Ольга Арунд
33 несчастья для математика

Глебов

Маша продолжает дружелюбно улыбаться и молчать. То ли шок, то ли прикидывает как меня повежливее послать. В принципе, я послал бы и сам, с удовольствием запланировав активное соблазнение этой девочки на конец сессии, но увы. Есть обстоятельства, которые выше желаний.

– Маш?

– Я… – она снова откашливается, а мне уже не смешно. Правда простыла? – Простите, Илья Глебович, но я не могу. Мне очень хочется вам помочь, и, если бы вы попросили о чём-то другом, о чём угодно… – Поосторожнее бы ты со словами, Машенька. – … у меня не получится. Я же вас совсем не знаю, да и не представляю как мы будем… всё вот это. Да и актриса из меня никакая, вы же видели, стоит мне попробовать притвориться и сразу всё валится из рук. Поверьте, вы не сможете никого убедить в том, что…

Она снова заговаривается, так искренне и наивно, что спасибо руль, ты не даёшь мне рыпнуться и снова сделать что-нибудь явно лишнее.

– Маш, Маша, успокойся. – Быстрый взгляд подтверждает, что она смотрит на меня, растерянно хлопая глазами. Так и рехнуться недолго, если постоянно сдерживать себя, как я. – Я всего лишь должен съездить к родителям, с которыми последний раз виделся лет пять назад и то мельком. Поверь, они знают меня хуже, чем ты. Гораздо хуже.

– С нашей деканом вы знакомы ещё дольше, но ей же такого не предлагаете… – Наконец, остановка, впереди только её ворота, и можно уделить всё внимание Морозовой.

– Ирина Алексеевна не в моём вкусе.

А то, что она всё ещё не прочь, хотя лет пять назад нашла себе мужа из аспирантов, Машеньке знать необязательно. Тем более, что фигуристая и знающая себе цену деканша мне никогда особо не нравилась.

– А кто в вашем?

Смешная, спрашивает, а у самой в глазах опаска. Серьёзно хочет услышать ответ?

– Я тебе как-нибудь потом расскажу.

Да, это обещание, и она снова краснеет, дёрганным движением нажимая на брелок. Лампа на воротах мгновенно загорается жёлтым и створки медленно, но верно начинают разъезжаться.

Долбанное ты множество!

Нет, это не приглашение. Нет, об этом Морозова даже не думала. Нет, я сказал!

Не говоря ни слова, ни жестом, ни взглядом не дав понять что творится в отмороженной голове, я плавно останавливаюсь у её подъезда. А что, ничего же такого – просто обещал подвезти и подвёз. С комфортом и чтобы не мёрзла.

Выйти вслед за ней кажется правильным поступком и, прислонившись к передней пассажирской двери, я жду, пока Маша скроется за дверью подъезда.

Но каждый следующий её шаг становится медленнее предыдущего.

– А почему?.. – резко разворачивается она. – Зачем вам фиктивная невеста на выходные?

Задумалась? Молодец, Машенька, думай. Хорошо думай и соглашайся, ты же добрая и отзывчивая девочка.

– Я обещал познакомить родителей с невестой, – поясняю с лёгкой улыбкой. – Они долго этого ждали и мне не хочется их огорчать, тем более, люди пожилые и со здоровьем у них всё непросто.

Себя огорчать тоже не хочется, как и соглашаться на отцовские условия.

– Так почему не привезти настоящую? Или…

Или, Машенька, или. Потому что эта тварь занималась сексом в моей квартире, на моей кровати, но меня там даже близко не было. Решил, кретин, увидеть любимую. Пришёл пораньше с работы. Хотел порадовать Даночку цветами, да эту стерву радовал уже кто-то другой.

– Мы недавно расстались.

Даже злиться толком не получается. К тому моменту мы выели друг другу не только сердце и душу, но и мозги. Жаль только, что обсуждать свадьбу это нам не мешало.

– Извините, я не хотела вас расстроить. – И снова эта растерянно закушенная губа. Спасибо, провидение, если бы не этот идиотский спор, меня бы здесь сейчас не было. Как и во всей жизни Маши Морозовой. – Но почему не сказать родителям правду? Мы же не в сериале! Это ведь ненормально, что вы, взрослый состоявшийся человек, придумываете какую-то… ерунду вместо того, чтобы просто всё рассказать!

