Олеся Романова
Оч Воч
– Она в прошлой жизни много людей загубила. Сейчас в этом воплощении ей дали понять весь смысл содеянного. Все ее тело – это боль. Куда пальцем не ткни – везде болячка. Ее тело недееспособно. Она не хозяин своему физическому скафандру. Физически человека ограничивают тогда, когда ему нужно окунуться внутрь себя. Он должен пройти через свои внутренние структуры мышления и осознанности. Это ее урок. Тебе это не нужно знать. Ее путями только ей идти.
– А что ты дал ей? – спросил я, мне было интересно, ведь он с ней провел не один час.
– Я давал ей понимание любви в чистом ее проявлении. Только с таким опытом она сможет дальше двигаться по своему пути, ведь путь боли требует огромное количество любви, чтобы не очерстветь и не исторгнуться со своего пути раньше времени. Путь всегда должен быть пройден до конца, а ей еще долго идти.
– А как ты давал любовь, что говорил? – не унимался я.
– Эта истина не для тебя. Тебя надо бить и мутузить.
– Да, так ты со мной и познакомился, толкая меня в спину.
– Да, так и есть. Кого-то нужно выпихнуть из ракушки, а кому-то отдать всю любовь мира, чтобы человек увидел в ней единственный путь.
– А зачем ты дурачился, когда пришли ученики, зачем ждать их заставил? – спросил я.
– Затем, что многие из них пришли не для осознавания. Они пришли, чтобы им показали чудеса. Чтобы им доказали, что есть что-то такое, чего они постигнуть еще не смогли. Но если до встречи со мной они не поняли, что такое существует сплошь и рядом, то уж и на встрече они ничего для себя взять полезного не смогут. Если ты слеп, ты не способен увидеть даже тогда, когда проносится мимо комета – ценности в этом явлении ты для себя не осознаешь. Свет кометы для тех, кто способен ее узреть. Но оставаться слепым только твой выбор. Чтобы увидеть фокусы, можно пойти в цирк. Чтобы стать чьим-то последователем, можно примкнуть к какой-нибудь секте. Это перекладывает всю ответственность на фокусника или верховного адепта секты – только тогда они будут выбирать, что тебе показывать и по какому пути тебе идти. Но, если ты сам хочешь выстраивать свою реальность, ты должен принять на себя ответственность за каждый свой шаг и идти своим путем. Те, кто прокладывают тебе путь, бесполезны тебе, но ты можешь послужить им, проходя ими проложенный путь.
Мне казалось, будто я рядом с ним получал такую ясность сознания, что охватывал весь масштаб его истины, и так легко мне это давалось, что мне хотелось еще и еще. Это состояние было упоительным.
Когда мы с ним шли по деревне, то все люди вокруг него будто оживали. Нет, никто ему не кланялся и даже никто не обращал на него внимания, но в поле его энергетики жизнь расцветала и окутывала светом любви. Объяснить словами сложно те ощущения, когда ты находишься в поле этой энергетики. Там комфортно, как в утробе младенцу, там безопасно, там понимаешь ощущение истиной любви. Там нет условий, там полное принятие и неописуемая глубина живительного чувствования, дополненности твоего сознания. Будто все горы сняты, оковы скинуты и ты свободен в ясности сознания. Тебя принимают таким, какой ты есть, и ты способен принять весь мир в свои объятия. Это тихое влияние окутывало все окружение.
Поражало то, как он реагировал на людей. Он мог подойти на улице к любому и сделать что угодно, и его поступки каждый принимал как урок, причем многие его даже не знали. Однажды он подошел к мужчине, курящему на остановке в ожидании автобуса, и, выхватив у него изо рта сигарету, бросил ее на землю и растоптал. Тот же изумленно отшатнулся, но ничего не сделал, хотя за такое хамство мог и врезать. Затем он сказал ему:
– Брось, а то свадьбу дочери не увидишь.
Мужчина побелел и остался стоять столбом, а мы пошли дальше.
Я спросил его о вредных привычках, на что он сказал:
– Если ты боишься рака, не кури: обязательно заболеешь. Но если не боишься, кури хоть по три пачки в день, и с тебя как с гуся вода, хоть бы что. А ему дочь замуж выдавать. В этой стране отец – проводник дочери в счастливое замужество. Эта традиция – важная часть этого народа. Ему это очень важно. И еще важно сделать все, что намечено на своем жизненном пути, а он не успевает.
– А ты знаешь, что кому намечено?
– Вижу, если надо увидеть.
– А что намечено мне?
– Ты напишешь много книг, и, если не поймешь то, что должен понять, не успеешь дописать самую важную для твоего существования книгу.
– Я и не задумывался о писательстве, – удивился я.
– Задумаешься.
А в другой раз мы шли по улице, и меня удивили его поступки. У девочки богатых родителей упало мороженое, пока мама увлеченно болтала с подружками, и плач девочки, казалось, она совсем не замечала. Оч Воч купил новое мороженое и протянул ей с улыбкой, и она в ответ, улыбаясь, приняла его с детской открытостью и счастьем. А, проходя по этому оживленному проулку дальше, Оч Воч начал бить своей палкой попрошайку бомжеватого вида. Он толкал его и бил палкой, приговаривая:
– Иди работай! Иди работай!
Попрошайку как ветром унесло с этой улицы. Я спросил:
– Почему ты помог богатому ребенку и не помог бедняку, который просил подаяние?
– Он сам сотворил это со своей жизнью, он не брал ответственность за свои поступки. Так он и оказался там, где он есть.
– Но у него могло просто произойти несчастье, он, может, и не хотел становиться бедным? Судьба?
