Оксана Обухова
Сын безумия
– А пообедать? – Мать остановила его на пороге, но юноша покачал головой:
– Не хочется.
Поднимаясь в свою комнату на второй этаж, Зафс ничего не мог с собой поделать, он – слышал. Отец и мама говорили о нем. Зафс не проникал в их мысли, не хотел сливаться до конца, считая неэтичным такую запрещенную близость, тихий разговор и без того звучал в его ушах, без всяких усилий проникая сквозь потолок и стены.
– Я больше не могу травить его разимом, – горестным эхом звучал в голове Зафса голос отца. – Транквилизатор уже превысил все мыслимые пределы, и я не понимаю, почему и как Зафс может побороть его воздействие…
– А если увеличить еще чуть-чуть? Осталось подождать несколько месяцев…
– Ты не понимаешь! – взвился голос отца. – Зафс превышает предельную дозировку пятикратно! А даже одна доза разима превращает обычного человека в бессмысленное растение! Навсегда!
– Ты настолько превысил дозировку? – поразилась Римма.
– Да! А ведь разим приравнивается к наступательному оружию! Если бы недельную дозу Зафса распылили сегодня в аудитории, вся тысяча человек впала в кому на несколько дней. Я больше не знаю, как и чем его контролировать.
– Орт, нам осталось потерпеть совсем немного! Придумай что-нибудь!
– Я боюсь, Римма. Разим разрушит печень Зафса.
– Но ведь ты постоянно обследуешь его!
– Да. К счастью для нас, разим имеет четко обозначенный побочный эффект. Но повышать дозировку бесконечно я не могу. Даже странный метаболизм нашего сына может не справиться. Тем более что тайком синтезировать разим становится все труднее и труднее…
– А если его заменить?
– Попробую, но вряд ли это даст результат…
Родители, оба медики, ушли в сугубо научное обсуждение параметров и схем воздействия новейших «тормозителей», а Зафс, побродив по комнате, лег на постель и, взбив подушки, уставился в потолок.
– Ночное небо, – приказал он комнате, и потолок расцвел букетом звездного скопления на фоне безграничной черноты. Мерцающие лепестки звезд опадали и парили, туманности сложились в кольца и спирали, вытягивали щупальца и, кажется, тянулись к Зафсу…
Родители закончили «военно-врачебный» совет, мама пыталась хоть чем-то утешить отца и обернуть все шуткой:
– А как он выступил в твоей лаборатории!
– Уж выступил так выступил, – без всякого одобрения буркнул отец.
В бессилии что-то изменить Зафс несколько раз ударил затылком по подушке: предыдущий сильнейший «всплеск» произошел на кафедре отца полтора месяца назад. Зафс зашел за ним, чтобы предложить прогуляться перед ужином, и застал всю лабораторию в невероятном возбуждении. Ученик и лаборанты горячо обсуждали вероятную неудачу последнего эксперимента доктора Варнаа. Прибор, от работы которого зависело окончание многомесячной работы, сломался. Экран и датчики его потухли, и, если не запустить прибор в считаные часы, сложнейший эксперимент придется начинать заново.
Но ультрасовременный анализатор нейронных процессов был произведен и запатентован на Трапте, планете, специализирующейся на изготовлении точных приборов. Трапт бдительно следил за неукоснительным соблюдением секретности своих разработок, каждая установка включала в себя блок уничтожения. Для произведения ремонтных работ требовалось либо вызывать механика-трапта, либо отсылать прибор на планету-изготовитель. Вскрыть приборную панель механизма с Трапта невозможно. Любая попытка проникновения внутрь изделия моментально активировала блок уничтожения, и прибор просто распадался на части и плавился на глазах «изумленной публики».
– Но гарантийный срок анализатора еще не истек! – едва не выдирая себе волосы, стенал отец. – Где механик?!
– Улетел в консерваторию на другой континент, – потерянно лепетала девушка-лаборант. – Там какой-то модулятор…
– Когда вернется?! – перебивая, рычал доктор.
