Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Олег Кожин
Зверинец

Полная версия

Зверинец

Начало презентации задерживалось уже на двадцать минут. Раздосадованный Бехтерев отчаянно тянул время, надеясь, что вот-вот подъедет фургон телестудии и взволнованная стройная девушка, как в кино, станет записывать стендап на фоне сваренной из арматуры клетки. Хотелось огласки, съемочной группы Первого канала, топовых блогеров… а жестокая реальность преподнесла ему женоподобного толстяка с блокнотиком и дешевой шариковой ручкой. Даже без фотоаппарата!

Два дня назад Бехтерев разослал пресс-релизы и лично обзвонил редакторов всех телеканалов, радиостанций, новостных сайтов и газет, даже рекламных. И вот результат – вокруг клетки крутится верный Митяй с прилипшей к ладони VHS-камерой, да еще этот незнакомый дядька с телом глубоко беременной бабы. Невысокого роста головастик в полосатом костюме строгого кроя недовольно потирал пухлые наманикюренные ручки, явно теряя терпение.

– Ну что, долго еще? – глубокое контральто журналиста куда больше подошло бы какой-нибудь грудастой красавице. – Где ваш снежный человек?

Он взмахнул перед лицом Бехтерева смятым листочком пресс-релиза, многозначительно косясь на пустую клетку. Два квадратных метра пространства, ровно расчерченного рифлеными тенями прутьев. В высоту тоже два метра. Посередине – узкая дверца с мощными петлями, громадный навесной замок, для верности перекрученный тяжелой цепью. Окажись внутри пресловутый йети, нипочем бы ему не вырваться, но единственным пленником самодельной тюрьмы была причудливо изогнутая коряга, прислоненная к дальнему углу.

– Снежный человек, значит?

Недобро косясь на Митяя, Бехтерев скрипнул зубами. Тот попытался спрятаться за видеокамерой и оттуда залопотал, оправдываясь:

– Не, Степан Антоныч, а чо?! Ты в лесу прессухи устраиваешь, а Митяй – людей приведи?! Да если б я про снежного человека не написал, вообще бы хрен кто приехал! А так – хоть этот… – Митяй кивнул на медленно закипающего журналиста. – Все ж пресса!

«Всежпресса» такого издевательства не снесла. Со словами «Ну все, с меня довольно…» журналист картинно нахлобучил кепку и пошагал прочь, к служебной «Калине», поджидающей у края поляны. Бехтерев грозно обматюгал Митяя и, задавив остатки гордости, бросился следом. Хрен с ней, с гордостью, нарастет еще. А вот если сейчас не бухнуться обиженному журналисту в ножки, тогда неизвестно, когда представится следующий шанс. СМИ, даже самые неразборчивые и желтые, давно перестали обращать на «безумного охотника» внимание. А Бехтереву нужна была огласка. Именно сейчас. Ему нужен был этот жеманный толстый чудик с глазами профессиональной ищейки.

– Постойте, прошу вас! – С трудом балансируя на осклизлой земле, Бехтерев догнал репортера и ухватил за локоть. – Да погодите же!

Тот неохотно остановился. Брезгливый взгляд прошелся по руке охотника, заставив Бехтерева устыдиться огрубевших пальцев, сбитых костяшек и давно не стриженных ногтей, улыбающихся черными каемками застарелой грязи. Он поспешно выпустил локоть.

– Вы простите Христа ради, уважаемый… э-э-э…

– Филипп Иванович, – снисходительно подсказал журналист. – Красовский.

Назвать этого холеного свиненка Филипка по имени-отчеству, да еще на «вы» или дать в зубы и послать куда подальше – вопрос даже не стоял. Еле живая гордость Бехтерева протестующе пискнула, когда на нее в очередной раз безжалостно наступили.

– Филипп Иванович, это Митяй все, самодеятель хренов, он же как лучше хотел! Нет здесь никакого снежного человека! Они здесь не водятся! Филипп Иванович, да остановитесь же вы наконец!

– А зачем? – глубокомысленно поинтересовалась удаляющаяся спина. – Снежного человека у вас нет…

– Так лешак-то есть!

Красовский остановился. В прищуренных голубых глазах, все еще недоверчиво-разочарованных, робко вспыхивали искорки зарождающегося интереса.

