Оксана Триведи
Кисть тоски
Глава 7. Душа к душе
(иногда душа одного человека тянется к душе другого, но один из них пока не знает об этом притяжении)
Пощёлкав традиционно по всем каналам, то есть почти по всем каналам, существующим в настоящее время в её телевизоре, а это около 46, Каролина нажала во второй раз на кнопку под номером 17 и попала на рекламу сериала «Скарлетт». «О, классно! Надо будет Инке сообщить. Это то, что она любит. Да, я и сама давно его не пересматривала. По крайней мере, это единственный роман, поднимающий настроение. Не забыть в воскресенье в семь вечера», – проговорила про себя Чаркина. И потянулась за листами для записи, лежавшими на журнальном столике. Журналистка привыкла фиксировать то, что ей было важно. Вот и сейчас она записала, когда покажут самую прекрасную историю любви Скарлетт и Ретта. Неосторожное движение и пульт упал на пол. Каролина подняла его и нечаянно надавила на другую кнопку. Она оказалась на незнакомом ей телеканале. Начинались новости.
– Что это за знак ты мне подаёшь, пульт? Почему твой выбор упал именно на этот канал? Молчишь? И не надо мне твоего ответа. Сама знаю, что одна и мне не с кем поболтать или даже помолчать. Разве что с неодушевлёнными предметами. А может, мне котёнка завести? Только кто за ним будет ухаживать? Короче, стоп. А то начинаешь сходить понемножечку с ума. Итак, новостная программа. Ну что ж, посмотрим, чтобы быть в курсе событий, – произнесла Каролина, а сердце почему-то стало биться сильней.
Она смотрела новости и не видела их. Чего-то ждала, определённо ждала. Это чувство просвечивалось под кожей. Что может увидеть она такого, что перевернёт её дух? Или кого? Была острая эмоция и не более. Только разочарования не предполагалось. Это ей подсказывало сердце. Об этом насвистывала душа. Да, Чаркина сидела перед экраном, словно застывшая скульптура и ожидала ответа на свои недоумённо бухающие мысли. Она мечтала получить объяснение. Вопросы заглатывали. Почему ей нужно посмотреть эту передачу? Угадывать не было желания. Забавно, если она и, правда, получит какой-то ответ. Интуиция не оставит. Каролина не знала, не могла представить то, что скоро увидит. Ощущение, что сейчас что-то произойдёт, проникло в её тело. Она решила пойти в кухню, чтобы заварить чаю. А заодно выглянуть в окно. По пути можно проверить, не стоит ли кто за дверью. Естественно, она не будет открывать входную дверь. Мало ли. Но в глазок бросить взор необходимо. Просто контроль над собственной жизнью. Не могла встать с дивана. Держит. Не отпускает. Просит подождать ещё чуть-чуть. Ладно. Каролина хотела переключить на другой канал. Однако не сумела заставить руку взять пульт. И вот поняла. Сюжет из Венгрии. Там сейчас время карнавалов Farsang. По всей Венгрии проходят с большим размахом удивительные маскарады, нежные балы, сочные парады.
Он привлёк внимание Чаркиной. Остановившийся взгляд. Контраст. Весёлые лица, на которых нарисованы улыбки. В смеющихся глазах и губах тысяч людей отражается праздник. И его лицо, серьёзное, как пасмурное небо. Сосредоточенное, обращённое внутрь себя, решающее какую-то задачу. Никто не может ему помочь. Ему самому нужно разобраться, проанализировать ситуацию, назначить ту роль, которую сыграет блестяще. Карие глаза, чёрные волосы. Нет. Волосы скорее очень тёмные, не совсем чёрные. Хотя трудно определить. Телевидение искажает, освещение меняет. Одно мгновение, и его сменила другая картинка. А Каролина по-прежнему сидела и видела на экране этого невозможно красивого молодого венгра.
