Олег Дивов
Люди и нелюди
Глава двенадцатая
Как уже говорилось, князь опирался на поддержку беднейших слоев населения страны. Но, конечно, антифеодальная политика Влада вдохновлялась совсем не любовью к простому люду и не состраданием – это чувство было ему неведомо, а стремлением к укреплению государства и собственной единоличной власти.
На стоянке у памятника Маяковскому Гусев пристроил машину рядом с несколькими такими же неприметными автомобилями, в каждом из которых лениво покуривало по три человека.
– Уж полночь близится, а Мышкина все нет, – сказал он, оглядевшись. – Непорядок. А-а, легок на помине…
От Садового поднимался огромный «дальнобойщик». Машины на стоянке дружно завелись. Фура свернула на Брестскую, и за ней тут же выстроилась целая кавалькада.
В тесном переулке грузовик притерся к обочине. Группа Мышкина кое-как запарковалась вокруг и полезла в трейлер, задняя дверь которого наполовину распахнулась, вывалив наружу короткую лесенку.
– Мобильный штаб, – объяснил Гусев. – Он же летающая крепость. Пошли, чего сидишь?
Внутри трейлер оказался похож на конференц-зал пополам с сельским клубом: проекционный экран, несколько столиков с компьютерами, ряды простецких деревянных скамеек человек на тридцать. Дополняли обстановку зарешеченные боксы для клиентов в ближнем ко входу торце и пара кондовых несгораемых шкафов. Это уже было явно не клубное оборудование. Валюшок заинтересованно вертел головой, Гусев его подталкивал.
Выбраковщики расселись, мягко захлопнулась дверь. В президиуме обнаружилась необъятная туша Мышкина, рядом с которой совсем потерялся мелкий неприметный человечек. При всем желании Валюшок не смог бы описать его внешность: просто некто в галстуке. Да и галстук этот тип повязал, скорее всего, чтобы отвлечь внимание и стать, таким образом, вовсе невидимкой.
– Восемнадцать, – прогудел Мышкин. – Короче, все живы. И даже все на месте. Так сказать, более чем достаточно. Внимание, товарищи. Это, так сказать, наш старый знакомый, коллега, так сказать, из… Короче, неважно откуда.
– С Петровки коллега, – подал реплику кто-то в передних рядах. – Как его… Капитан Петров, вот.
– Майор Сидоров, – представился «коллега». Голос у него оказался тихий и бесцветный. «Хороший, наверное, специалист, – подумал Валюшок. – С такой внешностью хоть в разведку иди, сам бог велел. И не дурак. Готов поспорить, на самом деле он подполковник Иванов».
– Тамбовский волк ему коллега, – неожиданно в полный голос сказал Гусев. Все головы в «конференц-зале» тут же повернулись в его сторону. Мышкин предупредительно заворчал. – Расскажи, майор, как ты у меня Шацкого отнял. Этому маньяку самое место было на урановых рудниках. Кровавыми слезами плакать. А он вместо этого третий год тебе стучит. И на АСБ плюет при каждом удобном случае. И денег у гада немерено. Сколько ты ему платишь, майор?
– У вас еще что-нибудь по этому вопросу, товарищ Гусев? – учтиво спросил майор.
– У меня по этому вопросу есть именной патрон. На нем написано: «садисту-убийце Шацкому с приветом от Центрального».
– Никого он не убивал, – начал потихоньку заводиться майор. – А вот сколько мы всякой дряни изобличили с его помощью…
– Дай мне Шацкого, я его в пять минут изобличу. Он у меня сначала чистосердечное напишет, а потом добровольно удавится, – пообещал Гусев.
– У тебя, Гусев, чистосердечное написал бы даже, так сказать, Дзержинский, – сообщил Мышкин.
– Жалко, не дожил, – вздохнул Гусев.
Группа Мышкина одобрительно захихикала.
– Короче, Пэ, заткнись, пожалуйста, – попросил Мышкин.
– Виноват, старший. Разрешите вопрос к товарищу майору?
– Не дождешься! – почти выкрикнул майор, отвечая на еще не заданный вопрос. Голос майора наконец-то приобрел окраску – ехидную и мстительную.
