Олег Вешкурцев
Сварог

– А ты как думаешь, он тебя тогда заметил?

– Если, по правде, то думаю, что заметил, но он этого никак не показал. Когда я вернулся в лагерь с несколькими зайцами, попавшими той ночью в силки, он уже был там, сидел у костра с отцом и другими людьми, и как ни в чём не бывало пил еловый отвар.

– Ладно, спасибо, что проводил меня, – сказала Мила и, поцеловав в щеку Радомира, побежала к избе.

Радомир шёл обратно другой дорогой, он не спешил, а по пути размышлял. Он хотел понять, действительно ли Хельги губит поселенцев или тут другая причина?

– Эй, малец, поди сюда! – внезапно раздался голос в стороне.

Радомир был погружён в свои раздумья, поэтому сначала не обратил внимания на этот выкрик, но, когда он повторился вновь, парень повернул голову в сторону, откуда послышался этот возглас.

– Да, ты что стал, как истукан, поди сюда, говорят.

Радомир увидел возле корчмы двух пожилых мужиков, один из которых мочился прямо на стену заведения, из которого они, судя по всему, только что вышли. Парню были противны эти люди, поэтому, сделав несколько шагов в их направлении, он холодно поинтересовался:

– Чего вы от меня хотели?

К этому времени второй мужик уже облегчился и, пошатываясь, повернулся к Радомиру, завязывая веревки на портках.

– Малец, ты бы мог помочь старым воинам? – дружелюбно спросил мужик, и стал медленно подходить к Радомиру.

– Да, а что у вас случилось? – спросил Радомир, погладывая на двух здоровенных мужиков, которые к нему подошли и стали с двух сторон. Один из них, зажав поочередно каждую из ноздрей, высморкался прямо себе под ноги, а после положил свою тяжелую руку на плечо Радомира, вытирая свои пальцы о его рубаху. Радомир дёрнул плечом и, сделав шаг назад, произнес:

– Мне надо идти, извините.

– Стоять! – зарычал тот, который вытер руку о рубаху Радомира, и, чуть не споткнувшись о камень, снова подошёл к нему.

– Не ори на него, Кабан, малец и так в штаны уже наложил, – прохрипел второй.

– Дай, нам несколько денарий, а то наши закончились, и нам больше не наливают, – произнёс мужик, – и Радомир почувствовал неприятный запах перегара и репы.

– У меня ничего нет, поэтому я не могу вам ничем помочь, – ответил Радомир, и только собирался уходить, как вдруг заметил, что один из них замахивается на него кулаком, желая видимо наказать за отказ.

Радомир успел наклонить корпус, и огромный кулак прошёл выше головы. Оставаясь в этом положении, на полусогнутых ногах, Радомир побежал на противника и, вложив всю свою массу и силу, толкнул нападавшего плечом. Кабан отлетел и рухнул прямо в придорожную грязь. Радомир, ожидая ещё одного нападения, развернулся в направлении второго мужика, но тот стоял и смеялся, показывая пальцем на своего друга, лежащего в грязи.

– Чего ты ржешь, Акун, дай уже ему в ухо, – прокричал Кабан, вымазанный в грязи и навозе, попытавшись подняться на ноги.

– Ладно, – внезапно прекратив заливаться смехом, ответил второй – и, достав из-за пояса кинжал, пошёл на Радомира.

Когда Акун был уже в нескольких шагах и Радомир в подробностях рассмотрел его лицо, искаженное злобной гримасой, вдруг раздался крик:

– А ну, стоять.

Акун, остановившись, посмотрел в сторону корчмы, на ступеньках которой стоял высокий и на вид достаточно сильный человек с широким шрамом на лице. Радомир его сразу же узнал.

– Гордей, остынь, – произнёс Акун, – он сам на нас накинулся.

Гордей подошёл ближе к нему и смерил его взглядом. Затем он перевёл взгляд с Радомира на Кабана, продолжавшего ещё лежать на земле.

