Этот город на востоке Речи Посполитой поляки называли замком. А русские — крепостью на западе своего царства. Здесь сходятся Восток и Запад. Весной 1632 года сюда приезжает молодой шляхтич Николаус Вржосек. А в феврале 2015 года — московский свадебный фотограф Павел Косточкин. Оба они с любопытством всматриваются в очертания замка-крепости. Что их ждет здесь? Обоих ждет любовь: одного — к внучке иконописца и травника, другого — к чужой невесте.
Когда-то открыл для себя автора книгой «Арифметика войны». Рассказы были интересными, но проходными, на один раз. И я даже не особо запомнил, кто такой Ермаков. Потом попадались еще какие-то военные рассказы, которые не отложились. И вдруг я натыкаюсь на «Песнь Тунгуса» и залипаю! В первый момент я даже не связал этот роман и военные рассказы, в моей голове это были разные люди. Я был покорен. Книга была живая и талантливая. Может быть немного хромал стиль, литературно это выглядело неидеально, но сомнений у меня не было, что это талантливо!
«Радуга и Вереск» меня также не оставила равнодушным. Хорошо сделанный и продуманный роман. Немного неровный, но он уже совсем на другом уровне, по сравнению с военными произведениями. Такое ощущение, что автор не мог не писать, война из него выходила с прозой. Еще Бабченко в свое время говорил, что он справился с ПТСР только благодаря тому, что разрешил себе писать. Может я и ошибаюсь, мне трудно судить, могу лишь попытаться угадать.
Но вот читаю и понимаю, что открываю для себя нового и интересного писателя, за творчеством которого следить буду обязательно. Роман перекликается с повестью Бориса Васильева» «Летят мои кони…», там очень теплые описания Смоленска, ода этому древнему городу и его жителям. Я сам никогда в Смоленске не был, но произведение Ермакова меня вдохновило, очень захотелось побывать. Люблю книги, которые на что-то подвигают. Даже если это будет просто путешествием выходного дня.
Не осилила. Прочитала только четыре главы и было очень скучно. Герой – современный свадебный фотограф с претензией на большее приезжает в Смоленск, посмотреть город перед заказанной работой. Текст – это песня чукчи: что вижу, то пою. Плюс мысли героя. Он много вспоминает каких-то музыкантов, наверно, это должно создавать атмосферу, но мне поднятые темы незнакомы, поэтому атмосфера не возникла. И, вроде аннотация интересная, но повествование такое, что всякое желание узнать, что там дальше, пропало.
Великолепное эпическое полотно, сплетённое из двух нитей: исторической – о первой трети XVII века – и современной – о веке XXI-м, куда более прозаическом, но тоже не чуждом романтики (если хорошо поискать).Хронотопически их соединяет Смоленск, а точнее – одна из уцелевших башен смоленской крепости (всего их было 38, с ума сойти!) Веселуха, где обнаруживается лаз между временами – скорее метафорический, чем настоящий. Однако герою современной линии фотографу Павлу Косточкину хватает и его – буквально пропитанное историей (и кровью, чего уж тут) место по капле выдавливает из Косточкина скептика и столичного циника и намертво связывает его судьбу с судьбой молодца из XVII века. А молодец этот, при всей своей внешней приятности, обладает в наших читательских глазах одним крупным недостатком – не наш он, а польский шляхтич Николаус Вржосек, приехавший в Смоленск служить польской Короне и восторженно слушать рассказы друга своего отца, как долго, изнурительно, а потому под конец кроваво поляки брали Смоленск, город на Борисфене, как тогда европейцы называли Днепр.Сюжетно же наших героев связывает знаменитая летопись Радзивилла с красочными миниатюрами (полистать её можно, например, здесь) – ну и некоторая общность судьбы. Сильно спойлерить не буду, чтению это не на пользу.Книга большая, местами тяжеловесная, но по материалу, по фактуре – очень интересная, мало где вы найдёте так много исторических деталей и такое погружение в атмосферу, в том числе речевую. Русский, белорусский, польский, немецкий, латынь – на каких только языках не говорили в приграничном Смоленске! И как у любого приграничного города, судьба у Смоленска сложная, трагическая и прихотливо сложенная – с ним и сейчас непросто определиться, наш он или не наш, а в XVII веке и подавно. Вот Николаус в 1632 году приезжает в город на Борисфене с полным правом и осознанием: наш! Польский! Верой и правдой отвоевали у схизматиков! А читатель мучительно кусает губы: ну как же так?В общем, не жалеет Ермаков читателя, не жалеет и не пытается ему понравиться. Тем, наверное, и цепляет.