Олег Рой
Запасной козырь
Глава 6
Сергей Валерьевич возвращался домой раньше обычного – в компанию, где он работал системным администратором, нагрянула налоговая инспекция. Пока начальство вешало незваным гостям на уши всякую лапшу – попросту тянуло время, – он почистил все, чего не должны были видеть господа проверяющие. За несколько минут финансовая документация превратилась в образец чистоты и прозрачности. «Лишнее» благополучно исчезло – потом, когда «шторм» закончится, он восстановит все с резервных копий, до которых этим самым гостям не добраться.
Кто бы мог подумать, что многообещающий художник сделает карьеру «на компьютерах»? Сергей Валерьевич, если бы ему в те стародавние времена такое сказали, расхохотался бы. Да тогда и компьютеров никаких не было. Ну то есть были, конечно, но… Впрочем, что вспоминать. Жизнь любит неожиданности. Работу нынешнюю Сергей Валерьевич, как ни странно, любил, она дарила приятное ощущение собственной значимости, почти незаменимости. Особенно во время «штормов». А сегодняшний «набег» его особенно обрадовал. Во-первых, теперь, пока контролеры не уберутся, можно на работе вовсе не появляться. Точнее, даже нужно. Как будто его в природе не существует: ну да, числится у нас системный администратор, но он приходит, когда неполадки какие-нибудь, а когда все в порядке – чего ему тут сидеть? Так отвечал на вопросы кадровик.
Зато после выхода «из подполья» – и это главное – Сергея Валерьевича, как водится, ожидает благодарность руководства. И отнюдь не только словесная. А конвертик с премией сейчас будет более чем кстати: последние месяцы оказались весьма затратными, даже в долги залезть пришлось. Окончание школы – особенно выпускной вечер – серьезный удар по семейному бюджету. А им-то с Машей пришлось раскошеливаться вдвойне…
Да, визит налоговиков очень ко времени.
Может, даже удастся уговорить Машу отказаться от сверхурочной работы. Она, ясное дело, бодрится, но он-то знает, насколько жена устает. И не только устает. Вон за год уже второй раз очки меняет, это ж не дело – в сорок-то лет. Хотя очки ей, безусловно, идут. Такая стала бизнес-леди, что дух захватывает. И бледность ей к лицу, и тени на висках – Маша с ними похожа сразу на Грету Гарбо и Одри Хепберн. Вот только на деле-то ничего хорошего нет ни в бледности, ни в тенях. Сергей с Машей последний раз отдыхать выбирались, когда Глеб с Борисом восьмой класс оканчивали – три года назад то есть.
В самые тяжелые времена, когда казалось, что жизнь кончена, именно Маша не дала ему потерять человеческий облик. И как будто до сих пор так и не может остановиться, вздохнул Сергей Валерьевич, крутится, как белка в колесе. Пора, пора взять паузу. Если будет отказываться – заставить. Силой или хитростью, как придется. Ну не может человек без отдыха лямку тянуть. Не должен.
Дома было тихо – ну да, Борис должен быть на тренировке, а Глеб наверняка где-то с этюдником болтается, – но откуда-то тянуло табачным дымом.
– Маша! – позвал он, сбрасывая ботинки. – Ты дома? Маша, кто у тебя?
Она сидела в гостиной за пианино: одна рука задумчиво перебирала клавиши – аккорд, короткая печальная мелодия, еще аккорд – в другой дымилась сигарета.
Курить Маша бросила еще в институте, когда узнала, что беременна. После того Сергей Валерьевич видел ее с сигаретой всего однажды – на поминках матери.
– Машенька, что стряслось?
Она слабо покачала головой:
– Все в порядке…
Ну да, подумал Сергей Валерьевич, вижу я это «в порядке». Подумав секунду, он метнулся в прихожую:
– Сейчас, сейчас… Помнится, у нас после Восьмого марта где-то коньяк оставался…
Коньяк обнаружился в кухонном столе, за пакетами с гречкой и рисом. Рядом торчала шоколадка – тоже, должно быть, забытая с Восьмого марта, когда к ним приходили Костины и еще кто-то. Главное – делать вид, что ничего особенного не происходит. Ну да, коньяк посреди бела дня ни с того ни с сего трескать – вроде как пустяки.
– Вот, – бодро сообщил он, шурша фольгой. – Даже закуска нашлась. Старая, но шоколад есть шоколад, правда? Ну, за что пьем? Просто за нас или?..
