Олег Шишкин
Последняя тайна Распутина
Сибиряк Григорий Александре Федоровне казался человеком, обладавшим Христовыми качествами, вследствие чего все предметы, которых он касался, приобретали благодать.
Гофштеттер довольно точно описывает и еще одну причину доверительных отношений императрицы и Григория: «Душа немецкой принцессы, ставшей русской царицей при безвольном и бесхарактерном царе, искала в богато одаренном и несомненно проникновенном представителе загадочного для нее русского мужицкого царства ключ к уразумению своей новой родины, а людская пошлость истолковывала ее трагические искания в самом низменном и грязном смысле, свидетельствующем только об уровне нашего общественного понимания»[48].
Распутин появился при дворе, когда гемофилия наследника стала очевидной, а панацеи или хотя бы хоть какого-то лекарства от нее не было. Но оказалось, что Распутин способен заговаривать раны как непосредственно общаясь с ребенком, так даже и по телефону. И что удивительно, первый такой эффект Распутин продемонстрировал, когда царевичу было всего три года – в 1907 году. У наследника случилось внутреннее кровоизлияние от ушиба, и он неминуемо должен был умереть. Однако появление Распутина действительно спасло ребенка. И это было сложно объяснить тогда, как, впрочем, и сегодня. Ведь даже сейчас гипнотизеры не останавливают внутреннее кровотечение гемофиликов и не спасают им жизнь.
Болезнь царевича Алексея была государственной тайной: в случае его естественной или насильственной смерти прерывалась мужская линия Николая Романова. Вот почему эффективные исцеления Распутина приобрели для царской четы спасительное значение.
Отдельная сторона способностей Распутина – его склонность к пророчествам и предсказаниям. Это отмечал член Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства Руднев, сообщавший другому следователю, Соколову: «Входил Распутин в Царский Дом всегда с молитвой на устах, обращаясь к Государю и Императрице на „ты“ и трижды с ним лобызался, по сибирскому обычаю. Вместе с тем он говорил Государю „моя смерть будет и твоей смертью“, и при этом установлено также, что при Дворе он пользовался репутацией человека, обладавшего даром предсказывать события, облекая свои предсказания в загадочные формы, по примеру древней Пифии»[49].
Свободная цитация Библии и Евангелия, проповедничество, экзальтация, гипноз в стародавней Руси считались несомненными признаками святости. Эти качества у Распутина имелись. Для части российского общества Григорий являлся очевидным старцем, то есть духовным наставником, обладавшим в том числе целительскими и пророческими качествами. Такие особенности убедили царицу, что перед ней действительно божий человек.
Императрице нужна была особая психологическая помощь, необходим был психоаналитик, способный разобраться в детективе ее детства, в импульсах, подавленных жестким воспитанием, с травмой, нанесенной ранней смертью матери, драматической разлукой с отцом. Но было еще одно немаловажное качество Григория Ефимовича. «По словам царицы, он выучил ее верить и молиться Богу: ставил на колени, внушал ей спокойствие и сон»[50].
По заключению профессора Бехтерева, Александра Федоровна страдала припадками в тяжелой форме. Они возникли, по-видимому, еще в детстве на почве тяжелого душевного потрясения, каковым вполне могла быть смерть матери. Услуги врачей практически не помогали. Душевное равновесие после приступов достигалось лишь в присутствии Распутина. Возможно, его гипнотическая харизматичность имела такой эффект. Царица назвала Григория Другом. Им он в действительности и был. Помимо своих сверхъестественных талантов, Распутин мог утешить и успокоить царицу, которая не понимала нравов дворцовой жизни и вскоре оказалась в полной изоляции во враждебном окружении родственников мужа.
С величайшим доверием монархов статус Распутина подкрепляется естественными в этом случае преференциями: в апреле 1914 года он получает квартиру 20 по Гороховой, 64. Оплату его жилья осуществляло дворцовое ведомство, которое также устанавливает в кабинете Григория телефон, по нынешнему времени специфическую «вертушку», с номером 64646.
Вокруг Друга образуется особый круг лиц: жены высших сановников, банкиры и офицеры. Такого рода объединение не было однородным. У каждого, видимо, были свои интересы. Часть его окружения действительно видела в нем человека, наделенного особым целительским даром и потому получившего покровительство монаршей четы. Другие хотели выяснить у него тайну гипнотического воздействия и, если возможно, обучиться этой непонятной им, но действенной силе. А третьи, как Василий Розанов, видели в нем эротического мессию, символ русской витальности и национального духа. Были, конечно, и те, кто рассматривал Распутина как политического лоббиста и возможного эффективного ходатая в высших сферах.
