Ольга Анатольевна Гронская
Если проткнуть глобус. Том 2

«Теперь главное без паники, – жестко командую себе, – Спокойно».

Толчок, я усиленно работаю руками, черт, это немного глубже, чем я предполагала, а я без воздуха. Ничего, все нормально, хватит, не так уж и глубоко. Успею. Вот светлеет уже над головой, скоро кислород. Из воды, набрав скорость, я выскакиваю как дельфин на представлении. Теперь – отдышаться. «Ниче се крутануло, но все пучком, – как со стороны прокручиваю я, – Испугаться толком не успела».

Вид поддерживаю бодрый и улыбающийся, никто и не догадается, что я не хотела «голову мочить», просто лихой пловец сделал красивый занырк. Переодевшись в сухое, с наслаждением растягиваюсь на теплом песке.

– Вода такая холодная, градусов шестнадцать, не очень кайфово купаться, – сообщаю Люде, и, улыбаясь, добавляю, – Но бодрит.

– Еще бы не бодрила. Вдоль побережья Южной Америки проходит Перуанское течение из Антарктиды, даже летом не выше семнадцати, – уже успел узнать Пятачок.

– А, Перуанское из Антарктиды, – вникаю я, – Тогда понятно.

Повалявшись, я делаю фотоснимки. Что-то нужно для блога, что-то отправить друзьям и теперь, конечно, в Аргентину.

Освальдо Танго: Olguita, моя дорогая леди, в эти моменты я думаю, и когда я думаю, я чувствую огромную разницу между любовью и страстью: страсть в маленькой девочке вызывает малейший ветерок, и он же выключает ее. Любовь — это пламя, которое не гасит даже величайший ветер, а только распространяет ее.

Освальдо Танго: И это очень хорошее доказательство: я знаю, что большие расстояния гасят маленькие страсти и увеличивают большую любовь, только время – свидетель.

Olga Tango: Да, я знаю эту поговорку.

Освальдо Танго: У тебя есть парень или партнер в России?

Olga Tango: Ужасный перевод слова «novio». Не уверена, что правильно поняла, что ты спрашиваешь…

Освальдо Танго: Сейчас в разводе, больше не замужем?

Olga Tango: Да, я одна.

Olga Tango: А ты?

Освальдо Танго: В разводе официально и теперь влюблен в тебя.

Olga Tango: Не преувеличивайте, пожалуйста.

Освальдо Танго: Вы должны дать мне свое полное имя и фамилию, дату рождения и время, чтобы увидеть это астрологически.

Olga Tango: Хотите сделать прогноз? Вы увлекаетесь астрологией?? Тогда и ты мне дай полностью свои данные, я тоже хочу посчитать.

Освальдо Танго: Да. Какую программу мы с тобой должны выполнить, чтобы оказаться вместе на этом этапе нашей жизни, чтобы вернуть себе правление или просто быть счастливыми.

Освальдо Танго: Да. Какая у тебя группа крови, вторая?

Olga Tango: Да. У тебя тоже?

Освальдо Танго: Конечно.

Освальдо просит фотографии всего, что нас окружает и, конечно, моей физиономии на фоне всего этого. Я потихоньку привыкаю делать фото «себя», оказывается, отвыкла совсем.

–Зачем ему столько фото? Никогда так много с юности не фотографировалась, – чувствую лишнюю заботу я, – Еще ведь надо красиво получиться, а это нынче не так легко.

Волосы высохли.

–Ну давай, что ли, несколько фотографий меня в полный рост на фоне океана – морщусь я, вовлекая подругу.

Я сижу на белом песке, подогнув колени под себя, голубой шарф намотан на шею и падает на плечи, волосы немного растрепаны и уносятся ветром к облакам, я улыбаюсь. И в кадр над головой, распахнув крылья, влетает стремительная чайка.

Как Люда здорово умеет меня фотографировать. Как у нее получается так?… Невероятно!

– Людка! Ты же гения! Спасибо.

…Неужели это действительно я?

Из ПЗ. Мишаня

Наш обожаемый хост рыжий Мишаня! «Прыличный еврейский мальчик», аж душа радуется.

