Белобров-Попов
Новое Будущее
– Я все тебе оставлю и расскажу. В смысле, инструкции. Нам только надо решить…
– Не надо, я уже все решила. Ты же не думаешь, что я тут останусь тусоваться одна?
У Насти оставалась еще последняя надежда. Что Курт – обычный мошенник, который получит от Крис деньги и исчезнет. Или что Тихий дом не существует.
Они созвонились в половину двенадцатого. Крис была быстрая, собранная, деловая, испуганная. Поговорили быстро и попрощались в 23:37. Настя села на постели поудобнее, сняла автоблокировку экрана и выключила ночник. В темноте белый прямоугольник резал глаза, но ничего, главное – не пропустить ту самую минуту. Если в 00:01 Крис все еще будет онлайн, то…
Тревога пришла еще до того, как Настя открыла глаза. Белый прямоугольник мерцал совсем рядом, на подушке, она схватила его, дернула к себе. Ноль-ноль двадцать три, видит Настя, и слышит: набегают одна за другой волны, пытаясь снова обмануть ее и убаюкать, заставить заснуть и пропустить Крис. Настя проверяет звук на телефоне, на ноутбуке, приоткрывает дверь своей комнаты и выглядывает в коридор. Все отключено, все в доме спят, но скрипка где-то здесь, рядом, продолжает играть. Скрипка хочет, чтобы Настя уснула, но Настя борется с собой и до утра пересматривает нон-стоп страшные ролики на Youtube, чтобы ни на секунду не отключиться. В 06:29 Крис по-прежнему оффлайн. И через час, и через два, и вечером, и ночью, и на следующее утро, и, кажется, навсегда. И даже за окном темно, словно солнца не будет и сегодня, и завтра, и на следующее утро, и, кажется, навсегда. Крис нравилось ложиться спать после восхода солнца, и по выходным она часто засиживалась за компьютером до утра. Здорово точно знать, что желтый кружочек уже поднялся в небо, а значит, новый день точно наступил и жизнь продолжается, часто говорила Крис перед тем, как отключить телефон и разрешить воскресенью прийти. И вот Крис опускается к темному центру вселенной, и даже солнце не поднимается, и Настя остается одна – сейчас, вечером, ночью, на следующее утро и, кажется, навсегда.
II
Первые дни Настя боялась, что ей позвонят, и сквозь скрипичные стоны отчаявшийся, стертый голос скажет:
– Это мама Кристины.
Боялась и ждала, потому что каждый день был пустым, тусклым и отчаянным.
Но прошел день, два. Никто не звонил. Значит, перед уходом Крис сделала все, как говорил Курт. Ее мама с папой не смогут зайти в ее почту или на страницу VK, не смогут прочитать ни одной переписки, даже страницу Крис уже не найдут: теперь она видна только Курту и Насте. Не смогут прорваться через пароль в ноутбук Крис. А если и смогут – там никаких следов. Ничего, что могло бы привести от Кристины к Курту и к Тихому дому, даже к Насте – Крис сказала, что об этом позаботилась отдельно.
Настя представляла родителей Крис и думала, что лучше бы были следы, лучше бы родители Крис нашли ее, Настю. И тогда она рассказала бы – не все, конечно не все, так, пару историй, пару случайных намеков. Она даже репетировала: «А знаете, кажется, Крис в последнее время упоминала какой-то Тихий дом… Кстати, я в последнее время все время слышу музыку, как будто кто-то играет на скрипке, вы не подумайте, я не сумасшедшая, просто вдруг это важно…» Но Насте никто не звонил.
О прощании и похоронах написали на сайте школы. Настя долго думала, пойти или нет, и пыталась представить, как это будет – подойти к закрытому гробу, представляя там Крис. Наверное, очень странно, но не так тяжело, как другим – родителям, родственникам, друзьям. Тем, кто ее видел, слышал, мог дотронуться – иногда или даже каждый день. Настя с Крис никогда не встречались в реале, да вроде и не было нужно. Они жили в своем чатике, могли часами болтать по видео, знали блоги друг друга как свои собственные. А теперь Настя одна знала, что на самом деле произошло с Крис. И она поступила так, как обещала, поклялась клятвой лучшей подруги: не ходить на похороны, не плакать, ждать.
