Олег Таругин
Морпех. Малая земля

© Таругин О., 2021

© ООО «Издательство «Яуза», 2021

© ООО «Издательство «Эксмо», 2021

От автора

Описанные в книге события могут частично не совпадать с событиями реальной истории времен обороны плацдарма «Малая земля». Имена большинства бойцов и командиров РККА и РККФ изменены или вымышлены.

При написании романа автор опирался на различные исторические и литературные источники, в том числе сборник документальных очерков и рассказов «Малая земля» Георгия Владимировича Соколова, проведшего на плацдарме все семь долгих месяцев его обороны. В то время капитан Соколов командовал отдельной разведротой, высадившейся на Мысхако следом за десантниками майора Цезаря Куникова, был дважды ранен и контужен.

Автор выражает глубокую признательность за помощь в написании романа постоянным участникам форума «В Вихре Времен» (forum.amahrov.ru) Александру Оськину и Игорю Черепнову и читателям литературного портала «Author.Today» (https://author.today).

Спасибо большое, друзья!

Пролог
Пропажа

Новороссийск, наши дни

– Тебя тоже Егорыч ни с того ни с сего вызвонил? – поприветствовав товарища, осведомился Лешка Семенов.

– Ну, да, иначе с чего б я в выходной сюда приперся, – пожал плечами Серега Ерасов, с сомнением оглядев запертую дверь штаба поискового отряда. – Не знаешь, что случилось?

– Без понятия, Серег. Торжественное захоронение давно прошло, на коп вроде бы не собираемся, разве кто из пацанов частным порядком на разведку рванет, лето же… короче, не в курсе. Еще и опаздывает.

– Командир не опаздывает, командир задерживается, причем исключительно по уважительной причине! – Внезапно раздавшийся за спинами поисковиков голос заставил обоих вздрогнуть. Несмотря на возраст, Виктор Егорович всегда подходил абсолютно бесшумно – сказывались два проведенных «за речкой» срока. А ведь вроде бы обычным сапером был… или все-таки не совсем обычным? Про это Егорыч никогда не рассказывал – как, впрочем, и про остальные свои афганские приключения. А если напрямую спрашивали – только отмалчивался или парой-другой фраз уводил разговор в сторону.

– Гадаете, зачем звал? – пожав ребятам руки, осведомился тот. – Есть причина, есть. Вот только поговорить об этом могу исключительно с вами, остальные, боюсь, просто не поймут. Не хмурьтесь, бойцы, сейчас все узнаете. – Командир отряда зазвенел ключами, отпирая дверь. – Ладно, потопали внутрь, там и прохладнее, и разговаривать сподручнее, и чаек-кофеек имеется.

Включив электрочайник, Виктор Егорович уселся напротив парней и надолго замолчал. Подобное поведение для основателя местного поискового движения было абсолютно несвойственно. Обычно дело обстояло как раз строго наоборот – Егорыч всегда буквально искрил активностью, непрерывно мотаясь из одного конца раскопа в другой, как бы далеко тот ни находился. И лопатой махал наравне со всеми, и с кистью мог, согнувшись в три погибели, над останками хоть час просидеть, слой за слоем расчищая эксгумационный стол. За что и получил (за глаза, понятно, поскольку назвать его так прилюдно никто из ребят бы не решился) у военных археологов кличку «наш живчик». Была и другая кликуха – «энерджайзер», но как-то не прижилась. Да и мало кто из молодых копателей помнил ту старую рекламу…

Вот только сейчас от былой активности отчего-то не осталось и следа, и это откровенно настораживало. Это что ж такого могло случиться, что командира так нахлобучило?!

Термопара сработала штатно, и чайник сухо щелкнул, сообщая, что вода закипела.

Виктор Егорович, словно очнувшись, поднялся с табурета и протопал к столу. Все так же молча заварил себе чай, лишь затем обернувшись к поисковикам:

– Кому что, бойцы? Чай, кофе?

– Может, поговорим сначала? – быстро переглянувшись с товарищем, спросил Алексей. – А то… ну, короче, ты какой-то сам не свой, а, Егорыч? Произошло что? Так расскажи, не зря же звал.