– Да хрен с ним, с Шацким, все равно на пулю нарвется рано или поздно, – сменил тему Гусев. – Меня больше интересует, как продвигается дело Бобика.
Майор демонстративно посмотрел на часы.
– А действительно! – оживились в первых рядах. – Куда Бобика заныкал, начальник?
– Он где-то в Америке залег, – нехотя ответил майор. – Ищем. Вместе с ФБР ищем.
– Точнее, ФБР ищет, а вы к ним в гости катаетесь, – заметил кто-то. – Виски со льдом, клубника со сливками, зеленые бумажки с портретами…
Майора основательно перекосило. Теперь Валюшок смог бы его описать: «крепко обиженный человек в галстуке».
– Сами же упустили, – буркнул майор. – А мы за вас отдувайся.
Группа угрожающе зашипела. Валюшок пригляделся: здесь не было его ровесников, в основном люди глубоко за тридцать, а то и за сорок. Ветераны Агентства. И чем-то пресловутый Бобик их всех здорово взял за живое.
– Хватит! – Мышкин хлопнул ладонью по столу. – Короче! Время. Отвели душу, и будет с вас. Так сказать, хлебом не корми – дай наехать на человека. А он, между прочим, нам халтурку подбросил. Короче, майор, рисуйте задачу.
– Опять за ментов говно разгребать, – буркнул плечистый дядька, сидевший от Валюшка слева. Валюшок его узнал: это был Калинин, один из мышкинских ведущих. Он еще зевал на планерке в отделении, чем навлек на себя гнев начальства. А может, и не зевал вовсе, просто не успел гадость сказать.
Майор, вместо того чтобы рассердиться, вдруг улыбнулся. Мол, именно это и разгребать. Каждому свое. Кому-то тонкая работа, а некоторым, которые полагают себя круче всех, лопату в руки. Для этого, собственно, и создавали АСБ.
– Итак, вот что у нашего ведомства есть для вас, – сказал майор. – Семь лет назад суд присяжных оправдал пятерых. Это была устойчивая преступная группа, за ними числится минимум одно убийство, множество фактов вымогательства, разбои, грабежи. Мы их ломали, как могли, а на суде все равно дело рассыпалось. Лидеру дали пятнадцать лет строгого, а остальных – за недоказанностью. Разумеется, после «указа сто два» они легли на дно. Мы их долго искали – и вот нашли. Снова лазают по городу. Похоже, ведут разведку, высматривают слабые места в нашей системе. Ищут, чем бы поживиться. Сейчас эта компания отмокает в сауне, отсюда пара кварталов. Пробудет там… Минимум еще часа два. Вряд ли они вооружены, но может быть всякое. И у охраны, понятное дело, какая-нибудь пукалка найдется. Сауна в прошлом бандитская, да и сейчас там народ собирается довольно поганый. В общем, можно не церемониться. Гребите всех. И побольше шухера. Чтобы те, кого потом отпустят, надолго запомнили и другим рассказали. А основные лица мы вам сейчас покажем…
Мышкин утвердительно кивнул и повернулся к видеопроектору.
– Вот так всегда, – заявил Калинин. – Как из уголовника признание выбить, так вы и лапки кверху. А честных людей запугивать…
– Закон суров, но это закон, – развел руками майор. – Всего лишь буквы. И мы этим буквам обязаны следовать. Не то что некоторые.
– Интересно, что ты будешь делать, майор, когда нас всех поубивают? – спросил Гусев. – Кому ты будешь это говорить – побольше шума, ребята, побольше страха на гадов нагоните… Омоновцам своим, которые под тем же законом ходят? И так же, как ты, зубами скрипят, когда адвокаты отмазывают убийц? Чего стоит твой закон без АСБ, а, майор?
– Если честно, Павел, я с самого начала был против «указа сто два», – сказал майор. – Я и сейчас против. Двухступенчатого правосудия не может быть в принципе. Где это видано…
– А где видано, чтобы ты ночью прошел сквозь огромный город и навстречу тебе попадались сплошь улыбающиеся лица? – парировал Гусев. – Где видано, чтобы на каждой скамеечке влюбленные сидели, и ни одна сволочь, ни одна… – он задохнулся и умолк.