И Настя искала Крис так, будто ее на самом деле можно было найти. И Настя ждала, ждала, а музыка в ее голове стала возвращаться все чаще и становилась громче, перебивая мысли и голоса людей вокруг. На карте маршрут в Тихий дом выглядел как колонка из белых строчек, уходящая из правого верхнего угла вниз. Маршрут был поделен на неровные секции: level D, level C, level B. Настя представляла, как приходит на остановку – самую верхнюю ссылку уровня D, – набирает в легкие побольше воздуха и ныряет вниз, но не в воду, а в мягкую, жирную черную землю, и ее сразу засыпает с головой, будто там, на поверхности, Насти и не было никогда. И от безысходности она начинает пробивать себе нору, мерзкий лаз вниз, к центру земли, хотя интуиция и названия остановок на карте подсказывают, что ничего хорошего там, в центре земли, ее не ждет. Она медленно вела пальцем вниз по экрану, стараясь запомнить названия остановок. Уровень D, уровень С, уровень B. Когда палец опускался до уровня A, начиналась тошнота. Секция A была залита красной краской.
Но где-то там, за красной полосой, сейчас ждет ее лучшая подруга, и она застряла там навсегда, одна, и даже позывные с просьбой о помощи не доходят до Насти, умирают, так и не пробившись сквозь черную толщу уровней A, B и C. Настя и Крис договорились, что будут пытаться выйти на связь каждые 23 дня. И пусть попыток будет четыре – по количеству уровней. Если четыре раза случится лишь тишина, то на пятый Настя должна будет удалить KristYou из друзей или отправиться за ней в Тихий дом.
С восемнадцатого ноября не прошло ни одного дня, чтобы Настя не проверила страницу Anonymous Hat. Одиннадцать дней его страница молчала. А тридцатого ноября Настя увидела, что Anonymous Hat онлайн. Вот что ее больше всего успокаивало, вот почему она ждала. Если Курт онлайн – значит, он вернулся, а если с ним все в порядке, то и с Крис тоже. Значит, они дошли до Тихого дома, просто Крис решила остаться там, и Курт отправился назад один – и добрался домой. Настя улыбалась экрану компьютера, и даже музыка в голове притихла и отступила на второй план.
В колонках щелкнуло уведомление о том, что на почту упал новый имейл. Настя переключилась на другую вкладку и увидела непрочитанный имейл от 49406guardsecurestolen. И снова щелчок. Новая строчка – еще один имейл от 49406guardsecurestolen. Щелчок, щелчок, щелчок, щелчок. Настя ткнула на кнопку и отключила колонки. Почтовый ящик обновлялся каждую секунду, и в нем появлялись письма от 49406guardsecurestolen – еще, и еще, и еще. Тело как будто почувствовало опасность: застучали виски, задрожали запястья, и что-то стало биться в шее, внизу, с левой стороны.
Звуки скрипки снова ворвались в голову на полной громкости, Настю передернуло от высокой ноты, будто кто-то завизжал. Она резко обернулась – за спиной кто-то стоял, и со всех сторон, со всех уровней сети к ней уже направлялись неизвестные люди.
За спиной у Насти была дверь с облупившейся краской и крючком, на котором висел потертый розовый халат.
А потом щелканье прекратилось, и шквал писем остановился. В ящике горело 115 непрочитанных писем. Настя знала, что этого делать нельзя, но не смогла удержаться и начала кликать на все строчки подряд, открыла одно, второе, третье, десятое, резко отодвинула клавиатуру, ударила ладонью по столу, откинулась в кресле, были страх и раздражение, а в письмах не было ничего, ни одной буквы. Только пустая страница, пустота, которую ей 115 раз подряд отправили с адреса 49406guardsecurestolen.
На следующий день пришло 116 писем.
Потом 117.
118.
119.
120.
Все равно что ежедневное напоминание, что за ней следили.
Теперь каждое утро начиналось с проверки почтового ящика. Настя больше не открывала писем – просто на автомате, сквозь сон и звуки скрипки в пару безразличных кликов удаляла все, что прислали с 49406guardsecurestolen. Клик, клик, клик – если тревога подступала совсем близко. Настя представляла, что работает дворником в школе, где училась Крис. Каждое утро она приходит на белую-белую площадку и начинает убирать снег. Проходит день, Настя ложится спать, и пока она спит, снег выпадает снова, его столько же, как вчера, и чуть-чуть больше. И она встает рано утром, надевает ватные штаны, большие ботинки, толстый свитер и мягкую-мягкую куртку с капюшоном. И снова идет убирать снег.
