Оксана Хващевская
«Там, за зорями. Пять лет спустя»
«Она все такая же веселая, задорная и удивительно красивая», – думал Виталя, глядя, как смешно морщится Златин носик, на котором проступали знакомые веснушки. Ее огромные голубые, как небо над головой, глаза щурились от солнца, а в уголках лучиками разбегались морщинки. Она была все той же девчонкой, которую он знал и помнил. И золотое колечко, поблескивающее на ее безымянном пальчике, когда она убирала с лица волосы, ничего не значило. И как будто не было между ними двух лет разлуки. Так хотелось преодолеть разделяющее их расстояние, заключить ее в объятия, прижать к себе и позабыть обо всем на свете. Все эти годы он часто думал о ней.
Потом, когда задетое самолюбие перестало саднить, Дорош понял, как на самом деле ему не хватает ее, как она нужна ему со всем своим сумасбродством. Ведь таких, как она, он в своей жизни не встречал. Иногда Злата снилась ему, и утром первым его желанием было поехать в Горновку и хотя бы издалека увидеть ее. Но желание это было секундным. Потом он напоминал себе, что это все бессмысленно и ненужно. Да и порывы эти не достойны взрослого женатого мужчины. Он продолжал жить дальше, погружаясь в собственный мир, и даже был счастлив настолько, насколько вообще понимал значение этого слова, но где-то в самом дальнем уголке его души продолжали жить воспоминания о Злате Полянской. Да и окружающие, тут уж он не соврал, постоянно напоминали о ней.
В последний год она стала прямо «звездой» их сельского совета. Сегодняшняя встреча с ней была совершенно случайной, но она всколыхнула целую бурю чувств в его душе…
– Между прочим, если ты не в курсе, Алка вообще у нас в Горновке пользуется успехом у мужчин! – в тон ему ответила Злата.
– Вот как надо жить!
– Ага! – кивнула девушка. – Только так надо уметь, а это дано не каждому. Они замолчали, исчерпав запас слов. Только взгляды их то и дело натыкались друг на друга, вызывая дрожь. И они могли сказать куда больше, чем те незначительные слова, которыми они сейчас обменивались. Полянская первой отвернулась, устремив взгляд своих голубых затуманенных глаз куда-то вдаль. Снова возникла какая-то странная неловкость, и стало совершенно ясно, что стоять здесь дальше невозможно и бессмысленно. Пора прощаться и уходить… Снова повернувшись к Дорошу, Злата уже открыла рот, чтобы сказать об этом, но Виталя опередил ее.
– Злата, пойдем со мной, – со странной хрипотцой в голосе вдруг сказал он.
Округлив глаза, девушка отступила на шаг, вознамерившись тут же развернуться и уйти. Но мужчина, выставив ладони, шагнул вперед.
– Нет, это не то, о чем ты, возможно, подумала, – быстро сказал он. – Я просто хочу, чтобы ты сходила со мной к ручью. Помнишь… – начал мужчина и осекся. – Ладно, извини. Все это в самом деле глупости.
Дорош отступил в сторону, освободив ей дорогу, и, наклонившись, поднял корзинку с грибами.
– До свидания, Злата!
– Подожди, – поколебавшись всего секунду, окликнула его Полянская. Виталя остановился и обернулся.
– Извини, я… – запинаясь, начала она. – Сама не знаю, что на меня нашло. Если хочешь, я схожу с тобой к ручью. Давно хотела там побывать, только вот родным пообещала одной в лес ни ногой, – сказала она, быстро справившись с собой.
– Правильно, одной не надо! Запросто можно наткнуться на выводок диких кабанов. В лесу они все вверх дном перевернули… – сказав это, мужчина сошел с дороги, спустившись вниз, спрятал в канаве свою корзину, прикрыв ее пожухлой травой. Потом легко взобрался обратно и отряхнул спортивные брюки.
Характерным жестом он предложил Злате идти вперед, а сам пошел за ней, то и дело поглядывая по сторонам.
– Баба Маня вообще вчера рассказывала нам, что видела следы копыт у дороги на месте того дома, что недавно закопали. Как ты думаешь, они могут подходить так близко ко дворам? А еще и у нас, и у соседей ночами собака разрывается… Наверное, они в самом деле бродят по огородам… – девушка передернула плечами и подобно Дорошу стала поглядывать по сторонам.
