Олег Алифанов
Братья Александр и Николай Первые

Без национальной аристократии нечего было и думать претендовать на мировое лидерство. «Что нужно Лондону, то рано для Москвы». По счастью (счастье относительное, его готовили) свою национальную верхушку пустила под нож Франция. Австрия же и Пруссия, как и Россия, своих национальных элит не имели вовсе. Второе место освобождалось, но занять его без национальной администрации (не обязательно чисто аристократической, что доказывал Наполеон) можно было лишь временно, пока не вернётся Франция или не подрастут другие. Сам Наполеон создать полноценную национальную администрацию всё же не смог, путаясь в родственниках-королях, безродных маршалах и обезглавленных (фигурально) масонах. А Александр сделал мощный задел и технично отпасовал Николаю. Для этого и пришлось разыграть путч с отказом от данных обещаний и прекратить мусолить тему парламента и оппозиции до формирования национального управления. Оппозиция появилась в России планово, по-английски, при Николае. В отличие от екатерининских времён, она уже не была ни цирковой, ни придворной. Условно говоря, Радищев при Екатерине выглядел умалишённым, при Александре в самый раз, при Николае смотрелся бы снова сумасшедшим, только с другой стороны.

Как Александр дошёл до жизни такой

Александр родился наследником престола и монархом стал. Это было не просто. Не добравшись до трона, он мог умереть, его могли свергнуть и посадить, или обойти в правах наследования: всё это в истории «династии Романовых» было. Имя ему подобрали соответствующее, с намёком на Александра Македонского (можно, Невского, но это Македонский-лайт). Имя прямо заявляло о продолжении резко экспансионистской линии Екатерины.⁶ Век этот вообще имел характер экстремально экспансионистский, причём с неизбежными лобовыми столкновениями великих держав. Поэтому все великие державы желали, чтобы их было меньше. Перед решающим рывком было важно, с какого места каждый из участников стартует в этой гонке. Уже третьему месту могло почти ничего не достаться. Первой готовить позицию в борьбе за мир начали Франция и Англия. Надо осознавать, что до этого из великих держав Россия напрямую в войне сталкивалась только с Турцией (5-е место с тенденцией к падению).

Лавирование Александра между отцом, отцеубийцами, бабкой и её фаворитами сделало его дипломатию тонкой, умной и проницательной. Он планомерно устранил отцеубийц, попутно завязав лично на себя (через Голицына) масонско-иезуитско-иллюминаткие концы (то есть иностранных агентов влияния). Характерно, что в русской историографии Александра считали выдающимся дипломатом, в советской и западной не считали дипломатом вообще: так, любитель. «Коллежский асессор».

17 июня 1801 Александр заключил с Великобританией конвенцию, восстанавливавшую все прежние договоры, но также он сохранил почти павловские отношения с Францией. При этом Александр всеми силами пытался сохранить нейтралитет, то есть сконцентрироваться на устранении внутренних врагов. С этой очевидной и обычной для дипломатии комбинации и начались все противоречивые дипломатические трюки Александра, впоследствии приведшие к крайним коллизиям и необходимости спрямить путь неискушённому (и не столь умному) Николаю посредством аннулирования чересчур сложных галсов.

Вообще, Негласный Комитет был комитетом английским, это было продолжение якобинской (кордельерской) «руки Лондона» в отношении конкурентов. Негласный Комитет – это русский аналог Тайного Совета («Его/Её Величества Почтеннейший Тайный Совет). Интересно, что в александро-николаевские времена это понимали совершенно отчётливо, например, Корф пишет об этом в снисходительной манере, как о моде. Впоследствии, вместо того, чтобы быть развитой, тема эта у историков как-то исчезла. Ну, мало ли, мода на французское, мода на английское… А что такое мода на мысли в аристократических кругах? Это влияние на верхний слой управления. И как появляются моды? А появляются они под мощным воздействием пропаганды. Особенно быстро англомания вошла в моду в отсутствии конкуренции. Конкуренции не со стороны русского (ничего национального в России ещё не было), а – французского. Чем могла привлечь Англия модников? Секунду подумав (или неделю поразмыслив), поймём одно: да ничем. В сравнении с французским всем, бывшем ещё недавно. Просто в какой-то момент всё исчезло, точнее, забанили. А на безрыбье и рак рыба. Особенно для бесхребетной русской аристократии.

