Родился я и вырос в городе Петропавловске Казахской ССР. Окончил Орджоникидзевское (Владикавказское) Высшее Военное Командное Краснознаменное имени С. М. Кирова. В 1985 году распределен в Управление ВВ по Средней Азии и Казахстану. До 1993 года служил в войсках, последние годы с 1993 по 2009 годы в милиции. Оперуполномоченным Уголовного розыска г. Нягани и Советского, Заместителем начальника Уголовного розыска г. Нягани, начальником отделения по борьбе с групповой и организованной преступностью при УВД ХМАО, первым заместителем начальника Управления Внутренних Дел – начальником Криминальной Милиции г. Нефтеюганска, начальником ГОВД г. Нягани. Ветеран боевых действий. Пенсионер. Пишу прозу и стихи. Юмористическая повесть «На ИВС прекрасная погода», повесть «Железная дорога» и роман на историческую тему «Звезды над Урманом» уже нашли своего читателя. Ныне представляю на суд сборник стихов «Отпустите меня на войну». Тема больная, и я, как мог, постарался преподать её без пафоса и самовосхваления.
Фото: Вблизи поселка Гикаловский. Чечня
Фото: Вблизи трассы Баку-Ростов. Окрестности Грозного.
Фото: Пункт Временной Дислокации по ул. П. Мусорова.
Фото: У президентского дворца. Мой друг Александр Коршунов. В шлемофоне Сергей Голубев. Погиб 18 апреля 95 г. в Бамуте.
Мне грудь истрепала судьба-непогода,
Лицо опалил суховей.
И жизнь моя просто дорога, а годы,
Столбы километров на ней…
Подрывы, обстрелы, мосты ,полигоны
Военных моих трудодней
Дорога, ухабы, подъемы, погоны
Просветы и звезды на ней
А нынче у нас за окном непогода
Курю, вспоминая парней,
А значит, приснилась дорога и много
Друзей-обелисков на ней….
Одно лишь хочу, как бы не было больно,
Когда-то вернуться домой,
Не ночью, кривою тропинкой окольной,
А светлой дорогой прямой
А коль суждено мне к родному порогу
не выйти в пылу наших дней,
считайте, запнувшись, упал на дорогу
и встал обелиском на ней…
Что такое привал? Это влаги глоток,
Перемотка промокших портянок,
Это в спешке письмо, на тетрадный листок,
Что придет в отчий дом спозаранок.
Это сохнущий тельник на предгорном ветру,
Запах трав и листвы. Это пенье дрозда,
И перловая каша, я, ей Богу, не вру,
Что вкусней не едал за всю жизнь никогда.
Пот беретом тихонько смахну,
Скину ленты с патронами в ноги,
Запах лета пьянящий вдохну,
Развалюсь на траве у дороги.
Муравьиные слышу шаги,
И сверчков стрекотанью внимая,
Скинув с ног все в пыли сапоги,
Вдруг пойму обаяния Рая.
В самом сердце зеленки, как заноза врагу,
Перед самым опасным и безжалостным боем,
Отрицание фраз: – не хочу, не могу,
Пару тихих минут, пробежавших запоем.
Кто сапог не носил, автомат не таскал,
Свой не брал никогда перевал,
Никогда не поймет, тот нервозный накал,
И любимую фразу: Братишки! Привал!
Отпустите меня на войну,
Проводив под гармонь до перрона,
Я еще раз всей грудью вдохну,
Запах пота и запах вагона.
Запах масла ружейного мне,
Не заменит мастику театров,
Кто хоть раз побывал на войне,
Тот вернется когда-то обратно.
Я, как конь боевой, весь дрожу!
Провожая отряды в дорогу,
Расседлали меня Вам, скажу,
Очень рано, ребята, ей Богу!
В тишине, как в трясине тону,
Мирной жизни, довольно, отведал!
Отпустите меня на войну,
Что плохого, я люди, вам сделал?
Глаза голубые, как небо России,
Надет набекрень шлемофон.
«Откуда братишка?» – его мы спросили.
«Из Омска», – рассказывал он.
Потом шла колонна, седая от пыли.
Пехота – верхом на броне.
Механик-водитель – глаза голубые —
Он первые дни на войне.
Был бой под Хорогом жесток, скоротечен,
Дрожала от взрывов земля.
