Олег Анатольевич Рудковский
Каба́
– Ну, это их дела, кто куда бежит. Мы тоже в свое время бегали туда-сюда. Че, на каждого бегающего кидаться теперь?
– Имеются показания некоего Василия Привалова, живущего в том же дворе, где живете вы, и где жил Игорь Мещеряков. Этот Василий Привалов выгуливал в тот момент свою собаку породы такса. Он тоже видел бегущего мальчика, которого опознал, как Игоря Мещерякова. Он также видел мужчину, которого опознал, как Радика Зуфарова, то есть вас. А еще он видел, как мальчик, похожий на Игоря Мещерякова, прервал бег, увидев мужчину, похожего на Радика Зуфарова. Прервал бег, и между ним и мужчиной произошел короткий диалог. У вас был короткий диалог с Игорем Мещеряковым?
– Да фиг знает, не помню уже. Чет он спрашивал.
– Время? Он спрашивал время? Или дорогу к дому? Или, может, он просил вас о чем-то?
– Ну он мяукнул чет, что за ним пацаны бегут. Я говорю: и че? Он говорит, типа, разберись с ними. А че я буду разбираться, я их знать не знаю!
– То есть вы ему отказали?
– Нет. Че я ему отказал, ниче я ему не отказал. Наоборот, говорю, ладно, разрулим. Только погоди, говорю, пять сек, я до магаза сбегаю и вернусь.
– То есть вы предложили ему подождать, пока вы сходите за пивом, в ситуации, когда его преследовали?
– Ну да, а че? Ниче же не было. Нельзя сразу лезть, всегда нужно брать паузу. Да и трубы уже горели, все равно толком не соображал. Сходил за пивом, вернулся – никого нет. Ну и нормально. Значит, все само рассосалось. Если бы у них были рамсы, они бы там стояли во дворе и выясняли бы.
– Тогда бы вы вмешались и помогли?
– Базара нет, спросил бы, че за дела. Серегин пацан так-то. Лучше я спрошу, чем Серега выйдет и даст кому-нибудь в бубен. Но пацанов уже не было, так что я домой пошел.
– Понятно. Скажите, вам известен человек по имени Дмитрий Зольников?
– Чо?
Статья пользователя, зарегистрированного под ником Ingrid1800, опубликованная на одном из городских новостных сайтов:
Что ж, вот и свершилось! Случилось то, чего так боялись муниципальные комитеты, от чего так упорно открещивалась доблестная полиция, что так тщательно замазывали боты, уводящие любые разговоры, касающиеся этой темы, в иное русло.
И нет никаких инопланетян, нет никакой «черной осени», как ее уже окрестили в городе, никаких проклятий и чудовищных совпадений (как мы помним, мэр прокомментировал нынешнюю ситуацию именно так – чудовищное совпадение). Нет никакой повальной пандемии или Клуба Самоубийц. Родители могут спать спокойно. Но не совсем спокойно, а одним глазом. Потому что если родители, общественность, полиция, – мы все, – так и дальше будем закрывать глаза и отрицать очевидное, то грядут новые смерти. Новые гибели молодых мальчишек и девчонок, которые могли бы жить и жить, но которых убило элементарное равнодушие. Равнодушие нас всех.
Свершилось. Сегодня полиция официально признала факт буллинга в отношении покончившего с собой Игоря Мещерякова. Подонки, виновные в смерти мальчика,– действительно не из школы, в которой учился Игорь. Хоть в этом правоохранительные органы не врали. В школе мальчика никто не травил, равно как и дома. А вот вне школы и дома… Преследования со стороны сверстников в спортивной городской секции – раз. Преследования со стороны дворовой шпаны, уверовавшей в свою безнаказанность – два… А третьего не дано. Возможно, было бы и «три», и «четыре», и «пять». Вот только Игорь Мещеряков оборвал эту цепь порочных чисел. Оборвал единственным способом, который посчитал самым верным.
Давайте уже признаем прямо: не могло случиться столько самоубийств на пустом месте. Я уверена, что и в случае с Богданом Киреевым, и в случае с Ксенией Садовод, и в остальных подобных случаях мы имеем место не с «чудовищным совпадением», а с чудовищной травлей, помноженной на чудовищное равнодушие. Пора признать, господа правоохранители, что до случая с Игорем Мещеряковым просто не хотелось рыть в этом направлении. Слишком уж непопулярна эта тема. Слишком уж муторна, слишком уж много возни с этим буллингом. Проще списать на психические проблемы.