– Лешак! – Охотник поспешил раздуть слабые искорки до полноценных угольев. – Людей с пути сбивает, с ума сводит…

– Я прекрасно осведомлен, что значит «лешак», – перебил Красовский. – Вы мне сейчас на голубом глазу заявляете, что вон то бревно в клетке – это он самый и есть? Лешак?

– Ага!

Выпалив это идиотское «ага!», Бехтерев застыл, покорно ожидая реакции. Он был готов ко всему. Что Красовский рассмеется ему в лицо, покрутит пальцем у виска или даже залепит пощечину – в то, что Филипок способен на нормальный мужской удар, охотник не верил, – но в конце любого из этих сценариев – уйдет. Уйдет, оставив его с придурковатым Митяем и девятнадцатью годами поисков, засад, надежд, разочарований и всеобщего недоверия. Но Красовский поправил кепку и бодро кивнул:

– Что ж, давайте посмотрим, если так…

Суетливый Митяй так и ждал у клетки, обозревая бревно через залапанный видоискатель.

– …Я тоже сперва не верил, пока Степан Антоныч его не растормошил. Шустрая тварь, что твоя ракета! Кэ-э-эк бросится! Я чуть штаны со страху не намочил! Вы не смотрите, что он с виду бревно бревном…

Бехтерев поднял с земли длинную жердь, увенчанную на конце здоровенным, в полтора пальца, гвоздем, перепачканным заводской смазкой.

– Бревно – это не просто так. Внешний вид лешака – продукт тысячелетней эволюции, выработанный для охоты и безопасности. «Лешак колобродит» – слышали такое выражение? Самая распространенная история от лесных потеряшек: заблудился человек, идет-идет, выход ищет – видит, уж больно бревно знакомое! И тут же понимает, что мимо этого бревна уже раз пять прошел. Вот тогда наш потеряшка понимает, что все это время круги вокруг одного места нарезал. А на деле…

– А на деле? – повторил заинтересованный Красовский.

– Большая часть таких историй заканчивается тем, что потеряшка внезапно выходит-таки к людям. Хотя бревно говорило о том, что он все время топтался на месте. Кто с лесом накоротке не знаком, тому все кусты одинаковыми кажутся. А бревно – оно ж приметное, сразу в память западает. Вот и кажется человеку, будто кружит его какая-то сила, выйти из лесу не дает. А на самом деле это лешак идет за ним следом. Обгоняет и вновь на пути засаду устраивает. Решает, стоит нападать или нет. Лешак – тварюка осторожная.

– Так что, по-вашему получается, всем этим людям повезло? Встретились с лешаком и уцелели?

– Повезло как есть, – кивнул Бехтерев, осторожно просовывая жердь между прутьями. – Знали бы вы, сколько людей в лесах ежегодно без вести пропадает… Вы от клеточки-то отойдите…

Митяй торопливо отбежал в сторону. Филипок последовал его примеру, брезгливо изогнув пухлые губы.

– Северные народы считали, что лешаки живность пасут. Кнутами якобы гоняют стаи волков, помогая им искать пропитание. Это не совсем так. Когда добычи на всех не хватает, лешак выдворяет со своей территории хищников. Не о них заботится, а о себе. Не перегоняет он их, а преследует. А вот про кнут почти правда…

Жердь с гвоздем зависла над бревном, точно журавль с непомерно длинной шеей.

– Давай, Степан Антоныч! – Митяй утопил затертую кнопку «rec».

Журавль с размаху клюнул бревно в какую-то, видимую только ему да человеку его направившему, точку. Едва лишь острие гвоздя коснулось ее, бревно «взорвалось». Наросты, сучки и то, что казалось обломанными ветками, сохранившими остатки листвы, вытянулись в стороны, хрустя высвобождающимися сочленениями. Из центра бревна вылетел гибкий жгут, со щелчком ударивший землю в двух шагах от перепуганного журналиста. Красовский отпрыгнул назад, причем не только умудрился удержаться на размытой земле, но даже принял некое подобие боевой стойки. Крутанувшись на месте, бревно мягко упало на многочисленные лапы, в беззвучном вопле раззявило дыру с острыми щепками зубов. По-паучьи перебирая отростками, существо сделало несколько кругов по стенам и потолку, после чего рухнуло посреди клетки.