Но думать об опасности и неприятностях, которые могут доставить деревенским дикие кабаны, было сложно, глядя на открывающуюся красоту… Они как раз вошли в лес и, свернув с проселочной дороги, которая вела к нефтяной вышке, запрятанной где-то в самой чаще, пошли по узкой тропинке.
Лес как будто пронизан был золотым светом, струившимся с высоты. Опадающая листва открывала небо, исчезали тени, все золотилось и сияло, и только ягодки брусники яркими капельками алели то там, то тут, да вечнозеленые сосны казались особенно яркими на фоне желтеющих берез и осин. В воздухе пахло пожухлой листвой, мхом, сыростью и особенно остро грибами. Сердце Златы щемило от невероятной, невысказанной нежности, от первозданной красоты этих мест. И она в который раз возблагодарила бога за возможность видеть все это, чувствовать и воспринимать.
Полянская шла, купаясь в солнечных лучах, и улыбалась. И не могла думать об опасностях, подстерегающих ее в лесу. Наверное, было глупо и рискованно думать, что даже дикие звери не могут причинить ей здесь вреда, но именно так она и считала. Никакой тревоги и страха она не чувствовала, уверенно шагая вперед по узкой тропинке. Вскоре она услышала тихое журчание воды в ручье. Тропинка сделала плавный поворот, и показались знакомые мостки, а за ними и сеновал, забитый сеном. Его еще с лета заготовили в лесничестве, чтобы подкармливать диких животных зимой. Взглянув на этот сеновал, Злата сбилась с шагу, припомнив слишком живо то, что когда-то здесь происходило. Мелькнула мысль, а не заманил ли Дорош ее сюда специально в надежде вспомнить прошлое, но она тут же отбросила ее.
Виталя взрослый мужчина, и подобные мальчишеские выходки совершенно не в его стиле. Но зачем-то он все же позвал ее сюда? Неизбывная тоска по тем дням, когда они были счастливы, тоже не подходила: Дорош никогда не был ни романтичным, ни влюбленным…
Злата остановилась и обернулась, глядя мужчине прямо в глаза. Он тоже остановился. Стоял в двух шагах и смотрел на нее. Улыбка больше не сияла на его лице, да и в глазах не было веселья. Они были серьезны и непроницаемы. Полянская опустила глаза и, наклонившись, подняла с земли яркий лист клена. Сосредоточенно вертя его в руках, она хотела как-то легко и непринужденно нарушить это тягостное молчание между ними, но не находила слов.
Мужчина преодолел разделяющее их расстояние, обошел Злату, взошел на мостки и, присев на корточки как раз посередине, стал внимательно вглядываться в прозрачную воду. Ничего, кроме листвы, которая уже успела устелить дно ручья, там не было. Но Злата догадывалась, что не она его интересует.
– Знаешь, иногда мне хотелось прийти сюда, просеять через сито весь песок на дне и найти то кольцо! – заговорил он. – Помнишь, что ты тогда говорила? Злата помнила. Все помнила, но разве в кольце было дело или в том глупом заклятии? – Ты пророчила мне вечно помнить о тебе и с другими помнить. Не поверишь, Злата Юрьевна, только других не было… Мне хотелось бы все забыть и жить себе, а я не мог. Ни интереса не было, ни желания… Глупо, наверное, но такого со мной раньше не случалось. И я не верил никогда во всякого рода заклятия, но… Ничего другого мне в голову не приходило. Отпусти меня, Злата, скажи что-нибудь такое, как говорила тогда, брось в воду еще что-нибудь… И пусть все станет, как прежде.
– Это была просто шутка, – сказала девушка, не поднимая, однако, глаз. – Я не держу тебя. Я счастлива той жизнью, которой живу, я счастлива со своим мужем и Машкой. Я не думала о тебе все эти годы. Не вспоминала даже. Я уже и забыла, что когда-то… – говорила она, все сильнее сжимая в руках кленовый лист.
Дорош засмеялся, правда, как-то не очень весело.
– А ведь врать ты так и не научилась, Злата! – сказал он, внимательно посмотрев ей в глаза.
