Олег Владимирович Батухтин
Карманный Авалон
Батухтин Олег
Карманный Авалон
Часть первая. Всякое бывает
Глава 1. Луиза
Сегодня меня разбудил не привычный звон будильника, а солнечный зайчик, который упорно гулял по моему лицу. Проклятая скотина будто стремилась безжалостно выжечь мои глаза. Я с трудом разлепил веки и сел на кровати, пытаясь справиться со сном и привычным похмельем. От вчерашнего веселья остался только плотный запах перегара и болезненная боль в мышцах. В моей ротовой полости образовалась локальная пустыня, в песок которой напрудила стая диких кошек. Когда, наконец, мои ноги нашли древние стоптанные тапки, принадлежащие ещё моему деду, будильник все-таки зазвенел. Ударом кулака отправил его в полет. Оскорбленно звякнув напоследок, будильник затих, а я отправился в ванную комнату выпить сто литров воды и умыться.
Справившись с ржавым краном, я настроил приемлемую температуру воды и принялся плескать себе на лицо красноватую воду, которая имела отчетливый привкус меди. Наскоро умывшись, я критически осмотрел свою щетину и решил, что она вполне может потерпеть ещё денек. Или неделю. Кому какое дело? Я выключил гудящий кран и отправился варить кофе.
День начинался с крайне поганого настроения, что в последнее время бывает регулярно. Предстоящий поход на работу только усугублял ситуацию. Положение не спасал и начинающийся теплый весенний денек, который как правило наполняет оптимизмом более жизнерадостных людей.
Я порылся в старой консервной банке, выполняющей функцию пепельницы, и нашел относительно целый окурок и с удовольствием закурил. Сев на подоконник, я стал наблюдать как нагревается зеленый эмалированный чайник. Сосредоточиться на созерцании бытовой термодинамики мне не дала пронзительная трель телефона. Пластиковый аппарат, стоявший на кухонном столе, словно решил вогнать дрель в мой висок. Я поспешно снял трубку.
− Алло, − гаркнул я в трубку, стараясь придать своему голосу наименее дружелюбный тон. Хотя сильно стараться для этого не пришлось.
− Привет, − услышал я в трубке знакомый голос и сменил гнев на милость.
− Как дела, Луиза?
− Нормально, − ответила она, − ты жив после вчерашнего?
− Относительно… − сказал я, подумав, что в моей жизни все относительно.
− Ты жрал горстями паркопан и запивал все это дело паленой водкой и красным вином, я конечно, тоже псалмы вчера не читала, но до твоих грешных подвигов мне далеко, − я чувствовал, что на противоположном конце провода Луиза ухмыляется, − ладно, проехали. Ты помнишь о моей просьбе?
− Какой? – я нахмурил лоб, пытаясь вспомнить, что я там наобещал. Надеюсь, что речь шла не о знакомстве с её бабушкой.
− Книгу, дурак, захвати мне книгу. С бабушкой ещё успеешь познакомиться.
− А, конечно!
− Тогда до вечера, − сказала Луиза и положила трубку.
Я с облегчением вздохнул: пусть и не сразу, но мне удалось вспомнить, о какой книге идет речь. Мой мозг ещё функционирует. Меня очень успокаивало то, что нет необходимости перезванивать Луизе и уточнять, что она имела в виду.
Вчера я и Луиза провели сказочный вечер, наполненный колёсами, алкоголем, вялым сексом и бесконечными беседами, которые можно было назвать философскими лишь с большой натяжкой. В какой-то момент Луиза спросила меня, почему я, «в принципе, неглупый паренёк», так сильно подвержен наркотической и алкогольной зависимости. После минутного размышления я дал ей пространный, но стандартный ответ эскаписта. Путешествую по другим мирам, сказал я и пустил в потолок колечко дыма. Но Луизе мало было такого сжатого изложения факта, и она потребовала подробностей. Тогда мне пришлось рассказать ей, что я путешествую по собственной волшебной стране, прообразом которой стал легендарный Авалон. Это, так сказать, моя волшебная страна, где всегда солнечный день и запах дикого мёда. Место, где мысль может лететь выше и выше, не опасаясь прервать свой полет.