Предложил проект Комитета сын графа Священной Римской Империи Павел Строганов, примкнувший к якобинцам как некий нетитулованный Поль Очёр (по названию имения Строгановых в Пермской губернии, – такой английский юмор). Ему подсунули опытную английскую шпионку Теруань де Мерикур («де» у неё фальшивое), которая его соблазнила и сделала одним из каналов, по которому питали террористов: поскольку «гражданин Очёр» был сказочно богат, это «не вызывало подозрений». Ситуативно Англия и Россия были союзниками, так как падение Франции России было выгодно – мир вступал в эпоху национальных государств, когда высшие аристократы и монархи не могли уже рассматривать себя только как феодальных правителей вне постоянных территорий и народов. Совместно с кадровым «сотрудником» русского посольства Петром Дубровским он выкупил, выкрал и вывез в Россию несколько возов французских архивов, включая, например, эталонного Санкт-Петербургского Беду – книгу, удревняющую историю Англии. (Это второй по древности экземпляр истории Беды – первый, разумеется, в Англии. Важно, что «нашли» его во Франции, где он провалялся тоже в древнем Сен-Жерменском аббатстве сотни лет, таким образом, получилось, что в древней Франции прекрасно знали о ещё более древней Англии. Важно, что отправили его в нейтральный «с иголочки» Петербург, а не в заинтересованный римско-кельтско-друидический Лондон.)⁷

Екатерина, понимавшая случайность и временность совпадения англо-русских интересов, Очёра из Парижа отозвала – чтобы не наделал глупостей, но наказан он не был (ибо в России в то время даже императрица не знала, как в ситуации смены мирового лидера «сделать умно»). Его до поры посадили на скамейку запасных, исправно выдавая, однако, положенные за выслугу чины – их он нагуливал на бумаге, живя в московском имении Братцево и продолжая состоять в офицерах (и шпионах). Другой Павел (из династии Первых, который хуже разбирался в мироустройстве из-за того, что передавать ему знания мать не хотела – и передавала сразу внуку) произвёл тёзку в камергеры. У Александра шпион оформился в сенаторы, тайные советники и заместители министров двух министерств, в 1806 поехал в Лондон «сближать интересы» с новым правительством Гленвилла и Фокса. (Одновременно усиливавшийся Александр делал обычные для себя прямо противоположные ходы в рамках сохранения внутреннего баланса: отставил Чарторыйского и назначил Будберга в министры иностранных дел – должность при Александре номинальная, что подчёркивал чин ниже канцлерского; под Тильзитским договором нет его подписи, это объясняют тем, что он был противником договора, но на самом деле Александр всегда вёл внешнюю политику лично, не доверяя ничего и никому. Будберг конфликтовал со Строгановым за влияние в английских делах, шпион подал в отставку. Александр послал на переговоры в Париж ничего не значившего Убри, хотя, одновременно от англичан туда поехали дипломаты более матёрого ранга. Договор, парафированный Убри, Александр не ратифицировал.)

Вторым членом Комитета был Адам Чарторыйский. Польский сепаратист, подготовивший план переустройства Восточной Европы с отделением Польши (плюс прирезанной к ней т. наз. Литвы), впоследствии похожий план продвигал Константин. Александру он был нужен для демонстрации Англии скорого распада России. Реализация плана была Чарторыйскому (а на самом деле Англии: «мы готовимся распустить империю; а, кстати, вы?») обещана, но, как всегда, Александр, воспользовавшись Тильзитским миром, к плану «охладел». На самом деле никогда и не собирался. Ч-й был министром иностранных дел (то есть никем) около 2 лет. Когда Александр сблизился с вражеской Англией на личную дистанцию «обнять-целовать» (держи друзей близко, а врагов ещё ближе), Ч-й получил отставку. Но ещё долго шпионил на Александра и Николая, усердно делая вид, что шпионит против (см. например, дело «Виксен», о чём позже). А скорее всего, двурушничал, снимая маржу. Дело обычное, аристократическое.

Николай Новосильцев. Прямой и явный британский агент. В 1805 участвовал в заключении союза с Великобританией. Планомерно доведён Александром до состояния международно презираемого краснорожего пьяницы, шута и позёра. Выставлен напоказ англичанам: не ваш?