– И чтобы простой работяга за год мог на машину накопить, – ввернул Калинин. – А бутылка трешник стоила?
– Кто о чем, а вшивый о бане, – откомментировали с передних рядов. – А действительно, майор, где еще так живут?
– В Европе, – скромно ответил майор.
– Хватил! – фыркнул Калинин. – И вообще, начальник, если ты такой принципиальный, какого черта к нам таскаешься?
– Вообще-то я не сам пришел. У меня приказ взаимодействовать.
– Хорошо, а что руководство твое думает?
– Да не нужны вы уголовке! – взорвался майор. – На фиг не нужны! И без вас справимся. Ясно?! Мы просто ловим момент. Пока вы есть – пользуемся.
– Паранойя какая-то, – помотал головой Калинин. – Верно, Пэ?
– Угу, – согласился Гусев. – У тебя раздвоение личности, майор. Ты готовый клиент одного нашего интересного департамента. Где двери без ручек и всем постоянно спать хочется.
– Короче, вы фотки будете смотреть? – поинтересовался Мышкин. – Пятнадцать минут до выхода. Большая труповозка уже на месте должна быть. И закрывайте, так сказать, дискуссию.
– Уже закрыли, – сказал Калинин. – Только вот… Ты это, майор. Ты правильно сказал: пока мы есть, надо ловить момент. Потому что скоро нас не станет. Ты-то, понятное дело, плакать не будешь. Но вот народ… Люди нас еще вспомнят. Потому что вы эту страну… Нет, не удержите. Попомни мое слово, не удержите вы ее. Здесь еще браковать и браковать. Каждого десятого выводить из строя и на Колыму. Вот так.
Майор что-то хотел сказать, но передумал и отвернулся.
– Короче, гасим свет, – подвел черту Мышкин. – Давайте, парни, запоминайте вражьи рыла. Чтоб их всех…
* * *
Сауна занимала длинный полуподвал жилого дома. В прежние времена Мышкин обкладывал такие заведения со всех сторон и устраивал спектакль с ультиматумом через мегафон и прочими театральными выкрутасами. Чаще всего осажденные прятали оружие и другие компрометирующие предметы и понуро лезли в руки выбраковщиков, уповая на то, что пронесет нелегкая. Местное население торчало из окон и ловило кайф от того, как его берегут и защищают. Иногда выбраковку даже подбадривали радостными воплями – сцены усмирения бандитов особенно воодушевляли пенсионеров из числа самых малограмотных.
Случались, конечно, эксцессы, когда захваченные врасплох подозреваемые оценивали шансы на жизнь объективно и упирались рогом. В таких случаях Мышкин произносил свое знаменитое: «Короче, если пидор не сдается, его уничтожают!» Жителей просили убраться от окошек подальше, и начиналась пальба. Увы, даже самый лояльный гражданин терпеть не может трупы и кровищу, пусть это все и бандитское. По телевизору он с великим удовольствием смотрит, как негодяев разделывают под орех, а от грубой реальности воротит нос. Поначалу АСБ такие мелочи не учитывало. Но однажды выяснилось, что рейтинг Агентства падает из-за явно видимой его кровожадности. Тогда упор был сделан на кошачью тактику скрадывания. Засады, скрытное проникновение, никаких битых стекол, и поменьше насилия, которое мог бы заметить посторонний глаз. На бумаге все получалось отлично. По жизни – не очень. Тем не менее все последние годы выбраковщики работали, скованные рамками строжайшего приказа: минимум беспокойства для частных лиц. Особенно в ночные часы, когда налогоплательщик обязан реализовывать конституционное право на отдых.
Поэтому Мышкин, вместо того чтобы блокировать входы-выходы и предложить клиентам сдаваться по-хорошему, выбрал другой путь, куда более опасный, зато относительно бесшумный.
Когда на экране появилась схема полуподвала, командир группы обозначил расстановку сил буквально двумя словами. Но непосредственно на объекте Валюшок поразился тому, насколько четко действовали люди Мышкина. Группа заняла позиции в считаные мгновения. И, сам того не ожидая, Валюшок оказался в двух шагах от парадного входа в закрытый спортклуб, который сейчас ему предстояло штурмовать.
