Раннее утро Версаля, окруженного застывшим пейзажем регулярного парка, выдалось тихим и ясным. Холодный пробирающий воздух, деревья, не смевшие шелохнуться, и начинающее синеть небо наполняли первые часы зарождающегося дня чистотой и умиротворением. Прозрачное утро отличалось от бурной версальской ночи, как роскошная кокотка от прекрасной, но застенчивой камеристки. Погасли канделябры, факелы, жирандоли, и только солнце, тронув макушки парковых деревьев оранжевым светом, подчеркивало силуэт здания. Природа оберегала сон короля Людовика, отправившегося в свои покои лишь в пять утра. Гости, пришедшие накануне, выглядели заспанными и слегка помятыми, как это обычно бывает после шумной вечеринки. Шарль направлялся к своей карете, когда детский голос окликнул его по имени:
– Шевалье де Брезе, вам письмо.
Он обернулся и увидел арапчонка, протягивающего аккуратно сложенный листок. Аромат духов, исходивший от бумаги, заинтриговал его. Он отошел в сторону и распечатал записку. Она состояла всего из двух строк:
«Жду вас сегодня у себя,
ваша Шарлотта де Монтеррас.»
Столь откровенное приглашение его озадачило: поскольку мадмуазель совсем недавно появилась в Версале, это выглядело подавно странно. Еще раз перечитав письмо, юноша окинул взглядом окна дворца, где располагались комнаты мадмуазель, и закрыл дверцу кареты.
Шарлотта готовилась ко сну, предаваясь пьянящим воспоминаниям об удачной игре, невероятном выигрыше и бескорыстной помощи шевалье де Брезе. Все это окрыляло: ее неискушенный ум еще не в полной мере осознал, насколько ей приятно внимание этого кавалера. Но сердце, очевидно, вполне созревшее для роковых страстей, билось сильнее от одной только мысли о Шарле. Не будучи воспитанной при дворе, она еще не преуспела в искусстве кокетства, и версальская вечеринка переполняла ее впечатлениями. Камеристка завершала последние приготовления Шарлотты ко сну, но тут в комнату вошла горничная. Она держала в руке письмо.
– Это, должно быть, для вас, мадмуазель. Письмо лежало под дверью, на полу.
Шарлотта развернула листок бумаги, прочла и, покраснев, быстро сложила его, будто пряча от самой себя столь откровенные строки. Поднявшись из-за стола, она проследовала в спальню, где вновь перечитала повергшее ее в смятение послание.
«Мадмуазель, смею надеяться, что те знаки внимания, коими вы одарили меня за карточной игрой, не просто женское лукавство, ибо я потерял покой и сон, и теперь не могу прожить ни минуты, не думая о вас.
Отныне и навеки
ваш Шарль де Брезе».
Она была в смятении: бояться столь откровенного признания или подчиниться нахлынувшим чувствам. Де Брезе ей нравился. К тому же она оценила оказанную ей услугу. «Может ли это быть началом романа?» – спрашивала не раз она у себя самой за эту феерическую ночь и не находила ответа. Столь смелое письмо шевалье окончательно сбило ее с толку. Она слышала, что он имеет репутацию повесы, но его взгляд был так искренен.
– Спасибо, Элиза, – отпустила горничную Шарлотта, желая остаться в одиночестве.
Покидая покои своей госпожи, горничная чуть не столкнулась в дверях с незнакомым красавцем.
Это был Шарль. Он улыбнулся, прижал палец к ее губам и, достав из кармана золотую монету, многозначительно поводил ею в воздухе. Элиза не смогла устоять ни перед золотым, ни перед приятным незнакомцем. Де Брезе открыл дверь и вошел в спальню. Шарлотта задумчиво смотрела в окно на золотистую кромку рассвета, тронувшую верхушки деревьев парка, все еще держа письмо в руках. Скрип двери заставил ее повернуться.
– Вы? – пролепетала она.
Несмотря на то, что всего несколько мгновений назад девушка думала о нем, она все равно почувствовала себя застигнутой врасплох. Этот молодой человек, хоть и был ей приятен, но он стоял перед ней в ее спальне. Смутившись, она попятилась вглубь комнаты. Тишину разорвал горячий шепот Шевалье.
– Не бойтесь, мадмуазель. Видите, всего несколько строк, и я здесь, у ваших ног!