В день, когда ей пришло 188 пустых имейлов, Настя поняла, что злится на Крис. Злится, потому что Крис бросила ее и одна ушла искать место, которого даже не существует. Злится, потому что готова была пойти вместе с ней и нужно было только подождать, пока Настя раздаст достаточно флаеров, чтобы купить второй пропуск в Тихий дом, но Крис ждать не стала. Злится, потому что тоскует по лучшей подруге, которая ее не выбрала, а выбрала то, во что Настя иногда даже не верила.
Когда они прощались, Крис сказала, что будет ждать четыре раза по двадцать три дня, а потом еще двадцать три дня ждать Настиного решения, и после этого придет время ставить точку. И Настя приняла решение – завела новую электронную почту. А проснувшись на следующее утро, сразу почувствовала странное. Что-то было не так. Необычно. Пока она быстро собиралась, чтобы не опоздать в школу, думать было некогда. Но выйдя на улицу, уже согретую легким обещанием весны, Настя поняла, что изменилось.
Наступила тишина. В мире не было ни звука. И скрипки в Настиной голове тоже не было.
И время шло, и март прошел спокойно и даже удачно: Насте с матерью только один раз пришлось отправляться в ночную экспедицию за Олегом. Музыка не возвращалась, 49406guardsecurestolen больше не беспокоил, и даже думать о Крис стало намного проще. Злость ушла, как и острая боль. Настя как будто начала постепенно, от одного дня к другому, просыпаться от долгого, тяжелого, сковывавшего ее сна. За последние три недели она ни разу не зашла на форумы, где обсуждали Тихий дом.
А потом наступило пятое апреля: по дороге из школы Настя встретила ее в метро. Не Крис, нет – незнакомую девушку. С торчащим из-за спины высоким черным хвостом. С боковым карманом. Настя никогда не видела, как выглядит футляр для скрипки, но это был он, и Настя пошла за ним. А когда девушка остановилась на платформе, а Настя прямо за ней, всего шаг между ними, это произошло: Настя увидела и почувствовала.
Увидела черный прямоугольник перед собой и почувствовала черный прямоугольник в себе. И их тянет друг к другу, ведь они одинаковы. И между ними вовсе не один шаг – между ними зеркало, кривое, но таков их путь. Настя осторожно повернула голову в одну сторону, в другую – метро как метро, мешанина, сумки, куртки, уставшие лица. Люди – просто люди, без дополнительных значений. И только она, Настя, и девушка перед ней – искривленные отражения друг друга в черных окошках.
Поезд уже сверкнул огоньком в черном тоннеле, все вокруг зашевелилось и зашуршало, а вот и ее вагон, толпа уплотнилась, хлынула волной, Настю потащило вперед и вдруг кинуло, как корабль на скалу во время шторма, вперед, вглубь, в черный прямоугольник.
Она очнулась в 00:23, тяжелая, пустая и решительная. Рывком встала с кровати, на ощупь угадала на столе ноутбук, ввела в поисковике «ужасающая правда о зеркалах», нажала enter. Вместо строчек, ссылок и картинок туман заволокло черным.
«Пожалуйста, освободите вагон», – донеслось до Насти откуда-то сверху, рассеивая сон, и она открыла глаза. Поезд, зашипев, остановился на станции Алтуфьево, пассажиры потянулись к выходу. Девушка, сидевшая напротив Насти, встала и неловко закинула за плечо скрипичный футляр, в другой руке у нее был телефон.
– Я уже на Алтуфьево, скоро буду у тебя, отпросилась. Нет, Кристина, я не могла сидеть дома и смотреть, как бы ты сама со всем разобралась. Мы вообще лучшие подруги, или как? Да не переживай ты, сиди дома тихо, жди меня.
Музыка играла все время, пока Настя ждала обратный поезд, возвращалась в центр, шла по переходу, ехала до нужной станции, шла пешком по темной улице.
