Оксана Шапеева
Океан и небо
Как бы сильно не плавился холод огней под вой,
Среди улиц, безмолвных крыш и ненужных лиц,
Мне теплее, когда ты сны греешь мои собой.
Апрель, 2015
Ты тоже кому-то снишься
Ты тоже кому-то снишься —
Веселая, озорная,
Величественной, как птица,
Крылом своим обжигая.
В тумане, в свете софитов,
И с леденящим взглядом,
На каблуках разбитых,
Но страстная всё же рядом.
Ты тоже кому-то снишься,
Кусая губы, мечтая,
Или когда ты злишься,
Ты снишься – такая смешная.
Манящей в небе зарницей,
В цветах на фею похожей,
Ты все же кому-то снишься,
И я наверное тоже.
Апрель, 2013
Дурной сон
Свет и мрак переплетаются в дыхании:
Хороший знак – дурного сна признание.
Живой укол сквозь новые туманы снов.
Не выносимо душит тишина без голоса и слов.
И брежу я уже его чертами на яву.
О, сердце, вечность – не нужна!
Он жив и я живу.
2009
Ты снишься
Ты снишься, и это повод
не просыпаться, вкратце,
если, то лучший довод
разгульным моим страстям;
чтобы оставить гущи
дел и проблем насущных;
в пробелах не красться пеплом,
по маленьким битым стёклам,
по еженедельным пеклам,
и горечей всех, горстям.
А литься рекой построчно,
их вод отраженной гладью,
прядью одной, веком;
где дождь неустанно гладит
кожу твою. Вправляя,
и всех пробуждений срочность,
и всех облачений точность,
названных человеком.
23.02.16
* * *
В этом и все волшебство, не хватает слов,
Всех языков планет. Окрыленным, горным
Въёшься, глотая звезды охрипшим горлом,
Только б любить, до последних своих стихов.
08.04.2016
Лёд
Цветами гор, под запястиями орхидей,
я выпускаю бабочек хор, но, увы,
ни одна не выжила бы, ведь ей
только рассыпаться в горле
Невы.
Зима обретает масштабы сильнее чем,
за окнами минус сорок грызет дома,
сильнее чем, холод стен достает до вен,
сильнее чем, холод стен достает до тебя,
сильнее чем, вся декабрьская пелена.
Зима врезается в сердце, прицел в упор;
над пропастью мглою сбивается жизнь/полет;
и бабочки, что вылетают с запястий гор
снова над нами не выживут.
Лед.
* * *
Мир сегодня согрет, свеж.
Хоть не точен и груб круг
На стене от часов. Прут
Его цепи: «Сужай! Реж!»
Я бы стала в немой бой,
Чтобы стрелок разбить бег.
Мир врезается боем: «Стой!»
И стирает с лица всех,
Кто в зрачках умещает весь
Век, очками края рай.
Мир сегодня. Сейчас. Здесь.
И тепло от его стай.
Ну, а после пускай стук:
«Умирай! Без конца реж!»
На стене от часов круг.
Мир согрет и до слез свеж.
Города утекают в окнах
Понедельники с ком, глотая,
поезда утекают прочь,
города утекают в окнах,
и малы так,
что луна над домами, брось
бы ее, ухватившись… Ниже
с колоколен нам утро пишет
триолетами свой сюжет.
Все пути и маршруты цело
объявляют тебе, так свеже,
объявляют тебе надежды,
остывающими путями,
и платформами.
Стоп. Гудок.
Поезда утекают прочь.
Но теплее всего объятья,
будто утро в особых гранях,
с туч бемолями десять строк.
Города утекают в окнах.
Стоп. Гудок.
Стереожизни
Сдергиваю затворы. Ну, доживаем,
Краем одним, строем по сто, словно,
В кадре по стенкам стопы по истираем
Гравием, словом, солью – не хватит пленки.
Без пересъёмов движемся. Маски статны
Кажутся. Гримы в пору лицом? И ври.
Стереожизни старятся моно-кратно
При: улыбайся ярче, скандируй звонче, и мри.
Реплики из контекста по вылетали,
По выдирались, смялись, комом легли;
Въедливым монологом, чтецом и слогом.