– Вы же были хорошими дружинниками, а теперь вы пьянчуги и подлые псы, – произнес Гордей. Думали поживиться в лёгкую, да не тут-то было? Пошли отсюда, чтобы я вас сегодня тут больше не видел.

Мужчины без единого звука поднялись, и Акун, подбежав к Кабану, помог ему подняться. Гордей, ещё раз посмотрев на Радомира, повернулся и пошёл обратно в корчму, а Радомир, проводив взглядом Гордея, продолжил свой путь в сторону дома.

Медовуха лилась рекой, Гордей пил, почти не закусывая, и к вечеру сильно захмелел. Приближался второй день рождения его маленькой сестрёнки, который она уже не отпразднует. Утром, как всегда, он ходил в лес за дальнюю реку, как они с Умилой называли это место. Там он нарвал её любимых лютиков, чтобы положить на могилу. Гордей хорошо помнил тот день, когда нашёл её детское искалеченное бездыханное тело, и когда он об этом думал, то в нём с новой силой закипали чувства ярости и мести. Он злился на себя, ведь он так и не узнал, кто это с ней сделал, а когда в поселении пошли слухи, что это чародей Хельги терзает людей, обратившись огромным зверем, он зацепился за этот вариант, так не надо никого искать, виновник известен, остаётся только прийти и покарать его. Гордей помнил, как маленькая сестрёнка всегда тащила в избу выпавших из гнезд птенцов, ругала охотников, которые возвращались с охоты с мертвыми тушками наперевес. Она всегда просила его не убивать людей в схватках, а только обезвреживать. Гордей, ради Умилы старался так и поступать, но однажды, это привело к тому, что пощажённый им преступник воспользовался случаем и ударил его плетью с металлическим наконечником по лицу, из-за чего Гордей ослеп на один глаз. Он, конечно, об этом ей не рассказал, потому что она так жалобно плакала и жалела старшего брата, когда увидела его рану. Она ежедневно обрабатывала её мазями и накладывала свежие примочки. Умила была ему не только как младшая сестра, но и как дочь: после смерти родителей они остались одни.

– Ты знаешь, я убью этого волхва, я найду его, пусть даже староста этого не хочет, – через силу подбирая слова, заявил Гордей кому-то, кто сидел с ним рядом за столом.

На него никто не обращал внимания, корчма была наполнена голосами людей, которые собирались группами и что-то громко обсуждали, выпивая и закусывая. Только Гордей сидел один, он чувствовал себя самым одиноким человеком, даже в этой толпе народа. Он боялся этого состояния, и поэтому решил привлечь внимание мужика, сидящего рядом.

– Слышишь, мужик! Я говорю, что убью этого волхва, он сдохнет, как поганый пёс, – закричал он повернувшемуся к нему человеку в лицо, и как бы по-дружески толкнул его в плечо.

– Ты, чего, в ухо захотел? – послышался хриплый голос в ответ.

– Ты не слышишь меня? – продолжал Гордей, я убью его и отомщу за мою Умилу.

– А ну сгинул отсель, мне плевать на твою Умилу и на тебя тоже, – пробасил мужик, после чего его друзья засмеялись.

Гордей, может быть, и не обратил бы внимание на слова незнакомца, он был сильно пьян, и даже ровно сидеть у него получалось с трудом, но, когда он услышал, каким образом тот упомянул имя его любимой сестрёнки, сдержать себя он уже был не в состоянии. Он зарычал, как какой-нибудь лесной зверь, и, схватив незнакомца за холщовую рубаху, потащил его прямо по лавке, а после швырнул на пол. В корчме повисла тишина, некоторые из находившихся там людей не понимали, что происходит и вертели головами, пытаясь это выяснить.

– Ах ты, ирод поганый, что удумал? – закричал незнакомец Гордею, поднявшись на ноги.

– Ты виноват, ты оскорбил память моей любимой сестрёнки, она ведь ничего плохого никому не сделала, а ты на неё плюёшь, – у Гордея заплетался язык и кружилась голова, но он чувствовал в себе силу, которую подпитывала злость.