Прежде с ней такого не было. Она встречалась больше трёх лет с Валерой. Обычная любовная история. Знакомство составляло временное пространство, называемое вечностью, а подразумевалось, что дружат с юности. Затем Чаркина уехала, чтобы не работать корреспондентом в провинциальной газетке. Уехала, чтобы трудиться в хорошем качественном издании. Они перешли на электронное общение. Парой их назвать было странно. Чаркина продолжала считать, что они с Валерой непременно пара. И может быть, когда-нибудь они будут вместе и слово «расстояние» исчезнет из их употребления. Подумаешь, очень-очень редко виделись в реальности! Это не повод обрывать провода любви. Они встречались, когда Каролина приезжала на несколько дней к родителям в гости. И снова Интернет – посредник в их отношениях. А потом связь прекратилась. Вот только никогда в присутствии Валеры или в его отсутствие у неё не дрожали руки, ноги, в ушах не стоял непонятный шум, в данную минуту заглушающий звуки телевизора, а в голове не вертелся образ дорогого человека, да и особых воспоминаний, чтобы невыносимо сладких у них не осталось. Разве что фотографии? И то сделаны они были по заданию преподавателя на журфаке. Значит, сам Валера не сильно стремился быть с ней. Скорее это привычка, а не любовь. А когда определённое время не делаешь что-то, то оно уходит из ряда привычек. И Каролина выбыла из-за расстояния, из-за городов, разделяющих их. Лишь в этот вечер Чаркина навсегда забыла, кто такой Валера. Его точно и не было в её жизни. Не существовало. Не имеется сведений. Память не сохранила.
Перед глазами стоял венгр, о чём-то тоскующий, и её душа отчаянно потянулась к его душе. К нему. Быть с ним. Любить. Обнять его душу. Каролина не смотрела больше телевизор, находилась где-то далеко отсюда. Да, в Венгрии. Рядом с ним. Ни имени его не зная, ни города, в котором живёт.
– Это же Будапешт! – воскликнула девушка, как бы очнувшись после гипноза. – Говорили о столице Венгрии, показывали Будапешт. Он в Будапеште. Он. Загадочный мужчина, имя которого мне жизненно важно знать. Господи, Господи, пожалуйста! Мне бы только знать. Помоги. Мне бы только знать его имя. По крайней мере, пока я мечтаю об этой информации.
Будапешт. Волшебная Венгрия. Маловато радости. Другая страна. Неизвестная жизнь. Незнакомец, позвавший за собой. Он ничего не сказал. Но его душа… И её. Сколько очаровательных секунд пережила Чаркина только что! Не забыть. Точно не забыть. Иногда мы видим человека и понимаем, что до него наша жизнь не была нашей жизнью. Это было проталкивание дней и ночей. В это время мы совершали то-то и то-то, а во столько-то это и это. Однако просто увидев лицо близкого (хотя близкий он совсем не по родственным связям, а по ощущениям) так далеко человека, всё меняется. И в первую очередь настроение. Есть смысл жить. Для него. Непросто узнать его, чтобы причислить к разряду знакомых или друзей. Отнюдь. Узнать – это проникнуть в его душу, установить контакт со своей и навсегда полюбить. С каждой минутой любовь становится крепче. В том случае, если это настоящая любовь. Узнать нужно так много! Имя, фамилию, возраст, профессию, привычки, традиции, точный цвет глаз, волос, разрез губ, форму носа… Каролина пропустила оставшуюся часть новостного выпуска. Она летала, летала, летала в другом мире. В его мире.
И ничего такого нет в том, что теперь Чаркина сидит дома (простите, в съёмной квартире) в гордом одиночестве, хотя могла пойти в клуб с коллегами. «У Жилина сегодня испорченный вечер. Из-за меня. Сомнений не осталось. Венгр не пустил. Я поступила правильно. Не могу понять, как всё произошло», – подумала Каролина, когда наконец-то выключила телевизор. Очень переживала: «А вдруг его ещё раз покажут?». Зазвонил телефон. «Явился не запылился. Мог бы забыть обо мне. В Luna всегда полно привлекательных девочек. Неужели Вика не передала ему моё «нет»? Достал уже», – злилась журналистка, отключая звук мобильного в четвёртый раз, а Никита всё звонил и звонил. Каролина решила ни за что не брать трубку. Если он опять попытается за ней приударить на работе, она пошлёт его куда подальше. Кажется, она нашла своего человека. Он нужен ей. Правда, она совсем его не знает, и он не знает её.