– Класс, Степан Антоныч! – довольный Митяй оттопырил большой палец. – Отменная картинка получится!

Вытаскивая наружу обломанную жердь, Бехтерев внимательно следил за Красовским. Тот не выглядел удивленным или напуганным, и это вызывало смутное чувство тревоги, природу которого охотник объяснить не мог.

– Занятно, – кивнул журналист.

– Что, и все?! Просто занятно?! – Бехтерев не скрывал разочарования.

– Давно он у вас?

Раздражение в Бехтереве отчаянно боролось с желанием высказаться. Последнее победило за явным преимуществом.

– Я почти два года его выслеживал. Вернее, как… два сезона. Лешаки зимой в спячку впадают, их тогда вообще от бревна не отличить. Под Брянском случай был, когда охотники зимой такое бревно в костер бросили. Благо не пострадал никто. Но тот мужик, у которого я историю эту записывал, до сих пор заикается. Так что, да, два сезона, с апреля по ноябрь примерно. Повадки изучал, все его тропки-дорожки выведывал, как живет, что жует… А последнюю неделю, уже после поимки, все искал, как его растормошить. Он же как понял, что попался, так сразу шлангом и прикинулся… бревном то есть. Ну а вашему брату ведь сенсаций подавай. Чтобы движение, понимаешь… а тут… расстройство сплошное, а не сенсация… так что я…

Вид безучастной физиономии Красовского окончательно сбил Бехтерева с мысли, и завершил он невпопад:

– Так из какой вы газеты, говорите?

– Я разве сказал, что я из газеты? – делано изумился Филипок.

– А как же тогда… – промямлил Бехтерев.

Все в корреспонденте теперь казалось ему подозрительным – и блуждающая улыбочка, и цепкий взгляд, проникающий, кажется, до самого скелета, и даже то, как он смял кепку в кулаке.

«Ударит, – ни с того ни с сего промелькнула мысль, – отвлечет внимание и ударит».

Сразу стало неуютно. Женоподобный толстячок начал внушать Степану если не страх, то серьезные опасения. Хотя какая там опасность? Как противник Филипок был – тьфу, плюнуть и расте…

– А это ничего, что ваш друг так близко к клетке ходит? – Пухлая рука вытянулась, указывая за спину охотника.

«Хочет, чтобы ты обернулся! – панически взвизгнул внутренний голос. – Чтобы удобнее, прямо в висок, чтобы насмерть!»

Шейные суставы скрипнули. «Не смей!» – сигнальным огнем вспыхнуло в мозгу, но было уже поздно. Охотник смотрел, как вокруг ржавых прутьев, едва не залезая внутрь, восторженно скачет увлеченный съемкой Митяй. Время текло невыносимо медленно, и Бехтерев не сразу осознал, что никто не бьет его в беззащитный висок. По шее и щекам медленно поползла краска стыда. Чтобы хоть как-то замаскировать глупый испуг, Бехтерев начал забалтывать толстяка.

– Да вы не волнуйтесь! Я ж говорю, лешак – тварюка осторожная. На самом деле на людей они нечасто нападают. А что он по клетке скакал, так это… когда гвоздем, да в причинное место – еще не так заскачешь…

Повернувшись, охотник понял, что удар он все же пропустил. Похоже, еще в самом начале встречи. Гораздо серьезней и опасней, чем просто кулаком в висок. Не сводя с него пристального взгляда, Красовский разговаривал по сотовому. Негромко, но достаточно, чтобы Степан услышал, а услышав – похолодел.

– …да, и Гузеева со спецтранспортом сюда, живо.

Голос Филипка изменился, стал безэмоциональным, пустым. Рабочим.

– Подтверждаю, реликтовое существо, по классификации Бэ-Ха двести – двести тридцать, если глаза мне не врут… Что за идиотские вопросы? Конечно, со средствами защиты – Бэ-Ха же!

– А вы не суетитесь, гражданин Бехтерев, – бросил он Степану.