– К вечеру. Мы отправили срочный вызов, но он застрял с поломкой модулятора и вряд ли успеет вовремя…
Громко хлопнув ладонью по прибору, доктор Варнаа выскочил из дверей лаборатории. Большинство учеников поспешили вслед за ним, кто-то вернулся к своим занятиям, возле метрового куба анализатора остались только Зафс и абсолютно лысый штатный ремонтник университета. Абориген растерянно почесывал ухо и рассматривал прибор как злейшего врага.
Востребованность и успешность приборов с Трапта основывались не столько на безукоризненности их работы и относительной дешевизне, сколько на взаимозаменяемости многих блоков и простоте ремонта. Гениальные разработчики с Трапта не драли три шкуры за свои изделия, так как знали: если прибор может починить только урожденный трапт, то иногда механизм дешевле утилизировать и купить новый, чем маяться с вызовом ремонтника.
Расчет на дешевизну окупался масштабами производства. Трапт почти не изготавливал для своих приборов эксклюзивных начинок, а обычно пользовался готовыми блоками, завезенными с других планет. Гениальность разработок основывалась на исключительно выверенном подборе соединений «внутренностей». И небольших, произведенных на Трапте дополнениях.
Зафс погладил ровные края анализатора, просунул руку под днище прибора и, нащупав там выпуклость в форме семи лепестков, пробежал по ним пальцами в определенном ритме.
Любой механик с Трапта знал, как отключить блок уничтожения ритмичным нажатием на кнопки под днищем, – они же отпирали заднюю панель механизма. Все просто, если запомнить мелодию набора и ритм.
Зафс тоже это знал. Откуда? Не имел понятия.
Просто знал, и все. Нажал на кнопочки-лепестки, и задняя панель открылась.
Как рот лысого университетского механика.
– Как это у вас получилось?!
– Сам не понял, – повернувшись всем телом к анализатору, ответил Зафс. – Я столько времени провел в лабораториях отца, столько раз видел траптов за работой, что просто попробовал наудачу нажать под днищем.
– Запомнили, как получилось? – въедливо прищурился абориген.
– Неа, – беспечно отозвался сын доктора Варнаа. – Посмотрите-ка лучше сюда. Вам не кажется, что замены требует блок питания?
Блестящая голова механика склонилась над анализатором.
– У вас есть нечто подобное?
– Угу, – пробормотал тот и мухой слетал за простейшим заменным блоком.
Зафс вставил его на место поврежденного и якобы по рассеянности захлопнул заднюю панель.
– Ой. Закрылся.
– А еще раз! Еще раз попробуй!
Зафс попробовал. Задняя панель стояла насмерть, как взвод новобранцев на передовой.
– Ну-у-у, второй раз не повезет, – опечаленно произнес юноша и пошел разыскивать отца.
Рука штатного механика проворно елозила под брюхом анализатора и пыталась выудить оттуда удачу за хвост.
* * *
Отец тогда ругался, но не слишком. Небольшой скандал, разыгравшийся после возвращения механика-трапта, удалось легко замять. Случайности происходят. Иногда.
Сегодня мама пыталась придать происшествию в лаборатории шутливую окраску.
Получалось плохо.
Зафс чувствовал ее старания, чувствовал, как она страдает, мучился сам и невольно, все больше и больше, погружался в мысли матери. Вливался, как холодный поток, ищущий тепла, но ощущал там только страх. Такой же леденящий, как тревоги Зафса.
«Я их измучил, – думал юноша. – Еще немного, и родителям самим потребуются инъекции разима…»
Не вставая с постели, он дотянулся до кармана куртки, вынул крошечную тубу и, наплевав на то, что до положенного часа осталось еще долго, впрыснул под кожу разим. Пятикратно превышающий дозу нормального человека.