– Или, – слабо улыбнулась Мария Петровна. – Меня уволили.
Он чуть не выронил рюмку.
– Как?! Они что там все, с дуба попадали? Нанюхались чего-то? Мухоморов объелись? Они ж без тебя через месяц загнутся. Кто их двойную бухгалтерию пятый год на себе тащит, как… как бурлаки на картине Репина!
Маша понюхала рюмку, подумала секунду и, зачем-то зажмурившись, лихо опрокинула в себя коньяк. Шмыгнула носом, сморщилась и вдруг улыбнулась:
– Да не в бухгалтерии дело. И слава богу, что все закончилось. Сколько ты меня уговаривал уйти оттуда? Вот все и сложилось.
– Но…
– Да никакое не «но». Я сегодня съездила по роже нашему генеральному. И, разумеется, моментально оказалась на улице. Ну, фигурально выражаясь. И знаешь, это было такое удовольствие… жалко, что не плюнула, а только врезала.
– Ну наконец-то! Видел же я его: сам молодой, ему же, кажется, лет тридцать всего, а наглый, как… Больше его наглости только его толщина. Но как ты сподобилась?
Она пожала плечами:
– Ну… он сказал… можно я повторять не стану?
– Как изволите, моя леди! – Сергей Валерьевич прижал ее к себе. – Когда ты ему врезала, он бегал от тебя по кабинету и прятался в шкаф?
Маша наконец засмеялась:
– Нет, до такого не дошло. Но взвизгнул, как… И щека такая сразу красная-красная… Уволю, пищит, в полицию позвоню… Звоните, говорю. Пока он вопил, я заявление написала, в нос ему сунула и ушла.
– Вот и молодец! А я-то сейчас шел домой и придумывал, как бы тебя из этой конторы вытащить и хоть на пару недель на море отправить. Как раз скоро деньги внеплановые будут. Ну через неделю максимум.
– А ты-то чего так рано? – сообразила вдруг она. – Я даже поплакать толком не успела. Никакой личной жизни…
– Рано, потому что налоговики явились нас трясти. Ну я компромат почистил, носители в рюкзак побросал – и в бега. Так что мы оба в отставке. – Он нежно поцеловал жену в макушку. – Правда, я во временной. Но вполне можно заняться опровержением твоего странного заявления. Ну насчет того, что никакой личной жизни…
Через час раскрасневшаяся, помолодевшая Мария Петровна, кутаясь в мужнин халат и озорно сверкая глазами, заявила со смехом:
– Ты меня с мысли сбил своими…
– Своими – чем? – подмигнул Сергей Валерьевич. – Что-то не так было? Вы желаете провести работу над ошибками? Прямо сейчас или все-таки до ночи отложим?
– Да ну тебя! Я насчет Борьки поговорить хотела. Точнее, насчет Алены.
– А что насчет Алены? Хорошая девочка, умница, красавица…
– Скажи еще – комсомолка, спортсменка… Алена очень хорошая девочка, но вот родители…
– Да знаю я! Но я ж не врач-нарколог! Девочка-то в чем виновата?
– То-то и оно, что ни в чем. Ты ж понимаешь, что как только ребята получат аттестаты и Борька заработает свои первые три рубля, он и Алена тут же снимут какой-нибудь сарай и станут там с утра до вечера и с вечера до утра распевать арии про рай в шалаше?
– Ты опасаешься, что сарай этот мало того что на краю географии может оказаться, так еще и юные влюбленные, обеспечивая себе самостоятельность, могут надорваться?
– Ну да, что-то в этом роде.
– Да, бывает, – Сергей Валерьевич вздохнул. – Но что-то мне подсказывает, что у моей сообразительной супруги уже есть в голове гениальный план: чтоб и овцы сыты, и волки целы. Ну или наоборот.
– Сереж, я серьезно. Я тут встретила почтальоншу нашу, тетю Лизу. Да знаешь ты ее, она еще дворником на полставки подрабатывает.
– Ну, положим, знаю. Собачка у нее смешная, на снеговой лопате любит кататься.
– Точно, Мусей ее зовут, – Мария Петровна засмеялась. – А дворником тетя Лиза пошла, чтоб сыну не мешать. Ну в смысле квартирного вопроса. Сама в служебной живет, а сын вроде и отдельно, но в то же время на глазах. Квартира-то у них в трех шагах от нашего дома, в угловой девятиэтажке.