Сказал между делом, но так, что сразу стало понятно – лишние слова и телодвижения ни к чему. Без них ясно – его сенсацию, его звездный час, его законную добычу сейчас нагло, но уверенно изымут. Составят протокол, заставят подписать какую-нибудь бумагу о неразглашении… быть может, даже заплатят, чтобы молчалось лучше. А после увезут и спрячут за семью печатями реальное подтверждение того, что все потраченные годы, принесенные жертвы и пережитые насмешки – не зря. Бехтереву хотелось залепить Красовскому в ухо… очень хотелось. Но сил в себе он не чувствовал. Руки безвольными тряпками повисли вдоль тела, а глаза безучастно наблюдали, как поляну заполняют невесть откуда взявшиеся рослые молодцы в камуфляже.

Они работали молча, слаженной деловитостью напоминая андроидов из старых фильмов про космос. Добавляя картине фантастичности, из леса выехал необычного вида фургон – черный! конечно же, черный! – похожий на бронированную грузовую «Газель». Видимо, тот самый «спецтранспорт». Филипок расхаживал вокруг клетки с видом Наполеона, коротко отдавая приказы.

Все закончилось нереально быстро. Клетка с лешаком исчезла в черной утробе «бронегазели», и машина, тяжело переваливаясь на кочках, поползла обратно. Следом за ней потекли молчаливые камуфляжные «андроиды», уже успевшие все измерить, отфотографировать и отснять на видео. Спустя несколько минут ничего не напоминало о недолгом триумфе Бехтерева. Исчезли даже обломки жерди с гвоздем, заботливо упакованные в прозрачный пластик равнодушными профессиональными руками. Никто не подсунул охотнику ни денег, ни бумаги с грифом «совершенно секретно». Его вообще не заметили, точно он – пустое место… Степан и сам чувствовал себя опустошенным. Выпотрошенной рыбой. Вот только его безжалостно лишили не внутренностей, а мечты. Ненавистный Филипок остановился у служебного авто.

– Степан Антонович, вы едете?

– Что вам еще от меня надо? – Бехтерев сам поразился бесконечной усталости, наполнившей голос. – Пытать будете?

– Дам ответы на интересующие вас вопросы. У вас наверняка ко мне куча вопросов, верно? Ну так что? Второй раз не предлагаю…

Рука Красовского приглашающе указала на открытый салон, и охотник решился. Он забился на заднее сиденье заляпанной грязью «Калины», рядом с Красовским, как бы ни было ему неприятно такое соседство. Потому что желание узнать ответы перевешивало все возможные неудобства. Стоя посреди истоптанной опустевшей поляны, Митяй ошалело смотрел им вслед.

* * *

В салоне было просторно, но Бехтерев постарался максимально отодвинуться от Филипка – задевая «журналиста», он чувствовал себя, словно вляпался в дерьмо.

– Что с Митяем делать будете?

– О нем позаботятся наши специалисты, – туманно ответил Филипок. – Вы, кстати, знаете, что камера у него уже лет пять как нерабочая? Там даже кассеты нет.

– Знаю. У Митяя давно с головой непорядок. Тут в другом вопрос – вам-то об этом откуда известно?

Поджав губы, «журналист» долго буравил Бехтерева голубыми глазами и, наконец что-то решив про себя, сменил линию поведения.

– Как-то у нас с вами не заладилось. Предлагаю начать с чистого листа и еще разок познакомиться. Моя фамилия действительно Красовский. И звать меня на самом деле Филипп Иванович. Только я не журналист, а полковник… эм-м-м… правительственной организации, о которой обычным людям знать необязательно.

– Секреты секретничаем? – недовольно пробурчал охотник. – Ладно, дело ваше. А мне скрывать нечего. Зовут меня Степа, фамилия моя…

– Бехтерев, Степан Антонович, одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения, – отбарабанил новоявленный полковник. – Образование педагогическое, высшее. Разведен. Детей нет. За минувшие пятнадцать лет около тридцати раз менял место жительства. Последнее место работы – Пушкинский лицей города Сумеречи. Уволен по собственному желанию…

– Вас и такое запоминать заставляют? – вяло удивился Бехтерев.

– Профессиональная привычка. Я про вас знаю абсолютно все. Даже то, что из лицея вас собирались уволить за прогулы.