К рвущим ненужным пробам себя из стали
Выбили. А тишина вам: «Вы не прошли».
Монолог заброшенной многоэтажки
Что не выломает проём, то усадит крепче
В землю, башен рогами нанизывая высоту.
Обесточенные коридоры пусты. Под вечер
Даже я, непременно, кого-нибудь обрету.
Надо мною летают птицы – легки и проворны,
Открывают особые грани своих свобод,
Они крыльями гладят небо, его простор. На
Мою крышу садясь, открывают свой птичий рот.
Им, не более чем, забава – всех пений свежесть,
И, не более чем, развлечение – жизни стать.
Они лихо штурмуют здания, если брешь есть.
Я – их дом теперь, их пристанище и благодать.
Даже неуловимый ветер на стёклах окон
Пританцовывает, задевая остатки рам
Тонким воем своих приветствий. В один глоток он
Мною пойман. Проглочен. Я теперь вою сам.
24.02.2016
Город болен
Распинайся. Да, что же ?! боль им
Твоя попросту ни к чему.
Город холоден, пуст и болен,
Да, в дыму.
Скоро пылью осядет время,
Расставляя все по местам.
Тихим шелестом позже: «Нем я!» —
Этажам.
Ну, давай собирай обломки
В этом мире мин,слез и сна!
По палатам. Мечты, как ломки.
Ты одна.
Звук
Звук бьющихся вдребезги мгновений, за доли секунд до их полного уничтожения, может рвать своей силой, как тетрадный листок умение слышать. Слушать же при этом не обязательно.
Согнешь вдвое безумные крики, и грохот отколовшегося неба, покажется чуть менее слышен. Хотя, иногда, оконное стекло, случайным образом, остается единственным свидетелем, запомнившим их силу. Хорошо, что его прозрачность, всегда все скрывает.
Молчать, чтобы услышали
Весь мир устало раздирает пустоту,
друг другу плечи задевая и толкаясь.
Не разобрать ни слова, звука. Душит хаос.
Не разобрать съедает шум твои мольбы.
Но стоит только в этом беге замолчать,
и мы наполненные светом встретим взгляды,
услышим, что молчат другие рядом.
Молчат давно, пытаясь нас услышать,
пытаясь нас услышать и понять.
28.06.14
Не мечтая
Вниз срываясь, стекаем по льдам с гор.
Строем, дыша в затылок друг другу. Вер
цепкость за каждый скол, как за каждый упор.
Жмемся словно на стеклах,
но держимся все ж
выше своих атмосфер.
Ложно.
Роли реального времени не слышны.
Слепы. Виски без скрежета. Стоят дороже
строки, когда став бабочками мы
с рук растворимы и ломки,
зато все можем.
Вниз сбегаем, срываемся. Рвутся дни.
Пыльными сны обрываются. Облако в стаю
крошится нами, встраивая огни.
С краю над вами ливни,
а я мечтаю.
28.06.14
Мама – всегда (откровение)
Скарабеи по-новой скребутся и ждут своей славы,
Разрушая меня. И бессмысленны эти слова.
Будто лавры моим страстям: за ошибки сплавы
Мне на сердце. И кажется ты оказалась права.
Удивительно, как меняются оболочки,
На которых мы существуем не больше сна,
На которых мы существуем не дольше строчки.
Только черпаем один раз, но зато сполна.
Да! Упрямей, чем стадо глупых ослов пустыни!
Ты же знаешь. Учить не надо. Хоть верен курс.
Я дрейфую в морях кораблями полупустыми,
Только лучше сама упаду и сама оступлюсь.
Лепестками следы ложатся, созвездий сети.
Ты мне ближе, роднее даже, чем я сама.
Ты – моя душа, вдохновение тысячелетий,
Я люблю тебя очень, и ты мне всегда нужна.
22.06.14
Жизнь – холст
Мы все художники и все рисуем,
У каждого из нас свои холсты.
Карандашом и красками взахлеб мы
Раскарашиваем дни суббот и сред.
И кто-то остается в авангарде,
А у кого всегда листы пусты.
Но в выборе своем всегда свободны,
Всегда вольны какой нам выбрать цвет.