– А при чем тут… – Сергей Валерьевич смотрел на жену с некоторым недоумением.
– При том, что Сашка ее – хороший, кстати, парень, без нынешних закидонов – недавно уехал по контракту работать. На два года. В Канаду.
– И квартира осталась…
– Ну да! Тетя Лиза уже в служебной привыкла, говорит, чего я туда-сюда перебираться буду. Там две комнаты, она все свое и Сашкино имущество в одну стащила, заперла, получилась как будто однокомнатная, – она подвела мужа к окну. – Вон, смотри, второй этаж сверху, где на балконе старый холодильник. И пусть Борис с Аленой ничего не придумывают, поселятся пока в Лизиной квартире, а дальше пусть женятся не женятся, это уж как выйдет. Главное, чтоб они в погоне за самостоятельностью не надорвались и глупостей не наделали. Что скажешь?
– Что тут скажешь? – Сергей Валерьевич церемонно поклонился. – Я всегда знал, что жена у меня – всем головам голова. Только… А мы потянем?
– Мы – да не потянем? – засмеялась она. – Мы же вместе.
Глава 7
Выйдя из душа, Борис обнаружил в раздевалке Босса, Клыка и явно нервничающего Глеба. Ну да и было отчего – Босс рассматривал его рисунки. Перелистывал, подносил к свету, щурился, качал головой, даже причмокивал:
– Да ты, дорогой товарищ, просто какой-то Шишкин! – Босс одобрительно щелкнул языком. – Или этот, как его, который девятый вал изобразил. Не помню фамилии. Помню, что армянин. Хорошо картинки продаются?
Слабо улыбнувшись, Глеб повел плечом:
– Я их вообще-то не продаю, это же всего-навсего наброски.
Он умоляюще посмотрел на брата – спасай, мол, тону.
– А ты из них потом нормальные картины делаешь? Ну и правильно! У нас тут все тренируются. И ты, значит… Ну а если это все-таки продавать, то сколько будет стоить? Так, ориентировочно, – не унимался Босс.
– Если ты знаменитый, раскрученный художник, то дорого. Если никому не известный, то ровно столько, сколько стоит эта бумага. Даже меньше, потому что бумага уже использованная, – отрезал Глеб, протягивая руку за альбомом.
Босс посмотрел на него с выражением крайнего удивления, потом перевел взгляд на Бориса, который вытирался так сосредоточенно, словно это было главным делом жизни.
– Понятно… – Босс усмехнулся. – Ты, значит, делаешь свое дело, а деньги – второй вопрос. А вот брат твой, думаю, о деньгах не забывает, иначе на ринг бы не вышел. Строго говоря, он сегодня ничего не заработал. Потому что это был экзамен, а не работа. Но мы, – Босс почему-то говорил во множественном числе, словно объединяя себя с Клыком, который на самом-то деле мало что решал, – тем не менее считаем, что удачно сданный экзамен заслуживает вознаграждения, – вытянув из кармана бумажник, он достал оттуда пачку долларов, ловко перелистал и пальцем поманил к себе Бориса. – Ничего, если премиальные будут в валюте? – усмехнувшись, он протянул юноше несколько купюр. – Ты принят в наш бойцовский клуб. Завтра у тебя первый рабочий бой. Клык объяснит детали.
Босс вдруг оглянулся, словно искал чего-то. Ему послышался женский вздох. Точнее даже, усмешка. Презрительное хмыканье. Невидимой женщине не было надобности произносить ни единого слова – для смешанного с паникой узнавания ему было довольно и вздоха. Когда-то в этих вздохах не звучало ни намека на презрение – только страсть. А уж как был влюблен он сам – ходил, словно не касаясь земли. Два влюбленных студента – без денег, без связей, без перспектив. И ведь их это совсем не беспокоило. Подумаешь, неизвестно, чем удастся завтра пообедать! Может, и ничем. Ну и ладно, можно обойтись пустым чаем – бледным, в третий раз «пожененным», почти бесцветным. А если удастся стащить из общежитской столовой пару кусков хлеба – вообще пир горой!