Хотя гипнотизер и пророк был востребованнее других.
«Если кто и хотел бы понимать все, что известно относительно покорения дам высшего общества грубым мужиком Распутиным, с точки зрения гипнотизма, то он должен не забывать, что, кроме обыкновенного гипнотизма, есть еще „половой“ гипнотизм, каким очевидно, обладал в высокой степени старец Распутин», – писал Бехтерев в «Петроградской газете» 21 марта 1917 года.
Это мнение психиатра интересно прежде всего попыткой объяснить феномен Распутина. Отметим, что сам Бехтерев Григория Распутина никогда не видел и заключение ученого основано лишь на чужих впечатлениях и предположениях. А вот другой критик Распутина, Ипполит Гофштеттер, был знаком с ним и вспоминал примечательный случай: «Как-то утром в большой праздник Григорий с генеральшей собрались в церковь. С ними пошла и наша семилетняя Таня со своей бонной. Служба оказалась очень продолжительной, бонна соскучилась и вернулась домой, а Таня не хотела уходить и осталась с генеральшей. Девочка молилась около Григория, и своим молитвенным экстазом он произвел на нее непонятное, но очень сильное, почти потрясающее впечатление. Это уже был не тот Григорий, к которому дети лазили на колени, которого бесцеремонно теребили за бороду, с которым охотно играли в саду, а какой-то совсем другой: важный, величественный и загадочный. Танюша вернулась домой затихшая, чем-то подавленная, без обычных шалостей, живости и веселого смеха»[51].
На известной фотографии того времени Распутин запечатлен с поднятой перед лицом правой рукой. С этого пасса он начинал гипнотическое воздействие. Порой в момент сеанса Распутин шепотом читал тексты из Библии и Евангелия и мог подчинить себе волю даже таких министров, как Столыпин.
Способность к гипнозу встречается лишь у некоторых людей. Но если она есть, ее можно усилить. Видимо, кто-то из окружения Распутина посоветовал ему так и сделать. И вот с конца 1913 года Григорий Ефимович становится прилежным учеником одного из петербургских, как тогда говорили, магнетизеров. Уроки гипноза, которые он берет, исправно фиксируются агентурой Департамента полиции и сотрудниками наружного наблюдения.
«1 февраля 1914, по имеющимся сведениям, Григорий Распутин, проживающий в настоящее время в Петербурге (Английский проспект, 3, кв. 10); будто бы берет уроки гипноза у некоего Герасима Дионисиевича Папнадато (Гавань, Малый проспект, 13–26, кв. 7).
Согласно приказаниям Его Превосходительства г-на Товарища Министра[52] было установлено наружное наблюдение, с 2 по 11 февраля включительно, каковое результата не дало. В дальнейшем последовало распоряжение Его Превосходительства наблюдение прекратить, так как, по имеющимся сведениям, Папнадато предполагает принять участие в открытии какого-то лечебного заведения и только после этого войдет в сношение с „Русским“[53]. Подполковник Еленский»[54].
Переписка учителя-магнетизера подвергается перлюстрации по личному распоряжению товарища министра внутренних дел Белецкого. В одном из писем к своей любовнице, проживавшей в Самаре, наставник сообщал «о больших надеждах… для своего материального благополучия на Распутина, бравшего у него уроки гипноза и подававшего, по словам этого лица, большие надежды в силу наличия у Распутина сильной воли и умения ее в себе концентрировать»[55].
Опасаясь усиливающихся гипнотических способностей фаворита, Белецкий преднамеренно спугнул его учителя, а перлюстрированный материал был вшит в особо секретное дело, заведенное на Распутина, и эти документы скоро затребовал к себе министр внутренних дел Николай Алексеевич Маклаков.
Помимо владения гипнозом и умения заговаривать раны, Распутин мог вводить в транс. Он как-то умел концентрировать волю и через прикосновение направлять магический волевой поток по телу своего пациента. Сила этого воздействия зависела от напряжения. Обычно Распутин пальцами, собранными в щепотку, слегка дотрагивался до посетителя и мгновенно достигал результата.