Шарль смиренно смотрел на девушку. Положив шляпу и сбросив плащ, он направился к ней. Шарлотта попыталась отступить, но уперлась в стену. Шарль медленно приблизился. От неожиданной близости у нее закружилась голова, и несколько секунд она еще пыталась противостоять неразумным порывам, не отвечая, но, почувствовав жар его поцелуев, Шарлотта сдалась. Кружевной пеньюар соскользнул с плеч. Тем временем Элиза, получив вознаграждение, направилась было к себе, но женское любопытство пересилило: она на цыпочках подкралась к дверям спальни и заглянула в щель. Ее госпожа пылко целовалась с молодым шевалье.
К великому разочарованию горничной, ей не удалось досмотреть любовную сцену до конца – кто-то больно ухватил ее за ухо. Обернувшись, она увидела строгую камеристку, жестом приказавшую ей удалиться. Как только служанка скрылась за дверью для слуг, в комнату вошел де Гиш. На его немой вопрос, сопровождаемый нетерпеливым кивком в сторону спальни, камеристка многозначительно кивнула в знак подтверждения. Де Гиш положил на край столешницы камина несколько золотых и направился к покоям герцога, насвистывая военный марш. План сработал, но королю сей факт донести так и не смогли: утомившись от затянувшейся игры, Людовик приказал не будить себя до вечера.
В полдень у леса Сатори на тенистых аллеях парка одна за другой появились две богато отделанных кареты. Смотритель, подметавший палую листву, прервал свою работу, глазея на пышно одетых дворян. Он сразу догадался, зачем они появились на окраине парка. Это место нередко выбирали дуэлянты. Граф Антуан де ла Буш, прибывший несколько ранее, уже поджидал противника в обществе своих секундантов. Внешне он выглядел совершенно спокойным. Все это походило бы на пикник, если бы слуги не разложили на траве бинты и воду. Граф дал смотрителю парка какую-то мелочь, и тот удалился.
Как мы рассказали, де Брезе не заставил себя долго ждать. Его карета замелькала в листве и подкатила к лужайке. Он также прибыл в обществе двух друзей. Дуэлянты поприветствовали друг друга поклонами и разошлись по разные стороны лужайки, которой в этот день надлежало стать полем боя. Ла Буш снял камзол и портупею, вытащил шпагу и протянул ее де Гишу. Шарль снял камзол, ловким движением обнажил шпагу, перехватил за лезвие и тоже отдал своему секунданту. Тот подошел к середине поляны, где его ожидал де Гиш. Они педантично сверили длину клинков и вернули оружие соперникам. Шарль посмотрел на руку. Его пальцы дрожали. Видимо, сказывалась бессонная ночь. В покоях Монтеррас он совсем забыл про дуэль и вспомнил о ней уже под утро, когда Шарлотта уснула. Ему не хотелось покидать ее. Он долго лежал и смотрел на спящую девушку. Странно, но внутри не было ощущения очередной победы. Невинный профиль молоденькой фрейлины напоминал скорее ребенка. Часы пробили половину двенадцатого. Шарль встал; одеваясь, он почувствовал какую-то печаль, сердце щемило, казалось, расставаясь с новой возлюбленной, он расстается с ней навсегда. В этот момент девушка чему-то улыбнулась во сне и повернулась к окну, обнажив плечо. Он бережно укрыл ее одеялом, с минуты постоял, любуясь, и удалился. Теперь ему, стоящему на опушке леса, ночь, проведенная с Монтеррас, казалась чем-то далеким, произошедшим в каком-то волшебном сне. «Может, мы и впрямь более не увидимся?» – подумал он. Несколько раз сжал и разжал правый кулак, пытаясь совладать с дрожью. На другой стороне поляны спокойствие покинуло и графа. Он заметно побледнел, а его подбородок стал предательски подергиваться. Секунданты вполголоса перекинулись парой дежурных фраз о невозможности примирения и готовности дуэлянтов к поединку. И вот наконец соперники сошлись в центре поляны, где, согласно этикету, отсалютовав друг другу, они встали в позицию.
– Представление началось, – прошептал герцог Орлеанский и скрестил руки на груди. Дуэлянты некоторое время стояли без движения, словно изучая друг друга. Первый пробный выпад сделал Антуан. Звякнули шпаги. Удар был отбит. За первым выпадом последовал второй, потом третий. Эту тройную атаку выпадов Шарль отбил, вышел на фланконаду, затем парадой прим, отбив шпагу противника вверх, и низким, почти стелящимся выпадом поцарапал голень противника. Но за столь рискованный маневр пришлось расплатиться. Граф, вопреки ожиданию, не отскочил назад, а остался на месте, лишь сдвинувшись вбок, и нанес Шарлю рубящий удар, который оцарапал тому щеку, рассек воротник и пришелся на плечо.