Стреляли, кричали: «мать вашу» и крепче,
В ответ слышал я: «бисмилля».
С равнины тогда вертолеты успели,
Высотки накрыли огнем.
Стояла колонна, считали потери.
"А жив ли мальчишка?" – вдруг вспомнил о нём.
Нам день на войне тот не спутать с другими,
Навечно запомнилось мне:
Механик-водитель с глазами седыми
сидел и курил на броне…
Фото: восстановленный храм. Грозный. Апрель 2006.
Фото: Памятники обелиски погибшим сотрудникам. ПВД УВД ХМАО. г. Грозный.
Снова робко входя под церковные своды,
Ставлю за упокой, светит теплый огонь,
И по пальцам текут, словно вешние воды,
Слезы белого воска, обжигая ладонь.
В этом тихом огне видно горе людское,
Стук сердец матерей, потерявших детей,
Стон упавших солдат, что не вышли из боя,
И улыбки друзей, и полет журавлей.
В этих тонких свечах видишь чьи-то ошибки,
Видно горе старух от роду́ сорок лет,
Мягкий пламень в тиши и под своды улыбки,
самых близких людей, тех, кого с нами нет.
Не люблю я парады, шум у братской могилы,
От торжественных гимнов скулы в узел свело,
Дорог мне огонек, самый скромный и милый,
Что застывшему сердцу посылает тепло.
Госпитальная койка и солдатик на ней,
Задремал наконец-то, а то бредил полночи,
– Ноготь врос на ноге! Удалите скорей!
Ой, болит! Ой, терпеть нет уж мочи!-
Я пошел покурить, где курили врачи,
Мне в судьбе того парня не расписано роли,
Тут ничем не помочь, хоть кричи не кричи,
У мальчишки начались фантомные боли.
Он не знает еще, что ноги больше нет,
Нет и тех, кто сидел на броне,
И не помнит подрыв, и не помнит кювет,
Улыбается. Спит. В наркотическом сне…
Вот такая она, вот такая цена,
Платим плотью своей, делим души на доли,
И преследует нас до могилы война,
Посылая в ночи нам фантомные боли…
Словно березка в тенистом лесу,
Тянется к солнцу в надежде погреться,
Юный суворовец, строй на плацу,
Парень без юности, мальчик без детства.
Годы учебы, Как ветер в лесу,
Выточат парню характер не детский,
Вот, и последний свой вальс на плацу,
А на «парадке» значок лишь кадетский.
Жизнь по уставу, курсантский роман,
тридцать солдат за спиной как наследство,
горы Кавказа и синий туман,
на перевале где кончится детство.
И на тропинке, как время придет,
путь, желторотых солдат прикрывая,
бывший суворовец в вечность уйдет,
детство не помня и жизнь непозная.
Лента пустая, запала щелчок,
Горы проснутся от птичьего гама,
А с орденами кадетский значок
Будет хранить поседевшая мама…
2000г.
Как вошли мы туда, так народ весь притих,
Не понять то ли ад, но уж точно не рай,
Детский дом интернат для глухих и немых,
С довоенным плакатом: «Привет, Первомай!»
Под ногами тетрадки, а на стенке – доска,
Мелом надпись на ней на арабском, наверно,
И бойцов наших сразу охватила тоска,
Кто-то вслух перевел «Смерть собакам неверным!»
И в тетрадках рисунки, нетвердой рукой,
Разноцветными красками тлели,
Танки русские с флагами, с красной звездой,
Повсеместно дымились, горели.
В школах разуму учат, но не в этой стране,
Здесь учили мальчишек совершенно другому,
Был приказ удержать наш рубеж на войне,
Мы не сдали врагу нами взятую школу…
Фото: Грозный. Перед "Романовским мостом". Инженерная разведка пятой
комендатуры и ОГ.
Фото: Уголок памяти в помещении Огневой Группы. г. Грозный. ПВД ул. Трамвайная.
Фото: слева, Иванов Сергей (Минск), Я в центре, и Коля Ткаченко (Белгородская обл). Самые дорогие годы.
Игорю Балашову, Николаю Романову, Василию Дзюбенко, Николаю Патракееву, Сергею Шулятьеву, Леониду Кокоулину, Павлу Вахмянину, Павлу Ряшину и всем, всем пенсионерам МВД ушедшим так рано.