Боже, как давно это было! Да и было ли? Наверное, все-таки было – он ведь помнит эти «пиры»… А потом появились деньги… И там… нет, лучше не вспоминать. Задвинуть в самый дальний угол сознания. А еще лучше – выкинуть из головы напрочь, смыть лишней порцией текилы, занавесить дымом очередного косяка… Забыть, в какой из дней ее не стало. А деньги – остались. Кто там сказал, что деньги, может, и не приносят счастья, но очень хорошо успокаивают? Хорошо сказал, отлично успокаивают, чистая правда. Он ведь и впрямь уже все забыл. Только иногда она еще – вот как сейчас – вздыхает где-то за спиной. Эй, чего тебе от меня надо? Отцепись! Давай, давай, до свиданья!
– Босс, спокойно! Все в порядке! – Клык стоял рядом и держал его за руки. Борис и Глеб испуганно отступили.
– Что такое? – Босс резко отбросил руки Клыка. Черт! Должно быть, забывшись, он обратился к той, которую так старался вычеркнуть из памяти, вслух. Вот стерва, долго она еще ему нервы будет трепать?! Босс обвел взглядом Клыка и близнецов – словно видел их впервые – потряс головой, прогоняя морок, и с недоумением уставился на зажатую в руке банку пива. Откуда взялась? Впрочем, неважно. Пиво – это то, что нужно.
Он отхлебнул – действительно, сразу стало легче. Зажатая в руке Бориса пачка долларов помогла вспомнить все остальное. Лицо Босса снова стало обычным – непроницаемо надменным:
– Всем спасибо! Все свободны! – он развернулся, намереваясь уйти, но взгляд упал на альбом. – Ах да, чуть не забыл. Я покупаю это. Все, целиком. Сколько там? По десять баксов за рисунок, подойдет?
Глеб растерянно взглянул на брата, но тот смотрел в сторону.
В ситуацию вмешался Клык.
– Нормальные деньги, не вопрос! Бери, парень, пока есть что брать, – он хохотнул. – Босс, я рассчитаюсь.
– Это я покупаю, а не ты! – оборвал его Босс и, остановившись напротив Глеба, уставился ему в глаза. – Посчитай, дорогой художник, сколько с меня.
Глеб бросил на брата затравленный взгляд – ты со мной? Или ты с ними?
Борис отвел глаза.
– Спасибо за предложение, – чуть дрогнувшими губами Глеб изобразил что-то вроде улыбки. – Я подумаю… Впрочем… нет. Чего тут думать?! – Он протянул альбом. – Я вам дарю эти рисунки. Не так часто я встречаю таких искренних поклонников своего небольшого таланта. Наслаждайтесь. – Развернувшись, он двинулся к выходу. Босс, Клык и Борис молча смотрели ему вслед.
Едва Глеб шагнул за порог, как мимо него в раздевалку вбежал охранник.
– Что такое? – Босс недовольно прищурился. – Почему оставил пост?
Охранник кивнул на Бориса:
– Ну так это… Тут вот этому звонили. Из министерства, сказали. Вроде тетка его, Екатерина Борисовна. Просила передать, чтобы он к ней ехал, – охранник уже жалел, что, поддавшись на внушительное «из министерства беспокоят», ушел с поста. А тут все начальство в сборе, извольте радоваться. Сейчас как вломят по первое число. Клык любит штрафы накладывать, а уж Босс-то…
Но тот почему-то продолжать выговор не стал.
– Вот как?! – отвернувшись от охранника, Босс переключил внимание на Бориса. – Так ты у нас из сливок общества? Серьезная новость. Так и не подумаешь.
Борис сообразил, в чем дело, моментально. Аленка! Звонила наверняка Наташкина матушка. Значит, Аленка у них. И, значит, что-то опять стряслось. Впрочем, чего там «что-то», ясно, опять ее предки что-то отчебучили, вопрос только в деталях, а детали он узнает, как только…
Так, хватит на сегодня бойцовских событий, пора отсюда сваливать. Он изобразил на лице легкомысленную, почти глуповатую улыбку:
– Ха! Ну да, сливки еще те. Она действительно в министерстве работает… В буфете! – уточнил он со смешком. – Чай, бутерброды, то да се. Я ей обещал сегодня забежать, с интернетом помочь. Чего-то у нее там заглючило, а она без «Одноклассников» дня прожить не может. Так что я пойду, ага? – Он стал быстро одеваться.