Дома практически не бывает, образован, тактичен. Если мама сказала, что тряпочку для кухонного стола надо класть на левый край раковины, а коврик после душа вешать на борт ванны, чтоб не стух, то сомнению это не подлежит, и просто должно исполняться беспрекословно. Всеми, и именно так. И это не ментальная прихоть, не принцип, а полная уверенность, что мама знает лучше. Ах, какая прелесть. Какой прекрасный сын.

Мишаню начинаю обожать априори, потому что, мне кажется, что я все про него знаю, и с удовольствием разглядываю его житие-бытие, отслеживая по нехитрым фотокарточкам, периоды его взросления от школы до университета. Везде чистый взгляд, сметливое, открытое лицо в веснушках.

Особенностью Мишиного жилья было «забубенистое», на уровне циркового аттракциона, включение газовой колонки для подогрева воды. Колонка расположена на кухне, на стене, но перед ней стоит холодильник и в расстояние между окошечком для розжига колонки и стенкой холодильника, голову не засунуть.

Как поджигать-то? Газ вообще-то. Миша, чувствующий себя волшебником, знакомит нас с последовательностью манипуляций по добыванию огня и, как следствие, горячей воды из крана.

Если перед дыркой в колонке установить телефон с камерой, направленной на «себя», на селфи, то в зеркале видно, зажегся ли огонек после того, как ты открыл общий газовый кран и несколько раз пощелкал пластиковой кнопкой поджига на фронтальной панели. Причем постоянно держать входной кран открытым, как у нас, нельзя: «Мама сказала, что надо закрывать». В целях безопасности. Вероятность того, что незнакомые с этой технологией жильцы могут не увидеть, что огонек не зажегся вовремя, и поджечь газовоздушную смесь, когда ее будет слишком много, мама не учла.

В общем, когда огонек загорится, а это я должна была успеть увидеть в своем меркнущем для сонного режима телефоне, то можно добавлять газ поворотом ручки на корпусе и включить воду на проток.

При Мише получалось. Без Миши из четырех попыток добыть воду за четыре дня пребывания, удалась одна, остальные три раза до вечернего прихода хозяина приходилось споласкиваться прохладной водой, что, впрочем, учитывая, что на улицах столицы стоит милая сердцу жара, и по сравнению со страхом взорвать подчистую дом, было сущей мелочью.

В остальном все нормально, Мишино чистоплюйство и аккуратность больше радуют, чем раздражают.

Я в этот раз должна была спать на раскладной кроватке с матрасиком. Подумав, а чего нам тут тесниться, спросила у Миши разрешения перебраться от Люды в большую общую комнату, вот в самую главную залу, площадью пятнадцать метров.

Квартира, надо сказать, состоит еще из трех комнаток, помимо

«залы», одну из которых хозяин занимает сам. Вторая, размером с кладовку, переоборудована в подсобную комнату с хозяйственными принадлежностями, гладильной доской, сушилкой, постельными принадлежностями во встроенном шкафу, полками с туалетной бумагой и моющими средствами.

А третья комната находится прямо у кухни и предназначена для сдачи гостям. Это длинное и узкое, как пенал, помещение тоже со встроенным шкафом, вмещающее одну узкую кровать под белым хлопчатобумажным покрывалом, с возможностью втискивания поперек к дверям на ночь еще одной раскладной. Моей. Без возможности выйти по надобности.

Короче, получив разрешение «да, пожалуйста», на переселение в огромный зал, я мгновенно собираю манатки и сваливаю на новое место жительства.

Устраиваюсь на надувном матрасике вдоль большого окна, завешанного темно-синими плотными гардинами, и, обложившись дополнительными подушками и мохнатым покрывалом, понимаю, что здесь крайне уютно. Аж не ожидала. И телевизор есть. Хотя зачем он на испанском языке. Все поглядываю на стоящую в углу гитару в чехле. Думаю, не зря Микаэль ее на фото в рекламе комнаты выложил.

Квартирку ведь выбирали с музыкой, как всегда. Главной приманкой для меня является сначала цена вопроса, а потом фото музыкальных инструментов с заверением, что это не муляж и хост имеет отношение к тому, что я люблю больше всего в жизни. А именно: к музыке и искусству.

Таки угадали.