– Потому что мои родители не читали воспитательных книжек, – хмыкаю я в ответ.

Прелесть, а не Маша! Особенно, когда верит в свою правоту. И когда, вот так поджав губы, яростно сверкает глазами. Интересно, ещё одна выходка испортит мою репутацию или там уже совсем всё плохо?

Потому что оторваться от неё невозможно. И унять зуд в ладонях тоже.

– Ну, раз вы всё так хорошо знаете, – повышает голос она, – то и разбирайтесь сами!

И столько обиды, столько непонимания в огромных глазах, которые точно станут моим личным фетишем, что хреновы заслоны разлетаются вдребезги, словно их не стояло. Сладкая моя девочка, где же тебе так не повезло, что высшие силы решили столкнуть тебя со мной?

Да и плевать!

Резко выдохнув, я удерживаю её, развернувшуюся было к подъезду, и утягиваю в объятие – моё любимое, позволяющее прижать дёрнувшуюся Машеньку максимально близко.

Мой самый аппетитный десерт. Такой, что руки с большим трудом сдерживаются от того, чтобы сползти ниже талии. Но нет, не с ней, не на улице, и не прислонившись спиной к двери машины.

Секунды Машиного ступора проходят очень быстро.

– Вы опять… – напряжённым шёпотом сообщает она, отклоняясь и ловя мой взгляд.

Вряд ли адекватный, скорее даже шальной на фоне всего этого безумия. Неудивительно, учитывая, что больше всего Машеньку, в данный конкретный момент, хочется нежно и аккуратно уложить в собственную постель, очень аккуратно стянуть эту её облегающую водолазку и также аккуратно довести до абсолютного предела.

Чтобы до срывающегося дыхания, жарких стонов и моего имени в её исполнении…

Тормози, идиота кусок! Девочка и так дрожит.

– Я опять, – признаю обречённо, даже не думая распускать руки или объятие. – Машенька, давай ты просто постоишь рядом, хорошо? Буквально пару минут и я вспомню, что я старый препод, которого ты боишься.

– Я не боюсь.

Ага, как же.

– Ты дрожишь, Маш, – я глубоко вдыхаю аромат какого-то цветочного шампуня. – Боишься меня и дрожишь, а я, великовозрастный кретин, просто не могу тебя отпустить, представляешь? – И заправить бы за маленькое ушко лезущий ей в глаза волос, но всё, что я себе позволяю – обнимать её и смотреть. – Обычно я как-то поадекватнее.

Угум, обычно. Звучит только не очень.

А ещё, несмотря на весь вот этот оргазмический восторг, становится не по себе. И тошно, потому что всё это выглядит как форменное насилие, причём нехорошее такое, отдающее пользованием положением. Оттого, что она не смотрит на меня, устремив взгляд куда-то мимо плеча, тоже хреново, и руки сжимаются уже в кулаки.

Хотел? Пожалуйста, получите-распишитесь. Девочка послушно стоит, напуганная до чёртиков, и явно ожидая то ли изнасилования, то ли ещё чего похуже.

Ага, двойки за экзамен.

– Прости, что напугал, – шумно выдохнув, я вижу как Маша вздрагивает, когда моё дыхание касается её щеки. И вцепляется мне в руку. Чтобы остановить?

Серьёзно, после такого разве что застрелиться. С отчётливым пониманием, что ты старый, лапающий студенток, козёл.

– Я… не боюсь.

Чёрта с два я в это поверил. Задержав дыхание, я разжимаю руки – ни разу в жизни это не стоило мне таких усилий, но хрупкая ладонь не отпускает.

Сладкая, да всё уже, всё. Старпёр понял, старпёр впечатлился.

Подняв взгляд, я собираюсь сказать что-то утешительно-извинительное, но тут встречаюсь с зелёными глазищами. Широко распахнутыми, затуманенными, с расширившимся зрачком, и ситуация мгновенно меняет полюса.

Ей… нравится?