Чужой и такой родной перешепот мыслей исчез из его головы, и Зафс остался наедине с собой. «Я должен уйти, – в который раз за последние дни подумал юноша. – Если разим перестанет блокировать телепатические эманации, меня поймает первая же ловушка в учебном корпусе или на улице, и я погублю родителей. Их запрут в резервации, запретят преподавать или оставят на свободе, но насильственно стерилизуют. Пары латентных телепатов не имеют права на потомство. Мое существование станет их приговором в любом случае. Пока не поздно, я должен исключить себя из жизни семьи Варнаа. Медлить больше нельзя».
О том, что однажды Зафсу придется спасаться бегством, мама и папа говорили неоднократно.
– Не думай о нас, сынок, – увещевала Римма Варнаа. – Что бы ни случилось с нами, ты должен спастись. Это важно, очень и очень важно. Ты – главное, мы только твои помощники.
Мама говорила с ним как с неразумным ребенком. Настаивала на повторах и, просительно заглядывая в глаза, твердила: «Твоя жизнь самое ценное, что только может быть на этом свете. При любой опасности оставляй нас и беги».
Родители предусмотрели все: в доме всегда хранился запас наличных денег, отец неизменно следил за пополняемостью личной аптечки Зафса и заготовлял впрок почти месячный резерв полных инъекторов. Мама и папа предусмотрели каждый шаг, любую вероятность…
– Что бы ни случилось, ты должен попасть в столицу миров Фартфа. Там в Центральном банке ты получишь доступ к ячейке, зарегистрированной на твои генетические показатели. В этой ячейке хранятся деньги, документы и информация, которая поможет тебе жить дальше. Запомни. Что бы ни случилось, ты должен добраться до этого сейфа. Там – все. И прежде всего ответы на вопросы, которые ты готов задать сейчас.
В самом затуманенном разимом состоянии Зафс находил несоответствия и нестыковки в объяснениях родителей. Почему он такой? Что за тысячи имен, событий и смертей бродят в его сознании? И что это – наказание? Муки чужой памяти и знаний не давали жить. Все уловки и объяснения родителей Зафс давно мог бы расчленить на составляющие, найти узел несоответствия и – понять. Даже в полуактивном состоянии его интеллекту не требовалась помощь извне, аналитическим путем Зафс Варнаа всегда добивался разрешения любой задачи самой высокой сложности. Его мыслительные способности опережали реакции нормального оперативного мышления – стократно. И в этом не было высокомерия чрезмерно развитого интеллекта, в этом была мука. Зафс Варнаа мучительно страдал от груза знаний, что приходилось прятать, как огромный багаж в крошечной кладовой.
И в первую очередь от самых близких людей.
Игра в непонимание давно навязала семье незыблемые правила, каждый из них старательно берег родного человека от переживаний, не задавал вопросов и принимал слова на веру.
Так надо. Так будет правильно и верно.
Подобная игра не вызывала раздражения. Близкие люди не задают пустых вопросов. Муж принимает слова жены за правду и предпочитает не видеть обмана. Любящая мать становится слепа и безоглядно доверяет своему ребенку. Намеренная слепота не унижает, она лишь подтверждает чувства.
Орт Варнаа был гениальным ученым-практиком. Каждый день незаметно и исподволь он учил, воспитывал в своем ребенке с необыкновенными способностями умение – любить. Он укрощал строптивый разум добротой, и каждому его слову Зафс подчинялся добровольно.
Иначе все ухищрения стали бы бесполезны. Зафс Варнаа был слишком умен, чтобы не понимать, не видеть кропотливой работы отца над его самосознанием. Зафс принимал его заботу и отвечал на нее так, как только может ответить любящий сын отцу-учителю.
«Я должен их оставить, – с грустью думал Зафс, разглядывая звездные скопления. – Они не заслужили тех тревог, что каждый день я приношу в их дом. Я должен их оставить».
Побег не будет сложным, как казалось юноше. Родители всегда держали наготове все необходимое. По меркам планеты, где они находились сейчас, Зафс уже считался совершеннолетним и мог путешествовать на любые расстояния без сопровождения «взрослых». Пока ментальные способности юноши остаются тайной, он сможет купить билет на трансгалактический лайнер, долететь до миров Фартфа и там наконец узнать правду о себе. Сегодня Зафса Варнаа еще не объявили телепатом, не занесли его генетические данные в реестр преступников, так что бежать надо сейчас. Завтра может быть поздно. Как только первая ловушка определит в нем ментала, начнется охота, и добраться до Фартфа станет почти невозможно.