Кочубей. Из запорожских самозванцев. В 1801 назначен Президентом Коллегии иностранных дел (то есть Никем, в реальности – никем). До того получил инициацию в Лондоне под руководством суперангломана Семена Воронцова, брата того, который заседал в Непременном Совете.

А-а, вот и Непременный Совет.

На другую руку Александр положил (11 апреля 1801 года – сразу же) Непременный Совет. Его он доверху набил отцеубийцами, фаворитами бабушки и англоманами, то есть опасными для себя персонами «гратиссимо». Его член, заговорщик Трощинский и был автором манифеста-слогана «при мне, как при бабушке». Иезуитское название⁸ по отношению, например, к убийцам отца Платону и Валериану Зубовым выглядело полной капитуляцией. Однако Александр быстро извёл обоих, просто и открыто приставив к ним полицейских. Дурак Валериан Александру пожаловался, на что получил от «кроткого» ответ, мол, я слаб, меня никто не слушается, может, вы им сами приказать изволите? Вопрос даже ушёл на другую руку, в Негласный Комитет, который пришёл в ужас, как такое возможно в нашем государстве, но полицейские продолжали своё дело. Платон всё понял, сбежал за границу в конце 1801 и больше на заседаниях не отсвечивал. Валериан не понял, взялся ломать комедию (в духе, Платон мне друг, но истина дороже) с проектом о персидской торговле и тайном поиске торговых путей в Индостан (то есть, по сути, предложил Александру пойти по пути отца). Проект дурака «недальновидный» Александр отправил снова на другую руку, в Комитет.

В Совет Александр отправлял на рассмотрение самые кривоколенные, запутанные и незначительные дела империи. Так Александр день и ночь занимал деятельных негодяев. А зачем он перекидывал дела? («Слабый, сам не мог решить». ) Просто хотел аннигилировать обе партии влиятельных врагов. Ну, уж если не их самих, то их делишки. Негодяи быстро сбегали. Впрочем… Валериан решил остаться. В результате странно и быстро помер от странного и быстрого внутреннего нарыва, его странно и быстро залечил какой-то лейб-француз. Платон не отсвечивал (Валериан мне брат, но жизнь дороже) и в статусе «нон-грата» прожил гораздо дольше.

Писалось, что целью Комитета было работать над реформой «безобразного здания государственной администрации». Но из состава двух органов ясно, что никакого преобразования государственного строя, никаких реформ и т. п. эти люди делать не были призваны. Задачей Совета была утилизация опасных подлецов на высоких синекурах, то есть «быть на глазах» у императора или валить куда подальше. Должность «советника» Трощинского звучала так: «Находящийся при Его Императорском Величестве у исправления возложенных на него по особой доверенности дел». А «комитетчика» Новосильцева так: «Находящийся при особо порученных от Его Императорского Величества делах». Найдите хоть одно отличие. Комитетчики (они все вместе и по очереди занимались иностранными делами на формально высших постах) призваны были находиться на виду у англичан и докладывать, что дело разрушения государства идёт правильно и быстро, и с этой точки зрения лучше Александра на должность монарха-ликвидатора никого нет. Конкуренцию Александру составлял только Константин, но он не проявлял себя столь ретивым конституционалистом – Александр сразу предусмотрительно сам занял фланг «ультра-».

Заняв (завалив) шпионов и убийц Е. И. В. «делами», Александр получил возможность самостоятельно начать выстраивать высшую национальную администрацию. Комитет прикрыл через пару лет, комитетчиков позже, по одному. А в 1810 распустил и «вечных». Но уровень Совета резко понизился уже появлением аморфных министерств V1.0, которые и были столь поспешно и без плана введены Александром только для этого. То есть поступил, как всегда: повернул налево, потом направо – все попа́дали.

Что англичанину хорошо – французу смерть. В английском парламенте сидели лорды. В верхней палате старшие, в нижней младшие. Всё, как полагается. Культурно. За свой интерес. А во французском Конвенте – шпана да беспредельщики за чужой интерес отправляли друг друга на гильотину. Равенство. Вот такие разные парламенты. Тальен кинжалом машет, его жена голой пляшет. Свобода.

