза? Недели две? Наверное, да, но впервые после неё в лице Андрея мне чудится что-то чужое.
– Тогда едь на такси, – хмурится он. – Ты сутки на ногах и глупо в таком состоянии садиться за руль.
Если не считать часа полтора сна в гостинице и столько же в больнице, то двое суток.
– Пожалуйста, давай не сейчас, – устало потирая переносицу, прошу я. – Я приму душ и поеду на своей машине, ничего со мной не случится.
Подняв взгляд, я натыкаюсь на раздражённые, и от этого ещё более светлые, чем обычно, глаза Андрея. Он тоже умеет и злиться, и настаивать, и приказывать. Всё умеет, но меня эти его навыки обычно не задевают, потому что мне Андрей уступает. Может быть, слишком часто.
– Не смотри на меня так! – закатив глаза, я прохожу в гостиную. Потом вспоминаю про оставленный в сумке телефон, возвращаюсь, проверяю не звонили ли из больницы и оставляю сотовый на кухонном острове.
– Я не хочу с тобой ругаться, – проходит вслед за мной Андрей.
– На самом деле всё просто, – бросив грязную чашку в раковину, я ставлю чистую и запускаю кофемашину, – ты считаешь, что знаешь как надо, а я уверена в своей правоте. И всё равно сделаю так, как хочу.
– Наплевав на моё беспокойство? – Андрей опирается ладонями о столешницу.
– Последние сутки сочувствующая и примирительная функции у меня не работают, – сообщаю я ему с вежливой улыбкой. – Тестировать будешь?
– Как знаешь, – раздражённо выдыхает Андрей, с силой отталкивается от острова, а через несколько секунд громко хлопает входная дверь.
– Душ, кофе и работать, – вздохнув, я решительно выкидываю из головы всё лишнее и иду собираться.
Глава 14
Да даже вселенная на его стороне!
Зло пнув колесо отказавшейся заводиться машины, я впервые жалею, что понятия не имею о том, что у неё внутри. Есть смысл открывать капот? Саркастичный взгляд проходится по, пыльной после вчерашней поездки, машине. Нет смысла.
Так, надо просто взять себя в руки, а то я каждую яму на дороге стану воспринимать на свой счет. Выдохнув и закрыв машину, я достаю телефон, чтобы вызвать такси. И успеваю в «Саркани» как раз вовремя.
– Привет, Жень, всё нормально? – мимоходом спрашиваю я, направляясь в свой кабинет.
– Доброе утро, Алиса Константиновна! – радостно отзывается Карежин. Если забыть про его молчаливые на меня претензии, вот такие вот мои благотворительности – одна из тех вещей, ради которых он здесь работает. И работает хорошо. – Звонил «Спутник», уточняли всё ли в силе, столы мы с Гошей подвинули, а перекус уже в пути.
– Насколько в пути? – Мы вместе поднимаемся на второй этаж и заходим в кабинет. Бросив сумку в кресло, я сажусь за стол и включаю компьютер.
– Обещались всё накрыть до десяти. – Женя останавливается передо мной. – А огнетушители висят на положенных им местах.
– Огнетушители? – Я отвлекаюсь от прогружающейся почты. – Точно, огнетушители, – вспоминаю на выдохе. – Спасибо большое, Жень, можешь рассчитывать на премию.
Этот месяц получается затратным, но… «Саркани» – это не стены и книги, это те, кто горит работой и те, на кого я могу положиться. И это ни за какие деньги не купишь.
– Ещё что-то нужно? – не среагировав на похвалу, интересуется он.
– Нет… Да. Сделай одолжение, позови Аллу.
– Аллу? – удивляется Женя так, что, не успев даже мельком просмотреть лежащие на столе документы, я поднимаю предчувствующий очередные неприятности взгляд.
– Что с ней опять не так?
– Она позвонила минут за тридцать до вашего приезда и сказала, что плохо себя чувствует, – пожимает плечами Карежин. – Спросила всё ли нормально и сообщила, что не приедет. Ведь все знают, что в детские дни вы всегда здесь, так что волноваться не о чем.
Приятно. И я обязательно порадуюсь такой оценке от собственного персонала, после того, как прибью одну дурную управляющую.
– Тогда у меня будет ещё одна просьба, Жень. Эта… – я проглатываю рвущееся с языка слово, – Алла должна была подготовить подарки детям. В идеале они должны выглядеть как индивидуальные подарочные пакеты, девочкам – ежедневники и наборы цветных ручек, парням – головоломки и что-то ещё. Вроде. – Злясь на себя за то, что не помню, на каких конкретно вариантах мы с Аллой остановились, я щёлкаю мышью, пытаясь найти нужную переписку.
– Алиса Константиновна, не надо, я всё найду. – Перегнувшись через стол, Карежин накрывает мою ладонь своей. – Не беспокойтесь.