Зафс приказал коммуникатору комнаты связаться с информационной базой орбитального космопорта и выяснить расписание пассажирских лайнеров, проходящих до миров Фартфа.
– Первый лайнер отправится через четыре дня, – мелодично сообщила комната.
– Зарезервируй билет первого класса, – зевая, попросил юноша. – Конечный пункт столица Фартфа.
«Будет сделано», – пообещал коммуникатор и пожелал хозяину спокойной ночи.
«Все будет хорошо, – засыпая, подумал Зафс. – А пока я – тайна. Непонятная величина с неясными пропорциями, секрет и казус генетического всплеска…»
Зафс, подчиненный действию разима, крепко спал. Профессор Эйринам сидел перед работающим коммуникатором и отправлял послание старинному другу – государственному кардиналу Даурт Тему.
Воспоминания о встрече со странным юношей никак не могли выветриться из головы старого профессора. Зафс Варнаа не помещался в обычные рамки, его уверенная работа с видовым изображением битвы, произошедшей пятьсот лет назад, познания в узкоспециализированной области – древнейшей истории Земли – так поразили Эйринама, что не позволили заснуть. Профессор немного поработал с информаторием университета, сел за коммуникатор и составил послание. После приветствий и малозначащих сообщений там шли слова:
«Высокочтимый кардинал, помня Ваши неоднократные просьбы сообщать обо всех молодых людях с неординарными способностями, я, наконец, имею возможность выполнить данное Вам обещание.
Не далее как сегодня я познакомился с юношей, в точности подпадающим под описанные Вами способности. Зафс Варнаа, сын доктора Орта Варнаа, как его представила подруга, на моих глазах поменял рекогносцировку Туранской битвы – причем блестяще и бесспорно! – а позже поразил меня глубокими знаниями в другой отрасли – древнейшей истории Земли.
Юноша довольно замкнут и не старается произвести впечатление. У меня сложилось о нем довольно странное мнение, юноша отчего-то стесняется своих обширных знаний.
Почему? Я не могу ответить. Я только исполняю Вашу просьбу, – Вы ищете способных молодых людей не старше двадцати лет для привлечения их на государственную службу. Зафс Варнаа полностью отвечает Вашим требованиям. В нем нет даже намека на агрессивный карьеризм, он спокоен, самодостаточен и чрезвычайно развит умственно.
Удивляет в нем одно. В столь юные годы он не был зарегистрирован как студент ни в одном из университетов, где работал его отец! Я только что проверил все списки, сравнивая их с местами преподавания доктора Варнаа. О студенте по имени Зафс Варнаа не существует упоминаний, и этот факт ставит меня в тупик.
Зафс Варнаа уникум и самоучка?
О встрече с подобным юношей Вы много раз просили меня сообщать, и, каюсь, я думал, что никогда не смогу выполнить эту просьбу.
Но – довелось.
С глубоким к Вам почтением,
Горентио Эйринам».
Зафс Варнаа крепко спал и не знал, что впервые за два десятилетия упорные охотники вышли на его след.
Профессор Эйринам выключил коммуникатор и с чувством выполненного долга сел за составление очередной лекции для очередного университета.
Он не был доносчиком. Он только хотел помочь блестящему молодому человеку найти себя. Так как считал: таланты должны иметь достойное и широчайшее применение.
Но получилось так, что профессор Эйринам непредумышленно приоткрыл Вселенной тайну Зафса Варнаа. Неутомимые, недремлющие преследователи вышли на охоту.
Как было предсказано много лет назад, легис стал добычей.