Дуэлянты разошлись для передышки. Раны были легкие, но тем не менее де Гиш вопросительно взглянул на Антуана. Тот бегло осмотрел ногу: порез был глубокий. Он выпрямился и с досадой срубил ближайший куст. Черт, как глупо он подставился этому повесе. Придется быть внимательнее. Этот франт не уступает ему в фехтовании, а значит, все рано или поздно сведется к простой случайности. Надо быть осмотрительнее. Он снова встал в позицию и махнул рукой сопернику дав понять, что готов к продолжению поединка. Шарль тем временем ощупывал свое плечо. Рассечение было неглубокое, но широкое. Каждый дуэлянт знает: даже небольшая кровоточащая царапина в начале дуэли может повлиять на исход. Де Брезе воспользовался паузой, чтобы остановить кровь. Он оборвал свой манжет, приложил его к ране. Увидав, что граф его ждет, он бросил манжет в траву и тоже встал в позицию. Поединок продолжился. Кружа по поляне, противники выжидали удобного момента, пока Шарль снова не подловил соперника. Сделав Дегаже[4], на долю секунды граф отвел шпагу в сторону, за что сразу поплатился, подпустив Шарля на близкое расстояние. Двумя прямыми выпадами де Брезе заставил его пятиться на своих секундантов. Они расступились, и Антуан, почти не успевая парировать удары соперника, уперся спиной в карету герцога. Миновать удара шансов не было. Шпага де Брезе, скользнув по ребрам, попала ему в бок. Шарль отошел на два шага, желая понять, сможет ли соперник продолжать дуэль. Ла Буш, скорчившись, сполз по дверце кареты и опустился на подножку. Де Гиш сделал шаг к нему:
– Как вы, друг мой? Может, прервем дуэль? Вы весь в крови!
– К черту! – выдавил из себя граф.
Переводя дух, он выставил вперед шпагу, отгораживаясь от противника и ощупывая рану. Красное пятно все шире расползалось по рубашке. Кровь быстро пропитывала ткань: значит, времени у него немного. Через три минуты он уже не сможет драться. Это понял и герцог Орлеанский:
– Все же, граф, может, довольно?
Ла Буш не ответил герцогу, лишь побагровел от душившей его ярости. «Нет уж, доиграем партию до конца!» – пронеслось в голове.
Стряхнув кровь с руки, он захватил горсть земли и швырнул ее в лицо Шарлю. Воспользовавшись временным ослеплением соперника, молниеносно нырнул под шпагу де Брезе и нанес укол снизу вверх. Шарля спасло чудо: шпага Антуана попала в образок на груди, скользнула по нему, и проткнула плечо пониже правой ключицы. Рука де Брезе повисла, как плеть. Он перехватил шпагу левой рукой и изо всех сил обрушил клинок на голову соперника. Изо лба графа хлынула кровь. Он сделал пару неверных шагов и упал к ногам соперника. Выронив шпагу, Шарль посмотрел на свою руку: пальцы перестали дрожать, но все вокруг плыло, он пошатнулся и упал подле графа.
Из-за складок огромного балдахина, свисавшего над ложем, донесся женский смех, оглашая высокие своды спальни. Тяжелый полог откинулся, и из-за них появился обитатель покоев. Нетвердой походкой, спотыкаясь о разбросанную на полу женскую одежду, де Гиш подошел к столу, заставленному фруктами и вином, налил себе бокал анжуйского и трясущимися руками поднес его к губам. Две юные особы, оставшись в кровати, лукаво переглядываясь, всем своим видом призывали продолжить любовную игру. Но молодой человек пребывал явно в ином состоянии, вылечить которое не могли ни вино, ни женщины. Уже второй день как он, покинув Версаль, проводил время в обществе двух очаровательных фрейлин. Тревожное чувство не покидало его, несмотря на выпитое вино. Что-то будет. Гроза вот-вот обрушится на виновников этой затеи. Черт, о чем только думал герцог. Уж точно не о той бойне, про которую теперь гудел весь Версаль. За окном раздалось ржание, и через несколько секунд в коридоре послышались гулкие шаги. Вот оно. Дверь распахнулась, в спальню вошел офицер в сопровождении двух гвардейцев. Покосившись на встревоженных дам, он отчеканил:
– Сударь, вам надлежит незамедлительно прибыть к королю.