А Никита, выпив парочку коктейльчиков, набрался смелости для эпохального заявления. Пока Колесникова с кем-то танцевала, он звонил Каролинке, чтобы сказать ей как ужасно её любит.
Глава 8. Шкатулка в виде книжек
(вещь, попадающая в руки, порою вызывает и сомнения, и веру, однако с приходом нужного часа, понимаешь, что к чему)
Покинув пропахнувшую бензином маршрутку, Каролина вдохнула в себя чудесный морозный воздух. «И не верится, что я доехала. Да, долго же добираться сюда. Но чего не сделаешь ради… Гм, некоторые бы удивились, если бы узнали, ради чего я приезжаю на невзрачную окраину. Причём в не совсем нормальную погоду. Интересно, чтобы сказали на это Жилин и Колесникова? Наверное, спят ещё. А может быть, и вдвоём. Как же они повеселились вчера? Предполагаю, не очень. Судя по тому, что Никита звонил мне семнадцать раз. Он обалдел. Только этого я ему не скажу. И Вике тоже ничего не скажу. Стопроцентно, она не знала, что он набирал меня. Где же она находилась в то время? Танцевала? Возможно. Отлучилась в туалет? Возможно. Ушла домой? Невозможно. Она не оставила бы Жилочку одного. Беспокоится о нём чересчур. За этой её заботой скрывается нечто. Может, любовь? Увлечение? Они неплохо смотрятся вместе. Им даже идёт быть вместе. Что-то их объединяет. Ладно-ладно. Меня это не касается. У меня другая цель. И теперь другой смысл жизни. Прекрасный венгр, где ты в данную минуту находишься? Что делаешь? О чём думаешь? Свободно ли твоё сердце? Чего жаждет твоя душа? Хочу, хочу увидеть. Пусть по телевизору. Спокойствие. Что там болтает Вика в подобных волнительных моментах? Вспомнила: «Спокойно, дышим через нос». Вот уже хорошо. Венгр, оставь меня на время. Только на время. Здесь намного лучше, чем в маршрутке. Особенно громкая музыка доканывает. Глухой водитель. Не слышит предупреждений об остановках, проезжает их, но радио потише не делает. Вредина. А, пошли они! Очень-очень холодно. Просто дубак! Однако дубак приятный, пощипывающий нос», – говорила монолог Каролина Чаркина, неторопливо оглядываясь по сторонам. Она приехала на другой конец города, чтобы купить старые книжки. Её страсть, о которой мало кто знал. Вернее, лишь близкая подруга Инна Захарчук была в курсе, поскольку сама являлась поклонницей чтения. Чаркина боготворила старые издания, которые имели библиотеки. Ей хотелось, чтобы и у неё были свои книжки. Однажды посетив дешёвый рынок, барахолку (у данного местечка есть масса названий), девушка стала его фанаткой. Тут торговали книгами разных лет. Можно обнаружить потрёпанное, клееное-переклееное издание 1964 года или вполне свежего вида книжонку 1946 года выпуска. Раритеты валялись повсюду. Их время от времени и приобретала Каролина.
Сегодня, в солнечно-холодную субботу она приехала сюда из-за одиночества. Вообще-то, в этот выходной Чаркина не планировала покидать дом. Всё изменилось. Мучительное ожидание неизвестного тревожило. Образ венгра не давал спать, писать, жить. Бродя между лавками, журналистка думала о нём, всеми силами стараясь отвлечься и выбрать какую-нибудь книгу, а может быть, что-то ещё. Четыре раза она прошлась перед одними и теми же столиками. Покрытые лёгким инеем томики казались вспотевшими. Их было жаль. Никому они не нравились. Никто не смотрел на них. Никто даже не прикасался к ним. Отсыревшая наружность отталкивала. Хотелось их взять, приласкать, отогреть. Когда-то они были нужны. Им, только что вышедшим из печати, безумно радовались. А сейчас?..