Мужик не понимал, о какой сестрёнке идёт речь, и, посчитав Гордея не в своём уме, хотел избежать драки, но его друзья начали кричать, что он должен драться, ведь его при всех опозорили и что он теперь обязан наказать этого дуботолка (нар. дурака). Незнакомец пошёл у них на поводу и, засучив рукава рубахи, пошёл на сближение, выставив одну руку перед собой, а вторую заведя назад. Гордей стоял с опущенными руками, слега пошатываясь. Он даже не стал уворачиваться от ударов незнакомца, казалось, что ему была просто необходима эта боль. Возможно, он так себя наказывал за то, что не уберёг Умилу, а возможно, он просто хотел выбить из себя опьянение. Осознав то, что Гордей не сопротивляется, мужик остановился и, опустив руки, произнес:

– Эх, чудной же ты мужик, но чую я, что на душе у тебя совсем худо. Я не хотел обидеть тебя и твою сестру, ты не серчай на меня, а пойдём лучше поднимем по чарке за дружину нашу и воеводу Ярополка. Гордей кивнул головой, и они сели обратно за стол.

Гордей переходил «дальнюю реку» по упавшему через неё дереву, служившему мостом. Как только он оказался на другом берегу, вдруг услышал сзади детский голос:

– Гордей, подожди меня, а то мне тут одной страшно.

Резко повернувшись назад, он увидел Умилу. Он не мог поверить своим глазам, поэтому стал выкрикивать имя сестры и говорить, что он сейчас к ней вернётся. Она засмеялась своим детским тоненьким голоском и, забравшись на дерево, пошла к нему навстречу. Гордей в этот момент испытал, наверное, все эмоции одновременно: он радовался, боялся и не верил во всё происходящее. Не дожидаясь, когда сестра перейдёт реку, Гордей пошёл к ней. Они шли друг к другу навстречу, но не сближались. Гордей испугался этого и вначале ускорил шаг, а потом и вовсе побежал к ней. Когда они всё же сблизились до пары аршинов, Умила вытянула вперед руку и начала повторять его имя.

– Гордей, проснись ты уже!

Открыв глаза, Гордей увидел, что над ним стоит Чернава, которая пытается его разбудить. В этот момент он понял, что Умила ему просто приснилась, а когда чары чудесного сна растворились в реальности, черная тоска снова овладела его сердцем.

– Чего тебе надо, Чернава, ты зачем меня будешь? – недовольно прохрипел Гордей.

На самом деле, Чернава ему нравилась ещё с детства. Они росли вместе, а когда повзрослели, он часто о ней думал, особенно по ночам. Гордей бегал рано утром в поле и срывал для неё самые красивые и свежие цветы, а потом оставлял букет возле двери её избы. Он так и не понял, догадывалась ли она, кто дарит ей эти цветы, но однажды он увидел её вместе с каким-то парнем, за которого вскоре она и вышла замуж. Бабы судачили потом, что она брюхатая была, поэтому они и посватались.

Первой весной после их свадьбы Всеволод собрал дружину, чтобы выдвинуться на помощь муромскому князю Глебу Владимировичу. В эту дружину также записался и муж Чернавы, а так как Гордей был одним из самых уважаемых воинов среди дружинников, она прибежала к нему как-то ночью и попросила присмотреть за ее мужем. Только глаза она свои прятала от него, когда просила за другого. Ничего он ей не обещал в ту ночь, зол он был тогда очень на неё, боль сердечную она ему доставляла, а когда ещё пришла про другого говорить, так легче было просто клинком пронзить его грудь, чем слушать её слова.

Не вернулся её муж с того похода, сгинул где-то под Муромом. Когда вернулся Гордей назад, узнал, что Чернава родила мальчонку. Роды прошли плохо, хоть и повитуха была опытной женщиной. Ребёнок оказался с какой-то хворью и через некоторое время после рождения умер. Гордей в душе даже немного радовался этому, хоть и понимал, что это очень плохо.

– Вставай Гордей, горе, ох горе, – причитала Чернава, теребя его за плечо.