Невероятное, сшибающее с ног озарение скручивает пах таким спазмом, что требуются несколько мгновений, чтобы снова научиться говорить.

– Радость моя, – с хриплым голосом, строго держа себя в руках, отстраняюсь я, – а теперь повтори, что ты сказала?..

Не знаю от чего она вздрагивает. От моей интонации? От вернувшихся на талию рук? Всё-таки от страха? Последнее очевиднее. А ещё мне очевидно, что от страха не краснеют, и дыхание учащается немного по-другому. То же, что происходит с ней, носит другое название – древнее, будоражащее и настолько естественное, что отзывается внутри долбящим по рёбрам сердцем и кровью, несущейся по венам со скоростью 150 км/ч.

– Вы ко мне пристаёте! – Справедливое обвинение, потому что так оно и есть. Маша не сдаётся даже самой себе и всё бы ничего, если бы сладкая девочка не опустила после этого заявления взгляд.

– Ма-аш?.. – почему-то шёпотом и рвано сглотнув слюну. – Машенька, посмотри на меня. Сделай приятно старому дряхлому…

– Вы не…

Всё, Машенька, приплыли.

Пользуясь её отзывчивостью, я сминаю сладкие губы поцелуем. Жадным, горящим не столько на губах, сколько глубже. И ниже. Одной ладонью зарываюсь в распущенные волосы, едва не рыча от удовольствия, а второй крепко прижимаю её к себе за талию.

Какая же она… а я… Об этом лучше подумаю позже.

Сильно позже, потому что её язык случайно касается моей нижней губы. И как бы всё, мой личный цифровой мир разбивается на нолики и единички. В том числе и потому, что девочка Маша оказывается талантливой ученицей, и инициативной, но все эти умные слова вспомнятся когда-нибудь позже. Сейчас же проще сдохнуть, чем прервать, разрывающий мозг в клочья, поцелуй.

То, как она поддаётся на каждое движение моего языка… То, как уже не я, она сама вжимается в моё тело… То, как меня прошивает, стоит ей пройтись нежными пальчиками по затылку… Вдруг оказывается, что кончиться от перевозбуждения очень даже можно. И кончить от одного только её поцелуя тоже.

Длинный протяжный стон я не столько слышу, сколько чувствую.

И может мне, слетевшему на хрен со всех катушек, кажется, но это отрезвляет больше всего остального.

Кретин, ты только что переживал, как бы она не замёрзла, а сейчас чуть не насилуешь прямо на улице?!

– Маш, Машенька, сладкая моя девочка… – лихорадочный шёпот ни хрена не похож на адекватность, – остановись.

Её глаза расфокусированы и затянуты желанием, а в моей голове один мат. Отборный, русский, трёхэтажный. Потому что долбанное усилие воли не срабатывает.

Губы снова касаются губ в глубоком откровенном поцелуе. В этот раз медленном, тягучем, и от этого даже худшем, чем предыдущий. Потому что руки подрагивают от адского напряжения, которое нужно мозгу, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию, а не взять Машеньку прямо здесь.

Грёбанный ты случай!

В паху всё уже болит и, оторвав её от себя за плечи, держа на расстоянии вытянутых рук, я матерю собственную принципиальность. Да любой бы материл, видя то, что вижу я – красивую, молодую и заведённую студентку.

– Маш, всё.

Отголоски сознания возвращаются в её взгляд, но настолько медленно, что меня может и не хватить. Интересно, а торт у неё есть? Угу, на завтрак.

Кончай страдать фигнёй!

– Машенька, вернись ко мне, пока не поздно.

– Это как? – Хриплый голос проходит наждачкой по оголённым нервам и приходится крепко сжать челюсти. – Если поздно.

– Это так, что сегодня я от тебя не уеду. – Давай же, подайся вперёд, прижмись ко мне и завтра хрена с два ты вспомнишь про своего недовампира. – Хочешь?

И да, она почти даёт неправильный ответ. Почти, но вовремя вспоминает кто мы и где, и лицо покрывается красными пятнами.

– Я… я… – она испуганно заикается и, похоже, больше не сядет ко мне в машину. И взгляд обалденных глаз это только подтверждает.