Дома она разогрела себе и Олегу обед, себе накрыла на кухне, а Олегу отнесла прямо к телевизору, как обычно. Положила смартфон на обеденный стол экраном вниз. В полной тишине, глядя в одну точку на стене, съела котлеты с гречкой. Налила чай себе и Олегу. Отнесла одну чашку в зал, забрала тарелки. Помыла всю посуду. Взяла вторую чашку, смартфон, зашла к себе в комнату, плотно прикрыла дверь. Села за стол и открыла старенький ноутбук. Сердце билось так сильно, что казалось, удары отдаются во всем теле, в запястьях, в висках, у основания шеи с левой стороны, во рту. Перед глазами плыло, казалось, что кто-то разлил в воздухе банки с черной и белой краской и размазывал кистью, выводя круги и полосы, за которыми едва просматривался мир: автобусная остановка, школьный двор, раздевалка, лестница, учителя, коридоры, одноклассники, доска, двойной лист, вроде в клетку, контрольная по математике, лестница, раздевалка, школьный двор, автобус, не пропустить остановку, разбитая улица, хлюпающая под ногами, подъезд, тусклый коридор, кухня, еда, у которой не оказалось вкуса, духота, ревущий телевизор, отчим, что-то из посуды, дверь, экран. Настя закрыла руками глаза и попробовала дышать медленнее. Страничка Крис, закрытый, только для близких друзей пост, комментарий Anonymous Hat, страница Anonymous Hat.
Настя N
Привет, Курт. Меня зовут Настя, я подруга Кристины – KristYou. Я знаю, что ты помог ей попасть в Тихий дом. Она моя лучшая подруга, и я знаю, что она хотела остаться в ТД навсегда. Но я не хочу, чтобы она была там одна. Ты можешь помочь и мне тоже? Я знаю все про маршрут и дорогу, мы с Кристиной готовились вместе. Может быть, она тебе рассказывала про меня.
Anonymous Hat прочитал сообщение. Через несколько секунд страница обновилась, и переписки на ней уже не было. И страницы Курта не было. А потом экран погас, оставив пустой черный прямоугольник. И Настя поняла, что нужно делать. Не включая экран, вслепую она набрала на клавиатуре «ужасающая правда о зеркалах», нажала enter. По темноте прошли белые полоски, помехи. А потом на экране появилось лицо Крис, она посмотрела Насте в глаза и что-то сказала, но слышно не было. Картинка с Крис погасла, экран снова заволокло тьмой. А потом ее прорезали три белые буквы: СОН. И внезапно Настя поняла, что нужно делать. Как будто она всегда это знала, просто забыла, а теперь вспомнила. И музыка снова заиграла у нее в голове, но на этот раз не тревожно, а нежно, успокаивая, обещая встречу.
В половине двенадцатого, пожелав маме и Олегу спокойной ночи, Настя плотно закрыла за собой дверь. Поставила рядом с кроватью стул, а на него – открытый ноутбук. Сняла со стены зеркало и прислонила к стене напротив кровати. Принесла из маминой комнаты настольное зеркало для прикроватной тумбочки, покрутила в разные стороны, пока не поймала отражение ноутбука. Третьего зеркала не хватало, и Настя решила попробовать крохотный кружок в пудренице. Зеркало должно отображаться в другом зеркале, и кровать с ноутбуком тоже должны попасть в этот лабиринт.
Настя покрутила будильник и убедилась, что он отключен. Положила под подушку желтую флешку, которую Крис прислала три года назад, в день рождения, прислала ей с курьером прямо в школу во время урока литературы. В темноте сказала вслух: «Когда я попаду в Тихий дом, я найду там нашу с Крис желтую флешку».
И закрыла глаза.
III
Настя существовала в мире и не существовала, была здесь и нигде, была человек и была мысль, была всем и была тем, чем хотела быть. Настя была вечным странником, пустившимся в путь в каком-либо направлении, потому что всегда помнила, просто на время забыла, что какое-либо направление, если идти вечность, приводит туда, где путь завершается и одновременно начинается, и нельзя прийти и не уйти, и нельзя не прийти, но уйти.