Рисуем все, рисуем без возврата.
По-новой ни начать, и не стереть.
Малы мазки, корявы, и возможно,
Мы сами часто портим вид картин,
Особенно когда хотим исправить
Набросков неудавшуюся сеть.
Но грязь и серость ломится. Ничтожно.
И не стереть, не смыть уже седин.
Неумолимо время плавит леты
И ленты изрисованных ночей.
Все краски разом выплеснув впустую,
Мы добавляем в ленту и себя.
И пусть же лепты голос в пол планеты
Не стал, а только в каплю от дождей.
Мы – все художники и все рисуем,
Но наша жизнь – холсты, одна мазня.
08.06.14
Души поездом
И как будто без тел, не видя и не дыша,
Без пометок, печатей синим и подписи рода,
Я была прилюдно расколота. Не спеша
Провожает меня июнь какого-то года.
Не смотри на меня, так отчаянно жгут тела.
Мы – зола. На последнем вагоне окна открыты.
Ну, и пусть провожая, пытаешься как скала,
На ухмылки твои я меняю свои орбиты.
Без условия отправляются поезда,
Я свою отправляю душу посылкой писем,
Не написанных мной восторженно, в никуда.
Города их стирают из памяти вместо чисел.
Провожают пустые линии, спелым льётся
Через стекла в купе, тишину отражая, свет.
На перроне на каждой станции остается
По чуть-чуть меня, с интервалами в меж планет.
22.05.14
Сырым городам
Приветливее
сырым городам,
кажется,
только изморозь,
холод,
и серый оттенок.
В каждом из нас
под линзами прячутся эти
самые пресловутые города.
Отчетливей же
тогда проявляются
капли
подтеками,
так въедаясь в простенок,
когда нам приветливей
из
тысячелетий
кажется только миг:
«никогда».
13.05.14
Все слишком
Все слишком:
тон,
слова,
немой протест,
избитые пластинки оправданий,
что унисон не сложен,
и нет мест
для обоюдных сосуществований.
Все слишком:
нежность,
кофе – очень сладко,
не надо поцелуев на прощанье.
Размытый профиль
выдает сетчатка.
Все слишком:
тишина,
зима,
молчанье.
12.02.14
Время
Время неизменно ни на каплю.
Ход его не увеличить,
ни замедлить.
И сжимая судьбы на ладони:
крохотными кажемся – нас нет.
Снова ли прогонит, не поспоришь;
снова ли закроет дверь – и точка.
А твоя такая оболочка
не прочна,
и время новый след
выжигает,
плавит.
Знает:
ничего уже не изменить
и не переставить в этом мире,
никогда.
Нас просто
нет.
25.02.14
Они тоже вырастут
Дети… Они тоже вырастут.
Смоется краска, и стены
свой поменяют цвет.
Новый фасад и здание,
десятилетие.
Нас оседлают новые мудрости,
с глупостями всех лет,
распределяя тебя и меня
на соцветия.
Они тоже вырастут,
будут искать, оступаться:
споры, протесты
весомее и важнее —
будет казаться.
Им также будет казаться!
Может быть только чуточку посмелее.
Они тоже вырастут.
Редкие дни
выделяя собой в кружок,
а затемненные числа
будут звонками.
Им будет казаться:
я много чего не смог!
Нам будет казаться:
как они быстро,
все таки,
стали
нами.
07.03.14
Колыбельная часов
Теплыми вечерами лихи и грозны
Медными островами все фонари.
«Всё. Засыпаем, мальчики. Очень поздно.
За занавесками ночи сползает кит.»
Черными колпаками искрит и блещет,
Звёздами зажигая сердца. И грей.
Лунный ночник и сказочник наш, и сменщик,
Над фонарями острея, висит ничей.
Позолочены холодом ближних станций,
Брошенными сетями – прозрачный хруст;
Озорничают и млеют в раскатных танцах
Тени небесных позавчерашних бус,
Брошенные на крыши в дождях и меди,
Кажется, что на треть будто врос маяк.
Прожекторами льётся и томно светит
В недры души, желаний стращая мрак.