Тут же, за углом, ждала своего часа и «большая труповозка» – фургон с надписью «Хлеб» на борту. Из нее кого-то вывели, но Валюшок так и не разглядел, кого именно.
Рядом с Мышкиным встали четверо из шести его ведущих; остальные развели группу куда-то вдоль дома и на черный ход. Неподалеку околачивался майор. И еще здесь был Гусев. Который обернулся и бросил Валюшку:
– Останешься на входе, перестреляешь всех, кого прикажут. Если что, позову.
Валюшок, надеявшийся на большее – обещали ведь подвиг! – разочарованно хмыкнул и вытащил игольник. Да так и застыл со своей пневматической игрушкой в руке. Потому что Мышкин, Гусев и ведущие тоже достали оружие. Но какое!
У Мышкина оказалась «беретта», похожая на гусевскую, только раза в полтора больше. Такое Валюшок видал только в кино: это был уже не пистолет, а целый пистолет-пулемет с удлиненным магазином и откидной рукояткой под стволом. А остальные… Здесь был «глок», здесь был армейский «кольт», хотя тоже какой-то странный, явно доработанный, мелькнул роскошный «зиг-зауэр», и еще одна неприличных размеров пушка, в которой Валюшок заподозрил «дезерт игл», хотя и не очень уверенно.
Затвор никто не передергивал. Значит, патроны уже в стволах.
«Господи, да что же это они такое замышляют?» – поразился Валюшок.
– Начали! – выдохнул Мышкин.
Быстрым шагом выбраковщики обогнули угол и оказались у двери спортклуба. Перед самой дверью переминался с ноги на ногу какой-то субъект, а неподалеку прижались к стене двое с игольниками. «Так вот кого привезла труповозка, – догадался Валюшок. – Член клуба. Как я раньше не сообразил, нам ведь нужно без шума войти…»
Тяжелая стальная дверь начала открываться. Стоявший перед ней мужчина шагнул назад, и тут же на его месте оказался Мышкин.
Следующие несколько секунд в памяти Валюшка отпечатались как всеобщая непонятная возня: приглушенное сопение, команды вполголоса и задушенная ругань. Дважды тихо хрустнул игольник. Под ногами слабо шевелилось живое и постанывающее. Ничего героического, даже как-то скучновато.
Выбраковка, подмяв под себя охрану, пробилась сквозь тесный коридор и оказалась в небольшом помещении с барной стойкой и кучей дверей. Взвизгнула размалеванная девица, поддатый широкоплечий парень вытаращил глаза. Бармен, видимо битый жизнью человек, моментально поднял руки.
– АСБ! – прогудел Мышкин. – Имеете право оказать сопротивление!
Валюшок оглянулся: позади валялись на полу двое в форме секьюрити и курил майор.
Ведущие пинками распахивали двери и исчезали за ними. Барахтанье, удивленные возгласы, и отовсюду: «Сидеть! АСБ!», «Стоять! АСБ!», «Тихо! АСБ!». И после этого действительно тихо.
Негромкий свист. Валюшка сильно толкнули в плечо. Он обернулся – Гусев пихал его в ту сторону, откуда свистели. Валюшок нырнул за дверь. Это оказалась раздевалка, и один из ведущих держал на прицеле троих полураздетых молодых людей.
– Дай им одеться, – распорядился ведущий. – Не голых же тащить.
– Да, – кивнул Валюшок, поднимая ствол. Ведущий тут же потерял к своим жертвам интерес, приоткрыл дверь в тренажерный зал, на пару секунд за нее сунулся, потом вернулся и прошел в глубину раздевалки, где виднелась еще одна дверь, в душевую, откуда доносился плеск воды.
«Там, за душевой, – сауна», – вспомнил Валюшок.
– Одеваться, быстро, – приказал он. Молодые люди, бросая на него затравленные взгляды, подчинились.
В холле разговаривали на повышенных тонах. Потом снова завизжала девица, но как-то сдавленно. Опять несколько раз выстрелили из игольника. И сразу за спиной раздались шаги. Мимо Валюшка прошел Мышкин, за ним – остальной его авангард.
– Сделай, что положено – и сразу назад, к выходу, – приказал Валюшку Гусев.