– Не зря, не зря… – задумчиво пробормотал тот, глядя на плавающий в кружке чайный пакетик. – Ладно, слушайте. Помните, с месяц тому сын моего боевого товарища к нам на Вахту приезжал? Старший лейтенант морской пехоты? Учения у них в тех местах планировались. Точнее, в районе Южной Озереевки.

Поисковики снова переглянулись:

– Шутишь, командир? Разве такое позабудешь?! Один перочинный нож из раскопа, второй такой же – из его кармана… волосы дыбом! А что такое, собственно?

– Вот именно, что нож… – пробормотал себе под нос Виктор Егорович, выбрасывая заварившийся пакетик в мусорное ведро. – Короче, такое дело, бойцы. Пропал Степка во время учений, и тела его так и не нашли. А через пару дней и нож, что вы на той позиции обнаружили, тоже исчез…

– В смысле исчез? – непонимающе захлопал глазами Ерасов. – Он же у вас был?

– В том-то все и дело, – пожал плечами командир отряда. – Я как про Степу узнал – мне батя его отзвонился, – зачем-то решил на находку вашу поглядеть. Будто изнутри что толкнуло. Вытащил, на стол положил. Буквально на минуту-другую отвлекся, хоть из комнаты никуда не выходил, а он возьми да и исчезни, будто в воздухе растворился. Раз – и нету. На столешнице только крупинки глины остались, той, что между лезвий застряла. А самого ножичка – как не бывало. Испарился, понимаешь ли…

– И… что? – осторожно осведомился Семенов, ощутив, как шевельнулись короткостриженые волосы на голове и по телу короткой волной пробежал озноб. Ерасов, судя по ошалевшему взгляду, ощущал примерно то же самое.

– Что, спрашиваешь? – невесело хмыкнул Виктор Егорович. – Да чуть с ума в тот момент не сошел, вот что! Хорошо, закалка у меня еще советская, армейская, поскольку психов в саперы не брали и тем более «за речку» не отправляли. Оклемался потихоньку, а наутро вас вызвал. Вот такие дела, товарищи бойцы… Есть хоть какие-нибудь мысли, что все это означать может? Вы ж у меня люди продвинутые, книжки всякие читаете про этих, как их там называют? Попаданцев, что ли? Вот и напрягите мозги, помогите своему живчику хоть что-нибудь понять.

С усмешкой оглядев ошарашенных парней, Виктор Егорович хмыкнул:

– Тоже мне, секрет Полишинеля! Уж сколько лет про кликуху эту знаю, так что не парьтесь. Меня больше интересует, что по существу вопроса сказать можете?

И, с сомнением взглянув на чашку в своей руке, добавил:

– Кстати, коль чаю не желаете, у меня и чего покрепче найдется, как раз под наш будущий разговор…

Глава 1
Санбат

Плацдарм «Малая земля»,

5 февраля 1943 года

Влажно блестящий от морской воды БТР-80, вспенивая протекторами прибрежную волну, мягко выкатился на каменистый пляж. Под колесами шуршала, проседая под весом бронемашины, мелкая новороссийская галька. Со стуком опустился более не нужный водоотражательный щиток, крутнулась по погону башня, нащупывая противника стволом крупнокалиберного пулемета. По броне тут же дробно сыпанули немецкие пули, оставляя в местах попаданий отчетливые отметины и с визгом уходя в рикошет. В ответ отрывисто рявкнул «КПВТ», и тяжелые пули буквально в клочья разнесли замеченную наводчиком пулеметную позицию, с одинаковой легкостью прошивая набитые песком мешки и разрывая на части тела расчета. Башня чуть довернулась, снова запрыгали по мокрой броне дымящиеся стреляные гильзы, брызнул фонтанами песка и земли бруствер – и еще одна фашистская огневая точка перестала существовать.

– Вперед, Санька! – заорал старлей, от волнения позабыв про подключенный к ТПУ шлемофон, и механик-водитель послушно увеличил скорость, рывком бросая бронетранспортер вперед и уходя из пристрелянного сектора. – Вон туда давай! Иначе минами накроют!