– Погоди секунду, – остановил его Босс, которого осенила внезапная мысль: вдруг новообретенный «бог ринга» ускользнет из его рук. – Как у тебя с армией? Ты же по возрасту… ну типа призыв скоро…
– Не-а! – Борис дурашливо замотал головой. – Военник на руках!
– Не понял! Уже отмазали?
Борис опять замотал головой:
– Не, таких средств не имеется. Все по-честному.
– Так ты болен чем-то? – с явной тревогой уточнил Босс. – Инвалид? Ну-ка выкладывай. Это принципиально.
В брошенном на Клыка мгновенном взгляде явственно мелькнула уже не тревога – злость. Вот так и бывает: притащат кого-нибудь, не разобравшись как следует. Кто потом отвечать будет, если что случится?!
– Все просто, – Борис пожал плечами и слегка нахмурился. – Только это между нами, хорошо? Это мы с Глебом смастерили. Мы в разных военкоматах на учете встали. Его специально, когда он паспорт получал, прописали у тетки нашей, в Ставропольском крае, в станице. Чтобы ему поступать легче было, в Строгановку. Там разнарядка какая-то, для сельских жителей. Ну он и военный билет там получил – астма у него. А потом здесь за меня комиссию проходил. Так что у меня теперь тоже вроде как астма. Ну по документам.
– Так вы, братья-кролики, аферисты получаетесь? – Босс облегченно рассмеялся. – Сегодня военный билет, завтра кредиты начнете оформлять, да?
Борис насупился, скрипнул зубами. Зачем, зачем он рассказывает этим людям про свои семейные тайны?! Вот болтун! Ох, Боря, Боря, доведет тебя твоя неосмотрительность до беды. Ты же теперь в лапах у этого волчары. Ладно, пускай попробует что-нибудь доказать.
– А вы бы своего сына в армию отдали? – довольно агрессивно спросил он.
– Я? Своего? Конечно, отдал бы… – без малейшего раздумья ответил Босс и, выдержав паузу, добавил с усмешкой. – Только не в нашу, само собой. В Иностранный легион. Это во Франции, слышал про такой? Вот туда бы отдал. Ну, правда, сына у меня пока нет. Только собираюсь заняться этим приятным делом. Если доживу до этого момента.
Босс почувствовал, что его снова накрывает волна дурмана, и, не дожидаясь, пока перед глазами окончательно расплывется, двинулся к выходу. Охранник посторонился было, давая пройти, но Босс взял его за рукав и потянул за собой:
– Отвезешь меня домой. Быстро.
Оставшись с Борисом с глазу на глаз, Клык словно обмяк:
– Ну наконец-то свалил! Вот черт, как же его колбасит-то! А, ладно. Слушай сюда, – обратился он к Борису. – Завтра я тебя поставлю на бой с одним приезжим. Он мужик крутой, но для тебя не опасный. Тем более что я его знаю как облупленного. Есть у него парочка слабых мест. Тебе ж надо лицо поберечь, для выпускного бала, – он хохотнул. – Услугу оказываю не бесплатно. И эту, и потом. Ты мне – никто, и сбоку бантик, просекаешь? – Клык понизил голос, оглянулся. Но в раздевалке было тихо, только в душевой капала вода, да из-за окна послышался автомобильный рокот. – С каждой встречи будешь отдавать двадцать процентов, понял? Болтнешь чего Боссу, потом не обижайся. Ну а станешь нормально себя вести, я тебя на большие деньги выведу. Тогда уж сам сможешь решать, стоят мои услуги двадцати процентов или нет. Скажу напрямки – что ты меня встретил, это для тебя подарок судьбы. Ну и для меня встреча с тобой может шансом оказаться. Иначе не выползти из этого болота. Предлагаю выползать вместе. По рукам?
Пожимая протянутую руку, Борис прищурился:
– Только одно условие. Про завтрашнего моего соперника ты не говоришь мне ни слова. И так будет всегда.
– Тогда надолго тебя не хватит. И я тебе тогда не очень нужен. Ты мне нужен живой и здоровый.
– Я сказал, – отрезал Борис.
– Сказал так сказал, – примирительно хмыкнул Клык.
– Дай телефон, мне позвонить надо, – почти жалобно, без следа недавних железных интонаций, попросил Борис.
Захохотав, Клык протянул ему мобильник.