С Игорем Мещеряковым у вас не получилось списать на психические проблемы, хотя очень хотелось. А теперь выясняется, что как раз накануне смерти Игоря видели на улице, спасающимся бегством от компании хулиганов. И давайте зададим вопрос: кто же пришел ему на помощь, ведь это происходило среди бела дня?
Впрочем, это вопрос риторический. Ответ и так очевиден. Что ж, будем ждать конца расследования. Будем надеяться, что в этот раз виновные не уйдут от возмездия, как это случилось с Анзуром Атоевым, избитым несколько лет назад хулиганами до полусмерти. Кстати, Анзур Атоев учился с Игорем Мещеряковым в одном классе. И вот это можно смело назвать «чудовищным совпадением».
Из допроса Сергея Мещерякова, отца покончившего с собой Игоря Мещерякова:
– Расскажите, что происходило после того, как Игорь вернулся от Нины Полянской.
– Я уже не особо помню…
– Что вы помните?
– Честно говоря, ничего.
– Совсем ничего? До этого помнили, а потом вдруг амнезия?
– Типа того. Я в тот день пиво пил. Выходной же.
– Вы каждый выходной пьете пиво?
– Нет. Не каждый. Я чаще работаю по выходным, у нас заказы на выходные падают.
– Вы упоминали, что после армии сильно злоупотребляли спиртным. Как сейчас у вас с этим?
– Сейчас нормально.
– Вы употребляете алкоголь?
– Говорю же, редко. И главное – без запоев.
– Но когда употребляете, то по многу?
– Да по-разному. Вы зря давите, я не алкаш. Я не смог бы по определению совмещать пьянки и бизнес. У Сани спросите, Кочетова. Мы бы давно разбежались, если бы один из нас бухал и другого подставлял.
– Тем не менее, вы совершенно не помните, что было тем вечером? Означает ли это, что в качестве исключения вы выпили очень много?
– Совсем нет. Ничего это не означает. А означает это только то, что у меня в голове затык. Я после третьей рюмки ничего не помню. Всегда, без исключения. Вы можете хоть кого спросить, все подтвердят.
– Все и подтвердили.
– Ну вот!
– Скажите, у вас бывают провалы в памяти, не связанные со спиртным?
– Нет. Не помню такого.
– У ваших родственников встречалось что-то похожее?
– Тоже нет. Ну по крайней мере я ничего про это не знаю.
– То есть это ваша врожденная особенность?
– Фиг знает… До армии я практически не употреблял. Бутылку пива, максимум две. Я спортом занимался. Может, это уже тогда во мне было, но как проверить? Это нужно было напиться, а такого не было. Так что за тот период не скажу. А вообще, я думаю – после армии у меня это пошло. Как по башке осколком звездануло, так и пошло.
– Имеются ли еще какие-либо странности, возникшие у вас после службы в армии? Какие-то изменения в психике, в поведении?
– Да нет… Поначалу ломало сильно, говорю же, пил тогда. Но сейчас я думаю: навыдумывал я больше, чем реально ломало. Хотелось быть таким героем, ветераном боевых действий. А алкоголь придавал куражу. Так что все лирика. Наоборот, я после армии как-то ровнее стал. Приземленнее. Делом занялся, витать перестал, уже о чемпионстве не мечтал.
– Скажите, вам рассказывали ваши близкие о том, как вы себя ведете в состоянии опьянения? Или о том, что происходит в эти периоды?
– Угу… Поначалу я думал, что от рассказов этих начну что-то сам вспоминать. Но – не сработало.
– Вас что-то удивляло в этих рассказах? Шокировало? Заставляло подумать, что это не про вас?
– Нет. Ничего не шокировало. На самом деле вы заколебали, если честно. Я хочу закончить. У меня сын погиб, а вы тут пытаетесь из меня алкаша нарисовать. Думаете на алкашку все спихнуть? Но не получится. Вам и эта ваша Мишкина подтвердит. Или Мышкина, кто она там, эта бабка сверху. Если она меня и видела бухим, то от силы раз в месяц, а то и меньше. Мы можем закончить сейчас?