– Это ради науки! – Уши Бехтерева запылали. – Я же не пьянствовал! Я криптид ловил!

– И это знаем. Именно благодаря вашим феноменальным успехам на этом поприще мы с вами сейчас и разговариваем.

– Да какие там успехи, – забывшись, Бехтерев едва не сплюнул под ноги. – За двадцать лет одного лешака поймал, и того ваши архаровцы отняли.

– Не скажите! На сегодняшний день на вашем счету двенадцать пойманных криптид. Это не считая лешака. И еще примерно столько же обнаруженных, но упущенных. Ну, что-то вроде вашего первого трофея.

Глаза Бехтерева округлились от удивления, а сволочуга Филипок знай себе улыбался, точно обожравшийся сметаны котяра.

– Свежи воспоминания, да? И у меня свежи – будто вчера было. Я тогда простым аналитиком служил. Вашего «волка» спецгруппа из десяти человек разрабатывала. Опытные сотрудники, снаряжение по последнему слову техники – тепловизоры, спутники, транквилизаторы, все дела… Год – го-о-од! – ловили! А потом пришли вы. С сетью и ржавым капканом…

Прошлое, старательно подавляемое все эти годы, вскрылось болезненным фурункулом. Слова полковника, оброненные мимоходом, полностью переворачивали мир Бехтерева. Старый промах, постыдный, унизительный, спустя годы оборачивался триумфом. Заныло в груди, и руки мелко затряслись от тени давнишнего страха. Вспомнилось, как, потеряв фонарик, бежал сквозь ночь, лишь благодаря свету низко висящей луны уворачиваясь от деревьев. Широко раскрытый рот судорожно глотал стылый ночной воздух, заплетались ватные ноги; разрывая грудь, колотилось испуганное сердце. А за спиной ревел, бесновался, пытаясь разорвать прочнейшую сеть, кто-то голодный, свирепый, с пылающими желтизной глазами-фарами. И только одна мысль не давала упасть, как на крыльях перенося через предательские кочки и поваленные деревья: он нашел! он поймал! есть доказательство! Впрочем, была и другая причина бежать что есть мочи. Очень уж жить хотелось…

Будто в другом мире случилось серое промозглое утро. И расчерченный сплетенными за ночь серебряными нитями паутины воздух – такой нездешний, такой нереальный. Хлюпала болотная жижа в высоких сапогах, противно ныли натруженные мышцы ног. Тряслась в руках старенькая двустволка, наведенная на скрюченное бледное тело, жалкое, беспомощное, тщетно пытающееся содрать с перебитой ноги стальные челюсти капкана.

Следующий месяц пролетел как в тумане. Громкое судебное разбирательство. Заголовки в местных и областных газетах – «Школьный учитель расставлял капканы на оборотней». Насмешки. Косые взгляды. Стыд, едкий, жгучий, точно спирт, которым он заливал досадный промах. Ловил волколака, а поймал электрика из ЖЭУ, тля зеленая! Повезло, адвокат попался ушлый. Сумел не только дело замять, но едва-едва не выставил жертвой самого Бехтерева. Спустя пару месяцев история забылась, затерлась в памяти человеческой, уступила место новым сенсациям и громким разоблачениям, однако нет-нет да аукался тот бедолага электрик. Однажды очередное «Эй, а это не ты ли оборотней под Тавровым гонял?» переполнило чашу терпения, и Бехтерев впервые в жизни сменил работу, а с ней и место жительства. Так началась нескончаемая череда переездов, съемных квартир и комнатушек, новых размашистых записей в трудовой книжке, коротких знакомств и длительных поисков – кочевая жизнь во всей красе.

– Значит, я тогда его действительно поймал? – неверяще пробормотал Бехтерев, от волнения переходя на шепот. – Поймал волколака?

– Так точно, поймали, – благодушно улыбнулся полковник. – Вы – энтузиаст, любитель, новичок – сработали грамотнее и успешнее команды подготовленных профи! Ох и получили мы за вас нагоняй от начальства, Степан Антонович! Но благо было что предъявить, вашими стараниями. Вид трансформирующегося оборотня производит неизгладимое впечатление на кабинетных чиновников. Дров вы, конечно, наломали изрядно, пришлось оперативно вмешиваться, нажимать на определенные рычаги. Но в итоге все получилось лучше некуда. Дело ваше мы замяли. Вервольфа этого доморощенного аккуратненько изъяли – обставили все так, словно он сам из города уехал. Кстати, если будет желание, сможете с ним перекинуться парой слов, когда в Зверинец приедем.

