Оксана Евгеньева
Девочки не плачут

Глава 2

Что делать, если ты живешь с тираном? Уходить – это говорят все. От психологов до друзей. Есть, конечно, сумасшедшие, которые призывают бороться за любовь и за тирана, потому что его поведение – это признак глубокой травмы. Ну, вроде как родители виноваты, недолюбили в детстве, вот и отрабатывает несчастный ребенок свои проблемы на других чужих детях. Я много таких советов встретила. «Муж дан один раз и на всю жизнь. И задача жены – спасти эту заблудшую душу. Бороться».

Только, скажу я вам, бороться бесполезно. Спасать там некого. Нет человека внутри тирана. Только грязь. Болото, которое обволакивает, засасывает с каждым днем сильнее, забирая все силы и решительность. Говорят, жертвами тиранов становятся неблагополучные. Женщины, у которых был печальный опыт мамы перед глазами. Для которых такое поведение – норма, а не что-то невообразимое.

Да, семья у меня своеобразная. Мать всегда интересовалась только своей личной жизнью. Отец тоже устраивал свою без стеснения. Поэтому родители скандалили часто. Они занимались своей жизнью и частенько забывали обо мне. Я была послушным ребенком, тихим и спокойным. Хорошо училась, чтобы не вызывать гнев, чтобы они мной гордились. Но к моим успехам они относились равнодушно, им было все равно. А огорчать их я боялась. Нет, они определенно меня любили. Меня никогда не били, не обижали, я не могу сказать, что мне было плохо. Просто иногда я чувствовала, что мешаю им. Что я им совсем не нужна.

Я всегда думала, что в моей семье все будет иначе. Что это будет какая-то волшебная сказка, где все друг друга любят. Где нет грязи и измен, где дети желанны. Где женщина – это хранительница очага, а мужчина – добытчик. Ведь так и было поначалу…

Когда-то у меня была работа, деньги, увлечения, друзья, стремления. Потом появился Павел, и вся моя жизнь растворилась, исчезла, прошла сквозь пальцы. Потому что он стал центром моей вселенной, он поглотил меня целиком. А потом от меня осталась оболочка, внутри которой плескалось бескрайнее Пашино болото. Яд его любви.

Говорят, надо уходить немедленно. Все верно.

Уходить. Только куда? Бежать? Скрываться? Раствориться? С мыслями, что ты «никчемное чудовище» и ты больше никому не пригодишься? Страх – вот что испытывает жертва тирании. И не только страх от пребывания с тираном, но и от того, что когда-нибудь это пребывание может закончиться. И ты вылетишь на обочину жизни, вся такая поломанная и пустая. Отравленная.

***

Моя беременность закончилась сама. Мне даже не нужно было никуда идти. Не пришлось испытывать муки совести. Утром после скандала у меня открылось кровотечение. Уже в больнице мне сказали, что спасать некого. Вот тогда я и ощутила всю звенящую пустоту внутри. Последняя капля надежды покинула мое тело.

Я чувствовала и горе, но и облегчение. Потому что поняла: детей от Павлика у меня не будет. Никогда.

Паша расслабился, когда я вышла из больницы. Он обнял меня. Бормотал что-то очень оптимистичное, что-то очень душевное про то, что у нас обязательно будут дети. Что все будет хорошо. Я не слушала его. Пустота звенела внутри меня. В голове крутилась только одна мысль: «бежать». Надо скорее бежать от него.

Он отвез меня домой и пошел на работу. Я собрала вещи – все, что было дорого моему сердцу – и отправилась к родителям.

***

Я не стала посвящать их в наши семейные драмы. Я боялась их огорчить, расстроить. Хотя, возможно, стоило сказать правду. Я часто об этом думаю. Что бы они сделали, если узнали, что Паша меня ударил?

Но я просто вернулась к родителям со своими вещами и не увидела особой радости в их глазах. Но в квартиру они меня все-таки впустили. У нас давно не было той самой тонкой душевной связи, поэтому и теплого разговора не вышло. Мама лишь вздыхала, пока я разбирала свой чемодан. А потом мама побежала звонить Павлу, чтобы рассказать про возвращение блудной дочери с вещами. Не знаю, что ей ответил Паша, но мама успокоилась и заулыбалась. Уже вечером муж приехал за мной с цветами и красивой бархатной коробочкой с колечком.