Злата отвернулась и почти побежала обратно, не в состоянии стоять от него так близко, слышать все то, что он говорил, видеть его темные глаза и улыбку. Запыхавшись, Злата приостановилась и перешла на шаг. Скоро тропинка закончилась, и она вышла на проселочную дорогу. Зачем она пошла с Дорошем к ручью? Зачем позволила увлечь себя в круговорот воспоминаний? Зачем слушала все то, что он говорил, и почему верила? Зачем, как когда-то давно, чувствовала предательскую дрожь, стоило лишь встретиться с ним взглядом. Ведь она знала, что так может быть, подсознательно чувствовала это. И сегодня ей не следовало даже на секунду останавливаться возле него.
Досадуя на себя и на Дороша, Злата быстро шла, не глядя по сторонам, но внезапно какой-то странный звук заставил ее остановиться, оглядеться, да так и застыть на месте. У заболоченной сажалки, на краю молодого березняка, резвился целый выводок полосатых диких поросят, а рядом с ними, грозно похрюкивая и подрывая рылом кочки, паслась здоровенная черная свинья. Злата почувствовала, как от холодящего затылок ужаса у нее на голове зашевелились волосы. Все то, что она читала в интернете о встречах в лесу с дикими животными, все то, о чем неустанно твердила бабулькам, напрочь вылетело у нее из головы. Она стояла, парализованная страхом, и понимала только, что встреча со свиноматкой и ее выводком – это самое страшное и опасное, что могло вообще приключиться.
Полянская стояла, боясь пошевелиться, боясь дышать, и молилась только о том, чтобы они ушли поскорее снова в лес и не заметили ее. Услышав сзади шаги, девушка даже не обернулась.
Дорош, осторожно ступая, приблизился к ней.
– Лучше б мы про деньги поговорили, – умудрившись пошутить, шепнул он ей на ухо.
Не обернувшись, Полянская пошарила сзади рукой и вцепилась в руку Дороша.
– Они ж не ходят днем… – выдохнула она. – Оказывается, ходят. Давай, золотая моя, потихоньку отступать назад. Видишь, они увлечены купанием, глядишь, и не обратят на нас внимания. Обняв ее за талию, мужчина стал отступать назад, увлекая за собой девушку.
Так, шаг за шагом, они отошли к лесу, а потом, не сговариваясь и не размыкая рук, бросились бежать. Чтобы выбраться к деревне, им пришлось сделать приличный крюк и, обогнув деревенские огороды, выйти в самом начале деревни.
Когда страх немного прошел и опасность миновала, Злата осторожно, но решительно высвободила свои пальцы из рук Витали. Мужчина ничего не сказал, лишь усмехнулся в ответ.
– Спасибо, – сказала она, когда они пришли в деревню. – Наверное, ты спас меня от большой беды!
– Всегда пожалуйста! – весело отозвался мужчина. – Злата…
– Если ты не против, дальше я пойду одна. Это деревня, и ты сам говорил, не все меня здесь любят. Мне не нужны разговоры, – торопливо перебила его Злата, избегая его взгляда и чувствуя, как давно забытая тоска сжимает тисками сердце. Не дождавшись его ответа, Полянская почти побежала по дороге, но на повороте все же не смогла сдержать себя и обернулась. Дорош стоял у своего дома и смотрел ей вслед. Девушка отвернулась, ругая себя за слабость, и пошла дальше.
Уже подойдя к дому, Злата увидела мужчину, неторопливо шагающего по улице. Девушка была так взволнована и возбуждена, что и не обратила бы на него внимания, если бы не взгляд, которым он окинул ее. Что-то волчье было в нем. Полянская даже вздрогнула, почувствовав, как мурашки пробежали по спине и стало как-то неуютно.
Он шел, засунув руки в карманы куртки, и внимательно разглядывал дома по обе стороны дороги. Неприятный холодок дурного предчувствия шевельнулся в Златиной душе, и девушка ускорила шаг. Простая послеобеденная прогулка, которая должна была помочь ей расслабиться и развеяться, принесла с собой слишком много треволнений. Тряслись руки, колотилось сердце, да и в голове начинали стучать молоточки, предвестники мигрени.
Дома Злата не стала никому рассказывать о своих приключениях, не желая волновать родных. Просто прошла в детскую, которая когда-то была спальней бабы Сони, а потом там спала и она сама. Год назад мама и тетя Люда сделали ей подарок, вручив дарственную на этот дом. По сути, это ничего не изменило в существующем порядке вещей, кроме того, что теперь она могла что-то делать и переделывать в доме по своему усмотрению.