Однако экстраординарные способности, имевшиеся у Григория Ефимовича, породили и многочисленных врагов, стремившихся объяснить его феномен принадлежностью сибиряка к сектантам. В среде петербургской элиты ходил по рукам труд Ипполита Гофштеттера, намекавший, что Григорий Ефимович будто бы принадлежит к секте хлыстов. Там утверждалось, что вождь религиозного кружка якобы часто устраивал для своих чад специфические радения. Будто бы распутиниане, как хлысты, входили в состояние экстаза после необычных прыжков и долгого бега по кругу под истеричные выкрики и монотонную громкую музыку.
Гофштеттер писал: «Впоследствии, когда, после окончательного разрыва с Григорием, я занялся исследованием той религиозной секты, к которой он, по всем приметам, принадлежал, я нашел в специальной литературе много примеров и фактов телепатического влияния на расстоянии, вполне установленных и зарегистрированных в судебных актах свидетельскими показаниями. Тогда и для меня уже не оставалось никакого сомнения в том, что Распутин, как и многие другие руководители секты, обладал огромной телепатической силон и владел какими-то тайными психическими чертами, быть может, усвоенными прежними вождями сильно распространенной в Сибири секты от магов и чародеев полного тайн Востока»[56].
Встречавшийся с Распутиным специалист по русским сектам, соратник Ленина большевик Бонч-Бруевич, считал, что Григорий Ефимович, может, и был действительно близок к хлыстовству, но имел собственное учение. Нелишне сказать и то, что само слово «хлыст» в дореволюционной России было нарицательным и его использовали для обозначения любой негативной личности.
Исследование Гофштеттера, призванное, по мнению автора, изобличить фаворита, только привлекло к нему новых почитателей. Царской четой оно было расценено как попытка ошельмовать святого. Для них Распутин был спасителем сына Алексея. Он мог останавливать у царевича не сворачивавшуюся из-за гемофилии кровь, а многие европейские светила этого не умели. Окончив университеты и размышляя о суеверии, они не понимали, почему малограмотный человек, без диплома, мог творить чудеса. Их позитивистский ум не принимал этого наваждения. К тому же эти высокомерные авторитеты не могли даже и предположить, что мужик Распутин элементарно мог брать уроки у гипнотизера и, конечно, обладать в этой области врожденным талантом, какого у них не было.
7.
Департамент полиции был вершиной пирамиды Министерства внутренних дел Российской империи. Его высшим начальствующим чином являлся товарищ министра внутренних дел, то есть заместитель главы ведомства, заведовавший полицией. В его подчинении находился директор Департамента полиции.
Структура этого учреждения включала наружную, сыскную (уголовную), речную, конную, земскую (сельскую) полиции. Исключение составляли дворцовая и политическая полиции.
Дворцовая полиция находилась в непосредственном подчинении министра двора Его Императорского Величества, генерал-адъютанта, генерала от кавалерии графа В. Б. Фредерикса. Он возглавлял ее двадцать лет – с 1897 по 1917 год. Это была личная служба царя.
Функции политической полиции выполнял отдельный корпус жандармов. Его глава также был товарищем министра внутренних дел. Это уравнивало его с руководителем Департамента полиции[57]. По традиции эту должность занимал гвардейский генерал, который тут же, после назначения, становился генерал-адъютантом царя и получал прямой доступ к монаршей особе. Таким образом, ведомство имело двойное подчинение. Назначение на эту должность происходило исключительно по принципу личной преданности: глава корпуса жандармов становился лицом, приближенным к императору, получавшим прямые приказы главы государства. Из наиболее показательных случаев следует отметить 1) генерала Джунковского (1913–1915) и 2) Протопопова, выдвинувшегося благодаря протекции Распутина.
Отцом русской жандармерии считается Николай I, а первым руководителем – его фаворит граф Бенкендорф, главный начальник Третьего отделения Собственной Его Величества канцелярии.
Но поворотным пунктом в истории царской спецслужбы стало 19 сентября 1867 года, когда появилось «Положение о Корпусе жандармов», в котором расписывалась новая внутренняя организация: в каждой губернии создавалось самостоятельное губернское жандармское управление. Оно занималось политическим наблюдением, политическим сыском, проводило аресты неблагонадежных, вело дознание по делам арестованных, передавало дела в прокуратуру, отслеживало прохождение этих дел в суде, конвоировало осужденных в места ссылки, каторги, заключения.