Вот как, спрашивается, объяснить человеку в чём смысл моих путанных слов? Будь я трезвее, а мой язык послушнее, я бы сказал, что такое для меня Авалон: страна из сказок, что наполняли теплом моё совсем не радостное детство, убежище ребенка, в которое он мог попасть, просто закрыв глаза. С возрастом ворота в Авалон заросли вьющимся хмелем, перебраться через который помогали разве что наркотики.
Мои бормотания содержали лишь путаницу из моих ощущений и информации о короле Артуре, основанной на старых легендах. Это ещё больше заинтриговало Луизу, и она попросила у меня что-нибудь почитать на обозначенную тему. Конечно, в моей библиотеке был маленький томик Брэдли, озаглавленный как «Туманы Авалона». Я обещал захватить его на следующую нашу встречу. Книга карманного издания, добавил я зачем-то. Отлично, обрадовалась Луиза, неплохо иметь под рукой свой карманный Авалон.
Из раздумий меня выдернул кипящий чайник. Пора выпить кофе. Кинув в кружку три ложки растворимого порошка и четыре ложки сахара, я развел эту сомнительную смесь матовым кипятком. Варить настоящий кофе не было сил.
Обжигающий, невкусный напиток кипящей лавой вторгся в желудок, побуждая организм на дальнейшее существование. Докурив до фильтра «бычок» и допив кофейную жижу, я принялся собираться на ненавистную работу.
Чтобы не разочаровать Луизу я первым делом положил книжку Мэрион Брэдли во внутренний карман ветровки. Вот уж действительно, карманный Авалон.
Утро встретило меня теплой погодой апрельской поры. Деревья только начали покрываться почками, лужи ещё не успели высохнуть, а птицы уже начали устраивать свои утренние концерты. Думаю, с таким остервенением они могут петь исключительно весной. Послушав несколько минут птичьи трели, я пришел к выводу, что хочу ехать на автобусе, ибо в моём случае весенняя прогулка пешком будет напоминать романтичный променад счастливого человека, коим я ни в коем случае не являлся. Успокоив себя мыслью, что птицы поют скорее от глупости, нежели от жизнелюбия, я направился в сторону остановки.
Единственное, что мне нравится в прогулках по городу, это возможность слушать обрывки разговоров прохожих. Главная тонкость такого развлечения – не концентрироваться на каком-то одном разговоре, а услышать голос народа в целом. Как правило, обрывки чужих фраз складываются в крайне интересный монолог. Я вышел на оживленную улицу и навострил уши.
− …когда ты прекратишь отвратительно вести себя? Ты же весь в отца, дебил. Если так будет продолжаться и дальше, то… − отчитывала мать своего сына, который шел, опустив голову вниз.
− …то, я не смогу так дальше жить. Этот старый… − жаловалась заплаканная женщина своей подруге. Я не успел дослушать конец. Парочка удалилась за пределы моей слышимости.
− …урод перданул, когда я сосала его член, представляешь?!− эту фразу произнесла ярко накрашенная девушка.
Голоса в конечном итоге слились в один сплошной монотонный гул. Я думаю, что гомон толпы − это речь какого-то непостижимого живого существа, квинтэссенции города, несущего какое-то сакральное послание. Нужно лишь сконцентрироваться, чтобы принять это странное сообщение, которое откроет неведомые тайны города. Иногда я тоже становлюсь частью этого голоса, и мои фразы вместе с другими пытаются нести людям определенную информацию, но в итоге тонут в этом бесконечном шуме.
Подходя к остановке, я увидел, как уезжает мой автобус. На его рифленом боку красовалась яркая реклама туристического агентства «Авалон». Я выругался сквозь зубы. Совпадение в духе глупого романа периферийного графомана. Ну что ж, в любом случае я уже давно упустил свой автобус на Авалон.
Я похлопал по карманам и в очередной раз обнаружил, что у меня нет сигарет. Придется дожидаться следующего автобуса без применения городской сигаретной магии призыва общественного транспорта. Курить тем не менее хотелось чертовски. Я прислонился к столбу и принялся ждать. Когда транспорт пришел, я на всякий случай осмотрел рекламу на его борту. Автобус рекламировал какие-то подгузники. Транспорт в легендарный город я пропустил, но хотя бы не насру в штаны. С такими мыслями я поехал на работу.