Каролина двинулась дальше. Эти книги она уже видела в прошлые выходные. Ей необходимо иное. Случайно (впрочем, случай и есть знак, что так должно быть) она повернула в проулок. Там тоже продавались вещицы. Для кого-то лишние, для кого-то желанные. Милые, копеечные, бесценные, необычные. Разные. Взгляд Чаркиной упал на маленькую шкатулку, стоявшую на самом краю лавки. Кто-то неудачно поставил обратно большой кувшин, от чего шкатулочка еле держалась. Вот-вот упадёт. И Каролина подскочила к ней настолько быстро и неожиданно для самой себя, что удивилась собственного порыва. «Какое мне дело до чужой шкатулки? Это должно заботить продавца», – промелькнуло в голове.
– Шкатулка именно к вам в руки просится. Я это сразу заметил, пани, – сказал старичок-продавец.
– Красивая шкатулка, – ответила Каролина, не отрывая глаз от спасённой ею деревянной красавицы. Она держала её крепко в руках и не хотела ставить обратно. А ведь собиралась (хотя какой «собиралась», правильнее, не собиралась, но неотвратимо обязана была так поступить) просто отодвинуть от края, чтобы шкатулка не упала, чтобы сохранить (опять-таки для чего, для кого?).
– Она изумительная. Видите, что представляет эта шкатулка? У неё свой загадочный образ. Две книжки, соединённые крошечным замком. Это как две души, объединённые любовью, – проговорил старичок, которому очень нравилось расхваливать товар, и отнюдь не для того, чтобы продать, а чтобы поделиться тем, что он знает. – А ещё надпись на ней примечательная.
Продавец взял у Чаркиной шкатулку.
– Смотрите, что написано, – сказал он и повернул шкатулку боком. Каролина прочитала: «Budapest». Вздрогнула.
– Прочитали? Поняли, что это? Будапешт. Это город такой в Венгрии. И не просто город, а столица. Восхитительная столица. У меня там брат мой покойный бывал по молодости. Царствие ему небесное! Фотокарточки остались. Давно я их не пересматривал. Люблю иногда возвращаться в прошлое. Безопасней там было, спокойней. Пани Судьба охраняла. Не было беспричинного шума и голых, у которых оказывается с головой всё в порядке. А одеваются они так, то есть совсем не одеваются, ради забавы, приключения. Поразительно! Раньше наши государства очень похожи были по своему устройству. Коммунизм. Строгость. Дисциплина отменная. Эх, не то, что ныне. Безобразие. Да, и пан Время увеличил свою скорость. Это меня сильно огорчает.
– Значит, эта шкатулка из Будапешта? Её вам брат подарил?
– Нет. Это ответ на второй вопрос. А что касается первого, то тут сложновато. Не знаю точно. Ну, скорее да. У нас не стали бы на шкатулке вырезать нерусское слово. Видать, кто-то привёз её из самой Венгрии. Тогда это было нетрудно. Дружили. По-человечески дружили.
– А разве сейчас нет дружбы?
– Есть, но другая. Чтобы всем было выгодно. А это уже не в чистом виде дружба.
«Я впутываюсь в чужую историю. Пора уходить. Вот только вдруг это и моя история тоже?» – решила Каролина.
– Сейчас пани Судьба отдала свои полномочия тоске, которая любит поиздеваться над людьми. Куда не посмотришь, всюду видишь её тонкую кисть. Она прикасается и человека затапливает грусть, иногда отрадная, иногда нет. Он успокаивает себя мыслью, что так должно быть и идёт дальше. Дальше по лабиринту своего одиночества, – размышлял продавец шкатулок.
– Это верно. Когда грустно, ничего нельзя сделать.
– Ничего? Можно. Если быть очень внимательным.
– А почему вы говорите «пани» перед словом «судьба»?