В связи с ростом подрывных организаций из ведения губернских жандармских управлений были выведены дела по политическому сыску. Они сосредотачивались в трех крупных городах империи: Петербурге (1866), Варшаве и Москве (1880) в особых отделениях при губернских жандармских управлениях.
В 1866 году при канцелярии санкт-петербургского градоначальника было создано отделение по охране общественного порядка и спокойствия в столице. 12 мая 1886 года утверждается штат Санкт-Петербургского охранного отделения, которое с 1887 года стало именоваться отделением по охране общественной безопасности и порядка в Санкт-Петербурге.
В начале двадцатого века существование этих учреждений было расписано в «Положении о розыскных отделениях». В 1903 году они стали именоваться охранными, в просторечии «охранка». Одной из последних реформ, постигших ведомство, считается появление в нем 23 января 1911 года регистрационного бюро. В сферу его интересов входило наблюдение за лицами, проживающими в гостиницах и меблированных комнатах Санкт-Петербурга, в сущности регистрация.
Охранное отделение подчинялось непосредственно Департаменту полиции, который давал общее направление розыскной деятельности и распоряжался личным составом. Повышение по службе офицеров охранки проходило через Штаб корпуса жандармов, но всегда по инициативе Департамента полиции.
Охранное отделение осуществляло надзор за деятельностью подрывных террористических организаций: боевиков социалистов-революционеров, большевистских экспроприаторов, анархистов-бомбистов и националистических групп. Для получения информации об этих организациях охранка использовала как наружное наблюдение – филеров, отслеживавших контакты подрывных элементов, так и агентов, внедрявшихся непосредственно в среду революционеров. Одним из таких успехов полиции по праву считался агент «Портной» – большевик Роман Малиновский. Он был членом ЦК, одним из лидеров партии, ближайшим соратником Ленина, депутатом думы. Слежка за личностью Распутина стала для ведомства новым направлением в работе.
Первая встреча Григория с императорской семьей состоялась 1 ноября 1905 года. Однако он сам долгое время оставался тайной даже для охранных органов. Для этого императрица прибегала к различным ухищрениям.
Специфичность фигуры Распутина и его появление во дворце привели к тому, что в дружеские отношения с ним вошли главы охранных структур империи. Последний начальник дворцовой охраны Василий Невдахов сумел наладить личные отношения с фаворитом. Дочь полковника вспоминала: «Папа к Распутину относился по-дружески, так же и Распутин относился к отцу, но его визит в наш дом для окружения в Царском Селе не остался незамеченным»[58].
Впервые постоянное наблюдение за Распутиным пробует установить в октябре 1910 года премьер Столыпин, но оно длилось всего несколько дней.
Один из директоров департамента полиции, Степан Белецкий, писал: «Наблюдение за Распутиным в то время, то есть при П. А. Столыпине, вел П. Г. Курлов, товарищ министра внутренних дел. В чем оно выразилось, следов в департаменте не осталось, но, со слов Распутина, я знаю, что последний с того времени знаком с П. Г. Курловым»[59].
«Однажды вечером, зимой 1909–1910 годов, – вспоминал Курлов, – П. А. Столыпин передал мне по телефону о полученном им распоряжении прекратить учрежденное за Распутиным наблюдение и приказал это исполнить. Я дал соответствующее указание охранному отделению и, признаться, занятый другой, более важной работой, в дальнейшем об этом забыл. Через несколько дней, после очередного доклада П. А. Столыпин задержал меня и сказал, что он должен сегодня в три часа дня принять Распутина, а потому просил меня быть к этому времени в его кабинете, сесть за одним из боковых столов, не вмешиваться, под видом рассмотрения бумаг, в разговор и, по уходе Распутина, высказать ему свое мнение. К назначенному времени я находился в министерском кабинете, куда дежурный курьер Оноприенко вскоре ввел Распутина. К министру подошел худощавый мужик с клинообразной темно-русой бородкой, с проницательными умными глазами. Он сел с П. А. Столыпиным около большого стола и начал доказывать, что напрасно его в чем-то подозревают, так как он самый смирный и безобидный человек. Министр молчал и только перед уходом Распутина сказал ему, что если его поведение не даст повода к иному к нему отношению, то он может быть спокоен, что полиция его не тронет. Вслед за тем я высказал министру вынесенное мной впечатление: по моему мнению, Распутин представлял из себя тип русского хитрого мужика, что называется – себе на уме – и не показался мне шарлатаном.