Ведьма
– Смотри, смотри – идет, – едва шевеля синеватыми тонкими губами, говорила худосочная женщина в сером чепце и коричневом платье, утянутом в талии меховым жилетом-безрукавкой. – Не идет, шествует, ведьма проклятая…
– Она всегда так ходит, – поправляя выскакивающий из-под мышки рулон домотканой ткани, миролюбиво отвечала товарка – пожилая полная женщина в таком же сером с вышивкой чепчике и длинном платье, туго сходящемся на круглом, как свежая булочка, животе.
– А голова не покрыта! – не сдавалась, укоряла приятельница. – Распустила космы!
– Так она родом с других мест, – спокойно возражала толстушка. – У них там, поди, все простоволосые ходят.
– С других мест, – фыркнула первая женщина. – С островов она! Вот точно говорю – с островов!
– Островитяне к нам не ездят, Фитра, – напомнила товарка.
– А ее – выгнали!
– Нет, – совершенно не меняя невозмутимого тона, не соглашалась приятельница. – Островитяне всегда на островах живут, своих не выгоняют.
– Ой, – пристроив острые кулачки на тощих бедрах, возмутилась Фитра. – А как же Странхольд! Он же – островной!
– Так когда это было, – махнула ладошкой приятельница, и рулон тут же чуть не шлепнулся в жидкую грязь улицы, разбитой колесами телег и щедро политой ночным дождем. – Старик помер уже тридцать лет назад, а вы все – Странхольд, Странхольд…
– Так ведь было, Марита! Выгнали его с островов!
– Он сам ушел. Не было у него способностей, он и ушел. Чего ж ему, слепому, со зрячими жить?
– Ох, не понимаю я тебя, Марита, – скорчила задумчивую гримасу вертлявая товарка, – все-то ты ее защищаешь, все-то отговариваешь. Добрая ты у нас… Иль задобрила она тебя чем? – и прищурилась уже на высокую женскую фигуру, медленно поднимающуюся по вздыбленной горе улицы, а не на свою приятельницу.
Та сразу не ответила, поправила сначала сбившийся чепец, потом рулон ткани и, шумно попыхтев, проговорила:
– А зачем мне на нее сердиться? Она меня, поди, не трогает.
– А тебя все трогать надо! Без затрещин ты не опомнишься!
Товарка не ответила. Женщина в длинной, отороченной мехом накидке почти сравнялась с двумя кумушками, застывшими на косогоре.
– Хорошего вам дня, госпожа Гунхольд! – громко выкрикнула Марита.
Простоволосая чужестранка слегка улыбнулась в ответ:
– И вам доброго дня, соседка Марита.
– Как поживаете? – пряча ехидство, поинтересовалась костлявая Фитра.
– Хорошая погода будет сегодня, – не задерживая взгляда на недобром лице, ответила колдунья и пошла дальше.
– Гордячка, – пожевав губами, словно плюнула ей в спину Фитра. – И герцога она заговорила. Вот помяни мое слово, еще на трон усядется!
– Не мели ерунды, – сурово отчеканила Марита. – Не наше это дело – их светлость обсуждать.
– А чье?! – Кулачки Фитры вновь вонзились в бока. – Заговоренный герцог, поди, и нашей деревней править будет! А оно нам надо? Чтоб заговоренный-то управлял?
– Она старого герцога лечила, – нахмурившись, попыталась вставить толстушка.
– До смерти, – перебила Фитра, – залечила.
– В девяносто лет? Он бы и без нее помер… А так хоть еще немного протянул.
– А слышала, – приблизив губы вплотную к чепцу Мариты, зашептала соседка, – говорят, карету герцога опять возле речки в лесу видели. Опять к ней ездить стал…
– Так деток проведать приезжал, – легко согласилась приятельница. – Что ж не приезжать-то?
– Вот увидишь, – вновь отпрянула Фитра, – не сама, так сыночка своего на трон посадит!
– Тише! – шикнула Марита. – Не нашего ума дело! Других наследников у герцога все равно нет.
– Ага, – кивнул серый чепец. – А жену герцога кто бесплодной сделал?