Вовремя – то справа, то слева стали подниматься кусты минометных разрывов. По броне звонко забарабанили осколки и подброшенная взрывной волной галька. Несколько осколков пробили резину колес, но система автоматической подкачки пока справлялась, компенсируя давление, и бэтээр даже не сбросил скорости.

Преодолев неширокую полосу пляжа, «восьмидесятка» добралась до первой линии вражеской обороны. Грохотала, не жалея боеприпасов, башенная пулеметная установка, ревел всеми своими двумястами с лишним «лошадками» дизель, подвеска с легкостью скрадывала любые неровности. Снеся проволочные заграждения и перемахнув опоясывающую зону высадки советского десанта траншею, БТР крутнулся на месте, развернул башню и двинулся вдоль окопов, продолжая долбить из обоих пулеметов, и крупнокалиберного, и ПКТ. Широкие колеса подминали зазевавшихся гитлеровцев, впечатывая их в неподатливую землю легендарного плацдарма. Скрежетала по днищу зацепившаяся за левый буксирный крюк колючая проволока.

«Странно, почему мы одни, отчего остальные не высадились? Ведь следом вся десантно-штурмовая рота шла, лично видел, как они трюм покинули, – осмотревшись через командирский перископ, задался вопросом Алексеев. – Может, их бэтээр течением в сторону снесло, пока к берегу плыли? Кстати, и «Новороссийска» тоже не видать, а ведь должен артогнем прикрывать. Один залп бортовых РСЗО – и нам бы вовсе не пришлось боеприпасы тратить, весь пляж на полметра вглубь в выжженную землю б превратили. Две пусковые по двадцать стволов – силища покруче местных «Катюш». Только нет ведь никого, вот какое дело. И бойцов в десантном отделении отчего-то тоже нет, только экипаж – он сам, мехвод Санька Никифоров да наводчик Коля Боровой. Что за чушь?!»

– Командир, танк! – вскрикнул Никифоров, бросая бэтээр в сторону, и старшего лейтенанта болезненно впечатало плечом в бронированный борт.

Сдавленно выругавшись, Степан взглянул в смотровой прибор, установленный в правом скуловом бронелисте. Танк, уже виденный им в этом времени, угловатый Pz-IV, в точности такой, какой он спалил двумя гранатами в последнем бою, неторопливо выползал из-за невысокого прибрежного холма. Плохо, реально плохо – против его брони их пулемет не играет, вообще никак. Окажись на его месте что-нибудь легкое, «двойка», там, или творение чешских танкостроителей, можно было вовсе не париться: башенный «КПВТ» прошил бы его едва ли не навылет. Или даже без «едва ли». Но тут им ничего не светит, от слова «совсем». Зато всего одно попадание башенного орудия – и амба, как морячки говорят. Разворотит, словно консервную банку, от лобовой брони и аж до самой кормы.

– Маневрируй, Сань! У тебя в скорости преимущество! Постарайся в борт зайти, порвем суке гусянку, у нас калибр как у противотанкового ружья!

– Понял, командир! – Мехвод крутанул штурвал, поворачивая бронемашину. – Счас сделаем…

БТР-80 – отличная машина, репутация которой подтверждена тридцатью с лишним годами боевой эксплуатации и десятками локальных войн и конфликтов по всей планете. Закономерный и успешный финал развития всей линейки советских плавающих четырехосных бронетранспортеров шестидесятых-восьмидесятых годов. Неприхотливая и феноменально надежная, особенно когда ею управляет грамотный механик-водитель. Вот только даже самый грамотный мехвод уже ничего не сумеет изменить, если все четыре колеса одновременно проваливаются в немецкую траншею, и четырнадцатитонный бэтээр намертво садится брюхом на бруствер…

Когда бронемашина внезапно завалилась на правый борт, Степан как-то сразу и окончательно осознал, что это конец. Сколько фрицевским танкистам нужно времени, чтобы развернуть башню, навести пушку и выстрелить? Тридцать секунд, меньше? Оставалось только одно – успеть спасти бойцов.