Девушки притихли в кровати. Де Гиш застыл с бокалом. Дело даже хуже, чем он мог предположить. Нечасто вот так его звали к королю. И ничего хорошего, судя по тому, что доставить это известие поручили капитану гвардии, оно не сулило. Молодой человек глянул на посланника и допил начатый бокал: «Терять уже нечего. Разве что увидеться перед встречей с герцогом. Да, именно! Пусть сам объясняется. В конце концов, я всего лишь сопровождал его. Вот так и скажу. Решено».
Он кликнул слугу и начал одеваться.
Герцога Орлеанского в его покоях он не застал и нашел его у кабинета короля, также ожидающего аудиенции. Тот был спокоен. Де Гиш подошел к нему и, заметно волнуясь, прошептал:
– И как мы теперь решим эту проблему?
Герцог еле слышно обронил в ответ:
– Тс-с, думаю, за нас уже все давно уже решили.
В эту минуту из кабинета вышел секретарь короля и, увидав герцога, поклонился, приглашая его войти. Филипп двинулся в покои короля, а де Гиш заморгал, не понимая, нужно ли ему идти вместе с его высочеством или ждать своей очереди. Но сомнения рассеялись, когда секретарь обернулся к нему:
– Вы тоже, граф.
В то утро Людовик XIV позировал господину Риго. Когда герцога Орлеанского и де Гиша ввели в его кабинет, он никак не отреагировал на их прибытие. Этикет требовал ждать, пока король первый заговорит с ними, поэтому они почтительно раскланялись и остановились у входа. Ситуация становилась до того комичной, что это начало раздражать герцога: позвать на аудиенцию и никак не реагировать на его прибытие. Герцог нарочито громко покашлял и посмотрел в сторону ширмы, скрывавшей короля. Его взору открывались только букли высокого парика да царственная мантия, но букли не шелохнулись. Секретарь тоже глянул за ширму. Людовик стоял неподвижно и многозначительно молчал, поглощенный позированием. Слышались только звуки кисти художника, наносившего на холст последние мазки. Герцог Орлеанский сел в кресло и забарабанил пальцами по подлокотнику: «Молчим? Ну что ж, давайте помолчим. А вот когда его спросят, уж ему будет что сказать».
Но все, что произошло далее, полностью перечеркнуло все его планы. То ли секретарь за долгие годы научился чувствовать настроение короля и угадывал его желания, то ли у них это было условлено заранее, но, к изумлению вошедших, первым тишину оборвал он:
– Его величество не в духе, тому причиной – эта дуэль. Право, ваше высочество, вы уже вышли из юношеского возраста, чтобы устраивать в Версале подобные драки, – взглянув в сторону ширмы, он продолжил, понизив голос: – Вы бы знали, чего стоило упросить Его величество не доводить дело до открытого процесса. Подумать только: в секундантах принц крови!
Герцог вскочил, его лицо покрылось пунцовыми пятнами от гнева, но секретарь словно не замечал его, повернувшись к де Гишу:
– А вы, сударь…
– Я? – де Гиш поднял испуганные глаза на секретаря.
– Да, вы. Вы, сударь мой! Вы же изволили быть секундантом. Король не прощает подобное поведение. Кстати, этот ваш дуэлянт, де Ла Буш, кажется, он же ваш приятель?
– Мой? – еле выдохнул де Гиш.
– Соблаговолите передать ему послание короля, – секретарь передал два тубуса графу и вновь посмотрел в сторону ширмы, однако Людовик так и хранил молчание, не прерывая позирования. Секретарь понял, что аудиенция окончена. – Можете идти, мсье.
Герцог не вышел – он вылетел от короля. Да, такого утонченного унижения он не испытывал давно. Ему сделали выговор устами секретаря, даже не удостоив беседы. Чертов старик. Он направился к выходу. Де Гиш еле поспевал за ним, придворные, толпившиеся на анфиладе, смотрели на них, явно заинтригованные этой сценой.
Внезапно раздался легкий ропот: в сопровождении гвардейцев по направлению к кабинету короля шел де Брезе. Он был бледнее обычного. Поравнявшись с герцогом Орлеанским и его спутником, он отвесил им учтивый поклон.
Филипп, не ответив, прошел мимо, что также вызвало негромкий ропот среди придворных, однако он быстро стих. Двери королевского кабинета распахнулись, снова показался секретарь и обратился к де Брезе:
– Король ждет вас, шевалье.
Людовик XIV неслучайно выбирал для аудиенции салон войны – он любил этот кабинет: живописные медальоны и росписи Шарля Лебрена, расположенные на потолках и сводах, напоминали Его Величеству об ушедшей молодости, когда, отождествляя царственный образ с героями античной мифологии, все художники воспевали его красоту и стать. Аллегорические композиции были посвящены военным победам, да и декор салона состоял в основном из воинских атрибутов. Но грозные символы войны на Шарля де Брезе особого впечатления не произвели. Правда, виной тому скорее были раны и отуманенное лихорадкой сознание. Когда он вошел в кабинет и учтиво поклонился, Людовик уже закончил сеанс позирования.