„А нам все-таки придется с ним повозиться“, – закончил П. А. Столыпин нашу беседу»[60].
Постоянное наблюдение за фаворитом устанавливает министр внутренних дел А. А. Макаров 23 января 1912 года. Оно продолжалось вплоть до убийства. Эта работа полиции сопровождалась теми же действиями, какие предпринимались для сбора данных о лидерах политических партий и террористах. Согласно установившемуся порядку, на Распутина была заведена ориентировка, составлен словесный портрет, а объект наблюдения получил клички «Темный» и «Русский».
Вот с чего начиналось это наблюдение:
«Приметы Русского.
Лет 35–40 – внешне среднего роста, среднего телосложения – тип русский – волосы на голове длинные, светло-русые, борода лопатой с рыжим оттенком, усы средние, рыжеватые, лицо худощавое, глаза впалые. Одет: поповская бобровая шапка, бархатный верх, черное с коричневатым оттенком пальто с бобровым воротником, русские сапоги и высокие, с коричневой материей резиновые калоши»[61].
Клички были присвоены всем постоянным его посетительницам. Но впоследствии от этого отказались, так как само наблюдение за Распутиным требовало очень много времени, и расшифровка псевдонимов показалась обременительной: общее количество наблюдаемых приблизилось к пяти тысячам!
Провалился и планомерный надзор за фаворитом. Как сообщали сотрудники полиции позднее: «…он был слишком осторожным и к тому же скрывался его поклонниками, старавшимися увозить его…»[62]
Однако вскоре ситуация коренным образом изменилась.
Директор Департамента полиции Белецкий говорил: «Выступление А. И. Гучкова с кафедры Государственной Думы по поводу влияния Распутина повлекло за собой: 1) принятие мер к охране его личности, в силу полученных указаний свыше министром А. А. Макаровым, 2) воспрещение помещения в прессе статей о нем и 3) наблюдение за Гучковым, которое потом мною, при назначении генерала Джунковского[63], было снято. Вместе с тем А. А. Макаровым было предложено мне и несение охраны жизни Распутина. В силу этого мною с полковником Коттеном[64] был выработан план охраны, сводившийся к командированию развитых и конспиративных филеров, коим было поручено, кроме охраны Распутина, тщательно наблюдать за его жизнью и вести подробный филерский дневник, который к моменту оставления мной должности представлял собой в сделанной сводке с выяснением лиц, входивших в соприкосновение с Распутиным, весьма интересный материал к обрисовке его, немного односторонне, не личности, а жизни»[65].
С ростом влиятельности Распутина он из объекта изучения превращается в объект охраны. Этому способствовали и два обстоятельства. Первое – это попытки убийства фаворита, задуманные странным монахом Илиодором и членами его секты. И второе – появление в Департаменте полиции друга Распутина, Степана Белецкого.
Возможно, Белецкого и имели в виду сотрудники полиции, когда писали об одном из «начальствующих лиц», которым было «получено письмо /анонимное/, с угрозой убить Распутина. Воспользовавшись этим, Охранным Отделением было предложено Распутину для охраны его назначить двух агентов. Предложение он принял, и были назначены агенты отделения ТЕРЕХОВ и СВИСТУНОВ. Агенты, охранявшие Распутина, одновременно выполняли и требование Департамента Полиции – выяснение, по возможности, лиц, его посещающих, и мест, им посещаемых. Вполне доверяя агентам, Распутин часто брал их с собой, что значительно облегчало работу с ними»[66].
За год до убийства анонимные угрозы в адрес царского фаворита повторились. Серьезно оценивая положение, МВД предприняло новые шаги к усилению безопасности «объекта». Теперь его круглосуточно охраняли по пять агентов в две смены, к тому же в распоряжении Григория Ефимовича имелся автомобиль с шофером-полицейским. С этого момента Распутина опекают 11 сотрудников МВД, они же отслеживают его посетителей.
Процедура наружного наблюдения за Григорием Ефимовичем выглядела следующим образом: в течение дня сопровождавшая его группа филеров фиксировала в блокноты всех контактировавших с ним лиц. Эти люди сопровождались наблюдением до мест проживания. Выяснялась их фамилия. Затем в адресный стол по месту прописки поступал запрос. Если объект слежения был неместным, он устанавливался Регистрационным бюро. Получив информацию, охранка направляла ее непосредственно полицейскому надзирателю данного участка, который негласным путем собирал дополнительные сведения на указанное лицо.