Ну, вот и все, последний пароход,
ломая лед, от берега отходит,
снежинок дружный бабий хоровод,
печаль на сердце и тоску наводит.
Опять зима и снова холода,
Что душу рвут и придают седи́ны,
Жаль с пароходом только навсегда,
Уходят годы, как весною льдины.
Я не последний и не первый я,
То воронье, то чайки хороводят,
Как пароходы в дальние края,
отдав концы, мои друзья уходят…
Но я упрямый, знаю наперед,
Дождусь весну, во что было, ни стало,
Река пойдет, мой пароход придет,
И даст гудок тревожно и устало.
Мне сейчас пятьдесят, а Им нет,
Никогда пятьдесят Им не будет.
Утром скажут «Дедуля привет!»,
Друга, внук никогда не разбудит.
Десять лет, это срок или нет?
Время памяти складки стирает,
Десять лет я встречаю рассвет,
Их рассвет десять лет не ласкает.
Им не помнить подруг имена,
Не услышишь от туда протеста,
Что, довольна родная страна?
Вот она-то теперь Вам невеста.
Женихов в хоровод пригласит,
Белый танец, печали и грусти,
Закружит и потом известит,
что теперь никогда не отпустит.
Строит глазки невеста – страна,
Губы пахнут прибитой росою,
Многих стерва скосила она,
Золотою литовкой – косою…
Тихо солнце встает в этот день непогожий,
Город Грозный встречает рассвет,
И разведка идет, обнадежив прохожих,
Смело можно идти, на дороге мин нет.
Ежедневно выходит, крестясь на ворота,
Паренек из Кургана с собакой своей,
А за ним вдоль дороги инженерная рота,
Изучая следы и предметы на ней.
Вдруг сегодня рванет? Ну, а может быть нет?
Каждый день ожидать и гадать, вот судьба,
Он забудет потом на гражданке сто бед,
Но глядеть на обочину будет всегда…
Я воздвиг в душе храм, не судите родные,
И его не снесут по указу царей,
С черно-белых икон, навсегда молодые,
Смотрят лики Святых, и знакомых парней.
Этот угол в казарме, на века зафрахтован,
И лампадок дымок, самодельных из гильз,
Мне нести этот крест, я в оковы закован,
Под усмешки толпы и юродивых визг.
Там за стенами храма, мне совсем одиноко,
Мой терновый венок – утро Судного дня,
И шепчу в Образа. Почему? Так жестоко!
Не оставили место, меж собой для меня…
Не страшна мне толпа, что кидает каменья,
Я утрусь от плевков, уксус свой пригубив,
Лишь бы в этой толпе не увидеть виденья,
Осужденья в глазах, для меня дорогих.
Не пишите, прошу про войну,
Не марайте графитом бумагу,
Все равно никого не пойму,
Ни седого, ни даже салагу.
Про любовь не пишите стихи,
Если вы никогда не любили,
Про этапы, конвоя штыки,
Не пишите, коль вас не судили,
И про море не нужно писать,
Если палубу вы не топтали,
Про небесную синюю гладь
Не пишите. Ведь вы не летали.
Напишите друзья о себе,
Пусть не ярко, красиво, прелестно,
Ведь уверен я братцы, вполне,
Это будет и скромно, и честно…
Фото "Уютный бронепоезд Козьма Прутков"
Фото: Спецоперация.
Фото: декабрь 2002 г. Грозный.
Провожают отряд, обрывается лето.
Обнимая, прижавшись, притихла жена.
Седьмой раз прохожу я, опять через это.
А, ведь осенью, здесь моя помощь нужна.
И, полгода опять ей, одной надрываться.
Пока я, на Кавказе, проминаю бока.
Словно белке крутиться, стирать, убираться!
Да, действительно, женская доля горька!
А с утра? Заплела, собрала, проводила.
Да с работы две сумки, а лифт барахлит.
Ой! До мамы успеть! Убрала, навела и помыла.
С телефоном уснуть, может муж позвонит.
Я при жизни бы, памятник женам поставил.
Выше всех колоколен, кремлей и дворцов.
Книги Издал, и пьесы поставил,
Как растут, наши дети, не видя отцов…