– Последний вопрос. Вам знаком человек по имени Дмитрий Зольников?
– Не… Это кто? Учитель биологии?
Из показаний потерпевшего в деле об избиении 2005-го года, Дмитрия Зольникова, вызванного в качестве свидетеля по делу о доведении до самоубийства Игоря Мещерякова:
– Мы тогда одной компашкой лазали. Серега, Радик, я, Вован из соседнего дома и еще один Дима. Мы его Димна́ звали, а я – Димастый. Ну, чтоб различить. А то как-то Димна триппер подхватил, а подумали, что я… Прошу прощения. Короче, мы тогда вместе тусовались, а чего тусовались – бухали. Вот и весь интерес общий. Страшно бухали тогда. Серега недавно из армии пришел. Он сначала со всеми бухал. С одноклассниками бывшими, со спортивными своими корешами. Потом все от него отвалились. Видели, что он скатывается, кому нафиг нужен такой друган? Он к нам и примкнул. Мы сами такие же. Были. Вован и Димна все-таки отвалились потом, но уже на тот свет. А я вот выбрался. Серега меня и вытащил. Не вытащил – выбил. Спас, типа. От его спасения, правда, до сих пор правая рука толком не двигается и в глазах иногда темнеет. Синька – зло!
Короче, в тот день Радика не было с нами. Радикулит всегда был прошаренным. Татарин, фигли. Бухать – бухал, но до свинячки не набухивался. И перерывы делал. Я его вообще один раз только в хлам видел, но это был офигенный цирк. Дурик, короче. А Серега классным оказался чуваком. Рубаха парень такой. Все истории свои рассказывал. Как там говорят в интернете: идеальный рассказчик в вакууме. Я мало что помню с тех лет, но вот рассказы Серегины помню. Уж больно они интересные у него были. Хотя книжки вроде не писал, да и не читал толком.
Мы за садиком в основном квасили. Там тополя росли, мы их кипарисами называли. Типа: в кипарисы идем? Значит – го бухать, у меня есть. Сидели мы вчетвером тогда. Я, Серега, Вован и Димна. Серега базарил, а потом прикемарил чуток. Мы бутылку без него допили,– раз сомлел, пусть поспит. Лето же, он к стволу привалился и спит. Мы думали его потом разбудить, когда за второй пойдем, чтобы его менты не нашли спящего. В смысле – полиция. Короче, сидим мы, нормально гутарим, и тут начинается конец котенку, больше, как говорится, не нагадит.
Я почему все хорошо помню… Протрезвел разом. Думал, так не бывает, чтобы хо-ба-на – и трезвый! А бывает! Следак мне один хрен не поверил потом. Короче, спит Серега на своем кипарисе, а через секунду вдруг подрывается – и ко мне. Я такой: че за нафиг, к Серому белочка что ли прискакала? Только не Серега это ни фига был, вот что я вам скажу. Мне потому следак и не поверил тогда, когда я ему начал этот бред задвигать, и вот сейчас вам задвигаю. Клянусь: не Серега это был! Я как в глаза его глянул, так и протрезвел. У Сереги голубые глаза. А у того были – черные. Как в ужастике.
Больше никто мяукнуть не успел, Серега мне дал. Врезал так, что я год потом в обмороки падал. Ушиб мозга. Помню, закрутилось все вокруг, но полностью я тогда еще не выключился. К кипарису привалился и так рукой шарю в воздухе. Вот Серега эту мою руку схватил и вывернул. В двух местах сломал. Помню, орет еще, как потерпевший. Бред какой-то армейский, типа «стоять-бояться», «упал-отжался», «смерть предателям», «дави гниду». В общем, с армейки он это притащил, еще у него контузия, плюс ко всему «беленькая». Крыша и поехала. Что-то ему там во сне привиделось, и он за кого-то меня принял.