За всю свою недолгую, но насыщенную приключениями жизнь, я так и не определился, есть у меня склонность к определенному виду деятельности или нет. Но в одном я был абсолютно уверен: моя лень никогда не позволит мне достичь высот в какой-либо сфере деятельности. Таких как я в советское время называли тунеядцами.
Поэтому я занимался своим делом, которое не требует особых умений – болтовней. Я работал в «телефоне доверия». Здесь от меня требовалось только одно: сидеть за телефоном и разговаривать с людьми, которые сами не были в состоянии принять какое-либо решение. Проработав в этой сфере несколько лет, я пребывал в полной уверенности в том, что люди придумывают себе проблемы сами. Как будто, если у человека нет никаких забот, он не может полноценно жить. Я страдаю, следовательно, я существую. Так получается, если перефразировать великого мыслителя. Но мне в какой-то степени даже нравилась моя работа. Я не делал ничего особенного, только помогал решиться на шаг, который они бы сделали и без моей помощи.
Я сел за свое место, надел наушники и достал сигарету из мятой пачки, валявшейся на столе. Мой коллега с соседнего стола сегодня, видимо, запаздывал: я не заметил его пышной шевелюры за перегородками рабочих мест операторов. Ким, так звали моего друга, был хорошим парнем со здоровым цинизмом настоящего ублюдка. Возможно поэтому мы с ним и подружились. Знали бы наши клиенты, кто разговаривает с ними на другом конце провода, отпуская глубокомысленные замечания и душевные советы.
Телефон не заставил себя долго ждать, разразившись электрическим писком, от которого сразу начала болеть голова.
– Доброе утро, это «телефон доверия» и Алекс на проводе, – сказал я дежурную фразу, – всегда готовый помочь и понять.
– Здравствуйте, – послышался тихий женский голос на другом конце провода.
– Чем я могу Вам помочь? – зажав трубку плечом, я вытащил из ящика упаковку аспирина и кинул в рот несколько таблеток. Хотелось, конечно, что-нибудь вроде фенозепама, но что есть, то есть.
– Даже не знаю, я, в общем-то, и не собиралась звонить, глупо как-то. Но вот увидела объявление… Меня зовут Анна.
Да, конечно, никто никогда не собирается звонить, но по каким-то причинам все же берут трубку и набирают наш номер. Я разжевал таблетки, наслаждаясь кислым вкусом, таким же кислым, как и голос звонившей девушки.
– Дело в моём парне, – сказала она после короткой паузы, – он…
– Что с ним не так? Он Вас обижает?
– Совсем наоборот, он меня скорее, обожает, а вот я… – Анна усмехнулась, – я совсем нет. Я творческая натура, а он настоящий сухарь. Мне тяжело с ним, потому что я постоянно смотрю на других парней. А иногда не просто смотрю. Вы понимаете?
– Да, – ответил я. Конечно, я всё понимал. Это разговор с очередной блядью, которую вдруг настигли копья совести. – Так что мешает Вам уйти от него?
Конечно, мне и раньше приходилось выслушивать множество подобных историй, и я даже знал, что она мне сейчас ответит.
– Мне его очень жалко, – сказала Анна, – дело-то НЕ в нем, а во мне. Он очень хороший человек. И ещё он богатый.
– Знаете, Анна, – сказал я, – любить нужно себя. А строить отношения на жалости, это крайне неправильно. Это не только неуважение к себе, но и к другому человеку. Вы, конечно, решите все сами. Но если нет гармонии в ваших отношениях, не будет и самих отношений.
– Я понимаю, Вы говорите правильно, но как тогда понять, что гармония достигнута. Как мне измениться?
«Убей себя, – подумал я, – вот будет тебе гармония, сучка».
– Если я скажу, что я думаю, меня уволят, – ответил я.
Это была чистая правда. Но, конечно, я не собирался озвучивать свои мысли.