На всех этапах слежения помощь полиции оказывали дворники, извозчики и проститутки – наиболее зависимые от власти и часто уязвимые для закона.
Кроме того, в доме на Гороховой, где жил Распутин, устанавливались посты слежения, или, как тогда было принято говорить, «филерские посты». Их распределение выглядело весьма внушительно: «1/ один находился в квартире, когда разрешалось, или у двери, на лестнице; 2/ один – в швейцарской, в форме швейцара; 3/ один – для связи между внутренним и наружным постами и 4/ три /в том числе шофер/ – у ворот и с мотором. В случае поездки Распутина один из филеров должен был всегда ехать с ним…»[67]
Квартира Распутина на Гороховой, 64, была не только местом, где он и его родственники жили, но и приемной, где он оказывал свое покровительство и встречался с самыми разными просителями и почитателями.
Описания событий в блокнотах полицейских филеров в самой влиятельной в Санкт-Петербурге швейцарской порой включали весьма неожиданные подробности. Вот небольшой отчет об одном инциденте в доме Распутина, или, как называют хозяина в полицейском отчете, «Темного», от 7 июня 1916 года:
«В 12 ч. 50 м. пришел Малаков Иван Исакович, приезжий из Москвы, проживающий на Пушкинской ул. номера Тимакова, он выселен из Москвы за тайную продажу вина, когда он объяснил Темному свое дело, то Темный предложил подождать Симановича, а когда пришел Симанович, Темный приказал Симановичу переговорить с ним. Симанович спросил, в чем дело, и сказал, что здесь есть одна фрейлина, которая может устроить, и спросил, сколько он сможет пожертвовать за это. Малаков ответил: рублей 500. Симанович сказал, что это очень мало, такую сумму она сама может дать, и сказал, что это будет стоить тысяч пять или десять. Малаков пробыл 1 ч. 30 м.»[68].
Как писал немецкий автор Отто фон Таубе: «В зависимости от обстоятельств, влияние Распутина на ту или иную государственную акцию может быть косвенным или прямым. И все же, по мнению современников, в общем и целом, ко времени Первой мировой войны его деятельность все более походит на параллельное самодержавие»[69].
В многочисленных блокнотах филеров полиции, описывающих уличное наблюдение за действиями Распутина, есть примеры скандальных и парадоксальных событий. Вот лишь зафиксированные полицией за 1913 год.
«21 ноября Распутина посетила Мария Сазонова с не установленными дамой и барышней и оставалась у него в течение двух часов. После этого Распутин вышел с Сазоновой, с которой вскоре простился; в Столярном пер. он взял проститутку и пошел с ней на квартиру в дом № 9/11, кв. 35, по Казначейской ул. Отсюда он скоро вышел, на Сенной площади снова взял проститутку и с последней оставался в гостинице «Биржа» в течение 45 минут. Как оказалось, по выяснении, придя к первой проститутке, Распутин купил ей две бутылки пива, но сам не пил, затем попросил ее раздеться, осмотрел тело, заплатив ей два рубля, и ушел.
22 ноября Распутин, гуляя по разным улицам, приставал к женщинам, по-видимому, с гнусными предложениями, на что женщины отвечали угрозами, а некоторые даже плевали в него.
3 декабря Распутин с Любовью и Марией Головиными посетил на 3 ч. 40 м. Резиденцию духовных газет «Колокол» и «Голос истины». Выйдя отсюда с Марией Головиной, Р. доехал с ней до Фонтанки, где простился, затем на 10 мин. посетил меблированные комнаты «Рига», после чего на Невском проспекте взял проститутку и поехал с ней в гостиницу по Поварскому пер.
13 января Распутин вышел из дому с Сазоновой, скоро с ней простился и пошел на Николаевский вокзал, где в течение 10 мин. ходил, присматриваясь к женщинам. Затем на Знаменской ул. зашел в паштетную столовую, выйдя оттуда, у паперти церкви Знамения остановился для естественной надобности. После этого он направился в дом № 14 по Суворовскому проспекту в гостиницу, куда вскоре к нему привели из ресторана проститутку. Через полчаса Распутин вышел и, посетив на 2 ч. 15 мин. Сазонову, возвратился домой»[70].