Ее первым дизайнерским творением стала детская для дочки. Злата никогда не хотела каких-то нововведений в просторном бабушкином доме. Ей близок и дорог был деревенский стиль, и комнату Маняши она постаралась оформить так, чтобы не нарушить общую гармонию старины, простоты и неповторимого уюта бабушкиного дома. Пол был все так же покрашен краской, стены оклеены бледно-голубыми обоями, разрисованными букетиками васильков, фиалок и незабудок, потолок они подбили гипсокартоном и покрасили белой матовой краской, отделав его широкими плинтусами. Под потолком висела белоснежная люстра, украшенная подвесками, имитирующая горящие свечи. Посередине комнаты стояла высокая кровать с железными спинками и никелированными набалдашниками со множеством подушечек разного размера и цвета, валиком у изножья, застеленная белым вытканным покрывалом. Над изголовьем небольшим полукругом висел прозрачный балдахин. Рядом с кроватью стоял ночной столик белого цвета с бронзовыми ножками, комод и двухстворчатый шкаф с угловыми полками, заставленными всевозможными игрушками и книжками. На столике стоял ночник с розовым цветастым абажуром в тон валику, подушкам и шторам на окнах. На стенах в белых рамах, подвешенных на розовые атласные ленты, висели портреты с черно-белыми фотографиями Златы, Леши, Машки и их многочисленных родных, стилизованные под старину. На полу у кровати лежал связанный крючком цветной круглый коврик.
Комнатка получилась светлой, уютной, милой, настоящим мирком маленькой голубоглазой принцессы. Машка спала.
Боясь потревожить ребенка, Злата осторожно прилегла рядом на кровать и натянула на ноги плед. В доме царила тишина. Родственники сразу после обеда уехали домой. Завтра всем надо было на работу. Остались только родители. Они собирались уехать завтра с утра. Папин «Москвич» по-прежнему был на ходу, так что подстраиваться под расписание автобуса им не было нужды. Стараясь не шуметь, Елена Викторовна хозяйничала на кухне, а папа во дворе складывал дрова. Злата закрыла глаза, собравшись вздремнуть, и как наяву пред ней предстали глаза Витали. Более того, ее кофта источала аромат его парфюма, а ладонь хранила тепло и нежность его пальцев…
Злата в отчаянии застонала и, зажмурившись, попыталась прогнать его образ, но уходить он не желал. А вместе с ним пришли и воспоминания, те самые, которые она так надежно запрятала в глубине своего сердца, а за ними и непреодолимое желание поддаться искушению… Она долго ворочалась в постели и не заметила, как все же провалилась в тяжелый сон… Вот тогда ей впервые и приснился сон, который потом будет приходить к ней не единожды…
Ей снилось лето. Небо, ярко-голубое, бездонное и безоблачное, и бесконечные просторы лугов и полей. Они шли с Виталей по высокой траве вдоль огородов Горновки. Ветер рябью пробегал по наливающейся ржи и качал деревья. И их шум, как приглушенный шум прибоя, долетал до них. Солнечный свет слепил глаза, а в поднебесье слышалось пение жаворонка. Они шли, держась за руки, шли неторопливо и о чем-то разговаривали. Злата снова и снова оборачивалась, чтобы увидеть его белозубую улыбку на смуглом лице. И от счастья, от невероятного, острого счастья, у нее замирало сердце, а на душе было так светло и легко, как никогда в жизни. От счастья она, кажется, готова была взлететь, и только рука мужчины в ее руке удерживала ее на земле…
Когда девушка открыла глаза, предзакатное солнце заливало комнату золотисто-багряным светом. Дочки рядом не было, а где-то в глубине дома «Лунной сонатой» заливался телефон. Сев на кровати, Злата потерла лицо ладонями, прогоняя прочь наваждения, и, поднявшись, отправилась искать мобильный. Он лежал на крышке пианино, и, увидев светившееся на экране имя мужа, Полянская ощутила, как угрызения совести шевельнулись в душе. И даже не потому, что сегодня разговаривала с Виталей, ходила с ним к ручью и держала его за руку, а потому что во сне чувствовала себя такой счастливой, какой не чувствовала себя рядом с мужем.