И свою музыку проигрывать есть на чем в качественном звучании, Миша колонки и усилитель, что базировались в моей обители, сразу выдает в пользование. Это не с телефона или ноутбука слушать. Отрываюсь я, танцую. Важно это для меня. Как говорят иноязычные граждане – делает меня счастливой.

И в конце пребывания наш Михаэль исполняет по нашей просьбе, не ломаясь, как очень воспитанный человек, и очень душевно пару песен, пояснив, что это песни Виолеты Парра и Виктора Хары. Ну, про Виктора слышали, а про Виолетту впервые.

Удивительно, тут в Чили тоже все помнят и уважают свою историю.

Виолетта, оказалось, патриотические с глубоким смыслом песни пела еще в пятидесятых-шестидесятых годах. И вообще, это оказалась признанная звезда мирового масштаба, самобытное уникальное дарование, и поэт, и художник, автор и исполнитель баллад. Бывала в России пару раз в шестидесятых.

«Почему я не слышала о ней? Как странно», – мне нравятся эти песни. Мне нравится Миша, который их знает и, иногда не попадая в ноты от волнения, пытается передать нам их мощный смысл.

Мы тоже любим свою историю, поэтому наше общее селфи напоследок мы делаем под марш «Прощания славянки», от которого Михаил приходит в полный восторг. Попробовал бы не прийти.

По-моему, Миша и рад, и одновременно не рад, что мы сваливаем. С нами буйно, конечно, но интересно.

В такси смотрю на общее фото и начинаю ржать до икоты, потому что на Людиных селфи, все, стоящие посреди симпатичных нас, мужики, получаются …на одно страшное узкое смуглое лицо! Как близнецы-братья с жидкими бородками. Что Леонардо, что Михаэль… Непонятно, почему мужики у нее так получаются?

За час до отъезда в аэропорт успевает позвонить Освальдо. В отличие от него я не особо люблю говорить по видео, потому как чувствую сильную неловкость от того, что не понимаю язык. Но мне приятно его видеть.

В комнату через предоставленные Мишаней колонки как раз льется мелодия танго, запущенная с ноутбука для внесения гармонии в процесс сборов.

Я сообщаю, как могу, что мы улетаем en avion a nueva zelandia сегодня. И предлагаю просто молча потанцевать. Взяв телефон, глядя в лицо партнеру, я, кружась, наполняю нами комнату. В отражении на экране телефона за моей головой проплывают стены. Взгляд Освальдо пристальный и излучает свет.

«Какие у него потрясающие глаза».

На ту сторону света

Вот одного не понимаю, как я, человек, который страховался фейковыми билетам всегда, даже при выезде из стран в Центральной Америке с пересечением сухопутных границ, где они никому не нужны, не позаботился об этом, влетая в Новую Зеландию! Где, как нас уже напугали, все копают, вплоть до аптечек, жуть как проверяют. И непонятно, почему так вышло.

Я уже, похоже, устала этим озабочиваться, а Люда еще не приняла этот раздел подготовки на себя. Оправдания потом. Хотя очень хочется сразу.

Но факт оказывается фактом.

В Окленд мы по билетам прилетаем десятого февраля утром, а когда и куда вылетаем далее, мы как-то по привычке уже не заморачиваемся, виза на въезд в Австралию до середины марта. Типа, как захочется, так и сделаем.

Короче, латиноамериканская расслабленность играет с нами злую шутку.

Если бы мы так не спешили на самолет, думая, что опаздываем, то успели бы осознать, что рейс задерживается, как раз на нужные для неспешного оформления необходимого липового билета на будущий выезд из Новой Зеландии в Австралию, сорок минут. И мы преспокойно бы сели где-нибудь на лавочку, в зоне хорошего интернета, и, рассчитав время пребывания в Зеландии, выбрали бы точку следующего отправления. И затем грамотно, по наезженной, оформили бы эту «как настоящую» бронь на дурацкий выездной документ.

И этим бы себя в рамки территориального и временного коридора пребывания в такой хоть и дорогущей, но роскошной стране не поставили бы. Твою мать. Как я это не люблю.

Но если «бы», да «кабы», то.. в нашем частном случае, когда мы подбегаем к выходу, то уверяемся, что посадка уже почти закончилась, раз людей нет на посадку. По времени действительно похоже, что финиш.