Потом я вырубился и остальное знаю только по рассказам мужиков. Они думали, что смертью моей кончится. Но Серега развернулся и ушел в закат. Молча. Вован с Димной меня от земли отодрали, вызвали скорую и потащили к дороге. Я в коме провалялся два дня. И все, что помню: убегал от кого-то, а вокруг – кипарисы и змеи. Потом очухался, смотрю – следак сидит. Что да как? Я ему и выдал на духу, как все было. Помню, злой тогда я на Серегу был до жути. Думаю, фигли, пусть сидит теперь, если он больной на голову, ему самое место на зоне, там подлечат. И про глаза его черные рассказал, вот тут следак и начал раскручивать свою пружину. Какие, говорит, глаза? Ты откуда можешь помнить, у тебя в крови три бутылки водки было? Я ему: хоть Вована и Димну спросите. Он мне: да из-за твоих проклятых дружков я и пришел снова. Из-за их показаний.
Короче, Радикулит поставил точку во всей этой ботве. Радик в смысле. Он с нами тогда не сидел, потому что к нему какие-то родичи нагрянули. Ну Радик и сказал следаку, что Серега с ними был. А родичи все подтвердили. Татары, фигли. В общем, дело закрыли, Серега – невиновен, Вован с Димной – бухарики, а я – напился и упал.
Я встречал после этого Серегу много раз. Он как раз с этой связался, Виктория-Победа, или как ее там. Смотрю – трезвый такой ходит, с ней под ручку, типус такой четкий. Козел, блин. Одно ништяк: я сам после этого завязал, и с Вованом с Димной поругался. Короче, встречаю Серегу: привет – привет. И вижу – он не помнит ни хрена. Хотя следак его допрашивал. Я вам так скажу: он, Серега, один верил, что я сам упал и наклепал на него по пьяни. Он реально в это верил. Не помнил он, как из меня чуть дух не выбил, а когда рассказали – он посмеялся и послал. Я ему в глаза смотрел, у него обида на меня, он точно думал, что я его чуть не посадил по пьяной лавочке за просто так. Походу там в голове совсем плохие процессы у него шли.
Из допроса свидетельницы по делу о доведении до самоубийства Игоря Мещерякова, Анжелы Личагиной:
– Как давно вы знаете Игоря Мещерякова?
– Недавно. Толком не успели познакомиться.
– Где вы познакомились?
– Я его у Виктора Петровича сначала заметила.
– Насколько нам известно, к этому времени ваши сеансы с Петровым уже закончились.
– Ну да.
– Как же вы могли там познакомиться с Мещеряковым?
– Я приходила пару раз к Виктору Петровичу. У меня было к нему дело.
– Связаны ли ваши визиты с вашим заявлением по поводу сексуальных домогательств?
– Да не было ничего! Это мамка меня надоумила наговорить на Виктора Петровича. Она с него денег хотела стрясти, а он не повелся.
– Ваша мать отрицает данный факт. Нет никаких доказательств, что между вашей мамой и Петровым были какие-либо контакты, кроме официальных в клинике.
– Ну незнай. Говорю, как было.
– Хорошо. Тогда по какому вопросу вы приходили к Петрову уже после того, как ваши сеансы закончились?
– По личным вопросам. Хотела с ним проконсультироваться.
– Проконсультировались?
– Не-а. Я так и не решилась зайти. Постеснялась.
– Вопрос остается открытым: как вы познакомились с Игорем Мещеряковым?
– Ну, я видела, что он выходил из клиники. Запомнила, симпатичный такой. Я так-то не знала, конечно, что от Виктора Петровича, это я потом только узнала. А в другой день я как-то гуляла, смотрю – он сидит во дворе. Ну я и подошла к нему.
– О чем вы говорили?
– Да ни о чем мы не говорили. Так, о том, о сем.
Из допроса свидетеля по делу о доведении до самоубийства Игоря Мещерякова, Валерия Лобова:
– Были какие-то доказательства, что Игорь должен деньги Анжеле Личагиной?
– Ну в смысле? Она сама сказала.
– Вы поэтому преследовали Игоря Мещерякова в день гибели?
– Ну так это… Денег-то он не отдал. Анжелка сказала – не отдает.
– С какой целью вы его преследовали? С целью физического воздействия?
– Че? Че, физического? Да никто его трогать не хотел. Смотрим – чешет в сторону дома, смелый такой. Ну мы ему издалека: але, чувак, идем пообщаемся. А он бежать от нас. Ну мы за ним побежали, чтобы просто пообщаться. Хотели ему объяснить, что нужно долги платить. А не бегать, как сопля, по улицам.
– Сколько вас было человек?
– Трое нас было.