– Экипаж, покинуть машину! Через левую дверь! Быстро! – Ухватив замешкавшегося наводчика за плечо, Алексеев стащил его с сиденья, пихнув в направлении бортового люка. Лязгнув, распахнулись бронированные створки, ощутимо пахнуло сгоревшим порохом, отработанной соляркой и морем. Море солено пахло водорослями и йодом.

– Уходите налево вдоль побережья, ищите, где наши высадились! Санька, чего тормозишь? Или тебя приказ не касается? Живо наружу, автомат только прихвати! Я догоню.

Вытолкав Никифорова, Степан на миг замер, справляясь с внезапно накатившим ощущением дежавю: ведь все это уже было совсем недавно, разве нет? Он отдавал приказ немедленно покинуть машину, торопил мехвода, напоминая тому про личное оружие. Вот только о том, что произошло дальше, вспомнить он, как ни старался, не мог. Да и какая на фиг разница?! Только драгоценное время теряет, которого и без того почти не осталось…

Заняв место наводчика, Алексеев приник к перископическому прицелу, коснулся рукояток горизонтальной наводки. Особым спецом стрельбы из «БПУ» он, разумеется, не был, но как именно навести башенную пулеметную установку на цель и открыть огонь, знал, поскольку учили. Мощная оптика рывком придвинула вражеский танк – теперь можно было разглядеть даже самые мельчайшие детали. Угловатая башня медленно поворачивалась, нащупывая цель. Эх, сейчас бы долбануть бронебойно-трассирующими по гусеницам да очередью патронов в двадцать – разнес бы вдрызг! Глядишь, и бортовую броню бы пробил, кто его знает, какая там толщина? Жгли же наши фашистские панцеры из противотанковых ружей, и хорошо жгли. Вот только не выйдет, увы… Поскольку не видит он ходовой, только башня над землей торчит. Что ж, значит, так тому и быть – будет стрелять по башне. Сумеет разбить смотровые приборы и прицел наводчика – отлично. А уж если повредит пушку, а то и вовсе внутрь канала ствола пару пуль загонит – так и совсем замечательно! Боеприпасов можно не жалеть, перед тем как они застряли, Коля как раз сменил отстрелянную ленту на новую. Вот только… знать бы еще, где именно этот самый прицел наводчика находится?

Совместив прицельную марку с маской танковой пушки, старший лейтенант открыл огонь. «КПВТ» отозвался гулким «ту-ду-ду-дух», заставив корпус бронетранспортера мелко задрожать. Броня «четверки» расцвела короткими вспышками попаданий и рикошетов, и Степан, не прекращая стрельбы, чуть сместил прицел, стараясь попасть по орудийному стволу. Всего одна попавшая в нужное место пуля; всего одна-единственная – и он победил…

В памяти внезапно всплыли воспоминания: один из афганских сослуживцев бати как-то рассказывал, что они любили забивать в ленту патроны МДЗ, причем не один на десяток, а куда чаще. Изначально предназначенные для борьбы с низколетящими воздушными и небронированными наземными целями, 14,5-мм зажигательные пули мгновенного действия отлично работали против глинобитных дувалов и стен из саманного кирпича, при попадании разнося их буквально в пыль. Он же упоминал, что при попадании по танковой броне последняя, понятно, не пробивалась – стального сердечника-то нет, – но подрыв начиненной инициирующей взрывчаткой пули на внешней поверхности порой выбивал с внутренней стороны множество мелких осколков. Смертельно поразить экипаж они не могли, но вот доставить кучу неудобств, а то и лишить зрения – вполне. Причем, если он правильно запомнил, речь шла о танке Т-55, в сравнении с которым никакой фашистский панцер и вовсе не катит. Вот только есть ли в ленте патроны МДЗ, старлей не знал…

Башня немецкого танка замерла, уставившись на бэтээр зловещим черным зрачком семидесятипятимиллиметровой пушки.