– Женя, – с очень недовольным намёком поднимаю я взгляд и он убирает конечность. И правильно, руки лишними не бывают. Особенно, когда они нарасхват.
– Извините, – не особо раскаивается он, но недоволен, это да.
– Кто сегодня в смене? Как обычно? – меняю я тему.
– Катя с Аней и мы с Гошей. – И снова мне глубоко плевать на его упрямые взгляды. Дельфин и русалка, ага.
– Хорошо, иди. – Женя разворачивается, а я не могу сдержаться: – Никогда не хотел стать управляющим?
– Не особо, – задержавшись у двери, отзывается он. – У меня полно других невыполнимых желаний.
Единственным плюсом всего этого дурдома оказывается то, что я забываю об отце. Хотя как забываю, помню, но, по крайней мере, не хватаюсь безостановочно за телефон.
А всё потому, что подарков детям, естественно, нет на месте.
В ответ на все мои попытки дозвониться, Алла разыгрывает спектакль «абонент не абонент», и я бы не выдержала, прокатилась к ней лично, но ситуацию спасает Гоша. Подарки всё-таки есть. В самом дальнем углу склада. В четырёх разных, неправильно подписанных, коробках. И я не знаю как он их нашёл, но премию заслужил и он. Так и быть, обойдусь без зарплаты в этом месяце.
Пока Аня с Катей контролировали кейтеринг и помогали разложиться приглашённым мастерам из арт-студии «Эсколь», мы в шесть рук готовили детям сюрпризы. И всё бы ничего, но умненькая Аллочка заказала всем одинаковые пакеты, забив на то, что подарки различаются по половому признаку.
Серьёзно, сегодня я преодолеваю все рекорды стойкости, при том, что и своих проблем хватает.
И быть пакетам перепутанными, если бы догадливая Аня не притаскивает наклейки с распродажи. Эти идиотские смайлы никак не продаются больше трёх месяцев, зато отлично подходят для разделения – девочкам с жёлтыми рожицами, парням с зелёными.
Слава тебе, распродажная корзина!
Впрочем, выдохнуть мы не успеваем – стоило прилепить последний смайл и на склад заглядывает Катя, сообщив, что автобус «Спутника» паркуется. Оставив их разбираться с последними недоделками, я выхожу встречать Марию Николаевну и почти тридцать её воспитанников.
– Здравствуйте! – Из автобуса выходит крепкая среднего возраста женщина, седеющая, но с хитро окрашенными волосами. С волевым подбородком и самыми добрыми глазами из всех, что мне приходилось встречать. – Как вы доехали?
– Как всегда, с песнями, плясками и бубном, – насмешливо улыбается Мария Николаевна и двумя руками пожимает одну мою. – Здравствуйте, Алиса! Вас можно поздравить? – Пока я соображаю, о чём речь, резко перескочив с мыслей о том, всего ли всем хватит, она кивает на мою правую ладонь.
Кольцо Андрея.
– Я ещё не определилась, – весело отзываюсь я, чувствуя, как за раз вымораживает внутренности.
– И всё равно будьте счастливы! – желает Мария Николаевна. – Вы этого заслуживаете.
Как же. Если только первая с конца.
– Спасибо. – Обернувшись, я вижу выглянувшую, чтобы мне кивнуть, Катю. – Мария Николаевна, у нас всё готово, можете выгружаться.
– Пятый отряд! – Вот это голос! Олеся нервно курит в стороне. Отойдя на полшага, я промаргиваюсь, с трудом сдерживаясь, чтобы не проверить оглушённое ухо. – На вы-ы-ход!
Жмурясь и подталкивая друг друга, из огромного автобуса начинают выходить парни и девчонки от семи до одиннадцати лет. Радостные и галдящие несмотря ни на что.
– Построились по двое! – очередной громогласный приказ, а я отхожу ещё на полшага.
– Чё мы маленькие что ли?! Так дойдём, недалеко, – бурчит невысокий щуплый и рыжеватый мальчишка в джинсовой куртке. Притом что на улице уже около двадцати пяти градусов жары.
– Никитин, – безошибочно определяет Мария Николаевна, взглядом пересчитывая детей. – Знаю я твоё «так дойдём»! Ты вчера уже дошёл… сначала через забор до озера, потом через окно в кухню, а потом грязнючий в кровать.
– А чё сразу я, – начинает Никитин, но стоит Марии Николаевне перевести на него взгляд и возражения затихают.
Надо бы взять у неё пару уроков. Может тогда мои клоуны тоже перестанут расхолаживаться?
– Значит так, заходим внутрь и ждём меня. Всем всё ясно?
– Ясно, Мария Николаевна, – отвечает нестройный хор детских голосов и по двое они поднимаются по левому крыльцу, расположенному под витиеватой сине-серебристой надписью «Саркани».