Начинаем бегом оформлять последнюю регистрацию у молодой сотрудницы, уже непосредственно у гейта, суя ей посадочные и паспорта.

Почему-то тут у гейта эта новозеландская самолетная компания предусмотрела еще один «шмон». Не только на паспортном контроле, где мы как раз подозрений не вызвали, а еще и здесь, перед самым выходом на свободу. Именно здесь девушка со спокойным приятным лицом, выдающим принадлежность к азиатским кровям, проверив документы, вдруг так мило вопрошает: «А где ваш обратный билет? Предъявите, пожалуйста».

И услышав «какой билет, на хрен?..», и, поняв, что «нету», сообщает, что пустить в самолет не имеет права. И мы тут и останемся. Навсегда.

А мы стоим и уверены, что счет на последние минуты. «Пипец, что ли?»

Закипающая кровь с пузырьками поднимается к голове и пыхает через кожные покровы. Потому что в данный момент сгорают билеты в Новую Зеландию.

«Надо действовать, срочно! Хоть что-то делайте!» – транслирует из покалывающих ног страх, потому что голова как-то сразу решила не принимать в этом участия.

Я ощущаю, как тело превращается в полую гулкую трубу, и слышу, будто со стороны, наши утробные взывания к сотруднице непреклонных Новозеландских линий: «А что делать, девушка? Делать-то что?! Вы что! Не понимаете, что ли?!» —мы впиваемся в преграду глазами сердитых агнцев, ведомых на заклание.

А девушка, в серой форме, спокойно, вот зараза непробиваемая, говорит:

– Так возьмите сейчас билеты на вылет из Новой Зеландии.

– Так времени же нет!!

– Почему, вполне есть, – со спокойной вежливостью поясняет пропускальщица в другое полушарие. О том, что вылет задерживается, она опять не уточняет, видимо думает, сами понимаем. Но «понимание» это не про нас сейчас, поэтому я сначала возмущенно напрягаюсь:

– Ни хрена себе, есть! Для нее семь минут, это «есть»?

А затем пытаюсь автоматически перенять от девушки уверенность.

«Раз она реально видит шанс, значит он в наличии. И если спокойнее, то его можно реализовать».

Я все еще не отступаю от судорожной идеи о приобретении простой брони на вылет, от которой потом можно отказаться. И где тут у нас любимый сайт по бесплатному бронированию?

– Ну где же ты?! – чувствую физически, как утекает время.

Надо быстрее! Легко сказать, быстрее, когда страх уже до ресниц поднялся. Пытаюсь дрожащими руками тыкать в экран смартфона, еще надеясь на чудо, что вот сейчас получится элегантно оформить фейковую бронь.

Как в кино. Выдержку призываю свою.

Выдержка пришла, правда не полностью, а интернет ушел, правда тоже не полностью, но завис тупо, твою же мать! Так всегда от ужаса бывает. Интернет штука чувствительная.

Я ругаюсь:

– Тут не то что поддельный, а и реальный билет не взять! Хотя какая, к черту, разница, если интернет не пашет…!

Мы переглядываемся с Людой. Да, понятно. Мы уже согласны и настоящие купить, потом разберемся. Главное, в самолет попасть. Но и это никак не получается. Телефон, все-таки, среагировал на панику жестким обмороком. Скотина старая тщедушная.

В качестве помощи для реанимации интернета начинаю применять русское, словесное и сильное. Как обычно делаю в стрессовых ситуациях. Часто помогает. Сегодня нет. Не тот день. Звезды не сошлись! До вылета минуты.

Я просто вижу, как билеты Сантьяго – Окленд, сожранные нежным бирюзовым пламенем, уже почти превратились в кучку пепла. Этим пеплом очень хочется обильно посыпать и свою голову, и непреклонной девушки, и всех, кто придумывает эти дебильные регуляции. Основанные на недоверии человека человеку!

Не мигая, еще не совсем запепелёнными очами, мы смотрим на девушку. Она на нас. Секунда, другая.

–Да, вы можете чем-то помочь?! – вдруг почти сдержанно рявкаю я на нее, как будто это она тут главная по злу и виноватости, – Со своего телефона купить или еще что?