Подопечные Валюшка трясущимися руками натягивали одежду. Вода в душевой зашумела сильнее. Выбраковщики скрылись за дверью. Валюшок с грустью разглядывал парней, которых ему сейчас придется обездвижить. «Неужели это необходимо? – думал он. – Ребята как ребята. Выглядят нормально. Испуганы, даже очень. Может, я их так выведу, без стрельбы? Ведь никакого смысла. Все равно наверху экипаж труповозки их встретит. Нет, не буду я стрелять. Глупо. Зачем? Это небось Гусев надо мной эксперимент ставит в воспитательных целях. А вот фиг ему. В конце концов, имею я право…»
Додумать, на что он имеет право, Валюшок не успел. В сауне начали с жутким грохотом стрелять очередями. Машинально все в раздевалке вздрогнули и повернули головы к двери, в том числе и Валюшок. И тут же трое задержанных на него бросились.
Что бы ни думал себе Гусев, настоящим адреналиновым наркоманом Валюшок не был. То есть он любил раньше пощекотать себе нервы, но в разумных пределах. Поэтому и кандидата в мастера спорта заработал не скалолазанием или там экстремальным парашютизмом, а вполне безобидной игрой в войнушку под названием «пейнтбол». Что его и спасло… Пошатываясь, он сделал шаг назад, не в силах оторвать глаз от распростертых на полу тел, срубленных одной длинной очередью. «Если бы этот попал мне ногой в голову… Я отклонился буквально на сантиметр. О боже! Если бы он попал мне в голову…»
«Он бы проломил тебе висок, чудила!» – услужливо подсказал внутренний голос.
Нетвердо ступая, Валюшок выбрался в холл. На полу без движения валялись давешние парень и девица. Бармен куда-то исчез. Майор сидел на высоком табурете и что-то потягивал из квадратного стакана с тяжелым дном. Рядом на стойке красовалась бутылка виски.
– Что, салага, тяжело пришлось? – спросил майор. – Сам виноват. Это публика такая…
– Какая? – пробормотал Валюшок, присаживаясь рядом и непослушными руками запихивая игольник в кобуру.
– Шакалистая, – объяснил майор. – Сразу чует слабину.
Валюшок помотал головой, отгоняя дурные мысли. Его сейчас впервые в жизни чуть не убили, и он это слишком отчетливо понимал, чтобы реагировать на милицейские подначки.
– А вы давно Гусева знаете? – спросил он. Просто чтобы себя чем-то отвлечь.
– Живодер он, твой Гусев, – небрежно бросил майор. – Палач.
И снова налил себе выпить.
Глава тринадцатая
Те, кто сражался под командованием Влада, чувствовали себя причастными к княжеской славе и хранили неизменную верность своему полководцу.
Битком набитая «труповозка» укатила к себе домой, на «подстанцию» – в следственный изолятор Агентства. Настоящих трупов ей везти не пришлось, был только раненый: одному из клиентов попала в угол глаза щепка, и он чудом не окривел. Впрочем, клиент сам нарвался. Это из-за его неосторожного движения Мышкин открыл стрельбу поверх голов, и щепок настрогал препорядочно.
Валюшок сидел в машине и курил. Ему все еще было не по себе. Подошедший Гусев внимательно поглядел на своего ведомого и, вероятно, понял, что за руль его сейчас пускать не стоит.
– И какие же выводы мы сделали, товарищ Валюшок? – спросил он, усаживаясь на водительское место и вставляя ключ в замок.
– Какие еще выводы? – огрызнулся Валюшок.
– Не-ет, дорогуша, это я должен спросить – какие?
Валюшок раздавил окурок в пепельнице и потянулся за новой сигаретой. Он никак не мог понять: то ли Гусев им недоволен и сейчас осчастливит заумной нотацией, то ли инцидент в раздевалке считается за естественную ошибку новичка и серьезному осуждению не подлежит.
– Я, кажется, понял, зачем нужно огнестрельное, – сказал он, надеясь уйти подальше от животрепещущей темы. – Опытный клиент не боится игольника. Верно?
– Угадал, – согласился Гусев, трогаясь с места и пристраивая машину в хвост колонне группы Мышкина. – Увидев игольник, клиент начинает метаться, искать укрытие. А когда заходит компания с большими красивыми пистолетами, тут сразу все впадают в ступор. Ты бы видел, какая там немая сцена образовалась, когда Мышкин очередь в стену засадил! Один деятель чуть в бассейне не утонул.