– Опомнись, Фитра! Савьяна всегда бесплодной была! Двадцать лет в браке с их светлостью прожила, и все без детей!
– Ведьмины проделки!
– Да что с тобой говорить-то, – подпрыгнув и пристроив сползающий рулон поглубже под мышку, сказала соседка. – У тебя все, чего ни коснись, – ведьмины проделки.
– Так это вам, дурням, она деньгами глаза застит, а меня-то не проведешь!
– Какими деньгами?! – выпучила глаза Марита. Фитре все же удалось выбить ее из равновесия. – Какими деньгами?!
– А что твой Статум-плотник на постройке ее дома заработал! – отскочив на всякий случай подальше, выкрикнула тощая скандалистка. – Что думаешь, не знаю, из каких карманов вы свою мошну набиваете?! Мироеды!
– Так я ж не виновата, что твой муж свинопас, а мой плотник! Мы ж за работу деньги-то получили!
– Мироеды! Подхалимы!
– Дура бестолковая! Завистница! Иди кур своих корми, поди, давно от голода кудахчут… как ты!
– И пойду! Советов твоих дожидаться не буду!
– Тьфу на тебя!
– И на тебя тоже!
Шум перепалки катился по улице, стучал в окна домов, шуршал по дощатым и каменным заборам. Высокая женщина в отороченной черным мехом накидке поймала отголосок перебранки и слабо усмехнулась. «Опять мне кости перемывают, – совсем не весело подумала леди Даяна Геспард. – И чего ж не уймутся-то?»
За пятнадцать лет жизни поблизости от этой деревни Даяна переняла нехитрую манеру простолюдной речи и все чаще и чаще использовала их обороты в разговорах и мыслях. Пройдет еще немало времени, пока леди Геспард, урожденной графине Оскардуан, удастся навсегда раствориться в людской массе населения закрытой планеты Сахуристар. Пустить корни, закрыться побегами и стать частью этого народа.
Но вот стать ли?..
Почти четыре года леди Геспард металась по галактикам, путая следы, сбивая, стряхивая охотников. Ее ментальные способности уже почти затихали, когда Даяна наконец решилась – пора остановиться, пора найти убежище. Она уже не так явственно слышала чужие мысли, погоня перестала дышать ей в спину, и Даяна, купив на последние деньги крошечный корабль, пустилась в последнее путешествие. К конечной точке, туда, где только один человек сможет ее найти: на закрытую для колонизации планету Сахуристар системы Органелла.
Но найдет ли он ее?.. Жив ли он? Свободен?..
Леди Геспард, взявшая теперь себе имя госпожа Гунхольд, до боли закусила губу. Не думать! Не бередить незаживающую рану! Он жив. И он – свободен!
«Пусть даже я никогда об этом не узнаю, – шагая по разбитой телегами и дождями дороге, думала Даяна. – Я просто буду ждать и – верить!»
Все четыре года странствий по галактикам леди Геспард жила одной надеждой – остановиться. Найти волшебный лес и тихую речушку, попасть в тенистую дубраву и выстроить дом возле прозрачного родника, где полосатый зверь лакает воду, а птица с радужным оперением, вскрикивая «гарри-ох!», танцует брачный танец…
Населенная планета Сахуристар была закрыта для посещений и колонизации, и это более чем устраивало беглянку. Опускаясь с орбиты, здесь не нужно проходить регистрацию, оповещать космические маяки о пути следования. Сахуристар – закрытый мир, он не готов к контакту с развитыми цивилизациями, даже аварийный спуск на подобную планету считался преступлением. Для подобных случаев был оборудован автономный спасательный бункер с ремонтными шахтами под поверхностью единственного спутника планеты – Миаллы.
Пятнадцать лет назад крошечный корабль Даяны подал сигнал бедствия, укрытые скалистыми выступами двери бункера автоматически открылись и впустили внутрь спасательной базы яхту с беглянкой на борту.
Сухая пыль, проникшая вслед за кораблем с поверхности Миаллы в шлюз, медленно осела, стыковочный рукав присосался к двери яхты, и Даяна перешла на станцию.