– Ага, значит так, – в её голосе послышалась заинтересованность, – ну-ка говорите, Вы меня заинтересовали.
– Ну, если только пообещаете, что никому не скажете, – сказал я, лихорадочно соображая, как продолжить диалог.
– Обещаю!
– Итак, Вы поймете, что гармония достигнута, когда перестанете стесняться пускать газы друг перед другом, – ляпнул я.
В наушниках повисло напряженное молчание. Я уже начал жалеть о сказанном, но через несколько секунд на другом конце провода послышался звонкий смех.
– Ну, Вы даете, – сказала она, смеясь, – это что, нужно пердеть дуэтом?
Тут засмеялся и я, представив себе эту романтичную картину: парень с девушкой сидят на фоне морского заката и дают полную творческую свободу своим натруженным кишечникам. Картина достойная пера Густава Климта.
– Это уже крайность, – строго ответил я, дабы пресечь дальнейшее развитие темы, которая грозила перейти в обсуждение тонкостей анального секса.
– Спасибо Вам, – сказала девушка, – я брошу его. Точно!
Мы попрощались. Как мне показалось, она осталась в хорошем настроении. Это и есть моя работа. Поднимать настроение тупым жадным сучкам. Я устало вздохнул и с облегчением обнаружил, что головная боль медленно отступает. Я потянулся за очередной сигаретой, но не успел сделать и затяжки, как телефон зазвонил вновь.
– Доброе утро, это «телефон доверия» и Алекс на проводе, – ответил я на телефонный звонок, – всегда готовый помочь и понять.
– Я-то тебе доверяю, а вот моя бабушка ни на грош, – я услышал голос Луизы в трубке. Не знаю, как, но когда она звонила, то всегда натыкалась на меня, а не на какого-нибудь другого оператора телефонной службы доверия. На мой вопрос относительно этого, она всегда ссылалась на известную всем женскую интуицию.
– Твоя бабка – старая ведьма, она вообще никому не доверяет, – сказал я, – такая уж у тебя старушка. Если она кому-то и доверяет, то только программе «Взгляд». Надеюсь, ты будешь такой же в старости.
– Между прочим, это единственная передача, которой можно доверять в наше время. Опять куришь? – спросила Луиза.
Я машинально затушил сигарету.
– Ага.
– Алекс, ты неисправим, – несмотря на вполне себе либеральное отношение Луизы к алкоголю и наркотикам, она была ярым противником курения. Конечно, она не запрещала мне курить, но тем не менее, я старался не светить сигаретами в её присутствии, – давай встретимся в библиотеке в шесть часов?
– Я так и предполагал, – сказал я. Настроение улучшалось.
– Тогда всё, не буду тебя отвлекать, – сказала она и положила трубку. А я закурил следующую сигарету.
*
К полудню в кабинет заглянул взлохмаченный Ким и в приказном тоне позвал меня обедать. Традиционно, обеденное время мы проводили в кафе, работающее напротив нашего офиса. Это было заведение достаточно низкого класса, с грязными полами и застарелыми скатертями. Кафе полностью оправдывало свое название – «Дно».
Ким как всегда заказал просто фантастическое количество еды. В голове не укладывалось, как обычный человек мог столько сожрать. Две порции салата с крабовыми палочками, тарелка бледного борща, макароны с гуляшем, пюре с котлетами, две чашки чая и четыре беляша. Когда он ел, можно было подумать, что он делает это в последний раз в жизни, вот это называется пожирать ртом и душой.
Я же ограничился кофе и блином с вареньем.
– Как ты можешь так мало есть? – выразил свое традиционное удивление Ким, страдальчески оглядывая мою половину стола, – работа сжигает столько драгоценных калорий. Ты так зачахнешь.
– Ты сидишь на одном месте, какие калории? – заметил я.– Я склонен думать, что ты просто очень много срёшь. Ты как утка. Только продукты зря переводишь.
– Между прочим, умственная работа не менее тяжкая, чем физическая, вот, например, посмотри на ученых всяких там, какие все худые. Кожа да кости. И открою тебе секрет: перед обедом я раскуриваю пяточку. Для аппетита. Тебе тоже рекомендую.