– То есть вы, Евгений Вихлев и Вячеслав Чалый?
– Ну да.
– Что случилось, когда вы догнали Игоря?
– Ну, поговорили…
– Можно подробнее?
– Че, подробнее? Ну, короче, мы за ним побежали, а он – к какому-то мужику подбежал. Не знаю, знакомый чел, или он просто к нему подбежал.
– За помощью?
– Ну, походу…
– То есть Игорь реально осознавал, что ему грозит опасность?
– Че? Че, опасность, какая опасность? Он денег просто не хотел отдавать.
– Что случилось дальше?
– Ну, мы подумали, мужик тот сейчас предъявлять начнет. Типа, че хотели, все дела. Но он как-то мимо нас прошел и не глянул. А Игорь стоял и ждал, а чего ждал – непонятно. Ну, мы к нему. Я говорю: пошли в подъезд.
– Зачем?
– Ну в смысле? Чтобы поговорить спокойно. Чтобы всяких мужиков рядом не было мутных …
– Вы зашли в подъезд, что было дальше?
– Ниче. Че? Мы объяснили этому Игорю, чтобы он отдал денег. Анжелке, в смысле, не нам.
– Вы били Мещерякова?
– Не! Никто его не бил. Ну, толкнул я его маленько, просто чтобы знал. Ну так, в разговоре вышло. Никто не бил, у пацанов спросите.
– Вы фотографировали Игоря?
– Ну… Че, пацаны уже стукнули? Ну сфоткали. Так, чисто на память.
– Вы всех фотографируете на память?
– Да не… Мы его типа припугнуть решили. Чтобы денег Анжелке отдал. Сфоткали и сказали, что во всех соцсетях его выставим и напишем, типа должник.
Из допроса свидетеля по делу о доведении до самоубийства Игоря Мещерякова, Вячеслава Чалого:
– Вы можете рассказать, что произошло между вами и Игорем Мещеряковым накануне его самоубийства.
– Вообще без проблем. Мы только начали базар с этим Игорем, а я чую – шуршит наверху. Я пошел наверх посмотреть, кто там лазает, но никого там не было. Наверное, курил кто-то, потом утек. Когда я спустился, Валерыч как раз пацану этому штаны стаскивал.
– Как реагировал на это Мещеряков?
– Вообще никак. Он как деревянный стал, после того как я его приложил.
– То есть вы его ударили?
– Да, ударил. Ну, чтоб не бегал больше. Но я ему не сильно дал, он не упал даже. Походу бухой он был, этот Игорь, чет пахло от него. А может, облился где-нибудь, или показалось.
– Куда вы ударили его?
– В живот. Но не сильно, говорю же. Просто чтобы не бегал больше.
– Лобову удалось снять с Мещерякова штаны?
– Он не снял, а просто стащил вниз. И трусы потом.
– С какой целью он это делал? Чтобы унизить?
– Он денег с него хотел поиметь. И он, и Анжелка. Я фиг знает, чего они к нему прицепились. Жека тоже не понимал. Пацан не особо так чтобы при бабках, связей нет, предки обычные. И не борзый, не крыса, нормальный чел. Но эти двое, Анжелка с Валерой, чет запали на него по-крупному. Ну, Анжелка походу знала что-то, чего мы все не знали. Потому что сейчас они с матушкой хату покупают, им вообще денег привалило немерено.
– Вы в курсе о том, откуда деньги в семье Личагиных?
– Вообще без понятия. Никто не знает. Мутно там все. Я так думаю, кто-то им за ту историю с врачом-педофилом кинул откупные.
– Хорошо. Что было после того, как Лобов раздел Игоря?
– Он мне говорит: фоткай. Я зафоткал.
– Сфотографировали Игоря наполовину раздетым?
– Точняк. Без трусов.
– На что вы сфотографировали Игоря?
– На телефон. Вот на этот.
– Для чего это было сделано?
– Я так понял, Валера его шантажировать планировал этим снимком.
– Что было дальше?
– Да ничего. Все, конец. Валерыч дал Игорю леща, и мы пошли.
– Вы перекинули снимок Лобову?
– Не. Не успел. Игорь этот помер, нас тут же по камерам вычислили. Тут не до снимков уже.
– Где сейчас этот снимок? По-прежнему у вас на телефоне?