– Тех самых пятерых взяли?
– Угу. На редкость сплоченный коллектив попался. У них даже на всех одна девица была. Ну, про эту-то братию можно забыть, их, считай, нет больше. А вот те субчики, на которых ты напоролся, – занятный случай. Прямо руки чешутся узнать, кто такие.
Валюшок провел ладонью по виску. Голова болела именно с той стороны, куда чуть не попал вражий башмак.
– Я для себя выводы сделал, – сказал он. – Больше не повторится.
– Хотелось бы. Ничего, Леха, все самое интересное еще впереди. Как тебе первый рабочий день? Мало не показалось?
– Это уж точно. Часто так?
– Да что ты! Сегодня была просто фантастическая смена. Обычно тоска смертная. Оборванца нищего сгребешь, ментам передашь – и то праздник. Иногда до того скучно, что сам начинаешь на свою задницу приключений искать. Мы ведь действительно очень хорошо почистили Москву.
– А кто такой Бобик? – вспомнил Валюшок препирательства в мобильном штабе.
– Наемный убийца, бывший оперативник ГРУ. При задержании двоих наших застрелил, одного ранил. Его у нас менты выпросили, вот, как моего приятеля Шацкого. Хотели на заказчиков выйти. Так этот Бобик прямо по дороге в СИЗО удрал, да еще и в Америку. Одна радость – не вернется.
– Почему не вернется?
– Потому что он для начала всех своих заказчиков нам сдал. Раскололся как миленький. И заказчики эти ждут Бобика с распростертыми объятьями. Понял? Смотри не сболтни. Информация закрытая.
– Как раз ничего не понял, – обескураженно пробормотал Валюшок. – А зачем тогда он Петровке нужен был?
– Я же говорю – на заказчиков выйти.
– А… Э-э…
– У АСБ тоже есть свои интересы в этом мире, – усмехнулся Гусев. – И иногда они расходятся с интересами МВД. Бобик работал на таких людей, которых нет смысла трогать. Их выбраковка повлекла бы за собой новый дележ власти. А народу что нужно? Покой и стабильность. Ну, мы ему покой и обеспечили. Сделали кое-кому внушение, получили гарантии, что безобразие с заказными убийствами не повторится…
– …и Бобика в Америку сплавили, – заключил Валюшок.
– Совершенно верно.
– Чего-о?
– Вот именно так, как ты сказал.
– Ничего не понимаю, – в очередной раз признался Валюшок. – Слушай, Пэ, а ты-то откуда все это знаешь?
– От верблюда, – дружелюбно объяснил Гусев.
– А мне зачем рассказываешь?
– А я вообще трепло. Болтун я известный.
Валюшок обиделся и надолго замолчал. Машина катилась по бульварам. За окном Москва наслаждалась тихой летней ночью, и количество обнявшихся парочек на скамейках предвещало скорый демографический взрыв.
– Господи, до чего же я люблю этот город… – пробормотал Гусев. – Иногда, знаешь, такое зло берет – ну почему, ну за что мне в нем не удалось вволю пожить, а?
– То есть? – хмуро буркнул Валюшок.
– Старый я уже, – вздохнул Гусев. – А когда был молодой, здесь и шагу нельзя было ступить, чтобы на какую-нибудь сволочь не наткнуться. Именно тогда, когда так хотелось всем улыбаться, всех любить, просто радоваться жизни… Теперь-то кругом одни улыбки, а мне это уже вроде и не надо.
«Еще как надо, – подумал Валюшок. Отвернулся, попробовал отвлечься – за окном действительно было красиво, – но перед глазами так и маячил проклятый ботинок. На толстой кожаной подошве с мощным рантом. – Интересно, предыдущих своих ведомых Гусев так же по-дурацки потерял? У него ведь тройка была».
– Слушай, Пэ, – начал Валюшок осторожно. – Заранее извини, если много на себя беру… Что случилось с твоими ведомыми? Ну, которые были до меня?
Гусев закусил губу.