Он был так убедителен, клялся, божился. Стоял на коленях и даже плакал. Он говорил о том, что сам не знает, что на него нашло, что у него сложный период, что наши неудачные попытки забеременеть его выбили из седла, и он смирился. А потом пошел обследоваться. Он подробно описал, чего ему это стоило. Так он и узнал о том, что у него возможны сложные генетические мутации в роду. Он испугался, очень испугался. Поэтому когда узнал о моей беременности, просто с ума сошел от страха. А когда понял, что я его обманула, у него слетели последние предохранители. Он не помнит, как ударил меня. Говорит, все было как в тумане. Аффект. Короче, я опять была виновата. Не оценила его усилий и стараний. Он был так убедителен, так нежен, что я сдалась. Не могу сказать, что поверила ему. Но мне так захотелось поверить, что я решила дать шанс нашим отношениям.

Когда родители провожали нас, они намекнули, что не стоит их вмешивать в семейные разборки, и вообще, с мужем мне очень повезло. Такого бы каждому. И если в следующий раз я приеду к ним с чемоданами, они просто не откроют мне дверь. Это была шутка, конечно. Шутка. Я до сих пор не могу переварить ее в своей голове.

***

Мы вернулись домой, и два месяца я опять жила, как в раю. Скажу честно, я поверила ему, успокоилась. Он опять был нежен, ласков. Он боготворил меня. Мы стали ходить по ресторанам, несколько раз встречались с друзьями. Я почувствовала, что воздух возвращается в мою грудь. Я поверила в то, что он понял, как был не прав. Вернулся мой хороший Пашка. Тот, от которого я была без ума, тот, который делал меня счастливой. Я поплыла на катере любви, плавно покачиваясь на волнах.

Правда, чтобы обезопаситься от шторма, я решила, взять себя в руки. Перестала есть сладкое, еду тихонько выбрасывала в мусор, делала упражнения, стала рассылать резюме в поисках работы. Я быстро пришла в форму и привела себя в порядок. Паша меня подбадривал и радовался моим успехам. Но когда я сказала Паше, что иду на собеседование, он устроил скандал.

Он орал как сумасшедший. Что это унизительно. Что он должен работать, а жена – дома сидеть и следить за хозяйством. Я пыталась отстаивать свою позицию, вызывая все больше и больше агрессии. Он начал меня швырять по комнате, выламывать руки и рассказывать о том, какая я неблагодарная. Что он изо всех сил старается ради меня, что он делает все, что я только захочу. Что я не ценю его усилий. Он был опять в том самом состоянии. Я сама не помню, как удалось вырваться и выскочить из квартиры. Босиком. Павел за мной не кинулся. Ему требовалось сначала хотя бы надеть штаны. О, будь благословенна привычка многих мужчин ходить по дому в белье.

***

Идти было некуда. Полное бессилие. Меня встретила соседка с первого этажа. Тетя Люся. Она была главной во дворе, следила за порядком и выращивала чудесные розы на небольшом участке у подъезда. Гоняла малолеток с сигаретами, орала на автолюбителей, паркующихся у окон, мазала лавку мазутом, чтобы летом молодежь не орала под ее окнами песни. Короче, была дворовым тираном, и я ее немного побаивалась, но и уважала за принципиальность.

Тетя Люся посмотрела на меня и хмыкнула:

– Муж выгнал?

А я расплакалась. Такая жалость навалилась от мысли, что я не человек, а ничтожество. Никчемная дура. И смотрят на меня все, как на дуру. Которую можно вот так вот взять и выкинуть из дома босиком.

– Ладно, ладно, – похлопала она меня по плечу. – Нечего реветь. Рассказывай. Разберемся.

Она открыла дверь и пригласила меня в свою квартиру. Я пошла. И рассказала ей все. Сама не знаю почему – то ли акт отчаяния, то ли я почувствовала, что если продолжу держать все в себе, то не выдержу. Просто не справлюсь.