Девушка явно пытается понять, что я хочу. Почти поняла уже.

–Нет интернета здесь, нормального! Не могу купить сама! – продолжаю сердито пояснять я, тряся перед ее восточным лицом с припухшими веками дохлым телефоном, – Разве не видите, что из-за ваших идиотских правил, приличные люди гибнут! За металл.

Тут Люда выступает на передний край линии фронта и бледными губами четко формулирует нашей сотруднице на доступном английском языке: – Можете помочь нам купить билеты? Помогите, пожалуйста. Вы же видите, как все хреново.

И тут правильную девушку осеняет, и она говорит: «Да, могу!».

–Так давай!!!

И сотрудница новозеландских авиалиний добротно и спокойно начинает выискивать рейс на своем мобильном.

Мы переглядываемся с Людой: «Твою мать!.. Неужели не все пропало, Лелик?».

–Ну значит, берем настоящие, – будто меня кто-то спрашивает и вопрос еще не решен, с облегчением смиряюсь я. И, оправдывая собственную бестолковость и панику, важно обозначаю в аэропортовое пространство, – Не до свободы выбора нынче.

Люда сосредоточенно молчит, что означает, что не до свободы. Девушка, как рыбка ориентируясь в глубинах сайта своей авиакомпании, быстро и сосредоточенно задает нам первоочередные вопросы для покупки.

–Дата вылета?

–Эээээ…

Мы на ходу соображаем: «На когда билет взять»?? Хором спрашиваем друг у друга:

–Хватит нам двенадцать дней?

–Хватит!

–Тогда на двадцать первое февраля. Девушка, давайте на двадцать

первое.

Девушка соглашается и продолжает:

–А откуда вылет? Тоже из Окленда?

Упсс!

–А мы куда поедем в Зеландии? И, главное … «до куда»?

–Шоб я знал, – искренне говорит Пятачок… – Куда вынесет.

–Это понятно, но надо сказать точку вылета, иначе билет не дадут.

А девушка тем временем настаивает:

–Из Окленда?

Хочется согласиться и подтвердить, что из Окленда, чтоб быстрее все это закончить. Мозг не впиливает как-то. Но остатками сознания соображаем, что если поедем по острову «вниз» на юг, то возвращаться в северный Окленд, ну точно никак не с руки будет.

Силимся вспомнить названия новозеландских городов, которые собирались посетить, когда мечтали. Тужимся. Не, ни в какую. И карта Зеландии у меня тоже не открывается на телефоне. Потому что висяк.

Сметливая Люда вспоминает, что там есть столица – Веллингтон, и что в любом случае мы в нее заедем, потому что она в середине страны.

А если проедем дальше нее, на Южный остров, то можно и вернуться в столицу, это не в Окленд пилить обратно. И мы, переглянувшись, изображая знание географии, говорим девушке:

– Давайте из Веллингтона. Она говорит:

– Отлично. Поняла, – шевелит клавиатурой, и уточняет: – А куда? Что «куда»?..

– Летите куда?

– В Австралию. Куда же еще.

Виза у нас в Австралию. Значит туда, на зеленый континент.

– Город какой? – еще надеясь, что мы в здравии, переспрашивает девушка, – Куда летим-то?

Люда смотрит на меня, я смотрю на Люду, и повторяю, как попка:

«Куда летим-то?». И, надеясь отыскать осмысленный блеск в глазах друга, спрашиваю: «Ты помнишь какие-нибудь города в Австралии?».

Люда говорит: «Помню, но тебе сейчас не скажу».

А я говорю: «Я тоже так-то помню. Но воздержусь от констатации». Секунда судорожного сбора резервов памяти и о…, всплывает, что хотели в Сидней попасть, театр оперный на воде посмотреть.

Фух, слава Богу, один вспомнили! Ай, молодцы!

– Тогда давай в него и полетим сначала? А там разберемся, куда и как маршрут проложить. Не до жиру тут. Последние минуты жизни проходят.

И мы с облегчением выпаливаем ожидающей девушке:

– Давайте в Сидней! В Сидней хотим. Всю жизнь причем.