– Ты – мой самый сладкий десерт. – Честно, но зря. Потому что слов у неё нет, одно желание сбежать на другой конец страны. – Маш, полетели со мной на выходные? Я…

Желание оправдаться захлёбывается совсем другим желанием. Неудивительно – её остужают неловкость и стыд, а меня… мне придётся терпеть до ледяного душа. И молиться, чтобы помог.

Тяжёлый вздох вырывается помимо воли.

– Маш, – отпустив, я протягиваю к ней руку и малость охреневаю, когда, после секундной задержки, она вкладывает в неё свою, – я обещаю к тебе не приставать. Для твоего спокойствия могу поклясться байком, если совру – вернёшься и отправишь его под пресс, но мне, правда, нужна твоя помощь. Сможешь потерпеть меня три дня?

– А не приставать это как только что? – глядя только на наши руки, спрашивает она.

– Не-ет, Машенька. – Меньше всего мне хочется её пугать, но в этом соврать я не могу. И не хочу. – Ещё одного такого «только что» моя психика не выдержит, и в следующий раз мы окажемся в одной постели, но… я буду держать себя в руках. – Стараться точно буду. – Зная, как ты меня… стесняешься, просто не дойду до следующего раза.

– Но как мне тогда изображать вашу… – тряхнув головой, она не может договорить.

Пф. Я после таких поцелуев вообще ничего не могу, только стоять и лишний раз не рыпаться.

– Мы всё решим… договоримся, пока будем добираться до места.

У неё снова мёрзнут руки, печально быстро для плюс трёх по Цельсию, и у меня есть способы её согреть, но обойдусь. Надо же, как пробило. До самого основания, и это чертовски странно, учитывая весь мой впечатляющий опыт.

Или отголоски первой любви сказываются?

– Просто скажи «да». – Меня отпускает ровно настолько, чтобы позже спокойно сесть за руль. – С остальным разберёмся по ходу.

Она думает, долго думает, недоверчивым, но внимательным взглядом осматривая меня с ног до головы. И шум в голове начинает возвращаться, как и кровь к совершенно лишним сейчас частям тела.

– Обещаете ничего не делать… без моего согласия?

Боже, дай мне сил, чтобы не укусить эту её прикушенную нижнюю губу. И хорошо, что Машины формулировки отвлекают своей интересной постановкой.

– Обещаю, – на выдохе, чтобы притянуть её ближе.

Даже не в объятие, а так, просто постоять рядом, держась за руки.

– Почему вы вдруг стали таким…

– Неадекватным? – фыркаю я.

Не та погода, не то место и, вообще, давно пора бы расстаться. Как пятиклассник, ей богу!

– Странным, – улыбается она краешком губ.

– Это не я, Морозова, – ради разнообразия возвращаюсь я в роль препода, – это ты…

– Неадекватная? – она весело вскидывается.

После всего этого не боится? Невероятная! Притом, что я боюсь – не сдержаться, воспользоваться, надавить…

– Фантастическая. – Ни капли веселья и прямой взгляд глаза в глаза.

Пауза затягивается, и Маша, тряхнув головой, переступает с ноги на ногу.

– Мне пора, Илья Глебович.

– Издеваешься?

Нет, серьёзно, какой на хрен Илья Глебович?!

– А где вы завтра будете? – Вдруг спохватывается она.

– Уже соскучилась? – Дикое, страшное непредсказуемостью желание понемногу, но отпускает, и можно попробовать пошутить.

– Надо же билеты покупать, а мне дать вам ответ, – словно неразумному ребёнку объясняет Маша.

Нет, с этим надо что-то делать, вот такая моя на неё реакция это что-то сумасшедшее. Приятное, возбуждающее, но ни разу не подходящее сорокалетнему мужику.

– Давай телефон.

– 8-953…

– Маш, свой телефон дай, – фыркаю весело, – в смысле аппарат сам.

Она достаёт из кармана гаджет предпоследней модели и, разблокировав, протягивает мне.

– А вам зачем?

– Запишу свой номер. – Действие занимает едва ли полминуты. – Если захочешь, позвонишь и скажешь, что решила. Если нет… – Найду номер в деканате и позвоню сам. – То больше беспокоить тебя я не буду.