– Не. Я его удалил.
Из протокола беседы лечащего врача Ивана Хлебникова с пациенткой психоневрологического отделения Вероникой Мещеряковой:
Врач: Я ознакомился со всеми материалами, которые перешли ко мне от Виктора Петровича. Все, что касается вашего сына. Это и аудиозаписи разговоров, и его собственные выводы и предположения. Также мне выпала, скажем так, нелегкая задача быть консультантом в деле о гибели вашего сына, равно как и в деле о гибели его наблюдающего психотерапевта. Такой вот двойной зигзаг… Печальный зигзаг. Мне доступны материалы обоих дел. Я не вправе разглашать ни слова, но выводы я делать вправе. Вывод, который лежит на поверхности, касается навязчивых состояний Игоря. Они у него были, они его тревожили, а в последние годы они его донимали. И хотя нигде в разговорах с Петровым прямо не затрагивается эта тема, они так или иначе все время ходили вокруг нее. Скажите, вы замечали у вашего сына эти навязчивые состояния?
Пациентка: Упорство – навязчивое состояние?
Врач: Зависит от контекста. Если человек пытается пробить головой стену, хотя дверь – в двух шагах от него, то – да. Но если это конструктивное упорство, поэтапное упорство, где каждый последующий шаг выбирается по итогам предыдущего, то, конечно, нет.
Пациентка: Игорь не бился головой о стены.
Врач: Но он бился головой об пол. Простите, что вынужден это озвучивать столь грубо.
Пациентка: Это все как-то связано?
Врач: Боюсь, все связано. Ваш сын был убежден, что в мире существует определенный круг людей, кто следил за ним. За ним и за такими, как он. Он называл этих людей – докапывальщики.
Пациентка: Что значит «такими, как он»? Лунатиками?
Врач: Он не уточнял. Могу судить лишь по косвенным признакам.
Пациентка: Что за признаки?
Врач: Вы в курсе, что Игорь имел тайный аккаунт во Вконтакте?
Пациентка: Нет. Но сейчас многие имеют фейковые страницы. Чем эта особенная?
Врач: Тем, что была всецело посвящена творчеству. Его, Игоря, творчеству. На этой странице Игорь анонимно выставлял стихи собственного сочинения. Я думаю, можно не спрашивать вас, знали вы об этом?
Пауза 8 секунд.
Пациентка: Действительно, не знала… Хорошие стихи?
Врач: Разные. Я прочитаю вам. Для примера. Я себе выписал. Вот:
Закат и тени над рекой,
Поникли ивы над волной.
Замерзла, милая? Не плачь!
Ты видишь берег? Мы с тобой
Пока что живы! Ну и пусть
Теченье воспевает грусть.
Ты плачешь, милая? Я рядом.
Я тоже плачу? Ну и пусть!
Взойдет луна, настанет ночь,
Пойдем с тобой от грусти прочь.
Ты мне не веришь? Что ж, я тоже.
Здесь нам печаль не превозмочь.
Так окунемся же в волну,
И поплывем,
А может быть ко дну
Пойдем.
И средь морей
Ты станешь вновь моей.
Пауза 13 сек.
Врач: А вот уже посложнее:
Лишь свет забрезжит поутру неверный,
Придав мечтам свершения окрас,
Как человек, польстившись миром тленным,
Вновь рвется в бесконечный путь, давя на газ.
Он движется, наращивая скорость,
Вперед, всегда безудержно вперед,
Ведь там, в конце пути, быть может, вскоре,
Решительный ответ на все вопросы ждет.
А за стеклом перемещаются пейзажи,
События, надежды, люди, города.
Жизнь располосовав в километражи,
Не удовлетворится гонщик никогда.
Он не заметит, как ласкает ветер,
ему неведом дух травы ночной,
И поиск внутренней улыбки тщетен,
И позабыты радость и покой.
Он не запомнит ничего, что было.
Что будет – обогнет дороги полоса.
Его удел – акселератор жать уныло,
В надежде когда-либо дать по тормозам.
И в этой каждодневной карусели
Бездумно забывает человек,
Сколь нескончаемо отдельное мгновенье,
Как безнадежно прожигается наш век.
Пауза 10 сек.
Пациентка: Надо же… Он никогда мне не показывал.