Там, где дорога завершалась и начиналась, Настя увидела белую дверь и вошла в чат. Не открыла на экране, не запустила предложение, просто вошла. Вошла. Бесконечное ледяное белое окружило ее. Бесконечное ледяное белое, место, которое она искала, место, которого не существует. Финальная точка, но не финал. Кто-то играл и не играл на скрипке.
Настя была не одна, кто-то был здесь, совсем рядом с ней, кто-то, кого нет, как не стало и Насти.
На столе ее ждал открытый ноутбук с блестящей белой флешкой.
Я здесь, – напечатала Настя.
Я здесь, – пришло ей в ответ.
Михаил Гаёхо. Анна
Ни в серьезных занятиях, ни в играх никто не должен приучать себя действовать по собственному усмотрению: нет, всегда – и на войне, и в мирное время – надо жить с постоянной оглядкой на начальника и следовать его указаниям. Даже в самых незначительных мелочах надо ими руководствоваться, например, по первому его приказанию останавливаться на месте, идти вперед, приступать к упражнениям, умываться, питаться, пробуждаться ночью для несения охраны и для исполнения поручений.
Платон. «Законы»
– Wacht auf, – сказал навигатор.
Бус проснулся. Пак проснулся тоже. Обоих клонило в сон, если трансфер длился дольше пяти минут.
Вышли из капсулы.
– Nach vorn, – сказал навигатор.
Пошли вперед.
– Напоминаю, что на земле старого города запрещена фото- и видеосъемка, – сказал навигатор.
– Резонно, – заметил Бус, увидев, что навстречу верхом на белой лошади едет голая женщина.
– Отвернитесь, – сказал навигатор.
Бус и Пак отвернулись.
Стук лошадиных копыт проследовал мимо и удалился.
– Что это было? – спросил Пак.
– Белая лошадь, – сказал Бус.
– Я бы ее сфоткал, – сказал Пак. – Пару раз спереди и пару раз сзади.
– Да уж, – сказал Бус.
– Интересно, видеонаблюдение здесь тоже не работает? – полюбопытствовал Пак.
– Не работает, – сказал Бус. – Я проверял. Аутентичная старина – это принцип.
– Не работает, и количество самоубийств на тысячу душ сразу возрастает, – заметил Пак.
– Думаю, это не было самоубийство. Скорее, какой-то маньяк сталкивает женщин с именем Анна под колеса трамвая – такое можно представить, нормальная вещь для маньяка. Но повторяющиеся раз за разом самоубийства… – Бус пожал плечами. – Да и связь с фото-видео неочевидна.
– Самоубийство – заразная шняга, – сказал Пак.
Подошли к перекрестку.
– Nach links, – сказал навигатор.
Свернули налево. Здесь была трамвайная остановка.
Подъехал маленький красный трамвай, с шипеньем открылась дверь.
– Geh hinein, – сказал навигатор. И вошли.
Трамвай был образца позапрошлого века, а дома, мимо которых он проезжал, – еще старше. Невысокие, с черепичными остроконечными крышами. На каких-то поворотах колеи открывалось пространство, и виден был поднимающийся над городом замок, картинка которого была обрезана сверху рамкой окна. Одно время трамвай шел вдоль старой крепостной стены. Одна башня, другая. Снова дома. Круглая площадь с фонтаном. В створе улицы памятник – голый всадник с мечом в руке. В общем, город как город, со своим набором достопримечательностей.
Трамвай остановился.
– Geh raus, – сказал навигатор. И вышли.
Пошли вдоль путей в обратную сторону.
– Это здесь, – сказал Бус и склонился, внимательно разглядывая межрельсовое полотно, неровно вымощенное аутентичной брусчаткой.
– Хочешь что-то найти? – спросил Пак.
– Никогда не знаешь, что может пригодиться. – Бус пинцетом вынул из щели между камнями небольшую пуговицу – круглую, с медным блеском. Осторожно положил в маленький конверт с прозрачным окошком. В другой конверт наскреб щепотку земли из той же щели. Конверты положил в карман (для таких дел на нем был жилет со многими карманами).
– Там трамвай идет, – сказал Пак.
– А вот еще, – сказал Бус, уступая трамваю дорогу. – Это зуб, – сказал, рассматривая то, что лежало у него на ладони.
– Женский? – спросил Пак.
– Если это ее зуб, значит, женский.