И, определившись со временем вылета по критерию: «Попозже. Чтоб к ночи точно успеть в Веллингтонский аэропорт из места Икс, которое мы еще не знаем, но «откуда» мы будем в столицу возвращаться, чтоб в Австралию утром засветло прилететь, чтоб там не мыкаться», – даем добро на покупку билета с вылетом в два часа ночи.

Как всегда, процедура занимает не более шести минут. Это уже с прохождением реального платежа с моей карты.

И вот мы обладатели драгоценного пропуска на ту сторону земли в виде выездных билетов! Причем однозначно свидетельствующих о наших благих намерениях, по поводу своевременного покидания богатых сказочных островов, где снимался фильм «Властелин колец».

–Как все просто и быстро, когда делает здравый человек, – с завистливой усмешкой, в то же время переполненная легкостью от свалившейся с плеч проблемы, совмещаюсь с жизнью я.

Все! Схватив сумки, мы пытаемся быстро проникнуть, как опоздавшие, в самолет, но девушка нас опять тормозит и с улыбкой предлагает подождать.

–Что, как? – мы хором недоумеваем, предчувствуя страшное, – Мы же все оформили!

Девушка говорит:

–Так молодцы, поздравляю. Вылет просто на час задерживается, посидите пока, объявят.

И тут я начинаю нервно хихикать над собственным неискоренимым паникерством. Твою мать. Вся в папу!

А мудрый Пятачок говорит:

–А кто его знает, Оля, зачем это все надо было. Может, и хорошо, что все определилось так быстро и с реальными билетами. Не смогли сделать, как хотели, значит, и не надо.

И я, уже полностью успокоившись и расслабившись, важно соглашаюсь с мудрым другом:

–Хорошо, что хорошо кончается. Возможно, «маленькая» большая встряска нам не помешает. Все-таки в другой мир переезжаем. Совсем в другой.

Люда, вспомнив нашу «кинокомедию», хохочет:

–А то бы здесь остались! Представляешь?

Я представила и тоже начинаю смеяться, и, желая поиронизировать, вдруг выпаливаю:

–А может быть, нам и надо было… остаться?

К теме не пристаем, потому что у нас теперь отлично, как у кошек, получается не тратить на переживания больше времени, чем необходимо. Обошлось и обошлось. Мы просто идем рассматривать симпатичный Сантьяговский аэропорт.

О, прикол! На стене около мест для ожидания, сделана фотовыставка черно-белых портретов известных людей, похоже, артистов и певцов.

Разглядывая их, мы с удивлением обнаруживаем портреты Виктора Хары и известной нам теперь Виолеты Парра. Они и на стене рядышком прикреплены! Непонятно, к чему, но забавно, мы запечатлеваем это дело на фото и тут же посылаем их Михаилу, с прощальным приветом:

«Вот, дескать, ровно то, с чем ты нас познакомил, как здорово, пиши, всего хорошего и большой светлой любви! Маме привет!».

Мишка рад, отвечает, что в следующий приезд только к нему. Будет ждать. Следующий приезд… Как хорошо звучит эта фраза.

А рейс-то наш будет через Аргентину. Такие странные рейсы с пересадками тут у них в Южной Америке. Как не бери, а прямого нет, все равно с пересадкой: или в Сантьяго, если из Байреса через океан надумал вылететь, и в Буэнос-Айресе, если вылетать из Сантьяго. Интересно, почему так? Пассажиров набирают?

– А последней точкой в Южной Америке все равно Буэнос-Айрес будет. Как ни крути, – напоминаю я Люде.

– Да, – задумчиво смотрит в окно Пятачок, – Наше все.

– Сейчас Освальдо напишу. Напугаю, что лечу к нему в Буэнос-Айрес на ПМЖ, интересно, как отреагирует, – коварно хихикаю я.

***

Были какие-то потрясающие облака под нами. И горные вершины со снегом и без. Долетели до перевалочной базы в Буэнос-Айресе отлично. Вылет на саму Нуево-Зеландию задерживается.

«Наверно, чтобы осознать, проститься и с Аргентиной, – понимаем мы, – Все таки, переломная точка и вершина путешествия.

Но это уже детали, и не вызывает лишних эмоций. Мы в пути.