Спертый, веками не тревожимый воздух подземного бункера медленно насыщался свежим кислородом; яхта передала компьютеру базы необходимые параметры жизнедеятельности прибывшей путешественницы. Микроклимат выравнивался – из обжигающе холодного становился терпимо прохладным, – база активизировалась впервые за двести пятьдесят лет.
Блестящая поверхность приборов, ящиков с медикаментами, провиантом и ремонтным инвентарем совсем не покрылась пылью веков. Стоячий воздух не гонял по коридорам и переходам мириады крошечных песчинок, все это оставалось на поверхности, внутри же царил абсолютный порядок и герметичность, как обязательное условие нормального существования законсервированного убежища для потерпевших кораблекрушение.
База поприветствовала беглянку на общегалактическом языке, поинтересовалась, есть ли раненые на борту яхты и какая требуется помощь…
Не обращая внимания на вежливые речи, леди Геспард быстро прошла к пульту управления базой и, набрав код секретной полицейской операции, перевела управление бункера в ручной режим.
– Сообщение о приеме аварийного корабля отправлено космической навигационной службе? – спросила компьютер.
«Нет. Жду дополнительной информации о потерпевших бедствие…»
– Отставить, – перебила Даяна. – Сообщение стереть. База переходит в подчинение леди… госпожи Гунхольд. То есть мое.
Общение с легисом многому научило Даяну. Секретные коды полицейских и разведывательных операций, пароли и явки пиратского братства, шифр подавления активности навигационных маяков – все это прочно обосновалось в голове леди Геспард и помогало ей оставлять погоню далеко сзади. Знания правили миром, секретные знания спасали жизнь.
«Покормить ваше животное, госпожа Гунхольд?» – вежливо поинтересовалась база.
Даяна обернулась к шлюзовой камере, посмотрела на беспечного полосатого кота, обнюхивающего какой-то ящик, и отказалась:
– Зверь сыт. Откройте информацию о географии, климатических условиях, животном мире и… политическом строе общества Сахуристара. Полная информация.
Любой приказ или просьба человека, набравшего код полицейской операции, выполнялись мгновенно. Трехмерное изображение планеты повисло в воздухе над видовым устройством, и компьютер начал рассказ. Показывая гостье четкие кадры пейзажей планеты, он информировал о климатических условиях наиболее обжитой части Сахуристара, Даяна внимательно вглядывалась в живые картинки и наконец, сверившись со своей памятью, сказала:
– Стоп. Остановимся более подробно на средних широтах. Конкретно мне нужно найти изображение небольшого теплокровного зверя с полосато-коричневой окраской спины и птицу. Довольно крупную, с радужным оперением хвоста и крыльев.
Зверька нашли быстро. Папан оказался одним из широко распространенных грызунов и встречался на обоих населенных континентах Сахуристара.
– Плохо, – сидя у видоискателя, пробормотала Даяна. – Слишком большой ареал проживания, слишком большой радиус поиска. Птица?
– Аналогов нет. Специалисты по орнитологии не работали на Сахуристаре, и видовые изображения птиц считаются неполными.
– На планете существуют орнитологические музеи?
– Нет.
– Зверинцы?
– Да. Но это слабоорганизованные, бродячие труппы.
– Вряд ли там есть птичьи вольеры, – огорченно задумчиво пробормотала Даяна. – Как полагаешь, Кавалер?
Полосатый кот согласно тряхнул ушами и, запрыгнув на хозяйкины колени, поставил передние лапы на панель управления. Умный зверь тоже хотел участвовать в поиске места их будущего жилища. Кавалер немного сохранил способности к мысленному контакту, и этих остаточных способностей хватало беглецам-приятелям, поскольку у леди Геспард, сбежавшей жены потенциального Верховного Консула Конфедерации Свободных Миров, не осталось приятелей среди людей. Только этот пушистый полосатый зверь и остался верен хозяйке.