– По привычке. Так вежливо. Мы с братом от отца нахватались. Он у нас родом с Украины был. Вот и сирень из нашего сада вспомнилась. Кисть тоски и кисть сирени очень похожи, девочка. Проходит время цветения, лепестки осыпаются. Тоска тоже уходит, оставляя после себя лишь тень воспоминания на заднем дворе сердца, – нахмурился старик. – Запомни, тоска снимает своё заклятье, когда захочет. Её кисть прячется, и души людей вновь обнимаются друг с другом.
«Его слова дышат какой-то мистикой. Надо срочно менять тему», – встревожилась журналистка.
– Холодно сегодня, – тихо произнесла она.
– Да-да. Холодновато. Снежная, мокрая погода. Воды полно. Я в такую погоду всегда в пакетах. Всё надёжней.
– В пакетах? А что это значит?
– Эх, молодёжь. Пакеты ношу, чтобы ноги не промочить. Сверху носков надеваю пакеты, а потом только сапоги. Нынче сапоги делают такими тонкими и лёгкими, что чуть в лужу или сугроб ступнул, сразу и ноги промочил. А пакеты здорово выручают, – сказал старичок.
– Я беру эту шкатулку. Сколько с меня? – спросила Чаркина, и, отдав продавцу деньги, подождала, что он ещё скажет.
– На удачу тебе шкатулочку-то. Думаю, она с хорошим смыслом. Ведь старая вещь, вот, например, теперь твоя шкатулка – это осколок от настоящего, превратившегося в прошлое, которое очень скоро станет будущим.
– Спасибо, – ответила Каролина и отошла в сторону.
Что-то изменилось вокруг. Хотя ничего особенного не произошло. Люди вели торговлю всем, что принесли из дому. Другие выбирали. Но внутри девушки ныло сердце. Она почувствовала, что прикоснулась к чьей-то тайне. Неясно было, можно ли, нужно ли прикасаться. И лицо венгра, маячащее в голове, и шкатулка с надписью «Budapest». Причём именно на венгерском. Перевести на русский нетрудно. Будапешт. Что это значит? Во что она влезла? Собственная душа предаёт, утверждая о правильном поступке. «Если эта шкатулка действительно из Венгрии, то хоть что-то теперь у меня есть от прекрасного венгра из новостей. Дух Будапешта. Почему-то мне кажется, что этот предмет и, правда, сделан в той стране. Что мне от этого? Разве он приедет ко мне? Разве я когда-нибудь его ещё увижу? Спокойно, Каролина, спокойно. Дышим через нос», – терзалась Чаркина. Она запуталась. Одни вопросы. Нет никакой конкретики. Пани Судьба снова колдует в своей избушке.
Глава 9. Задание в тему
(знаки, встречающиеся на жизненном пути, неизбежно раскроются только при внимательном следовании им)
Планёрка в газете «Моё время», как обычай, установленный её «отцом» Ланьковым (конечно, этот обычай существует и в других СМИ), началась в понедельник ровно в десять утра. Каролина заняла своё место. Она предпочитала всегда сидеть посредине, чтобы обязательно с обеих сторон её окружали люди. Так сложилось, что справа от неё располагалось трое журналистов и слева от неё располагалось трое журналистов. А представители рекламного отдела, как правило, сидели напротив. Впрочем, некоторые корреспонденты, фотографы, наборщики предпочитали неофициальную атмосферу. В связи с этим они присаживались где-нибудь на стульях и в креслах по углам. Слишком длинный стол напрягал. Быть расслабленным всё-таки лучше.
Каролина с удовольствием рассматривала коллег, стараясь не замечать Жилина. Она была здесь, на работе лишь внешне. Тело присутствовало, а душа летала где-то далеко. «Удивительное ощущение. Безмятежность всего постороннего. Ничто сильно не тревожит. Ну, почти не тревожит. Единственное желание – венгр», – отметила девушка. В центре людей Чаркина будто пряталась. Странная попытка спрятаться! Или же наоборот стать более заметной. Каролина чувствовала себя сегодня неестественно спокойно. В ней жила уверенность, что всё, что она делает, к чему прикасается, правильно.