Опешивший сначала от неожиданности Освальдо, поняв, что «я к вам пришла навеки поселиться» только шутка, все-таки намерен приехать в аэропорт. Попытаться через окно транзитной зоны рукой помахать.

Конечно, я великодушно отговариваю его от этой пустой затеи, потому что, наконец, врубаюсь, во-первых, что расстояние от его города Лухан до аэропорта семьдесят километров. До этого Лухан все казался ближним пригородом столицы. Во-вторых, что в транзитной зоне нет окна. В-третьих, ни к чему такие подвиги. Обозначил готовность и отлично. Не пятнадцать лет. Хотя, знаю, что внутри была бы польщена, если бы он не послушался.

В окнах главного аэропорта имени Министра Писторини непробудная чернота, и в ней отражаются стойки баров и круглые плафоны лампочек на потолке.

– Пожалуй, надо подзарядить телефоны.

Мы устраиваемся на высоких табуретах в спец-месте Free Print Zona, где и распечатать можно спешное, и поработать удобно, сидя за длинным столом-прилавком, разделенным вдоль темно-серой перегородкой с USB разъемами на обе стороны для страждущих.

Эх, а юэсбишные гнезда расшатаны до безобразия, непомерным усердием проезжих заряжающихся. Еще «живые» гнезда, те, что держат разъем методом тыка без человеческого участия, уже найдены и заняты такими же страждущими. Теперь мы привязаны к своим розеткам, руками придавая жесткость соединению, то есть держим шнуры.

Но и это не спасает – любое неосторожное шевеление и упс, зарядка не идет. Пожалуй, моего терпения не хватит.

Вокруг стоит умеренный равномерный гул, слева от нас заряжается парень в шортах, из-под которых вместо правой ноги торчит металлический протез в кроссовке.

Парень, сосед справа, метнув быстрый взгляд на нашу застывшую композицию, без звука втыкает в свое гнездо зарядник на четыре юэсбишки и делает приглашающий жест рукой, чтоб перетыкались к нему, у него держит.

Теперь можно расслабиться и отвязаться по очереди на прогулку по аэропорту. Пор фавор, дорогой! Спасибо. Мы научились ценить помощь, в любых проявлениях. Это классно. Просто по-человечески здорово.

–Как теперь без испанского языка-то будем? Практически родной стал,

– с грустью молвлю я, – Комфортно, когда он вокруг переливается.

–Привыкнем, – предполагает Пятачок, – Мне, конечно, в англий

ском пространстве спокойнее.

Время до рейса незаметно тает. Пора на посадку.

Olga Tango: Мы садимся в самолет. До свидания. Напишу уже из Новой Зеландии. Обнимаю тебя и благодарю за все.

Освальдо Танго: Я желаю доброго полета, моя дорогая. Буду охранять тебя в пути.

Освальдо Танго: Ты знаешь. Сегодня ночью я видел тебя как яркую точку, и плавая перед моими глазами, образ твоих глаз остался, как темное пятно, окаймленное пламенем, подобно если ты смотрел на солнце.

Освальдо Танго: Куда бы я ни смотрел, чтобы увидеть, как вспыхивают ваши зрачки, но я не мог вас найти, как вы выглядите?

Освальдо Танго: Я знаю, что есть огоньки, ведущие путника к гибели ночью. Я чувствую, как тянут твои глаза. Но куда они меня тянут, я не знаю.

Olga Tango: Странное видение… Немного тревожно.

Освальдо Танго: Я скучаю по тебе. Я так скучаю по тебе.

Огромный самолетище набирает высоту.

В голове опять вертится песенка: «Там за облаками… там за облаками». Там-там-та-рам, там-там-рам…

Из ПЗ. Как больно, милая, как странно

Трансокеанский перелет протекает отлично, несмотря на то, что самолет набит почти под завязку.

Все устаканивается лучшим образом, хоть и не сразу. Люду ее законное кресло в проходе вполне устраивает, а я нахожу себе место «под солнцем», отличное от указанного в билете.

Потому что мое «указанное» было, ну, не совсем ахти, в серединке трехместного ряда с соседями. Хоть и не упитанными, но от тесноты, ясно дело, постоянно недовольно копошащимися по бокам.