Глава 8
Висевший под потолком ресторанного зала стробоскоп бил фосфорическими вспышками над головами танцующих, на мгновение высвечивая белые рубашки, платья, скатерти. От бешеного ритма ударных украшавший стены дансинг-холла дикий виноград мелко, но безостановочно подрагивал – как будто тоже участвовал в пляске. Учителя и родители укрылись от грохота в каминном зале.
После полуночи один за другим начали сходить с дистанции и сами виновники торжества, и диджей объявил перерыв.
– Дорогие друзья! – Появившийся на сцене Марат Измайлович помахал руками, привлекая внимание. – Да, теперь я могу вас так называть. Теперь вы уже не ученики, а я не директор. Впрочем, директором я останусь, но уже не для вас… – В зале засмеялись. – Теперь о дальнейшей программе. Примерно через час, когда вы немного отдохнете, у выхода будет ждать автобус. Встречать рассвет после выпускного бала – традиция давняя. Мы постарались выбрать такое место, где вы не окажетесь в толпе других выпускников. И, ребята, большая просьба – не теряйте свои мобильные телефоны. Чтобы вас не потеряли родители. Они волнуются, может быть, больше вас самих. Ну вот. А теперь давайте скажем «спасибо» так прекрасно развлекавшему вас диджею. – Отдельные выкрики слились в общий веселый гул. – И я с удовольствием объявляю полуночный джаз-коктейль. Это своего рода подарок нам всем – играть будет знаменитый папа нашей выпускницы Ариадны Манукян, которую я… нет, мы все еще раз поздравляем с заслуженной золотой медалью. Ариша, мы все тобой гордимся!
Над смущенной Ариадной кто-то выстрелил из хлопушки, и она исчезла в облаке конфетти. В глубине зала захлопали пробки шампанского, кто-то закричал «браво», кто-то зааплодировал.
– Ребята, ребята, – призвал к порядку Марат Измайлович. – Договорить-то дайте. – Все засмеялись. – Итак… на нашей сцене – лауреат бесконечного количества всевозможных международных конкурсов, человек-оркестр… Сергей Манукян! Встречайте! Прошу, Сережа…
К синтезатору вышел смешной кудрявый толстячок в фиолетовом смокинге с серебристыми лацканами. Кое-кто зафыркал: лауреат? Вот это? Клоун какой-то, а не лауреат. Однако после первых же аккордов в зале замерли все, даже официанты. В тягучих, до самого сердца пробирающих звуках блюза отчетливо слышались то «Подмосковные вечера», то «Во поле береза стояла», а то и «Школьные годы»…
Борис увлек Алену на балкон:
– Тут хоть дышать есть чем. Слушай, я тебе так и не сказал… Ты в этом платье прямо царевна эльфов. Глебка говорит, ты на «Весну» Боттичелли похожа. Художник такой был.
– Я знаю, – улыбнулась она. – Италия, пятнадцатый век. Ты преувеличиваешь. И Глеб тоже. Просто тип лица тот же.
– Ну не скажи! Ничего я не преувеличиваю! – возмутился Борис. – Когда ты выходила аттестат получать, я специально за девчонками смотрел. Прямо какой-то ужасный ужас, как будто у них самый сладкий кусок украли. Только Наташка молодец – хлопала так, что чуть руки не отваливались. А Цыганкова с Шарапкиной чуть вуальки свои от зависти не сжевали. Так что я тебе точно говорю. – Он притянул Алену к себе и, оглянувшись, украдкой поцеловал пушистый локон на виске. – Эй, ты чего как замороженная?
– Устала. – Она повела плечом, чуть отстраняясь.
– Так! – Он отодвинул девушку от себя и, положив ей руки на плечи, уставился глаза в глаза. – Ну-ка стоп машина. Ты кому врешь, Аленка? Я что, не знаю, какая ты бываешь усталая? Совсем другая. Кто-то из этих дур тебе что-то ляпнул? Плюнь на них. Или… Ой. Ты переживаешь, что я дурака свалял и сальто со сцены сделал? Так все же в восторге были. Ну так чего тебя грызет?
– Оставь, проехали. Пустяки. Говорю же, устала.
– Ну пустяки так пустяки, – согласился Борис и вдруг, шагнув к перилам, сделал на них стойку на руках. – Пока не скажешь, так и буду стоять! Говори! – потребовал он чуть сдавленным из-за перевернутого положения голосом.