И невозможно въётся страптив и стоек
Ветер над малышами, вбирая прыть.
Ночь мотыльками дышит, и с каждым боем
Стрелки поют: «мама – больше, чем просто жить».
Быть лучше, чем есть
Быть сильными на каплю, на пол ложки,
на пол стакана. Сдвинуться в обыденности,
пусть.
До дрожи век усталых быть смелее.
Как тени возле стареньких аллей,
немного обездвиженными стать.
Правдивее, честнее на пол капли,
на десять бурь мудрее быть и лучше —
все ждут от нас. При том
не уловив в себе весны,
боюсь, не уловив себя совсем,
мы вряд ли
такими
останемся кому-нибудь нужны.
Себе подавно.
29.04.14
Осень в мае
Неважно сколько в мае продлится осень,
Мне шепчут: плати берегами своей души.
Вблизи долетают в порохе капельки вёсен,
Позволю себе, хотя бы, их затушить.
Исполнены без укоризны разные роли
Прохожими, где-то между вчера и сейчас.
И то ли, до невозможности, были мы, то ли
Одна невесомость, где вовсе не было нас.
Стекают по стеклам потоками обстоятельств
Весенние продолжения жизненных глав,
И кажется, каждый сам по себе ваятель
В своих мирах, размером на семь октав.
Как будто одни, и заперты рамками сами,
Плечами заденут – и воля своя не та.
Да, я и сама, как пустышка, чужими глазами.
Но это не важно, что я им кажусь пуста.
А также неважно сколько продлится осень.
Меж городами по ветру ее влеки.
Мне все равно, что без слов выжигаешь проседь,
Только прошу, детей моих береги.
04.05.14
Слово
Слово мое на ладонях ночной софит,
Высеченное временем, как графит.
Плавится. Тонкой линией сточен край.
Плавится, и горит.
Забирай.
Слово – не сталь, только степи, мысль числа,
Жгут на губах ожидания, кровь. И масла
Не облегчают. Лязг игл по шву и соль.
Вместо строки тепла,
Только боль.
Спаяны губы. Листы от моих чернил
Стаями вопиют, будто свежий спил.
Мерно возводятся строки, и мглы шаги.
Слово разбей, в камин.
И сожги.
Броня
К уху квартет – на сегодня моя броня.
Роем чужие подошвы дымят. И сбив
Комом натужный выдох, души садня,
Ржавыми кадрами будто бы надломив.
Ну, подытоживай! Рви острием грехи,
Минусы, недочеты и неудачи!
Музыка возрождает меня, и значит:
Я существую, и живы мои стихи.
Сны чайками
Оставить, отписаться, отболеть —
Посыльные ветра разносят, будто
Чужие ароматы. Спаян в сеть
Остаток отколовшегося утра.
Пурпурными цветами дайте небо!
Пусть спеют прорисованные дали!
Я чайками закрою сотни впадин,
Они так никогда не прорастали.
Все провода – иллюзия из перьев.
И током не ударит, больше пыли.
Седыми облаками склеив берег,
Я разбавляю сны твои. А были?
01.08.14
Люди февраля
Эти стены
поглощают тепло, слова.
Все эмоции не заземленные прут по разрезам,
не залатанной горечи, по рукавам, к ступням.
И попробуй потом удержись на своих ногах,
и попробуй потом не залеченной плыть душой.
Даром втискивается холод
речной, и плотный —
он попутчик, моими нотами нотами тянет свой
незатейливый, рваный хор под ребром. И плот нас
только к илу притянет. Спасаются по-одному.
Не рассудит февраль.
Он умеет плевать, и воздух
его, кажется стойко грозным для вен и кожи;
он сжимается коркой льда, толщей неба в людях,
оборванными
оставляя стальные дни,
не нужных, глухих, бумажных
календарей.
06.02.16
Такие орбиты
Ты – боль и потребность, крайнего из моих
Безумств изученных. Падаю, словно с крыши.
Слетаю своей беспомощностью с орбит.
А там разберут, забудут, и просто спишут.
И верно же зыбко все столь, бери: «не дыши» —
Стиль времени до остановок, везущий нас.
А солнце печет внутри, в груди, как в печи,