Я решил промолчать, ибо спорить с этим человеком – занятие, заведомо лишенное всякого смысла. К тому же и бесполезное.
– Как работа, что-нибудь интересное было? Я немного проспал.
– Ничего особенного. Посоветовал одной глупой шалаве пердеть с её парнем-спонсором одновременно.
Ким закашлялся.
– С одной стороны, я думаю, не лишено смысла, пердёж укрепляет отношения. Знаешь, друг, в тебе умирает семейный психолог средней руки, – заметил коллега, яростно орудуя ложкой, – нельзя зарывать в землю такой талант.
Он нацепил на вилку кусочек хлеба, вытер им остатки борща в пустой тарелке и отправил его себе в рот. Вид у него, однако, был очень голодный.
– Эй, посмотри, тот парень похож на Монсеррат Кабалье.
Я посмотрел на парня, которого указал Ким.
– Ни капли.
– Похож, – возразил коллега, – посмотри на его форму черепа.
Я пожал плечами. Ким был неисправим. Я доел последний ошметок блина и поднялся из-за стола.
– Эй, я ещё не доел! – возмутился Ким.
– Ты скоро станешь похож на свинью, – сказал я и поплёлся на свое рабочее место, к своему телефонному аппарату.
*
У меня было достаточно времени для пешей прогулки. Завершив рабочий день и попрощавшись с Кимом, я направился в библиотеку. Вечерело. Стояла теплая погода, но на востоке начинали собираться тучи. Похоже, сегодня не обойдется без дождя. Это будет первый дождь в этом году. Будем надеяться на ливень.
Солнце уже катилось к горизонту, но всё ещё щедро одаривало город багровыми лучами. В такие моменты не нужны ни наркотики, ни какие-либо другие стимуляторы психической активности, всё и без них становилось каким-то нереальным, волшебным. Время словно останавливается, птицы замолкают, словно провожая солнце, чтобы потом снова запеть, но уже новую ночную песнь.
Библиотека располагалась в старейшем здании города. Когда-то это была церковь, но во времена коммунистов здание отвели под книжное царство. Сейчас здание снова собирались вернуть под крыло епархии, верующие люди устраивали демонстрации, раскидывали листовки, призывающие вернуть бога в его законный дом. А я бы предпочел, чтобы все оставалось как прежде. Мне нравилась библиотека такой, какой она была сейчас: старинные потолки, колонны. Здесь находился самый настоящий храм знаний, только вместо алтаря находился стол главного библиотекаря. Я и Луиза были завсегдатаями в этом заведении, так как оба были жадны до новых книг, и здесь мы первый раз попробовали кислоту.
Я подошел ко входу, прикоснулся к старинной ручке на двери и потянул ее на себя. Дверь открылась со знакомым скрипом. Мне даже не надо было показывать свой билет. Я просто поздоровался с библиотекарем и прошел в читальный зал. Луиза была уже там. Сегодня она выглядела слегка напряженной. Между бровями пролегла тоненькая морщинка, а под глазами темнели синяки.
– Привет, – сказала она, нервно откладывая книжку, – как прошел твой день?
– Прекрасно, портит настроение только то, скоро здесь снова поселятся попы.
– Да, – грустно кивнула Луиза, – и чего им спокойно не живется? Церквей, что ли, мало?
– Наверное, – кивнул я, – а может им просто нравится участвовать в общественных движухах, привлекая к себе повышенное внимание. Ты в порядке?
– Мышиная возня. Вот для меня, святыня только одна – это знание. А Бог… Бог – выдумка слабых людей, – ответила Луиза, пропустив мой последний вопрос мимо ушей.
Я знал, что Луиза – истинный атеист. Возможно, даже агрессивный агностик. Но я вполне понимал ее. И даже разделял её мнение.
– Ты принес? – спросила она.
Я протянул её долгожданную книжку, томик Брэдли.
– Теперь у меня есть свой карманный Авалон, – сказала она, – Алекс, дай мне небольшую вводную информацию. Что для тебя Авалон?