В гостинице поужинали и разошлись по своим капсулам. Бус предложил партию в шахматы. Пак согласился.
Бус и Пак любили шахматы. У Буса был апгрейд уровня Алехина, у Пака – апгрейд уровня Капабланки. Бус-Алехин и Пак-Капабланка сыграли три партии. Играли, естественно, вслепую, как подобает гроссмейстерам. Четвертую партию, не доиграв, отложили: «Schlaf ein», – сказал навигатор.
И заснули.
– Отвернитесь, – сказал навигатор.
Стук лошадиных копыт проследовал мимо.
– Та же, что и вчера? – спросил Бус.
– Не разглядел, – сказал Пак.
По узкой улице вышли на круглую площадь с фонтаном.
– Nach rechts, – сказал навигатор. И повернули.
Здесь было кафе. Называлось «Седьмая смена».
– Geh hinein, – сказал навигатор. И вошли.
– Два комплексных номер один, – сказал Бус. С подкатившей тележки манипулятор снял тарелки с едой и две кружки сидра.
Ели, пили, а где-то в середине обеда к их столику подошел человек.
– Детектив Бус? – осведомился он.
– Можно сказать так. – Бус наклонил голову.
– Я свидетель. – Человек пододвинул себе стул и сел. – Был там рядом и все видел. Она, эта женщина, стояла рядом с трамвайными путями, как будто собиралась перейти дорогу. Но не переходила. Трамвая, значит, ждала. А когда трамвай подошел, шагнула вперед.
– Не шагнула, – поправил его другой подошедший, – а упала на рельсы. Прямо под колеса, словно кто-то ее толкнул.
– Но никто ее не толкал? – уточнил Пак.
– Может, кто-то толкнул, я не видел, – сказал первый свидетель.
– Там много людей кучковалось, трудно разобрать, – подтвердил второй.
– А когда это было? – спросил Пак.
– В прошлую пятницу, – сказал первый.
– У меня – в позапрошлую, – сказал второй.
– Я оба случая видела, – заявила подошедшая женщина средних лет. – В прошлую пятницу была девица в юбке, а в позапрошлую – в шортах, с голыми ногами. И за той, что в шортах, – это как раз в позапрошлую – стоял кто-то высокий, в синей куртке, он ее и вытолкнул под колеса, хотя конкретно не видела, врать не буду. Она под колеса – хрясь – и кровища, кровища… Гайтор мне сказал смотреть, я смотрела. А теперь привел сюда. Я, наверное, важный свидетель.
– Я тоже важный, – сказал следующий.
– И я…
– И я… – Из желающих свидетельствовать уже образовывалась очередь.
– Свидетели так себе, – сказал Бус, когда очередной, то есть последний из пришедших, сообщил, что в первый момент не сообразил, что происходит, но главное видел и что трамвай, хоть и затормозил, но прошел метра два, когда женщина уже была под колесами.
– Geh raus, – сказал навигатор. И вышли.
В планах было пойти к морю на пляж или подняться к замку, но было уже поздно. Пошли в гостиницу.
Играли в шахматы. Сыграли три партии, включая вчерашнюю отложенную. Бус-Алехин выиграл две у Пака-Капабланки, а одну – проиграл.
Потом навигатор сказал «Schlaf ein». А утром – «Wacht auf».
– Отвернитесь, – сказал навигатор.
Стук лошадиных копыт проследовал мимо.
– Это была не та женщина, что вчера, – сказал Пак.
– Ты не отвернулся? – удивился Бус.
– Не отвернулся, – сказал Пак. – Я такой. У меня и дед такой был – мог игнорить команды от гайтора, если приспичило. А бабушка говорила: «Будь послушным, гайтор плохого не посоветует».
– У меня не было бабушки, и вроде все равно, – сказал Бус.
– Мне сказали, это называется «категорический императив», – сказал Пак. – И что он должен быть в каждом. Но хочется иногда показать, кто главный в доме. Хотя понимаю, что гордиться тут нечем.
– Nach rechts, – сказал навигатор, а потом: – Geh hinein.
Вошли. Сели за столик, заказали комплексный номер два. Ели, пили. Ждали.
– Я, в принципе, не свидетель, – сказал первый пришедший. – Я муж.