Кот дернул шкурой, и леди кивнула:
– Я тоже так думаю. Птица может оказаться редким эндемическим видом, не попавшим в обследованную зону. И это нам в помощь. База, где находятся наиболее мощные образовательные центры средних широт?
Общение с легисом научило леди не только скрываться и путать следы. Системный поиск и анализ данных также входили в процесс обучения. Как и предсказывалось, мыслительные способности Даяны превысили данные ординарного человека и, хотя и не приблизились к показателям легиса, тем не менее позволяли леди опережать показатели обычных людей. Легис развил мозговые данные Даяны, преумножил операционные возможности и – научил.
Даяна искала лес на берегу реки, где долго бродила в своих снах, спасалась от приступов безумия и страха. Она ни разу не бывала на планете Сахуристар, но знала, где-то там, внизу есть чистая речка, тихий лес и булькающий родничок под косогором…
Пусть что-то изменилось на поляне и в лесу, но поворот реки, изгибы рукавов не должны претерпеть сильных изменений за… за сколько столетий? Когда какой-то из легисов был на этой планете?
– Надеюсь, река не поменяла русла, – тихо проговорила леди и вновь вернулась к изучению теперь конкретных адресов – важнейших университетов закрытого мира.
Мрачные каменные дворцы знати, основательные городские строения, ветхие домишки с облупившейся штукатуркой стен и соломенные крыши сараев – города напоминали лоскутные одеяла. Вокруг гранитной глыбы дворянского гнезда лепились низкорослые дома вассалов – планета бодро шагала через феодальный строй и несла в себе зачатки буржуазии. Морской порт одного из городов окружали складские помещения, добротные сараи и маленькие, дымящие высокими трубами фабрики и мастерские.
Университеты имели громкие названия и подавляюще величавые здания, Даяна всматривалась в трехмерное изображение учебных заведений и досадливо хмурилась: среди студентов и преподавателей, одетых в длинные черные мантии, не было ни одной женщины.
– Когда была сделана последняя аэросъемка этого города? – спросила Даяна базу.
«Триста восемьдесят шесть дней назад, когда орбита Миаллы…»
– Анализ социально-бытового положения женского населения планеты производился? – перебила Даяна.
«Производился», – четко ответила машина.
– Когда?
«Триста пять лет назад, когда экспедиция Улатра консервировала базу…»
– Достаточно, – оборвала Даяна.
Закрытая планета не принимала исследователей уже более трех столетий. «Придется производить редакцию по внешним признакам, – с недовольством подумала Даяна. – Но пока результаты плачевные: мужчины-преподаватели, мужчины-студенты, ученые, клерки, правители, – везде и всюду одни мужчины. Это их мир, их чертов феодальный строй…»
На видовом фоне застыло изображение каменной улицы: дома из тесаного гранита, мостовые бугрятся разномастным, отполированным подошвами булыжником, по тротуару бредет пара надменных седовласых старцев с каменными лицами в меховых накидках и шапочках-беретах.
Даяна поменяла картинку и увидела портовую площадь с таверной, окруженной чахлыми деревцами и несколькими грубо сколоченными столами и лавками. Женщина в белом переднике поверх длинного коричневого платья и сером чепчике на пышных рыжих волосах несла огромные глиняные кружки компании моряков с грубыми, просоленными лицами.
– Где-то я это уже видела, – прищурилась Даяна. – Как будто бы…
Что-то близкое и до жути знакомое было в этой женщине, веселящихся моряках, сером булыжнике площади. Одежда и пивные кружки, громоздкая обувь и грубое дерево тяжелых столов…
– Голландцы! – выплеснула вдруг память.
Древние картины, написанные маслом на… холстах! – на стенах замка рода Геспардов! Свекровь Даяны старая леди Геспард не признавала современного искусства.
– Ваши объемные светящиеся полотна, – поджав и без того тонкие губы, свекровь по капле выцеживала слово «полотна», – вы можете развешивать в своих домах. В родовом поместье клана Геспардов будут находиться только работы настоящих мастеров. – И добавляла неоконченную тяжеловесную фразу: – Вот я умру…