Я рассказала ей вообще все – от самого начала до сегодняшнего дня. Тетя Люся слушала внимательно, периодически хмыкала или вздыхала. Когда я закончила свой рассказ, она резюмировала:

– Да уж. Ничего не изменится. Только хуже будет. Ты будешь рыдать, он тебя – мутузить. И так по кругу. Он ведь уважаемый человек? Не забулдыга? Не алкаш? Он всегда будет чистеньким. А ты – дурой. Знаешь почему? Потому что так и есть. Это твой собственный выбор. Он уважаемый человек, а ты, дура, его тень. Ты никто.

Я зарыдала еще сильнее:

– Так и есть. Никто. Но я же не специально, я же от любви, он сам так хотел. Что мне делать теперь? Что?

– Бежать, дурная. Лучше не будет. Ты на что вообще надеешься? Давай еще ему ребенка роди для полного набора. Гирю, так сказать, к ноге привяжи себе. А лучше двух сразу. И тогда он будет мутузить вас скопом. Или еще лучше – тебя мутузить и детей настраивать на такое же отношение.

– Мне некуда бежать. Родители мне не рады, они будут впускать Павла по первому звонку и выносить мне мозг, как я не ценю великолепного мужчину. Друзей, способных меня принять, у меня нет. Это все Пашины друзья. Денег тоже нет. Все средства у него, я лишь веду хозяйство, да за каждую копейку отчитываюсь. Подарки и одежду он сам мне покупает. Когда-то мне это казалось невероятным проявлением заботы и любви. А сейчас я понимаю, что он все у меня забрал. Вернее, я все ему отдала, даже возможность выбирать.

– Некуда бежать? – хмыкнула тетя Люся. – Тогда или рой могилу, или принимай бой.

– В смысле?

– У тебя какие варианты? Бежать. Терпеть. Бороться. Он ведь хоть и говно, но человек. Я имею в виду не бессмертный. Со слабостями. Ищи их, рой носом. Борись. И беги. Я помогу, чем смогу. Но сильно не рассчитывай. Старая я. И мужа твоего тоже боюсь. Он властный тип, вон на какой машине его возят. Знаешь, был в моей жизни один мужик гнусный. Все ходил за мной. Подкараулил как-то меня после работы. Да попытался наброситься. Он сильный. А я маленькая, слабенькая, он на три головы выше. Не знаю, что тогда на меня нашло. Но я кинулась на него, как больная, бешенная. И отмудохала так, что его лицо стало похоже на пельмень. Пьяный он, конечно, был. Повезло мне очень. Но я тогда крепко ему надавала. Не знаю, как не убила. И ты знаешь, он больше за мной не ходил. Тогда я поняла одну золотую истину: ты или быстро бежишь, или принимаешь бой. Но непременно действуешь. А не сидишь и ждешь, пока из тебя котлету сделают или отбивную и достоинства лишат. Думай, детка, думай. Ты же не котлета?

– Уже почти, – вздохнула я. Но ее слова попали прямо в душу и в голову. И стали прорастать. Пускать стебли, ветвиться у меня в голове.

Она поила меня чаем и успокаивала. А я думала о том, что буду сражаться.

Глава 3

Можно ли любить чудовище? Ну конечно. Я любила своего мужа. Хотя, скорее, это была не любовь, а какая-то зависимость. Ведь любила не того, кто меня тиранил. А того, каким он был когда-то. Даже когда он открыл свое настоящее лицо, я вспоминала его прошлого. И оплакивала своего героя. Я помнила каждую минуту своего былого счастья и понимала, что проблема еще и в том, что я по-прежнему надеюсь. Верю, что все наладится и вернется мой прежний любимый Паша. Что это временные трудности. Или я сама виновата, вот он и психует. Не бывает ведь идеальных людей. И я не идеальна. Я порой ловила себя именно на таких мыслях. Он же может быть нормальным! Идеальным!

И это был самообман. Самый жестокий из всех возможных.

Разговор с соседкой меня взбодрил. Во-первых, она единственная, кто мне поверил. А во-вторых, я понимала, что она права. Эти качели будут постоянными. Только плохого постепенно станет гораздо больше, чем хорошего. И в конце концов муж меня убьет. Совершит то, что невозможно будет исправить. И мне необходимо начать с того, чтобы признать: муж – чудовище. И он никогда не был принцем. Это я его таким выдумала, поверила. И отдала все ключи от собственной жизни. Бери, рушь, делай что хочешь. Он и делал, что хотел. Не принц. Монстр.