– Муж? – переспросил Бус и, порывшись в жилетных карманах, достал конверт с пуговицей. А конверт с зубом, помедлив, положил обратно.
– Это вашей жены пуговица?
– Не знаю, – сказал пришедший, – давно ее не видел, жену. Считаюсь, что муж, но по факту мы с нею в разводе, поэтому не видел. И к самоубийству этому я никаким боком не причастен.
– К самоубийству? – оживился Бус. – Почему вы думаете, что это самоубийство?
– Я ничего не думаю, но люди говорят это самое.
– Значит, люди? – медленно произнес Бус. – А причины какие-то у нее могли быть для этого самого?
– Без понятия.
– Может, детей не поделили? – предположил Пак.
– Сережка, сын, со мной живет – это да. Но по взаимному согласию. И видеться с ребенком не мешаю… не мешал. Только ей не до этого… не до того было. С тех пор, как она пошла к своему патеру, ей стало не до ребенка.
– К патеру?
– Есть такой – Кайнен… Лайнен… не помню. И хрен с ним. А к этому самому я, имейте в виду, никаким боком.
Он поднялся со стула.
– Подождите, – остановил его Бус. – Иногда по улицам города проезжает голая женщина верхом на лошади. Что вы можете сказать по этому поводу?
– Ничего. Ничего совершенно. Не видел и ничего не знаю.
Он решительно повернулся и направился к выходу. Это был крупный человек с широкой спиной, лысым черепом и оттопыренными ушами.
– Все-таки самоубийство, – сказал Пак.
– Пожалуй, так, – согласился Бус.
– И патер… что за патер? Лидер какой-то секты?
– Патера возьмем на заметку. Может оказаться, что вторая Анна тоже из его круга, и тогда у нас будет зацепка.
– Мы, идиоты, не узнали, какая была первая Анна – из прошлой пятницы или из позапрошлой, – сказал Пак.
– Да, идиоты, – согласился Бус и пригласил следующего свидетеля.
– Я как раз ехал в том самом трамвае, – начал он.
Последний свидетель ушел. Детективы с облегчением вздохнули и взяли по кружке сидра.
На прикатившей тележке было три кружки.
И тут же за столик подсел мужчина в фирменной куртке и с бейджиком.
– Ваше уважаемое здоровье, – сказал, поднимая третью.
– Взаимно, – сказал Бус, а Пак кивнул.
– Как ваши уважаемые дела? – поинтересовался фирменный, пригубив. Его имя на бейджике было Сун.
– Дела так себе, – признался Бус.
– Ваши проблемы – наши проблемы, – сказал Сун, улыбаясь радушно. – И столь много ваших гостей на столь мизерной площадке, – он обвел помещение взглядом, – это, как бы сказать, нихт зер гут.
– Мы эту площадку не выбирали.
– Обстоятельства неодолимой силы, я понимаю. Но при малом количестве вашей доброй воли можно сделать шаг к возможности преодолеть эти обстоятельства, чтобы вы могли продолжить ваш квест на более подходящей площадке.
– В принципе, мы не против, – сказал Бус.
– Есть весьма компетентный спец по площадочной части, пять минут ходьбы отсюда.
– Пойдем? – Бус повернулся к Паку. Пак кивнул.
– Фройляйн вам покажет дорогу.
В зал вошла высокая блондинка в зеленом платье.
– Меня зовут Ная, – сказала.
«Nach rechts», «Nach links» – шли, поворачивая то направо, то налево. Шли долго.
– Кто-то говорил, что идти всего пять минут, – заметил Пак.
– Nach rechts, – сказал навигатор.
– Коротким путем – пять минут, – сказала Ная, – но команды вот эти уводят в сторону. А когда становится тихо, я веду, куда нужно.
– И зачем гайтор это делает? Почему именно так?
– Не знаю. Но я веду, куда нужно. Скоро уже придем.
– А вот вопрос, – сказал Бус. – Нам попадалась на улицах голая женщина верхом на лошади. Что это за явление?
– Два раза, – уточнил Пак, – причем женщина была разная, а лошадь, по-моему, одинаковая.
– Это к делу не относится, – сказала Ная.
– Мы будем разговаривать только о том, что относится к делу?
– Нет, но такие вопросы лучше не задавать.