– Куда? – тупо переспросил Бехтерев.

– Зверинец. Объект, где содержатся существа, подобные нашему любителю полной луны. Кстати, для лешака отдельный бокс отведен, созданы соответствующие условия. К нашему приезду уже и вселят, наверное…

Кое-что в словах Филипка не давало охотнику покоя. На самом деле покоя не давало абсолютно все. Информации оказалось так много, а сама она – настолько сенсационной, что голова шла кругом. Хотелось крепко обнять этого неприятного человека и разрыдаться от облегчения и невыносимого счастья. Конец одиночеству! Отныне то, за чем он гнался все эти годы, действительно существует! Но противное «кое-что» ворочалось в голове, как неуклюжий доисторический ящер в луже грязи. Сбивало с радостных мыслей, расталкивало их тучным бронированным телом, мешало наслаждаться победой.

– Вы сказали – двенадцать пойманных… – Костяшки сжатых кулаков заострились и побелели. – Как же это… двенадцать?

– Да-да, все вы правильно догадались. Пойманный экземпляр тут же изымался, прямо у вас из-под носа. Не поймите превратно, но на тот момент так было нужно. Производственная необходимость…

– Заменить сасквоча дохлой обезьяной – производственная необходимость? – зашипел Бехтерев.

И вдруг сам взревел не хуже того сасквоча. Двинул кулаком в сиденье, выплескивая гнев. Следующие минут пять Бехтерев молотил сиденье и дверь, топал ногами, орал и плевался, матом кроя Филипка и всю его таинственную контору. Красовский благоразумно отодвинулся, невозмутимо пережидая истерику.

– Суки, а? Нет, ну какие же суки! – устало бормотал Бехтерев, по-детски посасывая кровящую костяшку. – Что вы за мрази такие? Я ж чуть с ума не сошел, чуть не рехнулся…

Состояние было: чуть подтолкнуть – заплачет. Губы зажили своей жизнью, то кривясь, подрагивая, то плотно сжимаясь. Бехтерев отвернулся к окну. Холодное тонированное стекло остудило воспаленный лоб.

– Не рехнулись же, – прагматично отметил Красовский. – Это друзья у вас через одного шизофреники, а сами вы человек психически здоровый. Наши специалисты за этим регулярно следят…

– Да идите вы к черту с вашими специалистами, – без энтузиазма ругнулся Бехтерев, сквозь тонировку разглядывая проносящиеся мимо машины. – Столько лет мне голову морочили, сволочи…

– Прекрасно понимаю ваши эмоции, Степан Антонович. Но, правда, перестаньте уже костерить наше ведомство. Когда доедем, я лично сторицей верну вам каждый год, что вы провели в неведении.

Оторвавшись от окна, Бехтерев впервые за всю поездку посмотрел на полковника как на человека, а не навозную кучу. Тот прижал холеную ладонь к сердцу и, улыбаясь с яркостью двухсотваттной лампочки, торжественно произнес:

– Обещаю и клянусь!

Автомобиль слегка качнуло на рессорах. Шоссе вновь сменилось разбитой лесной грунтовкой. Остаток дороги проделали молча. Полковник не соврал – ехать пришлось действительно долго.

* * *

В погоне за паранормальным имелись свои плюсы. Перевалив за полсотни, Бехтерев по-прежнему был легок на подъем и крайне редко болел. Долгие пешие прогулки, многочасовые засады, исследования новых мест – все на свежем воздухе. Бехтерев неплохо стрелял, умело обращался с ножом, мог пробежать несколько километров, не сбив дыхания, и никогда не терял направление. В какую бы глухую тайгу ни забрался, в какие бы непролазные топи ни зашел, свободное ориентирование на местности и цепкая топографическая память всегда выводили его к людям.