Александр изворачивался ужом, обещал, клялся, заключил с Англией союз, даже создал палату лордов – Госсовет, но конвента не ввёл. Сто лет спустя в России под давлением английского социал-демократического террора с Англией тоже был заключён союз, и – введён парламент, куда сразу конвенционально набились террористы, шпионы, масоны. Глава парламента царя арестовал, тот был из династии не Первых, а последних. Союзник Георг (опасаясь своего парламента) Николая не спас. Братство.⁹

Слабый царь

Откуда взялось представление о слабом, мягком, либеральном, метущемся и даже трусоватом Александре тоже понятно – это представление восходит к злым эпиграммам Пушкина. «Правитель слабый и лукавый…», «Под Австерлицем он бежал, в двенадцатом году дрожал…», «Дней Александровых прекрасное начало…» ещё бытует мнение, что опытный лис Меттерних убедил нашу медузу стать твёрдой консервативной горгоной. Александр вертелся-вертелся, но сдался. Добило его якобы восстание подшефных ему семёновцев, о котором Меттерних узнал раньше Александра (дело было в Троппау, курьер, метросексуал Чаадаев прихорашиванием задержался в пути).

Семёновскому бунту придаётся большое значение, мол, Александр Меттерниху обещал, что у него не будет революций, а вон чего вышло, и Меттерних его попрекнул (протроллил). Де, Семёновский бунт окончательно повернул мировоззрение Александра к реакции (то есть революция произошла, но только в голове у Александра). Это всё, конечно, поздние домыслы, а было иначе. Семёновское выступление не посягало ни на монархию, ни на монарха. Это был единичный изолированный и мгновенно купированный протест против низкорангового командира – всё! Бунт, даже если и не был спровоцирован самим Александром, принёс ему немало дивидендов: он мог изобразить «о, ужас-ужас-ужас» и «отвлёкся» на внутренние дела, предоставив в Троппау Австрии возглавить поход реакционеров на европейские свободы; таким образом, стравил немцев с англофранцузами, сам же изобразил свою сломленную волю, порабощённую Меттернихом. Нельзя не отметить, что силы парламентских монархий оказались равны абсолютистским пангерманским, Александр же «вдруг» оказался в выгодном положении решающего голоса, которое привыкла уже занимать Англия. Подвинул.

Ничего в политике Александра не поменялась: она, как была переполнена плановыми противоречиями, так и осталась. Истинная же природа того бунта крайне проста. Дело в том, что армия состоит не только из писанных, но и неписанных правил, этот кодекс описывается ёмким религиозным словом, известным любому армейцу: «положено!» Это «положено» выделяет (возвышает) армейскую секту в глазах других (и секту внутри секты – гвардию, и секту внутри секты внутри секты – Семёновцев). Когда на эту систему покушаются, религиозный орден готов на любые жертвы ради сохранения статус-кво, тут надо подчеркнуть: любые. Такой же характер носили и волнения за год до этого – в Чугуевском военном поселении, когда казакам (привилегированная вооружённая секта) изменили социально-имущественный статус (это для того времени, как пол поменять принудительно).

Визит Чаадаева в Троппау тоже чересчур утрирован. Никакого скандала с его опозданием не было. Александр имел 5 (пять) довольно независимых систем информирования, и полагать, что один-единственный Васильчиков (это шестой) послал одного-единственного курьера наивно. Большой А получил сведения о семёновцах раньше – и имел подготовиться. Чаадаев не спешил, потому что вёз не донесение, а частное мнение Васильчикова. На его карьере опоздание не сказалось, он подал в отставку через несколько месяцев по другим причинам, успев получить повышение.

Тут нельзя не сделать отступление о роли Австрии. Австрия – это осколок утратившей независимость в 1806 году Священной Римской Империи, феодального акционерного общества. Александр некоторое достоинство Австрии возвратил, Англия выплатила субсидии. Несмотря на утверждения о гениальности Меттерниха никакой самостоятельной политики Австрия вести не могла. Утверждения о том, что Меттерних умел Александра заставить выступать в пользу Австрии, основаны только на воспоминаниях самого Меттерниха.

У Австрии перед Александром был крупный долг: на Венском конгрессе Англия сколотила коалицию с ней и Францией против России и Пруссии. Александр французский экземпляр пакта получил от Наполеона, показал его обескураженному Меттерниху. С тех пор ни о каком доверии (тем более «идти на поводу») не могло идти и речи; никакого доверия не было и раньше, а тут… Поэтому все заплачки о том, что Николай так рассчитывал на Австрию (после подавления революции 1848 года), а они взяли и предали, грубо притянуты за уши. Причины австрийского «предательства» кроются совершенно в другом (об этом позже).