– Нет никакой судьбы. Несчастье с ним и случилось как урок, но он вместо того, чтобы научиться, сидит и жалеет себя, когда нужно действовать. А кто готов ему сказать правду? Вот ты бы его пожалел и дал бы денег, он бы и завтра пришел просить, опять спихивая ответственность на тех, кто подаст. Так он еще и ненавидит тех, кто ему подает, ведь он уже должными их чувствует себе. Попробуй в следующий раз ему не подать, так он еще и грязью тебя обольëт, мол, «жлоб, живет богаче меня, а не подал».
– А девочке почему мороженое подарил? Ведь ее мама вполне могла ей купить новое.
– Ее матери плевать на всех, кроме себя самой. А этот случай с подаренным мороженым она пронесет через всю жизнь маленьким детским воспоминанием бескорыстной любви. Она будет дарить эту любовь каждому на своем пути. А когда в будущем она откроет детский приют, то ее чувство любви будет изливаться на тех, кто в этом сильно нуждается. Это чувствует ребенок, оставленный в своей маленькой клетке беспомощности, когда на него не реагируют, когда он не нужен, неудобен. Она хочет дарить огромное количество любви, что есть в ней, поэтому просит ее. Только пройдя через такое детство, она захочет отдавать это светлое чувство таким брошенным, как когда-то была она сама.
Слушая его, мне казалось, что очень глупо спрашивать, откуда он так хорошо знает прошлое и будущее тех людей, которых совершенно не знает. Я слышал истории других, познавших мудрость Оч Воча, и все они говорили о его невероятных способностях знать все про всех. Было ли это невероятным? Наверное, да, но для него это было обыденностью. Тогда и мне нечего было удивляться, я просто слушал каждое его изречение и насыщался им, как живительной влагой в жаркий день. Я так был упоен им, что не замечал ни времени, ни людей, ни что происходило вокруг, когда лились его речи. При этом при всем он мог дурачиться, злиться, плакать, и все это было гармонично. Он настолько принимал свое естество, что оно было неоспоримо, и я рядом с ним принимал себя так же. Хотя раньше от самого себя уставал, и мое самобичевание разрушало меня. Это происходило как скопление в голове мух – мыслей, которые откусывали от меня с дикой болью по кусочку, и разогнать их у меня не получалось. Но рядом с ним этих мух не было в моей голове, мое сознание было чисто и могло перерабатывать кучу информации. Он пришел в мои темные подвалы сознания с фонарем, и стало светло. Как можно было им насытиться? Разве можно было себе отказать в этом наслаждении внутренней ясностью и спокойствием.
Однажды он пригласил меня на день людей. Он так называл то время, когда с разных мест к нему стекались люди со своими проблемами. Среди них было много болеющих. Все они искали ответы, все они хотели хотя бы немного побыть в зоне его чистых вибраций и насытиться его энергетикой.
Перед этим днем он не общался и много спал, будто наполняясь силой. Спал он на земле, объясняя это тем, что от нее берет низкие вибрации, чтобы потом перерабатывать людскую информацию. Так он насыщал себя силой вселенной. Мне он разрешил все время быть с ним, но при этом я не мог говорить – только смотреть. Кажется, в эти дни он вовсе не замечал меня. Но после принятия людей через пару дней он отвечал на все мои вопросы.
– Ты идущий, ты можешь быть все это время рядом, но молчи. Ты можешь впитывать, но молчи. Ты должен быть невидимым и для людей, и для меня, – сказал он строго. И я был счастлив, что просто могу быть там, слышать и видеть все, что будет происходить. Я не переживал по поводу молчания и невидимости, и мне было приятно, что мне позволено просто быть рядом. Мне этого сполна хватало.
Настал день икс, и указано было место, где я могу сидеть. Прием людей длился весь день, и весь день мы пили лишь холодный чай; я слушал, а он говорил.
Пришла женщина с ребенком лет девяти. Она показала стопы мальчика, на которых были трещины, и свои руки с такими же ранками. Кожа была сухая и просто трескалась на изгибах. Любое движение доставляло дискомфорт.
– Непослушный мальчуган? – спросил Оч Воч. – Не такой в твоих представлениях он должен быть? – обращаясь к женщине, продолжил он.
– Да, он упрям и своенравен, – проговорила устало женщина.
– А что с твоими отцом, братом и мужем? Тоже трудно с не такими жить?
Женщина ошеломленно посмотрела на старика и заплакала.
– Оставь им их жизнь, не контролируй. Взрослых ты уже не в состоянии переделать, так ты взялась за дитя?! Еще немного, и ты сломишь его искру движения в собственном направлении. А когда он вырастет и вырвется из-под юбки, то, сломленный, пойдет по стопам твоих отца, мужа и брата: будет упиваться алкоголем и наркотиками. А если оставишь ему его характер, не будешь вмешиваться, то он добьется многого, прославит и обогатит ваш род. Выбор за тобой.
Женщина попыталась что-то сказать в свое оправдание, но Оч Воч одним движением руки прекратил ее изливания, что означало, что он уже ждет следующего.
Следующим был парень лет двадцати шести, он еле говорил под влиянием своих эмоций. Тихо-тихо он произнес:
– Я не хочу жить.
Старик переспросил его, тот снова повторил, но громче, старик снова переспросил, тот начал кричать, что не хочет жить, что в жизни нет смысла. Тогда Оч Воч подошел к нему близко-близко и со всего маху дал ему Божественную оплеуху осознания, как он назвал это позже, да так врезал, что звон у меня в ушах стоял. Парня аж откинуло назад, он схватился за место удара и убежал как ошпаренный весь в слезах.
Позже старик мне сказал, что он поймет. Что только таким способом можно было вытолкнуть этого человека из его привычного видения.