Дорогу до Зверинца Бехтерев запоминал урывками, смутно понимая, что везут его куда-то на север. Но чем ближе становилась таинственная база, тем чаще сбоило врожденное умение. Предстоящее знакомство с целым заповедником загадочных тварей мешало сосредоточиться. Бехтерев мельком отмечал интересные детали. Охрана на пропускном пункте – не сопливые срочники, а закаленные бойцы с цепкими, внимательными глазами. Вместо «колючки» – высокие бетонные стены. Стрелковые вышки в ключевых точках. Множество блокпостов даже внутри периметра. На каждом – сканер сетчатки глаза. В другое время уже сама эта процедура произвела бы на него неслабое впечатление, но сейчас казалась лишь досадной помехой.

«Калина» неторопливо ехала мимо вытянутых казарм, загадочных куполообразных строений, ангаров. Мимо просторного пустого плаца. Мимо пулеметов, свивших гнезда среди мешков с песком. «Дальше, черт возьми! Дальше! Быстрее!» – хотелось заорать Бехтереву. Когда же машина остановилась около ничем не примечательного ангара, он испытал легкое разочарование. С десяток подобных зданий они миновали по пути сюда. Отчего-то Бехтереву казалось, что Зверинец должен выглядеть иначе. Как именно, он и сам не знал, но уж точно не как скучная бетонная коробка с двускатной крышей.

Внутри «коробка» оказалась пустой. Глаз цеплялся разве что за открытую платформу устрашающих размеров и площади.

– Это грузовой, нам чуть дальше, к пассажирскому, – бросил полковник, привычно следуя в глубь ангара. – Когда проектировали, предусмотрели свободный въезд любого грузового транспорта, – пояснял он по пути. – А то экземпляры попадаются крупные, и очень крупные, и даже гигантские. Терять им нечего, так что ведут они себя крайне агрессивно. Мы свели риск к минимуму: отказались от промежуточных погрузок-выгрузок. Каждая криптида доставляется прямиком к боксу.

Небольшой пассажирский лифт – не платформа, а настоящая кабина – притулился к стене в дальнем углу. С виду обычная пристройка, подсобное помещение, но двери металлические, и уже знакомый сканер сетчатки, небрежно встроенный в грубую бетонную стену. Красовский подставил зрачок невидимым лучам, и створки бесшумно разъехались в стороны.

– Сейчас мы с вами опустимся в самое сердце Зверинца. Я лично проведу вам небольшую экскурсию, поверхностно ознакомлю с работой нашего подразделения. По окончании – фуршет, баня, продажа сувениров и магнитиков на холодильник.

Бросив взгляд на вытянутую физиономию охотника, Красовский захихикал. Лифт скользнул вниз плавно, но быстро.

– Пять лет назад мы бы спускались по лестнице. Большая часть технических новинок – моих рук дело. Удалось наконец выбить из начальства приличное финансирование, – полковничий голос сочился самодовольством. – К тому же тренд нынешней власти… ну, знаете – инновации, нанотехнологии – очень даже на руку. На техническое оснащение давать стали охотнее. Что, впрочем, не умаляет ваших заслуг. Наглядные, живые доказательства нашей работы, добытые в том числе и благодаря вашим наводкам, Степан Антонович, на порядок эффективнее, чем фото- и видеоматериалы. А ведь было время, когда захваченная мертвой криптида считалась в нашем подразделении невероятной удачей. Тогда о таком проекте, как Зверинец, и помыслить никто не мог. Не говоря о том, чтобы этот проект растиражировать…

– А есть еще? – осторожно поинтересовался Бехтерев.

– Преимущественно на Севере и Дальнем Востоке. Меньше людей, больше шансов встретить осколки старого мира. Вам ли не знать, Степан Антонович? Вы ведь и сами три года в Красноярском крае прожили. У них, кстати, крупнейший Зверинец в стране. А по некоторым данным, – Красовский заговорщически подмигнул, – и в мире! У них под Енисеем даже специальные боксы для водных тварей…

Уточнять про мир Бехтерев не решился. Ему и без того не слишком нравилась подозрительная откровенность полковника. Простейшая логика подсказывала, что выходов из этого подземелья у него только два. Один из них в мешке для трупов, а вот второй… отчего-то думалось, что второй еще хуже.