Алена ахнула. До земли – точнее, до асфальта – было метров пять. Убиться не убьешься, а вот руки-ноги переломать – запросто. Если не позвоночник…
– Борька, прекрати сейчас же!.. Ну… предки мои заявились.
Он соскочил с перил:
– Сюда?
– Ну… да. Внутрь их не пустили, они скандалить начали – ах, какой ужас, им срочно нужно поздравить свою кровиночку… Марат Измайлович с ними поговорил, и они ушли.
– Фу, – выдохнул Борис. – Ну, значит, все обошлось. Пора расслабиться. Вот я тебя сейчас развеселю. Хотел позже сказать, но чего тянуть. Тут мои предки учудили, мне мама типа по секрету нашептала. Ну и я тебе эту страшную тайну доверю. Короче, они для нас квартиру нашли, дом соседний с нашим. Там почтальонша живет. Да ты ее знаешь, она с такой собачкой смешной всегда ходит. Собачка еще чихает, когда гавкать собирается, – для убедительности он изобразил и чих, и тявканье.
Алена тихонько засмеялась:
– Муся, с маленькой бородкой.
– Почтальонша с бородкой?
– Да нет, собачка. Муся ее зовут. А почтальоншу вроде…
– Да какая разница! – перебил ее Борис. – Она квартиру сдает. С балконом, рядом с нами. Ну дом то есть рядом. Круто? – Он чмокнул ее в правый глаз, потом в левый, нахмурился. – Да что ж такое-то? Ты плачешь? Эй! Радоваться же надо!
– Борь, мне так стыдно…
– Ну вот здрасьте! Как будто я страшный серый волк и вот сию секунду тащу тебя в берлогу, чтобы съесть. Ты что, думаешь, я сексуальный маньяк, что ли? Все по-человечески сделаем: подадим заявление – хочешь, прямо завтра? – свадьбу закатим, все, как положено. Белое платье, шарики, все такое. Хотя куча народу живут себе просто так, плюют на все официальные правила и жениться не собираются. Но мы-то собираемся! Да я тебе такую свадьбу устрою, все попадают. Манукяна с его ансамблем пригласим. Аришка – хорошая девчонка, она с отцом договорится. Он как-то так играет, прямо мурашки по спине…
– Да я не потому совсем, – всхлипнув, Алена уткнулась ему в плечо. Марат Измайлович… он им пакет вынес. Только тогда они ушли…
– Черт! – Борис стукнул кулаком по перилам. – Ну точно. Это я такой дурень, не сообразил. Надо было им еще перед вечером водки занести, чтобы они уже никуда не выползали.
Девушка, чуть отстранившись, подняла блестящие от слез глаза:
– Ты-то тут при чем?
– Ты что? – Борис как будто удивился. – Как при чем? Теперь я за тебя отвечаю. И должен был не козлом скакать, а головой подумать. Прости! – Он снова прижал Алену к себе. – Вот клянусь: с этой минуты буду думать немного вперед. По крайней мере, очень постараюсь. Поэтому сейчас мы с тобой отсюда смываемся… – Борис внезапно прищурился, вглядываясь в темноту под балконом. – Это кто такой хороший вдоль по улице идет? – нараспев произнес он. – Это кто такой хороший кошелек сейчас найдет?
– Кто там? – испуганно выдохнула Алена. – Опять мои?
– Да нет, – усмехнулся он. – Это Наташкин отец. Рассекает, как Брюс Уиллис. Весь в белом, блеск! Прямо не фотограф, а кинозвезда. Хотя его известности многие эти звезды еще и позавидовать могут. Насколько я знаю, всякие там журналы его друг у друга из рук прямо рвут. Вот что значит толковый специалист в своем деле… Погоди, я быстро. Мне у него одну вещь спросить надо.
Перемахнув через балконные перила, Борис приземлился на газон, кувыркнулся и вынырнул из кустов прямо перед Антоном Дмитриевичем. От неожиданности тот отшатнулся, едва не выронив видеокамеру, которую нес под мышкой. О чем они говорили, Алене слышно не было.
Закончив разговор, Борис вернулся под балкон и замахал руками:
– Смываемся отсюда! Давай, спускайся. Или ты хочешь с народом?
– Я не хочу с народом! – Алена замотала головой. – Я с тобой хочу! – и добавила тихо-тихо, чтобы Борис не услышал: – Навсегда хочу!