– Прости, – Валюшок понял, что действительно рановато начал задавать такие вопросы. – Прости.
– Ерунда, – бросил Гусев. – Как сказал бы мой приятель Данила: «Расслабься, бывает…» Знаешь, Лешка, кажется, мне уже не больно это вспоминать. Хотя… Хотя ведь это я их угробил. Сам.
Он замолчал, и Валюшок не решился уточнить, что именно Гусев имеет в виду.
* * *
До того как заняться отстрелом бездомных животных, группа Данилова решала вполне серьезные и даже деликатные вопросы. Как-то само собой повелось, что именно Данилов занял в Центральном примерно то же место, что отдел нравов у милиции. Среди других старших «Данила» выделялся относительно гибкой психикой и хоть каким-то подобием воспитания. Ему не ставили особенные задачи нарочно, скорее поначалу они сами его находили, а потом это уже закрепилось. Как и все нормальные группы, команда Данилова честно ходила на маршрут, но специальные операции ей подсовывали такие, куда не пошлешь, допустим, Мышкина с его пулеметом и страстью к пальбе очередями. Данилов по-тихому ликвидировал подпольные дома свиданий и нелицензированные абортарии, без ненужных издевательств прикрывал штаб-квартиры религиозных сект, аккуратными точечными наскоками выдергивал из богемной среды распоясавшихся наркоманов и даже браковал проштрафившихся милиционеров, умудрившись при этом не нажить в «ментовке» смертельных врагов.
А то, что он зверски избивал сутенеров и однажды в припадке злобы поставил ведерную клизму шарлатану-целителю, считалось по меркам АСБ в порядке вещей.
Полное и безоговорочное исчезновение с центральных улиц города бомжей всех мастей и возрастов тоже было его заслугой. Конечно, группа Данилова в этой нудной, грязной и неблагодарной работе служила только руками загребущими. Дальше с каждым отловленным разбирались спецмедслужба и Реабилитационный Центр АСБ – громадные структуры, призванные установить, окончательно ли клиент потерял человеческий облик, и создать тем, кто хотел и мог вылезти из помойки, нормальные стартовые условия. Разумеется, если клиент соглашался на детоксикацию, психокоррекцию и пятилетний испытательный срок с проживанием в глухой провинции под милицейским присмотром. Это для взрослых – детей-то не спрашивали. Впрочем, беспризорники легко шли на помещение в интернат. С тех пор как воровство стало занятием смертельно опасным, а подавать нищим вся страна в едином порыве отказалась, выжить на улице стало не просто.
Но как бы много ни трудились на благо общества специализированные учреждения, ловил-то контингент именно Данилов.
Вот и в тот душный летний вечер он должен был вывести группу на операцию в район северных городских свалок. В прошлый раз у пьяного бомжа нашелся самопальный пистолет, и тот сдуру в Данилова жахнул. Поэтому старший группы попросил дать ему на усиление какую-нибудь тройку, у которой есть огнестрельные стволы. Так, на всякий случай.
Гусев в это время поджидал своих ведомых на станции «Кропоткинская». Был у них такой скромный церемониал: беззаботно пройтись по бульвару перед работой.
Наверху Костик сказал, что пойдет купить воды – пить очень хочется. Гусев и Женька закурили. Тут из метро вышла женщина средних лет, остановилась рядом с выбраковщиками и, глядя промеж них, в сторону огромного белокаменного храма, осенила себя размашистым крестом.
– Смотри, – Гусев толкнул Женьку локтем. – На нас уже крестятся.
– Странно, что еще не молятся, – подыграл Женька.
Женщина бросила на выбраковщиков укоризненный взгляд. Гусев, собственно, для этого ее и поддел: хотелось заглянуть человеку в глаза. Он весьма уважительно относился к религии как некой философской системе. Но в то же время недолюбливал религиозных людей. Было в них нечто такое, чего Гусев не понимал. Добровольное подчинение загадочной высшей силе казалось ему выбором как минимум странным. У него не укладывалось в голове, почему нельзя соблюдать десять заповедей просто из элементарной порядочности. Без непременного погружения в мир церковных психотехник, когда на тебя постоянно исподволь давят – если не православными мантрами, так самой внутренней архитектурой храмов. Да еще и поесть вволю не дают.