Голова гудела, словно кузнец бил по ней молотом. Приподнявшись, он протёр глаза руками, пытаясь поскорее разогнать сон.

– Что случилось, говори, что за горе?

– Агний мёртв, – сказала она и закрыла лицо руками.

Воцарилась тишина. Гордей смотрел на Чернаву, но его взгляд блуждал далеко за пределами избы.

– Как это случилось? – сухо спросил Гордей.

– Он пропал вчера вечером, его искали и только под утро нашли тело на краю поселения, недалеко от старых камней.

– С этим надо что-то делать, так нельзя, постоянно жить в страхе. Я теперь больше никогда не отпущу Богдана дальше колодца.

Гордей поднялся и вышел на улицу. Возле его избы стояла кадка, наполненная дождевой водой. Он, не снимая рубахи, окунул в неё голову по самые плечи и вытащил, только через некоторое время. Вода стекала вниз по телу. Он ещё несколько раз умылся, с усилием массируя лицо. Затем, сняв рубаху и обтершись ею, он бросил её возле кадки и, вернувшись в избу, вышел уже в другой, старой холщовой рубахе, которая местами была залатана. К тому времени Чернава уже ждала его возле заброшенного палисадника, за которым раньше следила Умила.

– Пошли, – сказал Гордей, – и направился к избе, где жил Агний.

Войдя внутрь тесной избы, он увидел мальчика, лежавшего на соломе, укрытого сверху сермяжным покрывалом. В избе было людно, все стояли по-над стенками и опустевшими глазами смотрели на покойника, возле которого ходил батюшка, читая себе под нос молитвы. Подойдя к телу, Гордей наклонился и поцеловал Агния в лоб, который обжёг его губы холодом. Гордей вспомнил, как родился Агний, какой был в ту пору сильный мороз и как он помогал его семье с дровами, чтобы согреть избу, и как, повзрослев, Агний постоянно играл вместе с Умилой, которая была немного старше его и выступала в роли его старшей сестры.

– Не переживайте, моя Умила там за ним присмотрит, – выпрямившись, сказал Гордей, смахнув слезы, скатившиеся из глаза и застрявшие в щетине.

В избе раздался скрип двери и грохот шагов. В светлице появился Всеволод с Варварой. Негромко поздоровавшись, Всеволод подошел к телу мальчика и погладил его по волосам.

– Что кузнец, видишь, что твой чародей наделал? – цедя каждое слово, произнёс Гордей.

– Оставь это, Гордей, не место здесь, чтобы спорить.

– А что тут спорить, Всеволод, кто бы мог убить Агния, ведь все его тут знали и любили?

– Это могли сделать чужаки, в округе много торговцев, которые идут в Муром или Рязань, почему ты считаешь, что это обязательно сделал Хельги?

– Кто нашёл его тело? – спросил Всеволод, осматривая присутствующих в избе.

Это был я, староста, – сказал один из присутствующих в красном кафтане. Я ехал на повозке, хотел накосить травы и, выезжая из поселения, в камышах, недалеко от старых камней, увидел тело.

– Ты осмотрел место, где находилось тело? – сурово спросил Всеволод.

Раздался тихий, но пробирающий до костей, своей безграничной горечью плачь матери, очередной раз осознавшей, что её сына, которого она совсем недавно могла крепко обнять и поцеловать, больше нет, а осталось только холодное и безжизненное тело, о котором сейчас говорили.

Сделав небольшую паузу, более спокойным голосом Всеволод продолжил:

– Меня интересуют следы, ты видел вокруг тела следы животных, или там были только следы людей?

Мужик в кафтане нахмурил брови, пытаясь вспомнить.

– Не могу точно вспомнить, но по мне, там были только человеческие следы.

Всеволод посмотрел на Гордея и, не отводя глаз, спросил:

– Вы осмотрели его раны, как он погиб?

– Он был весь в крови и болотной грязи, поэтому я не видел ран, а поскорее положил его на свою повозку и вернулся в поселение.