«Сейчас выстрелит, – обреченно понял Алексеев, судорожно подкручивая маховички вертикальной наводки. – Ну, да и хрен с тобой. Глядишь, еще и попаду. Прямо в ствол тебе, сучий хрен, подарочек зафигачу!».

Собственно, самого выстрела старлей даже не заметил – на этот раз не было никакого «эффекта слоу-мо» и прочего «будто бы остановившегося времени». Просто что-то коротко сверкнуло впереди – и неисчислимой человеческим разумом долей мгновения спустя все исчезло. Вообще все – и боль, и чувства, и мысли, и время, и пространство.

Только полыхал, выбрасывая вверх жаркое жадное пламя, развороченный, с сорванной башней, бронетранспортер…

* * *

– Тише, товарищ старший лейтенант, тише, пожалуйста! Не нужно вставать, нельзя вам! – Чьи-то легкие, но сильные руки опускаются на плечи, прижимая к… а к чему, собственно, прижимая? К земле? Ну, да, наверное, к земле. Значит, он все-таки сумел выбраться из горящего бэтээра, после того как в машину попал танковый снаряд. Так, стоп! Как бэтээр мог гореть, если он утонул еще во время высадки?! Танк – да, был. Тот самый танк, который он собственноручно уничтожил двумя гранатами. Но как он мог стрелять в утонувший бронетранспортер? Да и зачем? Ведь артиллерийский снаряд, ударившись об воду, сразу сдетонирует?

Танк… бронетранспортер… взрыв… фонтан поднятой воды… спасательный круг… выплеснувшееся из-под погона угловатой башни пламя… заполнившая все его существо короткая боль…

Сдавленно застонав, Степан пришел в себя. Никаких провалов в памяти больше не было: последние события он помнил. Точнее, вспомнил. Вот он толкает к дому, где держит оборону кап-три Кузьмин с бойцами, замешкавшегося Ваньку, крича, что боекомплект в немецком танке вот-вот взорвется. И теряет несколько драгоценных секунд, возясь с оброненным товарищем перочинным ножом, который, как ему кажется в тот момент, обязательно нужно уничтожить. И уничтожил, что характерно: в эпицентре детонации нескольких десятков танковых выстрелов китайская безделушка уж точно уцелеть не могла. Особенно после того, как выгорит заливший боевое отделение бензин из развороченных внутренних баков.

Затем – взрыв… ну и все, собственно.

А вот вступивший в схватку с немецким панцером БТР-80 – просто горячечный бред; морок контуженного мозга. Эдакая вольная компиляция недавних воспоминаний, неведомым образом объединивших воедино неудавшуюся высадку, утонувший бронетранспортер и бой с танком в Станичке…

– Кто… вы? – прохрипел старлей, пытаясь сфокусировать взгляд. Получалось не очень, лицо склонившегося над ним человека расплывалось, словно неведомый портретист пытался рисовать акварелью на излишне влажной бумаге. Хотя то, что голос был женским, скорее даже девичьим, никаких сомнений не вызывало. – Где я?

«А ведь все это уже было совсем недавно, – мелькнуло в сознании. – Я уже задавал этот вопрос. Кому? Так Левчуку с Ванькой и задавал, кому ж еще? Когда в том блиндаже в себя пришел, тогда и задавал. Однако две контузии за сутки – это мне реально везет…»

– Так в санбате вы, тарщ старший лейтенант! А зовут меня Томой, ну, Тамарой в смысле. Санинструктор я. Вас бойцы товарища капитана третьего ранга Кузьмина принесли.

– Меня контузило?

– Ага, ребята так и рассказали. Как в немецком танке снаряды ахнули, так вас и приложило. Хорошо, кости не поломало, легко отделались. А контузия – это ничего, пройдет.

Зрение наконец перестало валять дурака, восстановив резкость, и старшему лейтенанту удалось разглядеть собеседницу. Миловидное личико, хрупкая фигурка ростом едва ему по плечо. И это – санинструктор? Как же она раненых таскать станет, с такими-то габаритами?! И, кстати, отчего ее имя кажется ему знакомым? Уж с кем с кем, а с представительницами прекрасного пола он в этом времени пока что однозначно не пересекался.