Знаете, в чем наша проблема? Женщин? Мы слишком терпеливы. Нас с детства учат терпеть и прощать. А еще заботиться о других. Иногда вопреки своим интересам. Природная материнская жертвенность, мать ее. Терпеть, прощать и надеяться на лучшее. А иногда надо просто уйти. Сразу. Как только чувствуешь этот внутренний дискомфорт – отстаивать свои позиции, бороться за каждый сантиметр своего я.

Но нам хочется отдавать себя без остатка. И надеяться, что все впрок. И будет отдача. Или пусть ее не будет, но нашему любимому человеку станет хорошо. Даже если нам в это время плохо. Все ведь во благо.

Я вышла от соседки с пустой головой и села возле подъезда. Босиком. Мне не хотелось идти к родителям. Я знала, чем кончится этот побег. Они отправят меня обратно. Удивительно, как быстро он завоевал их внимание и доверие. А может, им просто не хотелось вникать в проблемы дочери? Я думала и об этом.

Паша, видимо, увидел меня в окно.

Он спустился и отвел меня домой. Пытался даже на руки подхватить. Но я просто пошлепала босыми пятками за ним.

Это был чертов мир между нами. Он был нежен и учтив. А я слишком измотана, чтобы начинать бой сначала. Да и смысл начинать, если я точно проиграю? Я просто сжала зубы и терпела, пока он покрывал мое тело поцелуями, безмолвно плакала. А потом уснула.

Утром он ушел на работу, а я нашла телефон службы поддержки женщин, подвергающихся тирании от близких людей. И позвонила. Иногда надо посмотреть правде в глаза.

Минут 30 меня всячески мотивировали на жизнь. Говорили абсолютно правильные вещи. Но когда внутри дырка, эти слова выскакивают, не оставив даже осадка. Я поняла, что если я не найду в себе сил для борьбы, то мне никто не поможет. Ни одна служба поддержки и даже спасения. Разве что отпевание спасет мою душу. И все.

Соседка была права. У моего мужа есть слабые стороны. Если порассуждать – то это его работа, его статус, его лицо. Я знала, что он рвется к власти. Строит карьеру. Но он пока в середине пути. И этот путь очень тернист. Один неверный шаг, скандал – и репутацию сложно будет восстанавливать из пепла. И это мой шанс. Нет, не бежать и не кричать, что он меня бьет. Это редко срабатывает у нас. Через день уже все встанут на его сторону и будут говорить, что я сама мужика довела. Ведь ничего не сделала для того, чтобы он меня не бил.

Я знала, что его любят. Его ценят, ему доверяют. Он свой. В любом коллективе. Для моих друзей и даже родителей. Он – свой больше, чем я. Мне никто не поверит. Моему слову. Никогда. Чудовище в образе принца очаровало всех.

Но ведь это и есть его слабое звено. Его образ идеального во всем. Его репутация. Мне просто надо его подловить. И собрать компромат. Да такой, чтобы не отвертелся, чтобы все факты налицо. И он испугался бы огласки.

Эти мысли меня взбодрили. Конечно, не свет в конце тоннеля, но маленькое озарение.

Что еще мне нужно? Наверное, самое главное, что я уяснила – нельзя быть жертвой. Как только сложишь лапки – тебя раздавят. Сожрут и не поперхнутся. Сейчас я жертва, и надо срочно с этим что-то делать.

Ночью мне приснился одноклассник. Его обижали. Все пацаны гнобили его в школе. Закрывали в туалете, плевали в него, мутузили, но не больно, а скорее обидно. Вытирали им стены, окунали лицом в унитаз. А он улыбался. Он был таким себе «мальчишкой для битья» по своей воле. И вызывал очень неприятные, противоречивые чувства. Брезгливость. Его не было жалко. Я даже мучилась совестью по этому поводу. Он был противен всем. Теперь я поняла почему. Во сне ко мне пришло озарение. И от этого я проснулась и села в кровати. Рядом спал Павел, а я смотрела на него и крутила в голове внезапную мысль про одноклассника.