– Ох, Алиса! – она отвлекаться от контроля за воспитанниками и одна из девочек тут же запинается о ступень. – Спасибо вам за всё! До сих пор не верю что тогда, два года назад, вы позвонили именно к нам. Столько, сколько делаете вы…
– Не надо, – криво улыбаюсь я в ответ. – Похвалы заслуживает не тот, кто может, а тот, кто не может и всё равно делает. Я – могу, а дети… – тряхнув головой, я натягиваю на лицо приличное выражение. – Дети не должны быть брошенными. И не должны отвечать за ошибки взрослых.
Мария Николаевна смотрит на меня долго и так внимательно, что ещё немного и я сбежала бы внутрь.
– Вы хорошая девушка, Алиса. Хорошая и сильная, но даже у таких как вы должно быть место, где можно выдохнуть и просто улыбаться. И, если у вас пока такого нет, – она на мгновение тепло сжимает моё плечо, – то наш адрес вы знаете.
Не ожидая от меня никакого ответа, Мария Николаевна быстрым шагом заходит в «Саркани» и даже со своего места я слышу её громкие, но добродушные приказы. Выдохнуть и просто улыбаться… Хорошо бы, вот только это всё больше похоже на мечты. Бесплотные
А у меня имя хоть и сказочное, но мои сказки всё больше несут с собой отчётливый привкус горечи.
Кир звонит в самом начале праздника, и я выхожу в сумрачный, освещённый лишь одной лампой, зал «Саркани».
– Что?
– Костя очнулся, – просто сообщает он, а у меня замирает сердце. – Сейчас у него врач, но, надеюсь, что пустят и меня.
– Ясно. – В голове крутится адский механизм из мыслей, решений и предположений.
– Ты работаешь? – после недолгого молчания спрашивает он.
– У меня мастер-классы для детей из «Спутника», – озадаченно потирая переносицу, я пытаюсь понять могу ли отлучиться на пару часов. – Я не могу их сейчас оставить, иначе всё сломается, а они итак бывают в «Саркани» только три раза летом и один в декабре…
– Ты мне не доверяешь? – перебивает меня Кир.
– Доверяю, но… – Может, Карежин всё же справится? А я уволю Аллу и поставлю его управляющим. – Хоть разрывайся.
– Алис, ты бы не дёргалась, – советует он. – Да, Костя проснулся, но есть у меня подозрения, что либо ему вкатят лошадиную дозу снотворного, либо он сам уснёт. Подумай сама, есть ли смысл сюда мчаться, чтобы просто посмотреть на него спящего? Ты итак уже сутки на ногах.
Вообще-то третьи пошли.
– Я подумаю, Кир. – Присев на пуф прямо в торговом зале, я облокачиваюсь на колени. – Спасибо, что ты рядом с папой.
– Алис, – уверена, что сейчас он кривит красиво очерченные губы, – отработай, забей на всё и едь домой. И проспи часов двенадцать с выключенным телефоном. Поверь, на утро жизнь не будет казаться такой поганой.
А у меня есть эти спокойные двенадцать часов?
– Фирменный рецепт Кирилла Самсонова? – хмыкаю я.
– Только так и выживаю, – иронизирует Кир в ответ. – Если что-то случится, я найду способ тебя разбудить.
Даже не сомневаюсь, учитывая, что ключи от моей квартиры он так и не отдал.
– Я поняла, Кир. Пока.
– Не беспокойся ни о чем.
Отключив вызов, я со стоном прислоняюсь лбом к погасшему экрану. Как не беспокоиться, когда чувствуешь себя виноватой перед всеми? Даже папина болезнь на моей совести – не узнала вовремя, не смогла убедить, не проконтролировала. И никогда не была хорошей дочерью.
Через приоткрытую дверь доносятся восторженные детские возгласы, вызвав во мне слабую улыбку. Подарить кому-то хоть каплю радости – уже счастье. Тем более, что у этих детей не было моих счастливых, первых, шестнадцати лет.
Со вздохом выпрямившись, я оглядываю магазин. Кир прав, надо поспать, но сначала я всё-таки заеду к отцу. Пусть даже для того, чтобы просто посмотреть на него в то самое дурацкое окошко. Резко поднявшись, я хватаюсь за полку, пережидая темноту в глазах.
Это ничего, это бывает. Кофе и бутерброд нельзя считать за еду, а до этого последний мой нормальный приём пищи был, кажется, ещё в гостинице. Перебивая мои мысли, дверь открывается, ослепив ярким светом привыкшие к полумраку глаза и явив стоящего в проходе Женю.
– Что-то случилось? – убирая ладонь от глаз, спрашиваю я.
– У тебя или у меня? – вопросом на вопрос отвечает не Женя.
И даже не Гоша.
Господи, ну за что?