– Как не стыдно, молодые люди, – сказала женщина строго, но без агрессии. – Сами не веруете, тогда хоть не кощунствуйте.
Глаза у нее оказались именно такие, как Гусев и предполагал, – с легкой отрешенностью, почти незаметной, если не знать, что искать. Глаза человека, с которым Бог, и теперь ему море по колено.
В отличие от самого Гусева – беззащитного перед мирозданием, вечно сомневающегося, зато свободного.
Женщина отошла было, но вдруг повернула назад.
– Скажите, – мягко спросила она, заглядывая Гусеву в лицо, будто тоже проводя свой эксперимент, пытаясь разгадать душу безбожника. – Неужели вам не страшно?
– Мне? – удивился Гусев. – У меня перед ним, – он ткнул пальцем в небо, – никаких обязательств нет. Мы ни о чем не договаривались. Это вам, наверное, есть чего бояться, вы же ему душу продали…
Женщина вздохнула, покачала головой и ушла, мелко крестясь и бормоча себе под нос. Возможно, прося у божества снисхождения к идиоту Гусеву.
– А еще кто-то заявлял, что мы – Воинство Христово… – сказал Женька.
– Догони и предъяви значок, – предложил Гусев. – Спорим, она тебе в рожу плюнет. Хотя да, нам ведь какой-то мракобес грехи отпустил. Только объявили «Указ сто два», как он сразу и выступил. Отпускаю, мол, выбраковке ее предстоящие грехи оптом и в розницу. Видел я его по телевизору – препротивнейший мужик. И глупый. Надеялся, что мы первым делом всех евреев забракуем, а во вторую очередь за сектантов примемся.
– Ну, по сектантам мы хорошо прошлись…
– Да, было дело. Всякие неправильные церкви Данила разогнал. Страшненькие попадались, тоталитарные. Но он ведь потом двоих наших попов уконтрапупил. Одного за наркоту, другого за малолеток… Ну, где этот Костик, чтоб его… Кстати, Женя, могу поделиться опытом. Если не хочешь нажить лишних врагов, никогда с малознакомыми людьми не говори о религии, политике и футболе. Особенно о футболе… Константин! Сколько можно ждать?!
Подоспевший Костик на ходу жадно отхлебывал из бутылки. Гусев пригляделся и отметил: ведомый совершенно не в форме. Перебрал, наверное, вчера. Тройка снялась с места и пошла на работу. Не подозревая, что Бог на Гусева сильно обиделся и в самом скором времени кинет ему подлянку. Не поразит молнией, не разверзнет под ногами асфальт, а просто слегка замутит разум. И сверхосторожный Гусев со всей своей хваленой тревожностью не заметит очевидного.
И случится большая неприятность.
* * *
Гусев как раз готовился идти на маршрут, когда ему сменили задачу. Он долго упирался: терпеть не мог бомжей, не выносил их запах и особенно мучился, когда приходилось трогать вонючек руками (бомжи любили, застигнутые облавой, падать и дожидаться, пока волоком не потащат). Да и ведомые Гусева не отличались лояльностью к типам, которые намеренно выводят себя за грань. Особенно Костик – тот вообще уверял, что один только вид такого отщепенца вызывает у него страстное желание стрелять промеж глаз и получать огромное удовольствие. Но тут позвонил сам Данилов, рассказал про дурака с пистолетом, и Гусев все-таки разнарядку подписал.
К гигантской свалке они вышли в сумерках, когда все ее обитатели собрались вокруг костров. Здесь влачили совершенно особое существование, непонятное постороннему. Со своим кодексом чести и своеобразными взглядами на стоимость человеческой жизни. Пожалуй, более жестокими, чем у выбраковщиков. Как раз в этот момент над свалкой разносился пьяный мат и, судя по оживлению, кого-то били. Лучшего момента для выхода к цели не придумаешь.
Разведка обнаружила двоих наблюдателей – бесформенные мешки грязного тряпья, почти слившиеся с высоченными мусорными терриконами. Часовых мгновенно сшибли иглами. Данилов подал знак, и первая волна загонщиков, спотыкаясь и кроя матом не хуже самых отпетых бомжей, рванула сквозь обломки и помои вперед.