Твёрдости в этом конкретном намерении не доверяю даже я сам, но голос звучит уверенно, и Маша успокаивается окончательно.

– До завтра? – Пора заканчивать вечер и валить уже домой. Хотя бы для того, чтобы долго стоять под ледяным душем.

Маша не отвечает, лишь неопределённо улыбается, забирает из моих рук свой телефон и да, скрывается за дверью подъезда.

– До завтра, – отвечаю сам себе и сажусь в машину.

Маша

Мне удаётся поужинать, поработать и даже принять душ, оставаясь собой – спокойной и умной Морозовой Марией Ивановной, двадцати трёх лет от роду. Воспитанной в атмосфере всеобщей любви и уважения, самой выбравшей специальность и университет. Тихой, скромной, не лезущей на рожон в силу не воспитания, но характера. Такой, как всегда.

Всегда.

До, заставляющего вскипеть мозг и всю меня, внимания Глебова. И если история с Артуром это тёплый, но ровный и греющий очаг, то вот это вот всё – проснувшийся вулкан, не думать о котором невозможно.

Хотя хочется не думать, потому что каждое мимолётное воспоминание стоит мне до боли закушенной губы, вот только к страху это имеет очень посредственное отношение. О чём, вообще, говорить, если, лёжа под тяжёлым одеялом, поставив на колени ноут, меня нервно потряхивает от Глебовского «в следующий раз мы окажемся в одной постели»?!

Со стоном я натягиваю одеяло на голову, опрокинув ноутбук.

Нет, девственницей меня не назвать. Лет в двадцать, когда уже было пора, мы с тогдашним моим полудругом-полупарнем взаимно решили перевести отношения на новый уровень. Лучше бы и дальше дружили… Потому что после пары таких попыток, по недоразумению названных сексом, мы и расстались. К взаимному, кстати, облегчению.

Но то, что исполняет Глебов носит какой-то запредельный уровень сексуальности! А ещё эта татуировка, которая не даёт мне покоя… Нет, забить на всё!

Негромкий дзынь, и экран телефона высвечивает сообщение от Артура.

Глупое сердце, застыв на мгновение, берёт знатный такой разбег, а губы сами собой растягиваются в счастливой улыбке. Вот! Вот тот, кто мне нужен – умный, воспитанный, сдержанный Артур Велисов. Мой ровесник по возрасту и уму, и моя влюблённость, у которой есть все шансы стать взаимной.

«Завтра всё в силе?»

Хорошо, что в мессенджере нет кивающего смайла, иначе я отправила бы их пару миллионов. Вместо этого за два сообщения мы договариваемся встретиться в библиотеке на второй паре, а его «До завтра» греет душу до тех пор, пока глаза, уставшие от ноутбука, не закрываются сами собой.

– Привет!

Увлекшись программированием, я не сразу замечаю подошедшего Артура, и легкий поцелуй в щёку вгоняет в краску.

– Привет, я тут…

Веду себя как пятиклассница, но тебе об этом знать необязательно.

– О, программирование делаешь? – на мгновение заглянув в ноутбук, выдаёт Артур. – И как?

– Так себе, – быстро захлопнув крышку, вздыхаю я. В основном от того, что терпеть не могу, когда кто-то смотрит мою недоделанную работу. Но это же Артур Велисов, ему можно. Наверное. – Поможешь?

– Без проблем. – Бросив сумку на стул, стоящий напротив, он берёт ещё один от соседнего стола и садится вплотную ко мне, раскрывая свой ноут и касаясь бедром моего бедра. – Смотри…

Смотреть приходится долго. И всё это время мурашки маршируют куда им вздумается, отвлекая от желания исправить две ошибки в прописанной им функции и ещё одну в тестовом модуле. Спокойно, хлопать глазами и улыбаться – вот всё, что от меня требуется! И если первые пятнадцать минут было нормально, то к концу часа устали даже ресницы.

– Ну, как? Стало понятнее? – после неудобной позы потянувшись так, что я чуть не закапываю слюной клавиатуру, подмигивает Артур.