Он рассмеялся:
– Мы с тобой прямо как Ромео и Джульетта! Ты на балконе, перепуганная и влюбленная, я гляжу на тебя снизу вверх и уговариваю удрать. Точно ведь? Только ты давай, по лестнице удирай. Чего-то высоковато тут летать, чуть пятки себе не отбил.
Когда Алена выскользнула из ресторана, Борис уже стоял рядом с такси, держа открытой дверь.
– Это карета, которая в полночь превратится в тыкву? Да, Ромео с Вагоноремонтной улицы? – засмеялась Алена. – У тебя деньги-то есть, Ромео?
– Полна коробочка, – гордо заявил он. – Честно заработанные. Полтора раунда отлично сделал. Знаешь, сколько я теперь получаю? Всего за пять минут на ринге? – ему хотелось похвастаться: он уже не сопливый пацан, который клянчит у мамы «на кино», он вполне взрослый мужик, добытчик.
– Случайно знаю, – почему-то она продолжала смеяться. – Ты не только голову потерял, кран мой безбашенный.
– Ты про что? – не понял Борис. – И нечего краном обзываться, садись быстрее. Пока никто нас не засек.
– Деньги покажи, – строго потребовала девушка.
Он полез в карман пиджака и гордое выражение лица сменилось растерянным:
– Слушай, деньги ведь были. Много денег. Я, правда, костюм купил и туфли. И еще одну штуковину, для тебя, она дома лежит, – он беспорядочно шарил по всем карманам подряд. – Вот же попал! А-а! Я их, наверное, выронил, когда с балкона прыгал. Сейчас… – Борис ринулся в кусты.
– Стой, балбес! – крикнула вслед Алена. – Вот они, твои кровные, – она помахала в воздухе пачкой. – Они вылетели, когда ты в актовом зале сальто со сцены исполнял. Хорошо еще, прилетели прямо Наташке в руки. Прилетели бы Шарапкиной, только б ты их и видел.
– Уф, черт! Какой-то я сегодня рассеянный. – Он вернулся к машине.
– Ну что, молодежь, едем? Или до утра тут будем смеяться? У меня счетчик тикает, он шуток не понимает, – окликнул таксист.
– Едем, командир, едем! – отозвался Борис. – Прыгай, Джульетта, на заднее сиденье. Там целоваться удобнее.
Усевшись, Алена уперлась ногами в коробку.
– Это что? – шепнула она. – Это наше или?
– Наше, наше! Все наше. Весь мир у наших ног!
– Я серьезно спрашиваю.
– Там шампанское, еще вино разное, фрукты, пицца. И чипсов тебе специально купил, с салом и чесноком.
– Хамите, парниша?
– Мрак! – Борис подхватил цитату из бессмертной Эллочки-людоедки и засмеялся. Ему хотелось одновременно хохотать, петь и прыгать до потолка. – От избытка чувств, моя прекрасная леди!
– А можно прекрасной леди узнать, куда мы едем?
– Тс-с! – Борис прижал к губам палец, как будто кто-то мог их подслушивать. – Антон Дмитриевич устроил. Вот мужик, я балдею! Один звонок – и все в мармеладе. Уважаю!
– Так балдеешь или уважаешь? – хихикнула Алена.
– Все в одном флаконе.
– И в какой мармелад мы едем? Ну-ка быстро говори!
– Антон Дмитрич позвонил тренеру знакомому, нет, не боксеру, не хихикай, на конную базу или что-то в этом роде. Короче, этот мужик нас там встретит, даст лошадей и факелы. Поедем кататься по ночному городу. Ну или по парку. Это уж на месте решим.
– А факелы зачем? – удивилась девушка.
– Так у лошади же фар нет. Ну и для красоты. Представляешь… – Борис вдруг задумался. – Слушай, а ты на лошадях-то когда-нибудь ездила?
– Только на пони, – вздохнула Алена. – Мы однажды, давно-давно, на море отдыхали. Там у хозяев, у которых мы жилье снимали, два пони было. Их в аренду сдавали. В смысле покататься. Заплатил деньги, сел и поехал. Бизнес такой. А мы у них жили, поэтому мне разрешали бесплатно кататься. Когда клиентов нет.
– Пони симпатичные. На сусликов похожи.
– Сам ты на суслика похож! – Алена завозилась, поудобнее пристраивая голову ему на плечо.
– А ты на пони! – фыркнул Борис. – И ничего, мне нравится. Только чур не лягаться.