Врач: У меня есть предположение, почему это случилось. Почему вы, близкий человек, ничего не знали о его поэтических притязаниях. Вам, вероятно, будет тяжело это услышать… Изучив все материалы, я прихожу к выводу, что ваш сын мог страдать раздвоением личности.
Пауза 12 сек.
Пациентка: Вы серьезно? Вы что, думаете, мы бы с мужем не заметили этого? Как можно жить с человеком, с ребенком… с собственным ребенком, и не замечать таких вещей? Вы по-любому ошибаетесь.
Врач: Боюсь, не все так однозначно.
Пациентка: Я не хочу об этом говорить больше, это бред какой-то.
Врач: Вы знаете, кто такая Каба?
Пауза 12 секунд.
Пациентка: Нет. Кто это?
Врач: Но вы вздрогнули. Вам это что-то напомнило?
Пациентка: Я не знаю. Возможно. Но я не помню.
Врач: Игорь упоминал об этой Кабе в разговорах с Виктором Петровичем. Он говорил, что это существо, которое приходит к нему в снах. Именно от нее, от этой Кабы, он пытался убежать в те ночи, когда он вставал и начинал ходить во сне. Но я ничего не могу вам поведать об этом существе, потому что Каба – это образ. Собирательный образ. Ничего конкретного о ней Игорь не знал. А имя – он говорил, что впервые о Кабе ему рассказала бабушка.
Пациентка: Это возможно. Свекровь рассказывала много сказок.
Врач: Но вы не помните, чтобы она упоминала конкретно Кабу?
Пациентка: Я уже говорила. Нет.
Врач: Виктор Петрович попытался вытащить эту Кабу на поверхность. И все, что с ней связано.
Пациентка: Да, несанкционированным гипнозом. Он говорил. Уже потом.
Врач: И по тому, как быстро Игорь погрузился в транс, Виктор сделал предположение, что его мог раньше кто-то гипнотизировать. Виктор подошел близко к правде, почти впритык. Он был хорошим психотерапевтом. Просто ему не хватило времени. Очень жаль.
Пациентка: Подошел близко к чему? О чем вы? Он мне звонил незадолго до смерти, спрашивал то же самое. Я ему ответила и вам повторю: ранее мы никогда не водили Игоря на гипноз. Я бы и Петрову не дала согласия, если бы знала.
Врач: Не нужно было никуда его водить. И не нужно больше искать этого неведомого гипнотизера. Я нашел его. Игорь был этим гипнотизером. Игорь сам, собственными усилиями воли, гипнотизировал себя. И он не страдал от лунатизма. Это не лунатизм. Это был транс, вернее, его обратная сторона. Вы не знали ничего о том, что Игорь писал стихи, – просто потому, что он сам об этом не знал! Он писал эти стихи, будучи в состоянии гипноза, в который сам себя и вводил. Он сам не знал о своей второй странице во Вконтакте, ведь он создал ее тоже в состоянии самогипноза. И заходил он на эту страницу только в подобном состоянии. Существуют специальные техники, как можно ввести себя в транс. Игорь мог изучить их. Но, скорей всего, его техника была уникальной. Он сам ее создал, спонтанно, и когда у него получилось, родилась вторая личность, которая и писала все эти стихи. Только это в кино так бывает, что человек с раздвоенным сознанием ничего не подозревает. В жизни такого не происходит. И Игорь подозревал. Именно отсюда и его теория слежки, теория докапывальщиков. Именно отсюда взялось существо по имени Каба.
Пауза 20 секунд.
Пациентка: И как по-вашему, для чего он это делал?
Врач: А вот это я бы и сам хотел узнать! Я бы очень и очень хотел это узнать! И именно от вас. Потому что такой самогипноз, такое рождение второй личности могло случиться только на фоне какого-то шока. Шока настолько сильного, шока всеобъемлющего, что рассудок Игоря не смог принять этого. И Игорь ушел в другой мир. Создал себе двойника, который избавлялся от последствий шока стихами, творчеством. Иногда система давала сбой, и Игорь падал в этом состоянии, и больно бился об пол, терял себя. Но, как правило, глубокой ночью, когда вы, его родители, крепко спали, он сидел в своей комнате, за своим компьютером, или под одеялом с фонариком и блокнотом, и сочинял стихи. Его тайный аккаунт – он переполнен ими.