Однако эти эпизоды сегодня вызывают сомнения в беспристрастности составителей филерских тетрадей наблюдения и подозрения в предвзятости полицейских, в служебном произволе и даже оговоре. Тем более что записи в филерских тетрадях в те времена не сопровождались фотографиями. И глава управления должен был верить им на слово. Но даже если бы это было и так, Распутин был выше бытового понимания его личности, которая ограничивается только низменными потребностями.
В русском обществе и, конечно, среди сотрудников МВД имелись те, кто считал близость простого крестьянина к монаршей семье дискредитирующим фактором. Именно такие идеалисты и могли совершить покушение на Распутина. Вот почему у него имелась большая охрана. Хотя фаворит подчас пренебрегал полицейской опекой в попытке сохранить инкогнито в местах своего посещения. И тогда сопровождавшие его докладывали: «…бывали случаи, что ни филеров, ни мотора он не брал, уезжая из дома»[71].
Как мы видели, эти опасения Распутина имели основание. Такое наблюдение могло привести к появлению как реальных, так и сомнительных описаний в полицейских тетрадях. Но желание избавиться от навязчивых полицейских соглядатаев грозило привести к трагическим последствиям.
Григорий Распутин почему-то это не учитывал.
Топография места преступления. Особенности
Дворец Юсуповых на Мойке, где будут происходить дальнейшие события, был построен в 1770-х годах французским архитектором Жаном-Батистом Вален Деламотом для одного из блистательных сановников Екатерины II – графа Андрея Петровича Шувалова, состоявшего в переписке с Вольтером и Гельвецием.
Но в момент продажи дом принадлежал статс-даме, обер-гофмейстерине, графине Александре Васильевне Браницкой. Аристократка была тетей покупателя – Бориса Николаевича Юсупова. 5 марта 1830 года особняк продается за 250 тысяч рублей ассигнациями. Его новые хозяева прибегали к многочисленным достройкам, привлекая архитекторов Михайлова, Монигетти и Белобородова. Эти прибавления превратили сооружение, его флигели и павильоны в своеобразный лабиринт.
«Петербургская газета» сообщала: «№ 94 – это Юсуповский особняк, помещение, в котором расположены квартиры князей. Дом этот выходит всем фасадом на Мойку. Рядом с ним расположен особняк, выходящий в сад. Особняк этот отодвинут от набережной Мойки внутрь сада. Расположение домов наглядно показано на плане. Проход в особняк № 92 устроен под воротами первого двухэтажного дома, в котором помещается типография. Вход во внутренний двор довольно грязный, но этим входом, по показаниям служащих графа, пользовались все негласные гости.
Гости, входя через сад дома № 92, проходили через внутренний двор и оттуда уже с заднего хода шли в д. № 94. В бельэтаже № 94 расположены гостиные, в которых граф Сумароков-Эльстон принимает гостей. Под бельэтажем в подвальном помещении устроены скрытые роскошные комнаты, устланные коврами и уставленные диванами. Там, как говорят служащие, устраивались и устраиваются в настоящее время грандиозные попойки. После попоек в этих комнатах происходят совершенно определенного рода увеселения, в которых принимают участие дамы, приезжающие с заднего входа через двор № 92»[72].
Расположение дворца имеет свою специфику, важную для дальнейшего повествования. Его фасад выходит на набережную реки Мойки и в непосредственной близости от двух мостов – Поцелуева (транспортного) и Почтового (пешеходного), недалеко расположен и Синий мост. Слева от фасада существовал и есть и ныне небольшой садик с забором. А сразу за дворцом разбит сад, ворота которого выходят на Офицерскую улицу, в советское время названную улицей Декабристов. Справа от фасада дома на другой стороне Мойки находилось здание, где размещался 2-й полицейский участок 2-й Адмиралтейской части, который в дни Первой мировой войны стал особо охраняемым объектом и имел круглосуточную полицейскую караульную будку при входе.
На пересечении Прачечного и Максимилиановского переулков (ныне переулок Пирогова) находился еще один круглосуточный полицейский пост. Он располагался напротив другого выхода из княжеской резиденции и в виде арки проходил через крыло дворца, примыкавшее к конюшенному флигелю. Арку, позднее нашего события, заложили кирпичами, превратив окончание улицы в тупик. Но ее силуэт и сейчас читается на стене дома по улице Декабристов, д.21А.