Рядом с ней со смехом усаживались остальные сотрудники редакции, рассказывая тихонечко друг другу анекдоты про французов. Главный редактор, или просто Вольдемар, остался стоять. Чтобы его лучше видели и слышали. Для него эти еженедельные сборы важны как никогда. К ним он тщательно готовился. Продумывал будущий номер газеты, сам с собой рассуждал, кому какие задания следует дать, если у некоторых членов редколлегии не будет идей. Конечно, совершал он все эти мысленные действия и практические (записывал в блокнот дома, иногда в рабочем кабинете) про запас, на всякий случай, на будущее. Редактор очень надеялся, что кто-то так же, как и он думает о «Моём времени», беспокоится, мечтает о счастье для газеты. Ему эпохально необходимо было знать, что в мире есть ещё один человечек, которому небезразлично то, что ему дороже собственной жизни.
– Итак, начнём. Следующий номер… И последовало абстрактное размышление Владимира Юрьевича о том, как сделать газету интереснее для читателей. Многие из журналистов почти никогда не слушали это вступление, потому что все знали его наизусть. Редактор вот уже семь лет начинал планёрку подобным образом. Когда же, наконец, он завершил и поимённо стал обращаться к работникам, все мигом оживились. Здесь каждому было что сказать, о чём поспорить. Каждый старался привнести что-то своё в общую информационную копилку.
– Лера, ты должна подготовить соцопрос на тему «Молодёжные увлечения». Опросишь человек десять. Желательно студентов. Или хотя бы нескольких представителей студенческой среды. Опрашиваемые должны быть не старше тридцати лет. Молодёжь. Я выражаюсь ясно? Доступным языком? Есть ли у них какие-нибудь хобби? Это главный вопрос, – проговорил Вольдемар.
Валерия Конищева, пришедшая в «Моё время» полгода назад, быстренько записывала в блокнот со светло-зелёной обложкой на спиралях задание. Лицо её выражало лёгкое недовольство. Каролина заметила это и подумала: «Да, опросы – не совсем занимательный материал, но я с них тоже начинала». Лера постаралась придать личику равнодушие. Не смогла, потому что предстоящий соцопрос её бесил. Откровенно бесил. Ещё бы. Снова ей бегать по морозу и останавливать незнакомцев. Она ненавидела опросы. Люди всегда сторонятся тех, кто подходит к ним на улице. К тому же, кто любит отвечать на вопросы личного характера и фотографироваться для газеты, чтобы тебя увидели соседи, друзья, прочитали твоё мнение. Скажут: «С меня будут смеяться. Спросите кого-нибудь другого». Есть исключения. Некоторые любят светиться в прессе. Правда, это такая редкость. Зимой вообще кошмар. Все спешат добраться поскорее до дому, а не стоять и мёрзнуть, неизвестно кому, рассказывая о себе. Ужаснее то, что многие считают тебя представителем тоталитарной секты (группировок для зомбирования мозгов столько развелось в последнее время, что люди на каждом углу ожидают этих заманивающих существ), а не средства массовой информации. Лера вздохнула про себя, однако ни слова не сказала редактору. Только кивнула, что поняла задание. Она чувствовала себя в газете очень неуютно. Прошло полгода, а девушка по-прежнему представала новичком, которому всё нужно объяснять и вечно подсказывать. Да, ещё насмешки со стороны коллег по поводу и без повода сильно мучили её. Вон на прошлой неделе Колесникова как повела себя с нею. Конищева припомнила дословно их короткий и обидный для неё диалог.
– Мы с Жилиным расписались, – громко объявила Вика, выходя из кабинета главного редактора.
– Что серьёзно? – наивно спросила Лера.
– Девочка! Сколько тебе лет?
– 23. А что?
– А то. Ты сейчас тоже там будешь ставить свою закорючку, где я поставила, Жилин, Чаркина, Мочульская и так далее. Понимаешь? Наверное, не очень. Похоже, что ты вчера появилась в этом мире.