– Привет! – сказала она, нажав на соединение.
– Привет! Сообщаю, что мы уже добрались до Брянска и даже заселились в гостиницу. Здесь, конечно, не пять звезд, но ты ж знаешь, мы не привередливые. Доехали без происшествий. К отцу заехал, все передал. Он шлет тебе привет и огромную благодарность родителям. Вот сейчас мы с ребятами поедим, а потом отправимся узнавать программу конкурсных дней. Не поверишь, но конкурсантов здесь целая девятиэтажная гостиница! Мы успели разглядеть парочку любопытнейших персонажей, но о них я тебе потом расскажу. А как у вас там дела? Чем занимались сегодня?
– Мы спали с Машкой. Правда, она проснулась раньше меня. И сейчас слышу, они с мамой на кухне ужин готовят. Хорошо, что ты позвонил и разбудил меня, не знаю, сколько бы я проспала!
– Я не давал тебе сегодня ночью спать… – как-то виновато изрек Блотский. Злата рассмеялась.
– А то ж! Впрочем, я не против, ты ж знаешь! Но это что! Я тебе сейчас такое расскажу… Короче, сегодня после обеда я гуляла за огородами и наткнулась на выводок диких поросят во главе с самкой! Ты представить себе не можешь, какой огромной была кабаниха! Огромной, черной и страшной! Вот и верь после этого научным энциклопедиям, что они не гуляют днем! Если честно, я перепугалась и едва унесла ноги. Погони, конечно, не было, но я струхнула!
– Злата… – укоризненно начал Блотский. – Леш, да я не ходила в лес! Я клянусь тебе, они у балки паслись. Ну помнишь, там, куда папа ходит рыбу удить? Ты ж знаешь, я часто хожу туда гулять и на велосипеде катаюсь по той дороге… Не представляю, чего вдруг они пришли к балке? Вообще, Лешка, я думаю, мы просто обязаны позвонить в лесничество. Пусть они там решают вопрос с отстрелом. Если так и дальше пойдет, дикие кабаны скоро будут по улицам гулять и во дворы ломиться.
– Злата, родная, давай я вернусь, и мы решим этот вопрос. Обещаю, я сам съезжу в лесничество, но пока… Можешь пообещать мне, что не будешь гулять по окрестностям в одиночестве? Давай я вернусь, и мы будем гулять вместе дни напролет…
– Леш, я не буду больше одна гулять за деревней, обещаю! Не хочу, чтобы в Брянске ты волновался за меня. Тебе нужно думать о конкурсе. Не прощу себе, если из-за меня у вас там что-то пойдет не так. Да и вообще мне некогда будет теперь гулять! Ты забыл? В следующие выходные День города в нашем городке, а потом еще и в Гомель нас с тобой приглашали… Так что дел у меня будет невпроворот.
– Я не забыл, но мы все равно найдем время и погуляем вместе за деревней. Ты ж знаешь, я люблю такие неспешные прогулки с тобой не меньше, чем их любишь ты! Бабушка сегодня не заходила?
– Нет, но еще ведь не вечер. Думаю, к вечернему чаю обязательно заглянет, а нет, так мы сами завтра с Машкой сходим к ней в гости. Родители ведь уезжают завтра, им на работу. Так что мы остаемся одни. Ты позвонишь еще?
– Конечно. Вечером обязательно позвоню, чтобы пожелать моим девчонкам спокойной ночи! А пока я тебя целую!