Леша никогда не пытался себя защитить. Никогда. У него всегда был выбор – драться и быть избитым, но гордым. Или бежать, жаловаться, действовать. Ведь можно же было хоть что-то делать. А он выбрал просто получать пинки и затрещины, вытирать чужие слюни с лица. И улыбаться. Я была Лешей. Я была этим чертовым мальчиком для битья. Толстым, бесформенным, испачканным в крем от торта мальчиком, которого заставляли есть и смеялись, которого лупили, а он улыбался. Он никогда не пытался себя защитить. И никто его не хотел защищать. Ведь он улыбался, черт побери, во весь рот, хихикал вместе со всеми. И ходил за мальчишками хвостиком, чувствовал себя своим! Сидел за одной партой с главным обидчиком и молча смотрел ему в рот. С обожанием.

От внезапного открытия пот прошиб меня. Страх и отвращение к себе и к тому, что я это допустила. Сотворила с собой такое. Во имя любви не к себе. Этот сон стал отправной точкой. Я больше так не хочу.

***

Итак, я начала действовать. Первым делом я полезла в компьютер. И через пару часов узнала все про небольшие портативные камеры, которые можно установить дома и следить за всем происходящим. Я купила две штуки и прочитала в интернете, как и где лучше их спрятать. Я знала, что Паша не увидит и не найдет их. Он дома отдыхал, а не шарил и выискивал. Он не ждал от меня подлянки. Ведь я жертва с улыбкой на устах. Он потерял бдительность так вовремя для меня.

Вторым моим шагом было полное понимание, что я должна учиться себя защищать. Для этого мне необходимо привести себя в форму. Скорее внутренне, чем внешне. Ну и позаботиться о средствах защиты. Благо, сейчас есть разные варианты. Мне показалось, что шокер – мой инструмент. Но он стоил дорого. Очень дорого. Поэтому я начала откладывать деньги. Как мелкий воришка – то там сэкономлю, то там обману. Я раньше и представить себе не могла, что буду вести себя, как нерадивое дитя. Паша требовал отчеты обо всех моих тратах. Он просил прикреплять чеки и отчитываться по сдаче. Но он привык к тому, что я всегда честна. И перестал открывать холодильник для сверки. Что-то крупное скопить было сложно, но я все равно умудрилась.

Еще важнее было перестать бояться самого Паши. Именно страх – самый большой враг. Мне понадобилось не так много времени, чтобы осознать, что страх связывает меня по рукам и ногам в то время, когда муж издевается надо мной. Страх мешает защищаться. Боязнь, что я проиграю и сделаю хуже, что муж выйдет из себя и убьет меня. Страх, что у меня ничего не получится. И это был факт, с которым надо было что-то делать. Нельзя даже в мыслях допускать свой проигрыш. Но ведь легко сказать. А сделать – страшно.

Мне надо было почувствовать свою власть. Понять, что я могу хоть что-то сделать против него. Поэтому я пошла в аптеку, купила слабительный сбор для похудения удивительного действия. И приготовила мужу невероятно вкусный чай. Наши вечерние чаепития были в силе. И в этот раз я получала невероятное удовольствие. Еще и пирог испекла с мясом, как он любит. А ночью хихикала, закусывая подушку, когда он бегал в туалет каждые 15 минут, покрываясь испариной. Он даже подумать не мог, что это моих рук дело. Я разводила ему лекарство от диареи и чувствовала, как ко мне возвращаются силы.

Я ликовала. Потому что ко мне, наконец, пришло осознание – я ведь тоже не промах! Та еще стерва. И пока он ест мою еду – он зависим от меня. Пока он живет со мной, он может получить от меня нож в спину. Он может меня прибить. А могу и я. Вот прямо этим казаном для плова. Пока он спит. По голове. Он в моих руках не меньше, чем я в его. Муж и жена, все поровну.

Понятно, что я не собиралась его убивать. Все эти мысли и манипуляции просто помогли мне осознать, что я тоже опасна. Я не жертва. Пускай мелкая ночная крыса, но с зубами. И я смогу укусить.

Еще один нюанс, который меня заботил – работа. Нет, я не переживала, что не смогу ее найти. После игры с моим самолюбием я готова была на любые предложения. Хотя в загашнике лежал красный диплом.