– Санбат… здесь? Или меня на Большую землю эвакуировали?

– Здесь, конечно, – ответила девушка. – Три палатки да несколько навесов – вот пока что и весь наш медсанбат. Легкораненые целый день землянки роют, брезент от осколков не защищает. А погрузить вас на корабль не успели, поздно притащили. Да и не ждали они долго, как разгрузились да раненых забрали, так сразу обратно и поплыли. Немцы ночью шибко лютовали, стреляли как сумасшедшие.

– Ночью? – сложил два и два Алексеев. – А сейчас тогда что? Утро?

– Так вечер почти, – устало улыбнулась Тамара. – Вы долго без сознания пролежали. Кушать вам пока, наверное, не нужно, так что вот водички попейте, сейчас помогу приподняться.

– Спасибо, – пробормотал морпех, при помощи санинструктора принимая полусидящее положение. Башка кружилась, но вполне терпимо – пожалуй, даже меньше, чем в прошлый раз. Привыкает к контузиям, что ли?

Сделав из поднесенного к губам котелка несколько жадных глотков – вода оказалась прохладной и приятно освежала пересохшее горло, да и пить хотелось сильно, – Алексеев осмотрелся. Ну, да, палатка. А лежит он на грубо сколоченном из каких-то досок топчане. По сторонам от него – еще несколько таких же. Все, разумеется, заняты: насколько понимал морпех, это уже новые раненые, сегодняшние, так сказать. Поскольку «вчерашних» ночью отправили морем в тыловые госпитали.

Проследив за его взглядом, Тамара тяжело вздохнула:

– Все койки заняты, даже на землю класть приходится, так и лежат на носилках, пока место не подготовим. Согреваем, как можем, и кострами, и одеялами, и кипяточком. Много раненых идет, бой вторые сутки не стихает. Обещали раскладные кровати прислать, ждем. А это мы сами сколотили, на первое время. Сбегали с девчонками к берегу, натаскали снарядных ящиков, там их много валяется, разобрали на досочки. Когда землянки рыть закончим, этими досками стены да потолок обобьем, поверху простыни подвесим – все проще с инфекцией бороться будет. Да и земля на раны при обстреле сыпаться перестанет.

Девушка невесело усмехнулась:

– Да это уже хоть что-то, а вот в прошлую ночь совсем тяжко было. Первую перевязочную устроили, просто натянув на жерди от виноградников плащ-палатки. Правда, недолго она простояла, на рассвете немецким снарядом разнесло, вместе с ранеными.

– Понятно, – кивнул Степан, подумав, что долго валяться на столь дефицитной койке он просто права не имеет. У него всего-то контузия, а тут и куда более серьезных раненых хватает. Нужно приходить в себя и поскорее возвращаться в строй. Мелькнула, правда, мысль сыграть на очередной контузии, сымитировав еще одну потерю памяти, теперь уже полную, но… стыдно как-то. Не по-мужски. Там его парни будут кровь проливать, а он тут дурака валять станет? Да и какой смысл? О том, что старлей Алексеев «командир секретной разведгруппы», куча народу знает, включая все местное начальство в лице Кузьмина с Куниковым. Проверке его личности внезапная «амнезия» тоже никоим образом не помешает, так что глупо.

Тут, скорее, нужно как раз наоборот поступить: поскорее доказать полную боеспособность да напроситься на какую-нибудь операцию. А уж там – как кривая вывезет. Главное, чтобы на Большую землю не отправили, там с его хилой легендой вовсе никаких шансов. Даже правду не расскажешь, поскольку, как уже говорилось, камуфляжные брюки с берцами да штык-нож доказательствами иновременного происхождения никак не являются. А все остальное – только ничем не подтвержденные слова…

Нет, можно, конечно, раскрыться и выложить все, что удастся вспомнить про будущие кампании – Курскую битву, к примеру, освобождение Киева или «десять Сталинских ударов»^[1] 1944 года. Еще про Тегеранскую конференцию глав правительств СССР, США и Великобритании рассказать – уж об этом-то простой старлей, кем бы он ни был, точно знать не может. И когда все предсказанное произойдет в названные сроки (их бы еще вспомнить поточнее, сроки эти – ну, не историк он, не историк, самый обычный морпех!), отношение к его словам однозначно изменится.