– Не уверена, что поняла насчёт адреса и константы, – собрав мозги в кучу, вздыхаю в ответ. – Но я дома посмотрю ещё раз и пошарюсь по методичке. Спасибо, что помог! Так бы я осталась без зачёта.

– Да брось, не за что! – пожимает плечами он. – Красивая фотка! – Кивок Артура приходится на заставку рабочего стола, где я выгодно сижу на фоне моря.

– Спасибо. – Глупый совет из интернета сработал, надо же. Вот и повод для разговора. – Это мы с родителями отдыхали в Крыму прошлым летом.

Захлопнув крышку, я убираю ноут в сумку.

– С родителями? – поднимает бровь Артур. – Не с парнем?

Упс. Всё-таки идиотский был совет.

– Я в свободном поиске, не хочу пока серьёзных отношений.

Ну, да. Ты ври, да не завирайся.

– Не ожидал от тебя… – И снова этот оценивающий взгляд. Как хорошо, что я, наконец, решилась на линзы и кератин! И плевать, что глаза сушит аж до хруста. – А как же большая и чистая?

Освободив стол, мы вместе идём в сторону выхода.

– Ой, я тебя умоляю! – Ладно, вот эту насмешку стоит потренировать получше. – Кто-то ещё в это верит? Сказка же для детей, причём для детей очень доверчивых.

– Ого! – хмыкает Артур. – От кого угодно ожидал услышать это, но не от тебя… Осторожно!

Не успев совершенно ничего, я оказываюсь прижата к телу Артура Велисова, дёрнувшего меня на себя, чтобы спасти от особо ретивого студенческого коня. И это становится самым впечатляющим событием последнего года.

Чувствуя, как дрожит всё внутри, я поднимаю взгляд, встречаясь с самыми красивыми глазами универа. Всё, выносите готовенькую.

– Ты как? Не ударилась? – А когда в них же появляется беспокойство, это становится моим личным раем на Земле. – Ма-аша?

– Морозова, хватит обжиматься с Велисовым! – слышится саркастичное за спиной. – Сейчас пара начнётся, а второго опоздания я не прощу.

– Мы уже идём, Илья Глебович, – доброжелательно кивает Артур, а мне хочется прибить Глебова за то, что он разрушил такой момент. – Идём, Маш? – обращается он уже ко мне и, обернувшись, я не вижу никого за своей спиной.

– Идём.

Сегодня Глебов ведёт пару особенно жёстко, разделывая одну за другой студенческие самоуверенные головы. Не стесняется в выражениях и, в целом, явно недоволен так, как бывает нечасто.

– Ему что, баба с утра не дала?.. – Издевательский ржач сидящего за мной Драхана не добавляет настроения, но хотя бы удача со мной – на наш угол Глебов даже не смотрит.

– Да хрен его знает, – отзывается приятель Драхана. – Что, впервые за полгода что ли? Может так, проблемы какие?..

Чтоб тебя, проблемы!

Последние двенадцать часов напрочь вышибли из моей головы просьбу Глебова. Собственно, вместе с расписанием, ведь надо быть идиоткой, забыв, что Глебов красуется у нас в расписании сегодня третьей и четвёртой парой!

«А где вы завтра будете?»

Беззвучно передразнив саму себя, я дёргаюсь, натыкаясь на взгляд Ильи Глебовича, и утыкаюсь в ноутбук едва ли не носом.

– Записываем… – разносится по аудитории его негромкий, но резкий голос.

Блин, может у человека и правда проблемы? А эти идиоты только о бабах думать и способны… Вздохнув, я открываю мессенждер.

«Мам, привет! Вы на выходные чем заняты?»

А что было бы, брось жених незадолго до встречи с родителями меня любимую? Конечно, я бы призналась, даже если стыдно и обидно. А Глебов? А он – взрослый мужчина, стопроцентно из тех, кто физически не может признаться в собственном поражении. И вот такому взять и сказать престарелым родителям, что ничего не получилось? Что два, три, пять лет его жизни и их надежды на внуков можно выкинуть на помойку?

Наверное, ему это сложно, хотя может в чат просто вошла моя извечная жалость.

Из груди вырывается ещё один вздох, тяжелее первого.