Пауза. 16 секунд.
Пациентка: Это все из-за меня. Я виновата. Я пыталась защитить его, их обоих защитить. Не смогла.
Врач: Что вы имеете в виду?
Пациентка: Это все город, откуда я родом. Я бежала, бежала… Придумала другую себя. Оборвала связи. Я все сделала, чтобы закрыть семью от этого города, чтобы он не смог достать их в этом мире, но, видимо, он достал их изнутри. Проклятый городишко… Он с самого начала тянулся к Игорю, тянулся к Сергею. Видимо, нельзя так просто взять и уехать из Арыка.
Врач: Игорь упоминал об этом. В беседах с Виктором он говорил, что вы приехали из Башкирии.
Пациентка: Башкирия – прекрасный край. За исключением этого гиблого места. Оно даже на вас действует сейчас, через меня. Не удивлюсь, что это город вас наводит на мысли, что Игорь был параноиком. Чтобы закрыть тему. Чтобы логично закрыть всю эту историю.
Врач: И вновь мы наталкиваемся на теорию заговора. В последнее время ее что-то слишком много. И не только в связи с Игорем, но и в связи с Петровым.
Пациентка: Об этом я и говорю! На них это перешло через Игоря. К нему – от меня. Во мне это от города, где я родилась.
Врач: Что ж, эта ваша теория тоже имеет право на жизнь. Вернее, имела бы. Есть только одна проблема. В Башкирии нет города с таким названием. На карте вообще нет города с таким названием.
Пауза 14 сек.
Пациентка: Это же просто так говорится. Вы понимаете? К примеру, так говорят: Златоглавая. Но такого города тоже нет. Все понимают, что речь – о Москве. Или говорят: город-герой. Но он никакой не герой. Люди – герои, а он – просто город.
Врач: То есть, Арык – это не имя собственное, а имя нарицательное? Нечто такое, что имеет репутацию сродни сточной канаве? Арык – это ведь канава? Какое тогда географическое название вашего родного города?
Пауза 20 сек.
Пациентка: Я не помню…
Врач: Погодите, как так? Что значит – не помню? Так не бывает. Это же не покупка в магазине, которую можно забыть. Даже друзей можно забыть, но родные города не забываются.
Пауза 5 секунд.
Пациентка: Я честно не могу вспомнить.
Врач: Да нет, это просто смешно! Если вы не хотите говорить, или это какая-то тайна, то можете так и сказать. Но это странно, утверждать подобное. Вы в любой момент можете посмотреть в документах.
Пациентка: Но их нет. Нет документов, где бы фигурировал Арык. Их нет. Свидетельство о рождении, школьный аттестат – все это не сохранилось, все осталось там. В моем дипломе стоит уфимский вуз.
Врач: Всегда есть паспорт. И старая прописка.
Пациентка: Но его тоже нет. Я потеряла паспорт сразу после свадьбы. Мне его все равно нужно было менять на новую фамилию. В новом паспорте у меня только местная прописка.
Врач: Очень интересно. А что насчет фотографий? У вас остались фотографии из прошлого? Часто они весьма стимулируют память.
Пациентка: Я их сожгла. Все фотки. А если честно: я и паспорт сожгла. Все, дотла. Я же говорю, я хотела защитить семью. Я думала, что таким образом я потеряюсь. Что город не найдет меня, прошлое не найдет меня, весь этот кошмар забудется.
Врач: Что же? Простите, что настаиваю, но – что же? Что такого случилось там, в вашем родном городе, что вы так панически боитесь прошлого? Что там стряслось?
Пауза 12 сек.
Пациентка: Я не помню…
Из новостных пабликов майл.ру:
В истории с покончившим с собой школьником Игорем Мещеряковым неожиданно раскрылись совершенно шокирующие подробности. Мама мальчика, находящаяся в данный момент под наблюдением в городском психоневрологическом диспансере, призналась своему лечащему врачу, что Игорь Мещеряков подвергался жестокому обращению со стороны родного отца. Имели место регулярные избиения, и даже пытки. Сергей Мещеряков, отец мальчика, арестован, сейчас он дает показания в полиции. По предварительным данным все обвинения он отрицает.
Расследование дела продолжается.