– Я тебя тоже! Девушка послала мужу воздушный поцелуй и, простившись, отключилась. После звонка Блотского Злата еще немного посидела у фортепиано, задумчиво вертя в руках телефон, а потом прошла на кухню. Выпила чашечку чая, поболтала с мамой и дочкой и снова вернулась в зал. Обхватив себя за плечи, девушка остановилась у окна. Вчера Анька спросила, счастлива ли она. И Полянская, не задумываясь, кивнула в ответ. Она и была счастлива, Злата признавалась в этом даже себе самой, но… Но чего-то существенного и очень важного не хватало в ее жизни. До сегодняшнего дня она не задумывалась над этим, но после встречи с Виталей, после того, прочувствованного во сне, поняла, чего именно ей недостает. Не было в ее жизни того невероятного, пьянящего ощущения полета, не было будоражащих кровь желаний, нетерпения, ожидания и страсти, той, которая заставляла содрогаться тело…
Много это было или мало, Злата никогда не задумывалась, и без этого было о чем подумать, и все же что-то шевелилось в душе, от чего не так-то просто было отмахнуться. Интимная жизнь с мужем очень отличалась от того, что было у нее с Дорошем. Близость с мужем не поднимала на вершину блаженства, от воспоминаний о ней не бросало в жар. Она была, но если бы ее не было, Злата не опечалилась бы, как бы ужасно это ни звучало. Да, их связывало много больше, чем просто постель, но каждый раз Полянская беспокоилась о том, как бы Леша не понял, что страсть ее и огонь в большей степени наиграны. Ну не вспыхивала она от одного лишь мимолетного взгляда или легкого прикосновения мужа, а почему так происходило, не знала.
Она любила Блотского и не мечтала о другом. Но почему все было так и как это исправить, не представляла.
Сегодняшняя встреча с Виталей всколыхнула воспоминания, а приснившийся сон оставил в душе какой-то горький осадок, но если бы не эти два события, Злата и не вернулась бы мыслями ко всему этому. Девушка стояла у окна, глядя, как вдали стремительно гаснет закат и густые сентябрьские сумерки окутывают землю. И вдруг увидела Дороша.
Он неторопливо шел по дороге, засунув руки в карманы куртки. Шел так, как будто просто вышел прогуляться по деревне, но то и дело посматривал на окна домов, и на окна ее дома тоже…
Злата отпрянула от окна, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди и кровь приливает к щекам. Дорош, конечно, не мог видеть ее за шторой, но интуиция подсказывала девушке, что не просто так он решил прогуляться по улице. Прогулки по Горновке были не в его стиле. Мужчина бродил по улице, уверенный, что она непременно выйдет. Он ждал ее. Злата закрыла глаза, чувствуя, как у нее слабеют колени. Там, у ручья, Виталя, конечно же, все понял, ее ложь не была убедительна. Вот только это все равно ничего не меняло. Их дороги, пересекшиеся однажды, давно разошлись в разные стороны, и пусть земля круглая, они все равно никогда не сойдутся вновь. Полянская открыла глаза и увидела в дверном проеме застывшую фигурку дочки.
– Мамочка, а ты почему в темноте стоишь? – спросила Манечка, не решаясь войти в темную комнату. – Да так… С папой заговорилась и забыла включить свет! – с улыбкой ответила Злата. Подхватив девочку на руки, она поцеловала ее в обе щечки, а потом и в курносый носишко. – Папа передает тебе вот столько поцелуев!
– Папа звонил? Я тоже хотела с ним поговорить! Ты ему про замок рассказала? Тот, из песка, который мы с дедом построили?
– Нет, моя хорошая, не успела! Папа спешил, но обещал позвонить вечером, чтобы пожелать нам с тобой спокойной ночи, вот тогда ты сама ему все и расскажешь! А теперь пойдем ужинать! Мне уже не терпится узнать, что вы там такого с бабушкой приготовили!
– Ой, мы столько всего приготовили! И бабушка меня похвалила! Я ее самая первая помощница! Только кушать мне не очень хочется! Ты съешь и мой ужин тоже?
– Конечно, – легко согласилась Злата. Она вообще ужасно баловала малышку, позволяя ей все на свете, и если бы не строгая бабушка, неизвестно, чем все могло бы закончиться. – Но бабушка с дедом нам этого не позволят, ты же знаешь! Хочешь, я поставлю тебе самую маленькую тарелочку.
Как и многих детей в четырехлетнем возрасте, накормить Машку было сложно. Приходилось изобретать всевозможные игры и забавы. Злата с дочкой на руках отправилась на кухню. Вот это белокурое чудо и Леша Блотский, который так любил ее и верил, удержали Злату от сиюминутного порыва выйти на улицу, чтобы встретиться с Дорошем. Слишком дорога ей была семья. Она ни за что не решилась бы разрушить их безоблачный мирок. Разрушить так подло.