– Трудно сказать, – начал я немного поразмыслив над ответом, – Авалон был городом моей мечты с детства. У кого-то это Средиземье, у кого-то Зазеркалье. А у меня всегда был Авалон. Только, как тебе сказать, мой Авалон совсем не такой, каким его описывают в книгах. Я взял только название, в остальном поработало моё детское воображение, превратив этот город в нечто особенное. Цитадель моего эскапизма.
– Какие авторы ещё писали об этом городе?
– Ну, Томас Мэлори, Мэрион Брэдли, Теренс Уайт, Билл Блейк, – начал перечислять я, –еще что-то есть, наверное. Что ты так им заинтересовалась?
– Хотелось бы мне в твой Авалон, – засмеялась Луиза, – это помогло бы лучше тебя понять.
– У тебя разве не было города или страны мечты? Такого места, где, по твоему разумению, ты была бы всецело счастлива? – спросил я.
– Нет, моё воображение не такое богатое, – сказала Луиза, – поэтому я заинтересовалась Авалоном, хочу, чтобы ты стал экскурсоводом для меня.
– Сделаю все что смогу, – сказал я, извлекая из внутреннего кармана пластиковый пакетик с двумя марками ЛСД.
Глаза Луизы сверкнули озорным блеском в мягком свете библиотечных ламп.
И я рассказал всё, что знал о волшебной стране: мягких солнечных лучах, о мостах из красного камня, о теплых ветрах, что ласкают усталую кожу. Луиза слушала, слегка приоткрыв рот, и впитывала словно губкаинформацию о мире, которого никогда не было. В её глазах я видел полное понимание сказок, которые я никогда не перенесу на бумагу. Я был королем, а Луиза – моей королевой. Стоило закрыть глаза, как мы, рука об руку, шли по полю, вдыхая сладкий аромат разнотравья.
Я устроил своей девушке настоящую экскурсию в глубины неведомого края. Как мне показалось, её напряженность сошла на нет. Луиза выглядит счастливой, отметил я с некоторым облегчением.
*
Когда мы вышли из библиотеки на улице уже правила ночь. В воздухе отчетливо пахло грозой. Кислота уже начинала отпускать из своих волшебных тисков, но ощущение присутствия волшебной страны ещё оставалось с нами. Не мало тому способствовали тишина, запах озона, электричество в воздухе и редкие, но стремительные порывы теплого ветра. Уши улавливали громыхания. Где-то вдалеке сверкали слабые молнии.
– Пойдём ко мне или тебя проводить? – спросил я.
– Нет, я хочу прогуляться в одиночестве, – резко сказала Луиза, не поднимая на меня взгляд.
Я кивнул. Настроение немного ухудшилось, ведь я планировал завершить сегодняшний вечер в нежных женских объятиях. Но, я уважал её индивидуальность, поэтому не стал настаивать. У меня у самого часто бывает желание побыть наедине с самим собой. Я поцеловал Луизу на прощание и направился в сторону дома.
Ветер набирал силу и яростно гнал мусор по улицам. Мне встречались редкие прохожие, которые с опаской и интересом поглядывали на тучи и торопились домой.
– Дождь будет, – сказал какой-то старик, – беги домой, сынок, промокнешь. Знаешь ли, апрельские дожди они такие, не успеешь моргнуть, как подхватишь весеннюю простуду.
Я кивнул и последовал его совету. Когда я подходил к дому на землю уже начали падать первые тяжелые капли. Это не дождь, это ливень. Забежав в подъезд, я отдышался.
Посмотрев на свой почтовый ящик, я увидел краешек письма, торчащий из темной прорези. Я вытащил письмо и поднялся к себе в квартиру.
Письмо было адресовано мне. На нем стояло только моё имя, ни адреса, ни индекса, ничего больше. Письма мне не приходили уже года три. Я закурил сигарету и посмотрел на письмо. Оно вызывало во мне некоторое беспокойство, какое-то неясное чувство тревоги. Мне совершенно не хотелось его открывать, но так и не найдя вескую причину, чтобы не делать этого, я вскрыл конверт. В глаза бросился знакомый почерк. Почерк Луизы.
Дорогой, Алекс. Прости, что не говорю тебе это лично, ибо есть на это свои причины, о которых ты скоро (возможно) сам узнаешь.