Помочь ему? После вчера откровенно страшно. И было бы мне противно, неприятно или просто никак, разговор был бы другой. Совсем другой, но, в отличие от мозга, память мне не отшибло. Ту самую, которая прекрасно помнит, что вчера Глебов готов был меня отпустить, вот только… Как-то неуютно открывать в себе такие страсти в таком возрасте. Ладно бы ещё в пятнадцать или там в восемнадцать…

И снова вздох.

У Глебова же билеты вот-вот, к кому он ещё сможет обратиться? Он же не дурак, значит, понимает всю бредовость затеи и всё равно просит помочь. Вот так просто, из-за одного родительского огорчения? Хотя, может, у них и правда совсем всё плохо? Вроде как последняя воля блудному сыну…

– Морозова, на мне функции не написаны. – Насмешка отвлекает от бессознательного рассматривания преподавателя.

Интересно, а Артур будет ревновать, узнав, что я улетела с Ильёй Глебовичем?..

Звонок с пары звучит как-то неожиданно. Конечно, нормальные-то студенты не улетают в собственные фантазии. Тем более, что следующей парой окно, а после физкультура, на которую никто не ходит. То есть, по сути, весело гудя, весь поток с чистой совестью собирается домой.

Весь, кроме меня.

– Илья Глебович?

– Морозова, если вопросы не по лекции, то меня нет, – сунув планшет в сумку, он поднимает голову… и тяжело вздыхает, глядя на меня. – Что?

Последний студент выходит за дверь, но даже тогда я не решаюсь взять и вот так просто ему ответить, вместо этого изучая доску за его спиной.

– Маш, прекращай. – Что-то заставляет перевести внимание на Глебова и только потом доходит что. Тон. – Прекращай психовать и кусать губы, это нервирует… Говори уже что хотела и иди с миром, вон твои однокашники уже в восторге от того, что не увидят меня до следующей среды.

– В смысле среды? – хмурюсь я, вспоминая, что его пара стоит в понедельник последней. – Вы же говорили…

– Говорил, – впервые на моих глазах откровенно кривится он. – Планы изменились, мне придётся задержаться. – Взлохматив шевелюру, Илья Глебович устало смотрит на меня. – Что хотела-то, Маш? С вопросами к экзамену непонятно?

Вот таким, загруженным и уставшим, он кажется человеком больше, чем когда-либо, хотя решение я приняла и до этого.

– Я… я стану вашей невестой. Фиктивной, – добавляю поспешно, опустив взгляд на столешницу.

Тишина, не нарушаемая даже жужжанием техники, давит на уши, но глаза я не подниму ни за что в жизни. Сейчас точно нет, а вот потом придётся, потому что изображать невесту, не глядя на жениха, как-то странновато. И не очень удобно.

А Глебов всё ещё молчит и, плюнув на стеснительность, я встречаюсь с ним взглядом.

– Вы… скажете что-нибудь?

– Морозова, если меня не добьют эти выходные, это сделаешь ты, – низко отзывается Глебов, а я делаю вид, что вибрация внутри меня появилась от пришедшего на телефон сообщения. – Как ты вообще… С чего вдруг?

– Видимо, потому, что я всё ещё верю в сказки, – буркнув, я снова смотрю на столешницу, нервно сцепив пальцы, – и в то, что ближним надо помогать.

«И надеюсь, что Артур будет ревновать», – но это добавлять вообще необязательно.

– Хор-р-ошо, – Глебов смотрит так, что самое время поругать себя за отзывчивость. – Я не люблю оставаться в долгу, так что давай, жги.

– В каком смысле? – Ладно, иногда стеснительность может подождать.

– Чем мне отблагодарить тебя за эту неоценимую услугу? – приподняв бровь, Илья Глебович забывает про сборы. – Поработать репетитором?

Обойдя стол, он присаживается на него уже с моей стороны, заставляя сомневаться в собственной адекватности и способности принимать решения. Верные решения.

– Спасибо, не надо.

Репетитором? Нет, нет и нет, тем более, что я сама могу, если приспичит. И где он предполагает репетиторствовать? У меня?

– Что тогда, Маш? Чего ты хочешь?