– Ах, это вы, шевалье де Брезе, – он скинул мантию на руки двух придворных и подошел к мольберту, вглядываясь в свое изображение. – Да, молодость, молодость, куда ты ушла? – теперь его лицо стало куда более одутловатым, зато ноги еще хороши. Живот художник искусно спрятал за складки мантии: он чувствует слабые места, этот Риго. Оценив работу, король улыбнулся художнику, – Прелестно! Благодарю вас, мсье Риго, продолжим завтра, – он сделал едва заметный кивок головой. Этого было достаточно, чтобы секретарь вместе с художником, поклонившись, удалились. После этого король оглянулся на Шарля. – Ваши отец и брат верой и правдой служили мне и погибли героями. Принимая во внимание, что вы последний из рода, я запретил вам участвовать в войне, – начал король. – А вы… Вы мало того что оскверняете их память, еще и рискуете своей жизнью на дуэли.
– Боюсь, ваше величество ошибается. Или вас ввели в заблуждение! Произошла случайная стычка, – попробовал возразить де Брезе.
– Сударь, какая стычка! – прервал его король. – Второй день подряд я слышу, что мой двор шепчется о дуэли, о вашей дуэли. Вы что, забыли об эдиктах? Такой блестящий молодой человек должен служить примером для окружающих, а вы? – Людовик тронул де Брезе за плечо, тот слегка вздрогнул от боли: – Как ваша рана?
– Благодарю вас, уже лучше. Боюсь, что люди, распустившие эти сплетни, они…
– Милейший, в каждой сплетни есть доля правды. И эта дуэль приносит вред не только вашей репутации, но и репутации моего двора, – Людовик нагнулся и ласково погладил собачку, примостившуюся на кресле. – Да, моя дорогая? – король подошел к столу, приглашая де Брезе следовать за собой: – Я решил вас наказать. Единственная возможность получить прощение – это исполнить поручение, с которым я вас посылаю. Не буду скрывать, у меня на вас были другие планы, но вы сами виноваты.
У молодого человека все похолодело внутри. Он понял, что это была лишь прелюдия. Предчувствие не обмануло его, а то, что он услышал далее, было полной неожиданностью:
– В России царь Пётр воюет с Карлом шведским. И мы хотим знать о каждом вздохе этого государя варваров. Вы станете моими глазами и ушами при Петре, шевалье.
– Не будет ли мое появление там превратно истолковано мсье Балюзом? Насколько мне известно, он представляет интересы вашего величества в России.
– Не будет. Во-первых, он уже не сопровождает царя в военной кампании, а во-вторых, Балюз – поляк, а мне нужен француз. Тот, кто сможет составить подробный отчет о военных действиях, непосредственно находясь в лагере царя, – король протянул руку к двум тубусам, лежавшим на столе: – Это ваши паспорта на въезд в Россию, а это – верительные грамоты, их вы передадите лично царю. И не вздумайте более искать графа ла Буша для дальнейшей сатисфакции. Он тоже понесет наказание. Справедливость требует этого. Прощайте!
Вручив бумаги Шарлю, он направился к дверям. Тяжелые створки раскрылись, и король вышел. Шарль застыл у стола, приходя в себя от подобного поворота событий. Придворные в анфиладе, среди которых была и мадмуазель де Монтеррас, с поклоном расступились перед Людовиком. Тот, приблизившись к девушке, склонившийся в реверансе, остановился:
– Мадмуазель, кажется, после игры в карты вы невероятно разбогатели. Говорят, кому везет в игре – не везет в любви, – от его пристального взгляда не укрылись замешательство девушки и ее беглый взгляд, обращенный на де Брезе, который все еще стоял в растерянности у стола в кабинете короля. Людовик обернулся к нему и искусно разыграл удивление: – О, вы еще здесь? Не медлите ни минуты, отправляйтесь тотчас! – король вновь глянул на Монтеррас, легко поклонился ей и направился далее по анфиладе, сопровождаемый секретарем и гвардейцами.
Шарлотта осталась стоять, не в силах сделать ни шагу, ловя насмешливые взгляды придворных и язвительный шепот за спиной. Обескураженная холодным поведением Людовика, она перевела глаза на Шарля, тот грустно улыбнулся ей. Придворные оставили их, двинувшись вслед за королем.