Мне необходимо с тобой попрощаться. Я вынуждена уехать. Очень-очень далеко. Ты самый классный человек, из всех, что я когда-либо знала. Очень сожалею, что так и не сказала тебе это в лицо, но обстоятельства вынуждают меня действовать подобным образом. Видит бог (это метафора), я этого не хотела (а может быть и хотела).
Я люблю тебя (теперь я точно в этом уверенна).
Возможно, мы увидимся (на Авалоне!).
P.S. Ты опять куришь?
P.P.S. Тебе придется зайти ко мне домой и забрать свои книги. Их там накопилось порядочно. Держи себя в руках, когда будешь общаться с моей бабушкой.
Луиза.
На оборотной стороне листа убористым почерком было выведено стихотворение:
Мир мечты, как поле брани,
Крики боли вновь.
Всякий день как будто ранен,
В жилах стынет кровь.
И прекрасную когда-то
Пустоту души
Вновь наполнят пресной ватой,
Прелести лишив.
А душа, устав от бега,
От пустой мечты,
Вновь найдет под снегом
Первые цветы…
Я дважды перечитал письмо. Но все равно ничего не понял. Я же полчаса назад видел ее. В голове хаотичным водоворотом крутились вопросы: почему Луиза ничего сама мне не сказала этим вечером? Когда она успела принести письмо? Я в замешательстве набрал её номер. Кроме длинных гудков я ничего не услышал.
Я прошелся по квартире с сигаретой в зубах, лихорадочно размышляя над письмом. Мы никогда не говорили друг другу о любви. Мы оба сошлись на том, что это слово– всего лишь поэтическая метафора и не имеет никакого реального смысла. Что на нее нашло?
Через двадцать минут я ещё раз набрал её номер. На этот раз трубку взяла бабушка.
– Здравствуйте, могу я услышать Луизу? – спросил я.
– Луизы больше нет, – ответил тихий голос на другом конце провода, – только что ушел участковый. Мою девочку сбил автобус.
Я повесил трубку и облокотился на дверцу холодильника, закрыв глаза. Луиза умерла. Это что, кислота ещё действует? Или шутка?
Я вспомнил, что у меня есть половина бутылки дешевого коньяка. Прекрасно подойдет для того, чтобы запить горсть седативных таблеток.
За окном полыхнула молния, разрезав небо на две неровные части.
Глава 2. Корпорация Нецах
Я не выходил из дома три дня. Жрал горстями колёса и перечитывал письмо каждые пять минут. Я раз от раза брал в руки бумажку с аккуратным почерком Луизы и шарил взглядом по строчкам, в надежде на то, что увижу что-то новое. Но, конечно же, никаких ответов я не находил, только строчки скакали перед моими воспаленными глазами. Через некоторое время я мог декламировать письмо наизусть, но оно продолжало оставаться загадкой. Казалось, такому событию просто не может быть места в моей жизни. И моё скрученное наркотическими тисками сознание продолжало шептать мне, что эта записка – есть сложный ребус или шарада, которую надо непременно разгадать.
Я мерил свою маленькую квартиру шагами, пил кофе и курил сигарету за сигаретой. На подсознательном уровне я понимал, что необходимо взять трубку и набрать номер Луизиной бабки, чтобы узнать дату и время похорон, но я никак не смог заставить себя пойти на это, ведь если я увижу хладное тело своей подруги, то уже не останется места для сомнений в её смерти. Но зато я пообещал себе, что обязательно навещу её могилу.
Остановившись перед книжным шкафом, я наугад ткнул во вторую полку пальцем и вытащил первую попавшуюся книгу. Таков был мой усовершенствованный метод гадания по Хазарскому словарю Милорада Павича: я гадал не по одной лишь книге, а по целой книжной полке. В руке оказался томик «1984 и Скотный Двор» Джорджа Оруэлла. Я смежил веки, раскрыл книгу и снова указал пальцем в первую попавшуюся страницу. Когда я открыл глаза, то увидел, что на моё гадание выпало следующее четверостишье:
Наш маленький Вилли рыдает так громко.