А ты в середине, как куколка гусеницы под раздачей, отчетливо вспоминаешь пост-утробный период тугого пеленания, безвыходный и беспощадный.

Понятно, выжила бы, конечно, мы уже неприхотливы, расслабляться умеем в каких угодно условиях, но зачем? Если через несколько рядов за мной, о неужели, есть блок кресел, где сидит всего один человек!

И я это обнаруживаю при походе в ватерклозет и изумляюсь: «Как никто не заметил это счастье раньше?»

Спящий в одиночестве на крайнем сиденье мужик даже не просыпается, когда я, задевая его смирные колени некоторыми частями своего тела, одним широким шагом просто перелезаю через него на свободное место к окну, где удовлетворенно закутываюсь в запасной пледик, и воздав небесам за королевские условия, тут же вливаюсь и сообщество дрыхнущих.

Правда, стюардессы особо ламинарно поспать не дают, потому что в час ночи кормление и пеленание, и в пять утра кормление-поение, даже выпивать заставляют, окаянные. Наливают беспрерывно, но… Не хочется чего-то. Кормят вкусно. Новозеландские линии – это, как «Эмирэйтс» благословенный. В перерывах между возлияниями мирно гудящий, туго набитый самолет окутывает сонное забытье.

После очередной побудки я неожиданно не хочу сразу засыпать, а хочу вглядываться в черноту за иллюминатором. Я пытаюсь идентифицировать немного тянущее, похожее на тоску ощущение в солнечном сплетении.

«Опять ностальгия?».

Не знаю… Зыбкие мысли растворяются от прикосновения. Вместо них в голове почему-то настойчиво материализуются слова «трясясь в прокуренном вагоне, он полуплакал… полуспал»…

«Полуплакал, полуспал – как точно, да», – слова, как тяжелый дым, растекаются по телу и становятся моей сутью. Мерный перестук «колес» погружает меня в небытие. Я сплю и не сплю.

«Как больно, милая, как странно, сроднясь в земле, сплетясь ветвями…». Я тихо удивляюсь, что в мареве поверхностного сновидения забытые строчки так легко возникают из ниоткуда: «Как больно, милая, как странно, раздваиваться под пилой»…

Я просыпаюсь от ползущих по подбородку слез, когда медленной волной через полупрозрачную меня протекают сотканные из света слова: «И никого не защитит вдали обещанная встреча…».

Я тихонько промокаю рукавом влагу, хорошо, что все вокруг еще спят, ужасно не люблю, когда видят, как я плачу. На высоте в десять километров.

«Так, все! Достаточно соплей! Что-то я расквасилась, – предлагаю я себе завязать с наваждением, – Надо взять себя в руки».

Ничего не случилось. За расставаньем будет встреча. Вот так, умница.

«Сейчас сделаем массаж ступней и активно подышим. Путешествие и жизнь продолжаются», – здраво объясняю себе я и принимаюсь за дело. Через полчаса оказывается, что выспалась я вроде весьма неплохо. Чувствую бодрость и голод. Реально выспалась!

Подозрительно гляжу на часы, проверить, от чего это я такая отдохнувшая, и вижу, что почти одиннадцать дня по Южной Америке!

Этому я ирреально не верю – темнотища ведь за окном, но факт есть факт.

«Вообще да, – прикидываю я, по факту догоняя теоретические основы астрономии, – Когда летишь не навстречу солнцу, то догоняешь сплошной день, как тогда на Кубу, а если в обратную сторону, как сейчас, с запада на восток через Тихий океан и ночным рейсом, то весь полет у тебя ночь. Сплошная. Вот и спится по полной программе, при таком раскладе. Со сновидениями».

Умываюсь, завтракаю, перебалтываю с Людовишной, которая в своем ряду тоже вполне довольна отдыхом, смотрю, а и лететь совсем ничего остается – часа четыре. Что мы благополучно и переживаем, занимаясь разными полезными делами, типа, дополнительной разминкой в проходе на борту и просмотра очередного фильма. Даже как-то не верим, что так… быстро.

Из суеверия и уже по привычке, решаем заранее не радоваться. Еще в Аргентине, педагог наш путешественник Леонардо подробно рассказал о своем посещении Новой Зеландии.