Вот только ждать этого придется достаточно долго и, скажем так, пребывая в весьма неопределенном состоянии. Проще говоря, его наверняка отправят в Москву и надежно закроют «до выяснения». Да и после не выпустят, особенно на фронт – секретоноситель же, причем хрен пойми какого уровня… нет уж, не нужно нам такого! В стратегическом плане предки с фрицами и сами разберутся, а помочь им и тут можно!

Осторожно спустив ноги на утоптанный пол, Степан прислушался к ощущениям. Вроде ничего так: как бы то ни было, он по крайней мере выспался и отдохнул. В прошлый раз, пожалуй, даже и похуже себя чувствовал. Сейчас бы еще перекусить как следует – и можно жить дальше.

Санинструктор глядела на его действия практически со священным трепетом:

– Товарищ старший лейтенант, вы это зачем?! Нельзя вам вставать, контузия же! Товарищ военврач постельный режим на сутки назначил!

– Уже можно, – вымученно улыбнулся Алексеев, с трудом принимая вертикальное положение. Голова закружилась, накатила легкая тошнота, но он справился, даже не прибегая к помощи Тамары. – Все, закончился мой постельный режим. На ногах доболею. Амбулаторно, так сказать.

– Так нельзя же! – пискнула девушка. – Не положено!

– Мне положено, у разведчиков свои правила. А у товарища военврача и без меня хлопот хватает. Автомат мой где, не знаешь?

– Так вас без оружия доставили, а пистолет и планшетка вон лежат, в изголовье. Еще бинокль есть, я его в планшет спрятала, чтобы не побился ненароком. А вот каски тоже не было, видать, взрывом сорвало.

Глядя, как старлей перепоясывает бушлат ремнем (и кобура с «люгером», и штык-нож оказались на месте), санинструктор обреченно опустилась на край топчана:

– Ох, что ж вы делаете, товарищ лейтенант? Меня же накажут…

– Да кто ж такую прелесть обидеть посмеет?! А коль и посмеет, сразу меня зови, приду, разберусь! Условный сигнал – три зеленых свистка в западном направлении! Как увижу – мигом примчусь! Договорились?

Не сдержавшись, девушка фыркнула:

– Ну, коль шутите, значит, и взаправду помирать не собираетесь. Ладно уж, топайте к своим. Хотя и не правильно так. Только я не знаю, где вам их искать – ночью еще пара батальонов высадилась, много новых людей. Вам, наверное, штаб нужно отыскать, но где он расположился, я тоже не в курсе.

– Ну, что правильно, а что нет, это уж я сам решу. Спасибо тебе за все, Тома-Тамара.

Уже выходя из палатки, Степан неожиданно понял, отчего имя девушки показалось ему смутно знакомым. Ну да, конечно, в тех самых мемуарах он ведь читал и про медиков Малой земли, среди которых упоминалась и хрупкая невысокая девчонка неполных восемнадцати лет, санинструктор Тамара Ролева. Между прочим, высаживалась следом за бойцами майора Куникова на причале рыбозавода, участвовала в первых страшных боях, под огнем и пулями перевязывая и оттаскивая в безопасное место раненых. А ночью, под минометным огнем, помогала грузить их на суда для отправки в Геленджик. Как же ее бойцы меж собой называли? Крошкой, что ли? А, нет, Кнопкой! Да, точно, именно так ее и прозвали – «Кнопка».

Алексеев невесело усмехнулся: что ж, вот и еще с одним местным героем лично познакомился. С самым, пожалуй, миниатюрным героем.

Возвращаться морпех, разумеется, не стал – зачем, собственно? Да и что он ей еще может сказать? Что читал про нее в будущем? Или что она, несмотря на полученное во время сентябрьского десанта в Новороссийский порт ранение, выживет? Глупости…