Глава 4
Тяжело дыша, баба Маня опустилась на стул. Лицо ее, прорезанное глубокими морщинами, было встревоженным, едва ли не испуганным. Видно было, она очень спешила, и то, что сейчас собиралась сказать, было очень важным. Если бы это было не так, она бы могла позвонить по телефону.
Злата сразу поняла: что-то случилось.
Молча поставив перед старушкой стакан воды, Полянская опустилась на стул напротив и, усадив дочку на колени, прижала ее к груди. Сердце тревожно забилось.
– Баба Маня, что случилось? – осторожно спросила девушка.
– Ой, Златуль! – всплеснула руками старушка, глотнула воды и немного успокоилась. – Зараз жа во печ вытапіла, чайнік паставіла кіпяціць, хацела кофе папіць. Гляджу, якісьці мужчына ідзе па двару. А я калітку ўранні адшчапіла, к Цімафееўне хадзіла, да і не закрывала, мала хто можа прыйсці. Заходзіць ён, а я на дзіване сяджу, рукі склаўшы. Зайшоў, паздароваўся да пытая: «А не скажаце, як да Светлагорскай трасы праехаць?» А ў самаго вочы па ўглам так і бегаюць, так і бегаюць. І морда страшная, і ўзгляд такі, воўчы. «Як праехаць, я не знаю», – кажу. А ён стаіць і не ідзе. Пастаяў, тады спрашывая, ці я адна жыву. А я, добра, не расцяралась, на дзверы кіўнула ды кажу: «Не, не адна, сын у той хаце спіць!» Ён пайшоў, а я да акна. Гляджу, ён у машыну сеў, старую такую, як «Масквіч», і ціхенька так яны паехалі па дарозе. А я толькі тады зразумела, як спужалася! Калітку і хату закрыла і к табе пабегла па агародах! Як ты думаеш, Златуль, што ім трэба? Што яны тут хо чуць выглядзець? Я тут падумала… Мо і да нас дакацілася тое, што па целявізару паказвалі? Мо і ў нас ужо пенсіі адбіраюць бандзіты ў адзінокіх пенсіянераў? А я толькі пенсію перад выхаднымі палучыла! Што рабіць будзем, Златуль?
– А как он выглядел? – спросила девушка, чувствуя, как у самой по спине бежит холодок страха.
А тут еще как назло и Леши рядом нет, и родители только сегодня уехали.
– Да сутулы такі, высокі i сухаваты. Морда страшная, як у зэка. Куртка на iм адзета такая карычневая…
– Я его вчера видела. Он по деревне шел и все на дома поглядывал. Я несколько расстроена была и не обратила на него внимания, думала, приезжий. Машунь, беги, включи мультики. Мама сейчас поговорит чуть-чуть с бабушкой и придет поиграть с тобой! – сказала Злата дочке и чмокнула ее в белокурую макушку.
– Во-во, выглядываў, сволач! Прыглядываўся! Трэба што-та рабіць, Златуль! Ой-ой! І дачка мая з зяцем у ад'ездзе! I сын на рабоце, толькі праз нядзелю прыедзе! – в отчаянии всплеснула руками баба Маня. – Мо ў сельсавет пазвонім? Хай бы нам прыслалі каго? Мы ж тут адны бабы, хто за нас заступіцца? Адзін Масько да той дзед, што ў цябе па саседству. Дак ад яго толку мала. Ён сам па сабе! А гэта точна бандзіты, Златуль!
Злата кивнула и отправилась за телефоном, но в это мгновение он сам дал о себе знать, залившись перезвоном. Девушка испуганно вздрогнула и поспешила поднять трубку.
– Ало! Златуля? Гэта ты? – закричала в трубку баба Нина, как только девушка поднесла телефон к уху. – Златуля, а ты там Манькі не бачыла? Званю ёй, званю, а ніхто трубкі не бярэ! Баюсь, как бы не здарылася чаго!
– Баб Нина, она у меня, не беспокойтесь! А… – Злата помедлила. Ей совершенно не хотелось пугать старушку, но волнение в голосе бабы Нины, граничащее с паникой, подсказывало Полянской, что бабулька не ради забавы разыскивает сейчас свою приятельницу. – Что-то случилось? – осторожно спросила девушка.
– Ой, Златуль! Ты адна дома?
– Да! Леша в Брянске, родители уехали. Мы с Машкой только.