Бедняжка, он так огорчен:
Сломал он всего-то лишь шею сестренке –
И сладкого чаю лишен.
Некоторое время я пытался интерпретировать предсказание, но это ни к чему не привело. В голову ничего не пришло, казалось, высший разум лишь посмеялся надо мной. Я с отвращением засунул томик на место и пробежался взглядом по корешкам книг. Чужие знания и чужой опыт не могли мне помочь разобраться в себе. Ремарк, Ирвин Шоу, Кафка, Фаулз, Драйзер, Диккенс, Джон Апдайк, Эрнест Хемингуэй, Томас Вульф, Стейнбек были сейчас бессильны.
Мои размышления прервал звонок.
– Алексей, здравствуйте, – это была бабушка Луизы, – я думала мы увидимся на похоронах, но Вас я там не видела, к сожалению. Я хотела сказать вот что. Насколько я знаю, у Луизы в комнате лежат какие-то вещи, принадлежащие вам, книги в основном, как я понимаю. Вы можете зайти сегодня вечером и забрать их.
– Спасибо, – ответил я, – и примите мои соболезнования, хоть и запоздавшие. Я не смог прийти на похороны, просто подумал, что от этого будет ещё тяжелее.
– Я Вас понимаю, – сказала она, – будь моя воля, я бы тоже там не появилась. Хотя, конечно, это банальная слабость. Но ведь в ней нет ничего плохого. Итак, во сколько Вас ждать, молодой человек?
Я посмотрел на часы, прикидывая сколько времени уйдет на то, чтобы привести себя в надлежащий вид.
– Шесть часов Вас устроит?
– Да. До встречи.
Я положил трубку и ещё некоторое время с изумлением смотрел на телефон. Бабулю будто кто-то подменил. Мерзкая старуха никогда не говорила со мной так вежливо. Видимо, горе заставило её переосмыслить некоторые черты своего характера. Против встречи с сегодняшней версией бабушки я не имел ничего против.
До шести часов времени было предостаточно, чтобы успеть сходить на кладбище и попрощаться с Луизой. Не сказал бы, что мне хотелось это делать. Но иногда приходится идти наперекор себе, следуя старым традициям. Ведь мертвому человеку ни к чему это прощание. А живой человек может попрощаться с умершим в любом месте.
Я принял душ и выпил кофе. Струи холодной воды оказали благотворное воздействие на мой разум, оттеснив напор фармацевтических препаратов. Критически осмотрев свое отражение, я помассировал большими пальцами мешки под глазами. Выглядел я, конечно, как конченный наркоман. Собственно, так оно и было.
Я оделся и вышел из квартиры.
Проходя мимо своего почтового ящика, я снова увидел белый краешек, торчащий из щели. Сердце бешено застучало. Если это ещё одно письмо от Луизы, значит я точно сойду с ума. Однако это было совсем не письмо – всего лишь рекламная листовка, распечатанная на обычном струйном принтере. Текст набранный яркими безвкусным шрифтом коллекции «Word Art» гласил:
Свершилось!
Корпорация «Нецах» начинает набор сотрудников.
Если Вы смелы и изобретательны, то это работа для Вас!
Корпорация предлагает нестандартные и интересные ситуации. И даже приключения! Зарплата – каждому по потребностям и способностям.
Собеседование будет проходить 30-го апреля в Малом Театре, в 21-00.
Ждем соискателей.
Я с сомнением посмотрел на листовку и сунул её в карман. Мерзость какая. Интересно, что за, блять, нестандартные ситуации? О каких приключениях речь? Хотелось бы мне посмотреть на человека, которого заинтересует реклама такого характера. Похоже на продвижение очередной финансовой пирамиды или тренинга личностного роста. В таком месте потеряешь больше денег, чем заработаешь.
На выходе из подъезда я выкинул из головы корпорацию «Нецах» с их ситуациями и приключениями. В мыслях и без того была каша. Свежий весенний воздух немного отрезвил меня, и стало немного легче. Вдыхая весенние ароматы, я принял спонтанное решение дойти до кладбища пешком и попытаться привести в порядок свои мысли.