Долго обкатывать эту мысль не пришлось: двери лифта открылись, и Бехтереву показалось, что он попал на космический корабль. Широкие коридоры, чистые и светлые, убегают вдаль, изгибаются, пересекаются друг с другом, образуя упорядоченный лабиринт, с высоких потолков льется мягкий свет люминесцентных ламп, под ногами металлические решетчатые листы. С шипением разъезжаются толстые двери-перегородки, деловито снует научный персонал, похожий на муравьев в белых халатах, охрана на блокпостах пристально вглядывается в мониторы, и трудно поверить, что такая бурная жизнь протекает под землей.

Уверенно ориентируясь в хитросплетении коридоров, Красовский шел мимо просторных круглых отсеков, каждый из которых, точно гигантский пирог, был поделен на неровные куски прочными дверями со смотровыми окошками. Оттрафареченные надписи на дверях привели Бехтерева едва ли не в священный трепет. Ведь если есть «бокс № 44», значит, где-то имеется еще сорок три бокса?

– В сорок четвертом у нас, кстати, тот самый сасквоч, с семейством, – на ходу кивнул Красовский. – Вы тогда вожака выследили, а уж найти остальную стаю – дело техники. Две молодые самки и три детеныша. Третий, к слову, родился уже у нас.

Степан неразборчиво пробормотал что-то под нос, но полковник услышал и переспросил:

– Что, простите?

– Я спрашиваю, зачали они его тоже у вас?

– Это вы в самую точку, Сергей Антонович! Когда мы их брали, одна самка уже была на сносях. В неволе они размножаться отказываются…

– Самого-то, поди, в клетке трахаться и стрекалом не заставишь… – буркнул Бехтерев. Но в этот раз полковник не услышал. Или сделал вид, что не услышал.

– А вот здесь задержимся! – жизнерадостно пропел он, выводя Бехтерева в очередной круглый отсек. От предыдущих новое помещение отличалось размерами и полным отсутствием дверей. – Каюсь, очень хочу вас впечатлить!

Охотник непонимающе огляделся, выискивая, чем бы впечатлиться. Вокруг лишь ровные голые стены, аккуратно покрытые белой краской. Красовский лукаво подмигнул и многозначительно ткнул пальцем под ноги. Бехтерев наклонился вперед и обомлел. Задумка полковника удалась в полной мере – впечатлил по самое не могу.

Под ногами, отделенный решетчатыми переборками, показавшимися вдруг такими тонкими, спала живая гора. Невероятных размеров куча плоти, с руками толщиной в три обхвата каждая, с массивным горбом, украшенным наростами и костяными шипами.

– Кх… кто… это? – от волнения перехватило дыхание. В существование великанов Бехтерев, при всей лояльности к мифическим существам, не верил и сам.

– Знакомьтесь – волот! – с гордостью представил монстра Красовский. – По нашим данным – последний живой экземпляр. Сейчас, правда, проверяется одна наводка на Северном Кавказе, но шансы мизерные. Два раза в одну воронку, как говорится… Этого-то случайно обнаружили. Проводили взрывные работы при строительстве тоннеля в Абхазии, нашли пещеру, а там – оно. У волотов любопытнейший метаболизм: они, как медведи, впадают в спячку, только спать могут и год, и десять, и даже более. Этот, по нашим данным, спал без малого три сотни лет. Если верить местному фольклору, конечно.

– Не-ве-ро-ят-но!

Бехтерев присел, жадно пожирая волота глазами. До чудовища было не больше пяти-шести метров. На фоне спящего гиганта все переживания сделались мелкими и ничтожными.

– Как же вы его сдерживаете, махину такую?

– С трудом, если честно. – Красовский пожал плечами. – Травим снотворным потихоньку. Иначе никак. За ним четыре специалиста закреплены, дежурят посменно, обеспечивают своевременную подачу газа. Очень важная и опасная работа. Очухивается эта тварь поразительно быстро. Чуть недодал снотворного – пиши пропало! На поверхности, на случай прорыва, два танка дежурят, но это больше для спокойствия высокого начальства. Мы не вполне уверены, что его можно убить. Эту тварь четыре вертолета газовыми бомбами забрасывали – еле свалили.

следующий лист >>