Валерия тут же отогнала от себя язвительные слова рекламиста, слова, больно поселившиеся в голове. Она старалась сосредоточиться на полученном задании.
– Владимир Юрьевич, и фотографии опрашиваемых тоже обязательно нужны, – напомнила Кира Борисовна Уколова, заместитель главного редактора, всегда помнящая обо всём, стремящаяся показать себя превосходным сотрудником перед начальником и «уколоть» нижестоящих.
– Да, конечно. Не забудь, Конищева, опрос с фотографиями, – произнёс Вольдемар.
«Почему же наш страстный парень Никита не предлагает свои услуги? Не хочет фотографировать или не хочет фотографировать с кем-то, кто не является мной? И вообще что-то он подозрительно сегодня неприметный. Обычно он самый буйный, а тут внезапно притих. Перепил, видимо», – подумала Каролина Чаркина. Жилин и, правда, предпочитал оставаться незамеченным. Он мечтал, чтобы никто не обращал на него внимания. По крайней мере, сегодня. Он жутко стыдился показываться на глаза Каролине. Стыдился, разумеется, позднего вечера пятницы. Стыдился своего поведения в тот день. Когда в субботу Ник проснулся в 12:11 и бросился к телефону, его чуть удар не хватил после обнаружения количества набранного им номера Чаркиной. Семнадцать раз. Он осмелился звонить ей семнадцать раз! Причём не с перерывом, например, в десять минут, а через десятки секунд, раз за разом он набирал эту девушку, которая всячески его сторонится, избегает, не отвечает ему. Он сошёл с ума. Ведь он мог её разбудить. Джин-тоник придал ему наглости. И он позволил себе добиваться счастья подобным образом. Назойливыми звонками. А что если бы она ответила ему? Что он сказал бы ей? Что он хотел сказать ей? Ник не поднимал глаз. Сидел в углу и крутил в руках ручку, словно пытался выучить наизусть название фирмы, прочерченное золотистыми чернилами. Он слышал раздаваемые задания, но не слушал их. Он не хотел, он даже боялся, если вдруг его отправят куда-нибудь с Каролинкой. Только не сегодня. Он грезил о возвращении домой. Ему нужно скрыться, хотя бы ненадолго в надёжном месте. Обдумать всё. Как вести себя дальше? Как завоёвывать её? Он значительно подпортил себе репутацию телефонной выходкой.
– Владимир Юрьевич, а если люди не хотят фотографироваться? – не выдержала и спросила Валерия Конищева.
– Ты же журналист. Значит, должна разговорить их и настроить на нужную волну, чтобы они делали всё, что тебе от них надо. Фотоаппарат у тебя есть? Если нет, то обратись к нашим фотокоррам, возьми, у кого он свободен сегодня, – проговорил главред и обратился к Каролине Чаркиной.
– Каролина, я хочу, чтобы ты подготовила статью о мастере, изготавливающем что-либо из дерева. Чтобы этот мастер был приверженцем чего-то конкретного, то есть создавал определённое изделие, тяготел к одному образу. Например, он делает только…
– Шкатулки, – подсказала Каролина, вспомнив свою субботнюю покупку.
– Да, шкатулки. Отлично! Мастер, увлечённый шкатулками. Они как смысл его жизни. Каждая шкатулка его, маленькая, большая, квадратная, округлая, частичка его самого, что-то таит в себе. Человек не тратит время на какие-нибудь другие поделки: ложки, стулья. Его занимают исключительно шкатулки. Он живёт ими. Понятно?
– Да. Но мастера, увлечённого одним изделием, шкатулкой не просто найти.
– Постарайся. На подготовку материала даю полторы-две недели. Объём статьи – 7000 знаков с пробелами, – ответил Ланьков и повернулся к следующему репортёру. Он уделял каждому в среднем по семь минут, объяснял детальнее, если было туманно, ликовал внутри, когда кто-то сам ему подсказывал про что важно сейчас писать. Что значит выражение «быть в тренде», он уже знал. И старался следовать ему в работе над газетой. Сын Женя просветил его вчера. Правда, речь шла о моделях мотоцикла.