– Зашчапі дзверы зараз жа і нікога не пускай! Зараз во заходзіў ка мне нейкі брадзяга, пытаў, як да трасы праехаць! Морда зладзейская, вочы так і бегаюць ад угла да ўгла! Усё на ікону паглядываў, што ў мяне ў пярэдняй хаце вісіць! Трэба Цімафееўне пазваніць! Бо ён, як ад мяне выйшаў, у машыну сеў, яго там дружок дажыдаўся! І яны паехалі на дзярэўню!
– Баба Нина, вы закрывайтесь и звоните Тимофеевне! И не открывайте никому, а если хотите, приходите к нам. Только по улице не идите, не надо! К бабе Мане он тоже приходил и тоже спрашивал, как проехать к Светлогорскому шоссе.
– От курвы! – в сердцах воскликнула баба Нина и положила трубку.
К вечеру в Горновке, наверное, не осталось ни одного дома, в котором бы не побывали эти типы. У всех они спрашивали об одном и том же, но самое поразительное заключалось в том, что никто в деревне так и не смог объяснить, как же на самом деле проехать до трассы. Так уж вышло, что трасса эта деревенским была без надобности. Все всегда ездили в ближайший районный центр, а трасса эта была в другом направлении. Да и далеко она была, проехать надо было не одну деревню, где-то завернуть, куда-то повернуть. И, казалось бы, в том, что эти типы заходили в хаты и спрашивали о трассе, не было ничего подозрительного, но вместе с тем к вечеру деревня затихла в тревожном ожидании чего-то неизвестного.
Проводив бабу Маню домой, Злата, как и все в деревне, закрыла все калитки, отвязала собаку, заперла двери и почувствовала, что впервые за все прожитые здесь годы ей страшно ночевать в собственном доме. Машка, как будто чувствуя тревогу и напряжение матери, не выпускала ее руку, неотступно следуя за ней. Полянской не хотелось пугать ребенка, и она, утешая себя тем, что к ней эти типы все же не зашли, безрезультатно пыталась себя успокоить. Злата волновалась за всех старушек в деревне, отчетливо понимая, что защитить их некому. Только Масько на всю деревню, да и то, какой из него защитник? Ему ли выстоять перед этими двумя, которые, судя по описанию бабулек, явно бывшие заключенные! Его самого нужно защищать! Правда, был еще Дорош. Кажется, вчера он говорил, что сейчас у него отпуск, который он проводит в одиночестве на родительской даче. Но обращаться к нему за помощью девушке не хотелось. Лично для нее он представлял не меньшую опасность, чем те двое на «Москвиче».
Полянская ничего не сказала мужу, когда он позвонил вечером. Ей не хотелось его тревожить. После разговора с ним подумала было позвонить родителям, да так и не решилась. Хотелось верить, что все еще обойдется. Злата рано уложила этим вечером дочку спать и сама собралась лечь, предварительно обзвонив всех старушек. Переодевшись в ночную сорочку и погасив везде свет, она подошла к окну.
Свет уличного фонаря рассеивал темноту. Улица была пустынна, только листья, срывающиеся с деревьев, одиноко кружились в желтом тусклом свете. Окна Луговских были темны. Баба Нина, как и все в Горновке, рано легла спать, закрывшись на все замки. Только сможет ли кто-нибудь в деревне сегодня уснуть? Сможет ли уснуть сама Злата? Полянская долго стояла у окна, обхватив себя руками за плечи, но ничего подозрительного так и не смогла усмотреть.
Наконец, сдавшись, она легла и зарылась лицом в подушку, убеждая себя уснуть. Но тревога и напряжение не желали отпускать. Вслушиваясь в тишину, она различала какие-то звуки и шорохи. И начинала задыхаться от страха. Показалось вдруг, что по двору кто-то ходит. И пусть их Дружок молчал, она все равно вскочила с кровати и прокралась к окну, пытаясь рассмотреть тонущий в темноте двор. Потом сходила на кухню и принесла кочергу, поставила ее у изголовья кровати, а мобильный засунула под подушку, готовая в случае чего тут же позвонить в милицию. Сейчас Злата жалела, что засветло не вытащила из кладовой дробовик, с ним она чувствовала бы себя куда увереннее. Старое дедово ружье не раз в таких опасных ситуациях приходило ей на выручку.