Я не боялась остаться без денег. Жить на улице. Эти мысли были ничем по сравнению со страхом, что я не смогу устоять. И прощу, вернусь к мужу. Или что он начнет преследовать меня, а может, убьет. Или покалечит. Будет угрожать родителям. Я боялась расправы. Поэтому мне нужны были гарантии. И острые зубы.

Мне нужны были деньги, чтобы бежать и спрятаться. Мне нужна была работа.

Так я освоила возможности интернета и стала писать статейки для сайтов, оставляла отзывы, бралась за любые предложения. Небольшие деньги, конечно. Но я радовалась и им. И у меня получалось писать, хорошо писать. Просто какой-то талант открылся. Через некоторое время меня завалили заказами, а я брала все и откладывала каждую копеечку. Мне приходилось изворачиваться, чтобы успевать следить за домом, готовить еду и работать, чтобы Паша не догадался о переменах в моей жизни, в моем мышлении.

Павел продолжал меня тиранить по бытовым вопросам, но руки не распускал. Я делала вид, что безропотно терплю. На самом деле я его больше не слышала. Не верила ему, не реагировала. Его прекрасный образ померк. Я видела всю фальшь его слов. Видела, насколько он бывает невменяемым. А в моей голове только отсчитывались минуты до побега.

Все-таки он стал замечать, что со мной что-то происходит, что его власть теряет вес. Я наблюдала, как он все проще и проще заводится, теряет равновесие. Кожей чувствовала, что скоро будет кульминация. Развязка.

И я боялась. Но это уже был не животный страх жертвы. А страх убийцы, который боится, что его раскроют раньше времени. Я устала от ожидания. А он на удивление держался. Не трогал меня. Не бил. И в голове нет-нет, а пролетала мысль: вдруг он понял? Вдруг изменился? И это терзало меня. Сомнения продолжали разъедать мою душу.

Развязка произошла неожиданно. То ли проблемы у него на работе, то ли он просто устал быть относительно хорошим. Все началось с того, что он попросил у меня отчет по тратам. Я всегда записывала все в тетрадку и сохраняла чеки. Но тут он решил разобраться в мелочах и полез в холодильник. Видимо, он все же почувствовал, что не сходятся расходы с отчетами. Мой муж не был дураком, совсем не был.

Я знала – это мой звездный час. Я просто чувствовала, поэтому отпросилась в туалет до отчета и положила в карман шокер. Он был достаточно большой, и я очень боялась, что муж его увидит. Но он смотрел не на карманы. Он был увлечен собой и своим великолепным монологом.

Павел меня отчитывал. Ругал за расточительность. Он оседлал любимую лошадку и бодро на ней объезжал свои владения, когда я перебила его и сказала:

– Паш, заткнись, пожалуйста. Я хочу развестись.

Он опешил от моей дерзости, а я продолжила. Мое сердце стучало и вырывалось из груди:

– Я хочу развестись, потому что больше не люблю тебя. И никогда тебя не любила. Ты мне противен. И, кстати, на твоих трусах дырка.

Он посмотрел на меня прицельно, потом в два шага настиг меня и схватил за горло, а потом ударил по лицу. Раз, раз, потом еще один. Он бил так яростно, что я понимала – мне надо спешить, пока я еще могу двигать руками и думать. Я судорожно достала шокер из кармана и нажала на кнопку. Потом еще раз, и еще.

Глаза мужа в тот момент я не забуду никогда. Более того, я старательно буду хранить эти воспоминания так долго, сколько смогу. В его глазах было недоумение. А потом паника. Я и правда могла его прикончить. Прямо там.

Производитель обещал паралич или потерю сознания. Мне нужны были именно они.

Жалко, что я не видела, как он приходит в себя. Мне понадобилось не больше трех минут, чтобы взять приготовленные давно вещи, одеться и сбежать по лестнице вниз.

Я давно готовилась к побегу, поэтому время было рассчитано по минутам. Я не испытывала страх. Только трепет и азарт. Не чувствовала боли от его ударов, хотя по лицу текла кровь. Только адреналин и восторг. Я постучала в знакомую дверь и тетя Люся тут же ее открыла.