Спорю на стипендию, именно таким голосом соблазняют змеи-искусители! Вот только мне повезло меньше – мой змей – мужик привлекательной наружности, о ни разу не платоническом интересе которого я в курсе. Кстати, стоило включить наш последний поцелуй в список аргументов «против» идеи с подставной невестой.

И хуже всего этого только желание, которое вертится на языке. Одно-единственное, но настолько не уместное, что хоть закапывайся, и оно прекрасно сбивает с мысли все остальные, более-менее приличные, варианты отблагодарения.

– Да ничего я не хочу! – Раздражённо вздёрнув подбородок, отзываюсь в ответ. – Банальное желание помочь, без условий и обмена. Или что, без благодарности вы не согласитесь?

– Соглашусь, Машенька, – голос становится ниже и глуше, и по моему позвоночнику толпой проходят мурашки, от копчика до чувствительного места на шее, – на всё соглашусь. И благодарность моя будет без-гра-нич-ной. – Глебов с улыбкой протягивает мне руку ладонью вверх.

Как тогда.

– А давайте без благодарности? – Кто там вчера обещал держаться?

– А давайте без давайте, – фыркает он и выразительно кивает на свою, висящую в воздухе, ладонь. – Боишься?

– Я?!

Зря, ой зря. И тон вызывающий зря, и ладонь в его руке тоже зря. Как легко меня взять на слабо!

А внутри всё вибрирует, ожидая, что Глебов потянет меня на себя, прижмёт к горячему телу, перехватит инициативу, но… Вместо моих идиотских фантазий, Илья Глебович всего лишь опускает руки, переплетая свои пальцы с моими.

– И сейчас не боишься? – Улыбка на его лице становится какая-то слишком мальчишеская.

– Да с чего вы взяли, что я вас боюсь?! – Как будто поводов мало!

– Потому что я старый дряхлый препод, который, пользуясь служебным положением, к тебе пристаёт, – смеётся Глебов, большим пальцем погладив мою ладонь. Нервные окончания в том месте разом деревенеют, отказываясь работать в таких условиях.

– Никакой вы не старый! – Особенно, по нашим реалиям. – И причём тут служебное положение? Можно подумать, вы мне «отлично» за поцелуи ставите!..

– А ты проверь…

Так, это я уже проходила!

– Спасибо, обойдусь, – выдернув руку, отказываюсь я поддаваться. – И вы обещали ничего такого… – Рука, взмахнув, неопределённо обводит аудиторию.

– Без твоего согласия, – прищурившись, напоминает Глебов, мгновенно вернув меня во вчерашний вечер, где не я – он просил остановиться.

Естественно, краснею, под его, всё более довольный взгляд.

– Скажите номер рейса, я запишу и куплю билет, – бурчу я, отвлекшись на поиски телефона в сумке.

– Не надо ничего покупать, всё готово. – Никогда бы не подумала, что можно так быстро переключиться с флирта на откровенно мрачный тон, но ему удаётся.

– Хорошо, – вздыхаю в ответ, – тогда скажите, сколько я вам за него должна.

– Машенька, – подняв взгляд, я встречаюсь с перекривившимся Глебовым,– давай договоримся.

Он берёт меня за плечи и, легко скользя, останавливается, только обхватив запястья. Какое счастье, что у меня сегодня длинный рукав!

– Во-первых, ты даже не думаешь переживать о деньгах. Стоп, Маш, я объясню! – перебивает Глебов. – Для родителей ты – моя невеста и мы вместе уже много лет, соответственно, обеспечиваю тебя тоже я. На самом же деле ты делаешь мне одолжение, не представляя его ценности, и не должна из-за этого ещё и тратиться.

– А во-вторых?

В общем-то, резонно, как бы не сопротивлялось моё эмансипированное самолюбие. Мама всегда говорила: «Моя зарплата это моя зарплата, а папина зарплата – это семейный бюджет», так что тут мозг срабатывает на опережение, блокируя все мои «я сама».

– А во-вторых, Машенька, – действительно тяжело вздыхает Глебов, – я куплю тебе чемодан валерьянки, потому что ты не представляешь, во что ввязалась…