Всеволод подошёл к телу мальчика и, предварительно получив зрительное одобрение от матери, поднял покрывало и стал осматривать раны в области сердца на груди и спине, немного приподняв тело. Закончив осмотр, и снова накрыв покрывалом, Всеволод произнёс:

– Агния убили, несколько раз пронзив саблей или мечом, это поймет любой, кто хоть когда-нибудь видел, какие раны на теле остаются после этого оружия. Поэтому обвинение, что его убил Хельги, обратившись в волка, можно даже не слушать.

– Так значит ты подтверждаешь, что этот чародей и твой друг Хельги, всё же оборачивается в волка? – С нескрываемой злостью спросил Гордей.

– Нет, я этого не подтверждаю, а просто стараюсь убедить тебя не рубить с плеча, обвиняя во всем Хельги.

– Если он не убил его в виде волка, значит, он зарезал его в человеческом обличье, – заявил Гордей. – Ведь он, как дикий зверь, однажды попробовавший вкус человеческой крови, будет стараться напасть, при любой возможности.

Всеволод не стал отвечать Гордею, обнял мать Агния, и, взяв за руку Варю, вышел из избы.

Выйдя из душной избы, Всеволод успел сделать всего несколько шагов, после чего услышал свое имя. К нему спешил Гордей.

– Всеволод, ну чего ты упрямишься, почему ты выгораживаешь этого чародея? Признай уже, что он уже не тот добрый воин, с которым ты плечом к плечу участвовал в битвах. Может он увлёкся грибами берсерков и поэтому не может контролировать себя, что приводит к этим страшным последствиям?

Смотря на Гордея, Всеволод понимал, что тот действительно верит в то, что говорит и поэтому боялся, что Гордей действительно решит начать охоту на Хельги, что может привести к новым смертям. Всеволод только хотел ответить Гордею, но вдруг Варя отпустила руку и, подойдя к Гордею, проникновенно посмотрев ему в глаза снизу вверх, сказала:

– Дядя Гордей, мне очень вас жалко, после того, как умерла Умила, вы сильно постарели. Гордей взглянул на Всеволода, который в ответ смущенно пожал плечами.

– Варя, не надо так говорить, дядя Гор… – начал было Всеволод, но Гордей его остановил и попросил девочку договорить, что она хотела.

– Я дружила с Умилой и Агнием, поэтому мне тоже очень грустно, что их теперь нет и, если честно, я теперь и сама боюсь гулять одна, но больше всего, я скучаю по своей матери. Она часто приходит ко мне во сне, и тогда мы разговариваем с ней, а ещё, во сне, она меня часто прижимает к себе, точно так, как она это делала, когда была жива. Есть только одна разница, когда она это делает во сне, я не слышу стука её сердца.

– Мне очень жаль, Варя, что ты так рано лишилась матери. С ней такого не должно было случиться, как и с моей Умилой, Агнием и другими людьми, которых убил волхв Хельги.

– Этого он не делал, я разговаривала с мамой и спрашивала её, как она умерла? Она мне отвечала, что холодный, как снег и узкий, как горный ручей, клинок пронзил её сердце. Все знают, что Хельги не носит узких клинков, с саблями ходят чужаки и некоторые из наших дружинников, которые забрали их у поверженных ими врагов.

– Варя, ты не по возрасту смышленый ребёнок, тебя интересно слушать; теперь я понимаю, почему моя Умила дружила с тобой, но люди же не зря судачат, что видели Хельги, как он обращался в большого волка и рыскал по округе, мне обязательно это нужно проверить самому. Я найду Хельги и приведу его в поселение, пусть он сам всё расскажет людям.

– Гордей, ты же знаешь, Хельги никогда не сделает того, чего сам не желает, – вступил в диалог Всеволод.

– Тогда мне придётся заставить его это сделать, – сказал Гордей, добавив, что очень спешит, повернулся и пошёл в обратную от Всеволода и Вари сторону.

– Если ты попытаешься его одолеть, то он просто убьет тебя, чего я очень хочу избежать, – крикнул Всеволод вслед, но Гордей не обернулся и продолжил идти.