Вообще «боязнью» и «слабостью» царей история перегружена. Александр был трусоват, от ужаса перед тайными обществами «умер», Николай трусил взять власть и отрёкся, Константин боялся, что убьют и успел отречься раньше Николая, тогда тому пришлось, трясясь, брать царство поневоле. Но на самом деле Александр был совершенно твёрд в своих главных целях: усилить Россию (никакого патриотизма – это просто была его личная страна) и ослабить всех остальных – и готов был платить репутацией переменчивого и неуверенного человека. Личной трусости не проявлял. Бежал с поля Аустерлица – да, а что он должен был сделать? Остаться? Четверть века спокойно гулял один и с женой по Дворцовой набережной и улицам всех своих и европейских городов, в венских кафе сам платил за пиво, а нам рассказывают, что боялся заговорщиков из тайных обществ. Некоторые историки, впрочем, честно пишут, что он был хорошо осведомлён о деятельности таинников. Но сделать ещё одного шага и признать, что Александр и создал эти общества не особенно желают. А примеры перед глазами: константиновские ложи в Польше, «Филики Этерия» в Одессе, поддержка сектантов-караимов. Не Александр, конечно, изобрёл региональный сепаратизм, но перевёл его в национально-освободительную идею он, развив до стадии всеевропейской головной боли. Имея в руках узду в виде Священного Союза монархов, он мог манипулировать не столько революционерами, сколько монархами.¹⁰

В 1822 Чернышёв принёс ему «Зелёную книгу». Генерал подозревал, что устав «Союза Благоденствия» списан с положений ордена иллюминатов. Бегло просмотрев первую часть, «слабый» царь меланхолично промямлил, что совпадений мало, и беспокоиться не о чем… Чего, собственно, беспокоиться о своём деле? А тут Чернышёв прибежал «прорубиться». Чернышёв, вероятно, тоже знал о том, кто и как общества создавал, но сделал вид, что не знает, а честно служит, вот, нарыл компромат. Александра это показное «незнание» доверенного лица раздражило. И как мог, он продемонстрировал своё пренебрежение. Не уставом, а самим генералом.

А почему бы не посмотреть на всё с самой очевидной стороны: сам организовал, поощрял существовать для определённой цели. Когда цели достигли (путч Николая), всех развинтили (своих, конечно, оставили). А Александр хлопал в ладоши: к левой руке привязаны ниточки от бунтарей, к правой – полиции. По числу пальцев: висельников пять и полиций пять. И все при деле. Ниточки не в том смысле, что он жёстко управлял, а в том, что по их дёрганьям шли сигналы. Чернышёв был одним из каналов информации, первичная напрямую поступала из тайных обществ. А точнее, туда направлялась. Потому Александр почти и не читал его доклада, что его люди уставы «Союзов» писали. А почему писали с иллюминатов? А чтобы составить им конкуренцию, переманить адептов под свою крышу. Настоящих иллюминатов (иностранных) Александр на 100% контролировать не мог. И мало-помалу весь средний уровень перетёк под крыло «благодетелей»: это те, которые хлопают ушами, исполняют поручения и – платят по счетам.

Меттерних писал об Александре (то есть о себе, а фоном выступал глава царей): «Александр был человеком слова и легко подписывался под данными обязательствами, каково бы ни было потом направление его мыслей: он очень ловко старался избегать того, что могло толкнуть его не по намеченному пути, но так как мысль его принимала быстро форму системы и вечно меняла направление, то уважение к данному им слову его страшно стесняло, ставило его в неловкое и тягостное положение и вредило общественному делу».

По какой-то причине считается, что высказывания о монархах (Наполеоне, Александре и пр.) менее ранговых особ имеют вес. Их любят цитировать. Но по степени осведомлённости разница между ними как между клубным вратарём и хозяином команды. Канцлер или придворный – лишь один из множества игроков, строящий предположения; монарх, даже не очень умный, перевешивает вдесятеро своим твёрдым знанием. Не говоря о возможности инициативы. Я привожу (очень редко) мемуары не с целью подтвердить свои предположения, а с целью указать на ничтожность опоры на эти мемуары стандартной модели.