И пришли. Остановились у отдельно стоящего дома. Дом двухэтажный, желтый. Над дверью – маска бородатого человека с широко открытым ртом. Во рту – язык.
– Хозяина зовут Хамаляйнен, – сказала Ная.
– Хамаляйнен, он финн? – спросил Бус.
– Как-то не знаю.
– Говорят, финские колдуны лучшие в мире.
– Он не колдун, он спец. По облачному интеллекту, зацените.
– Какой-то такой нам и нужен, – сказал Пак.
– Geh hinein, – сказал навигатор.
– Не хочу туда заходить. – Ная остановилась. – Я подожду здесь.
Детективы вошли.
– Добро пожаловать, вас сканируют, – приветствовал их привратный смарт-дайнемикс и провел по коридору.
Спец был одет в черное – на нем была черная мантия и черная круглая шапочка. Он сидел в мягком вращающемся кресле с широкими подлокотниками. А посетителям предлагалось два стула, впрочем, вполне удобных.
– У вас есть вещдоки? – Спец пошевелил пальцами.
Бус достал из жилетного кармана свои конверты.
– Прекрасно. – Хамаляйнен развернул кресло к рабочему столу, положил зуб в сканер, нажал кнопку. Повторил ту же операцию с пуговицей. – Можете быть свободны, ступайте, – сказал, возвращая конверты. – А это в качестве бонуса, – он вручил Бусу карточку с голограммой. – Доступ в сеть и так далее.
– Мы что-то должны? – спросил Бус.
– За это не платят. – Колдун – все-таки колдун – усмехнулся и в упор и со смыслом посмотрел на Буса маленькими голубыми глазками. У него были светлые волосы, почти рыжие, и широкое плоское лицо.
– Geh raus, – и вышли на улицу. Ная ждала. Шли вместе, а потом – кому «Nach links», кому «Nach rechts». И повернули, в разные стороны. Пройдя несколько шагов, Бус обернулся, увидел, как зеленое платье скрылось за поворотом. «Nach vorn», – сказал навигатор.
За шахматами Пак спросил:
– А чей уровень все-таки выше: Капабланки или Алехина?
Бус задумался и не успел ответить, потому что «Schlaf ein», «Schlaf ein».
Утром сели у терминала в гостиничном холле. Бус приложил к нужному месту карточку с голограммой.
Экран устройства ожил, появилось видео, фотки, бегущие слова. Все под музыку.
Анна Сазонова, год рождения 2093.
2114 г. – брак Анны Сазоновой с Владимиром Кругловым.
2115 г. – рождение сына Николая.
2116 г. – Владимир Круглов меняет имя на Алексей и фамилию на Каренин.
2117 г. – супруги Каренины меняют имя своего сына на Сергей.
Анна Виноградова, год рождения 2092.
2113 г. – брак Анны Виноградовой с Петром Ворониным.
2115 г. – рождение сына Максима.
2116 г. – Петр Воронин меняет имя на Алексей и фамилию на Каренин.
2117 г. – супруги Каренины меняют имя своего сына на Сергей.
Экран мигнул. На ровном фоне появилась надпись: «Время сеанса истекло.»
– Что это было? – спросил Бус.
– Не знаю, – сказал Пак. – Я бы предположил, что оно не имеет отношения к реальности. Кто может поручиться, что наш Хамаляйнен дал нам пруфлинк, а не сам родил такую вот презентацию?
– Зачем это нашему Хамаляйнену?
– Незачем, – согласился Пак. – И кому-нибудь другому тоже незачем. Я могу представить маньяка, который тащится с того, что толкает женщин с именем Анна под колеса трамвая, но манипулировать именами и фамилиями с прицелом в несколько лет – я даже не буду спрашивать, зачем это, а спрошу, как это возможно?
– Элементарно. Положат перед чуваком заявление о смене фамилии. Гайтор скомандует «Подпиши», и он подпишет.
– Он не будет отдавать такую команду.
– Я в смысле теоретической возможности.
– С другой стороны, ты бы подписал, если бы тебя хотели назвать каким-нибудь Пупкиным?
– Тот, в ком есть категорический императив, подпишет.
– Надо было вовремя спросить этого Каренина, да кто знал, – с сожалением произнес Пак. – Может, нам сегодня дадут второго?