Меттерних ничего не понял по сути, но написал в целом верно. Просто точка зрения канцлера находилось на уровне моря, а Александра на высокой горе. Мысль императора никогда не отклонялась от генеральной линии: себя на первое место, Россию на второе.¹¹ Все тактические движения, которые предпринимались внутри этой линии слабоинформированному (по сравнению с Александром) Меттерниху виделись противоположно направленными галсами, в то время как корабль Александра медленно плыл к намеченной цели. Александр имел роскошь – время, и мог позволить себе неспешное движение. Меттерних не мог: у него работа другая – суетиться, реагировать.

Заметить это движение можно с течением времени, но иногда нужно наблюдать довольно долго. Галс мог длиться годами и сам по себе оставлять иллюзию тренда, внутри которого историк может выделить и другие составные румбы движения. Поочерёдные союзы с Англией и Францией в результате привели Россию на второе место (оттолкнулся веслом от одних, прицепился на буксир к другим). Вот как описывает этот процесс тот же недалёкий канцлер: «…в 1805 году… он был либерален в самом широком значении этого слова. Он был ярым противником Наполеона, презирал в нем деспота и ненавидел завоевателя. В 1807 году произошла радикальная перемена в его взглядах, а в 1812 году опять наступила новая фаза». А по пути культурно «подрезал» Австрию (великий хитрец австрийского МИД даже не заметил) и Пруссию, не говоря о прочих. Объяснение на уровне Швеции и Турции – ветер переменился. Историки обожают выделять метания Александра между либералами и консерваторами. Между христианами общего толка и православными фундаменталистами. Вывод: Александр изменял взгляды. Такой характер. Дамский.

На самом деле Александр не изменял взглядов. Ему нужны были все направления, как паруснику нужны все углы между западом и востоком, чтобы двигаться на юг. Меттерних и тут верно подметил (но не понял сути), что Александр «не доверяет своей армии, своим министрам, своим дворянам, своему народу». Верно подмечено, но репутация подмочена. Александр представляется подозрительным параноиком. С мелкого уровня наблюдателей-современников, преследующих свои приземистые цели, замкнутых узкими векторами, он таким и казался. Но переменчивость Александра имела характер перекладывания парусов. Ветра Англии и Франции попутными не были, но Александр воспользовался ими, чтобы уплыть от преследователей, а потом резко взял в свою сторону. Учтём и то, что истинную свою цель Александр скрывал – ревностно. Подробнее о цели – отдельно. Что же до недоверия, то единственным национально ориентированным человеком в государстве был он сам. Кому же ещё доверять? Национальное государство, в котором можно доверять администрации, ему только предстояло создать.

Почему можно доверять национальной администрации? Она не может в силу различных причин претендовать на верховную власть в монархическом государстве. Это свято соблюдалось до Николая II, несчастьем которого стало гигантское число расплодившихся потомков Николая Первого, он был вынужден уступать им многие государственные должности и целые направления, и эти-то люди ИМЕЛИ право претендовать на верховную власть. Осуществляли они свои права-претензии по-разному (эта тема выходит за рамки рассматриваемой¹²) и – в конечном счёте осуществили известно как.

Несколько слов относительно слабости младшего брата Большого А. В интересах Александра и самого Николая было поддерживать мнение о крайней непопулярности и невысоких способностях Николая. Это мнение укоренилось, в него всерьёз уверовали современники. Но почему-то в нужный момент слабому и ненавистному Николаю не только безропотно присягнули (ночью встали), но по первому приказу (первому приказу только что самопровозглашённого императора, по мнению многих, самозванца) выступили на его стороне против вооружённых мятежников. Это согласно стандартной модели. На самом деле Николай спокойно готовился к приёму царства, перенимал опыт и людей Александра и налаживал необходимые связи за границей. Милорадовичу он не мешал (и не мог) быть самым популярным в войсках, Милорадович милостиво позволял считать свою популярность популярностью своего патрона Константина (а с чего бы у Константина могла быть какая-то собственная популярность в Петербурге, где его вообще не видели?) Все главные деятели александровской эпохи впервые в истории России практически в полном составе спокойно перетекли к Николаю – и служили лучше прежнего.