О.Рейтерн
Потерян в море
– Не забыл, – пират буркнул недовольно, но петь больше не стал. Рука у старпома и правда была тяжелой.
Вскоре пираты затихли, усевшись перекинуть кости между бочек. Могло показаться, что Малёк и Отверженный остались одни. Но это было обманчивое ощущение. И первым сквозь иллюзию пробился фрегат. Он насторожился, внимательно вглядываясь в темноту перед собой. Но, как ни старался, не мог разглядеть хоть что-нибудь.
– Смотри, открытое море, исчез проклятый корабль, – нежный женский голос раздался перед ликом Отверженного.
Вслед за ним в воздухе стал проступать черный силуэт. Виднелись только контуры тела, лиан, что заменяли волосы, перьев, покрывающих плечи вместо плаща. Сквозь него можно было даже увидеть воду и остров. И только небольшой фиолетовый камень яшмы в центре груди виднелся четко и явно, испуская слабый свет. От неожиданности юнга чуть не слетел с фальшборта, но кое-как смог сохранить равновесие. Отверженный же недовольно осклабился, презрительно смотря на непонятное существо.
– Ох, ну, где моя вежливость? Разрешите представиться – дух-хранитель этого острова, несравненная Каттальтта! – она театрально поклонилась. Подняла голову, чтобы посмотреть на осьминожью морду Отверженного и издевательски протянуть: – В воздухе пахнет бедооой. Чувствуешь это, проклятый корабль? Чувствуешь своего капитана? А?
От подобных вопросов фрегат нахмурился. Он сразу же потянулся к Грахго, который сейчас был где-то в глубине острова. Нить, связывающая их, истончилась, натянулась. По ней до Отверженного больше не переходила прекрасная надежда. Только ярость и всепоглощающее разочарование. Морду корабля исказила злость.
– Дело дрянь. Да? – юнга испуганно сжимал канат, со страхом смотря на Каттальтту.
В этот момент нить капитана исчезла. Отверженный пораженно замер, впервые потеряв связь с Грахго.
– Маленькая чистая душа, что ты забыла в этом эпицентре тьмы? – дух покачала головой. – Хотя, уже не такая уж и чистая. Я вижу на тебе отпечаток капитана, которого, к слову, больше нет, – Каттальтта издевательски улыбнулась, наблюдая за растерянностью фрегата и юнги.
И пока Отверженный пытался дотянуться до Фанатика, дух-хранитель вальяжно устроилась на бушприте, облепив его призрачными лианами.
– Но матушка говорила, что духи-хранители помогают людям, – юнга почти шептал от волнения. – Как маяк помогает кораблям.
– Хах, маяк не выбирает кому светить. Он просто рушит тьму.
Лианы духа постепенно начали впиваться в обшивку фрегата, вспарывая не тело Отверженного, а его душу, заключенную в дереве. Но корабль, тонущий в отчаянных попытках добраться до капитана, поначалу не замечал этого.
"Не смей сдаваться'!" – голос Грахго ворвался в сознание Отверженного не хуже выпущенной стрелы.
"Уничтожь ее, старик!" – простой призыв пробудил фрегат, вывел из оцепенения.
Отверженный резко вздыбил щупальца, хватаясь ими за лианы и тело духа-хранителя. Каттальтта вздрогнула от неожиданности и боли. Лианы и щупальца перемешались в стремлении достать друг друга, напоминая змеиную свадьбу. Но как бы дух не пытался выбраться, корабль, словно истинный осьминог, присасывался к нему, не позволяя отступить.
– Пусти-пусти, негодяй!
Каттальтта извивалась, потеряв все свое высокомерие и самоуверенность. Однако Отверженный не собирался останавливаться. Его щупальца полностью обволокли призрачную фигуру, притягивая все ближе к носовой фигуре. И в какой-то момент Каттальтта начала таять. Ее сила и жизнь переходили кораблю.
– Нет! – отчаянно взвизгнула она.
"Забери камень. После отпустишь ее." – голос капитана в голове Отверженного звучал устало и приглушенно, но чем больше говорил Грахго, тем быстрее возвращалась связь между ними.
Пока щупальца крепко держали духа, громадная рука потянулась к камню. Отверженный не сразу сумел его обхватить. Пришлось впиваться в призрачную плоть Каттальтты, отчего ее высокомерное лицо исказилось от боли. Но вскоре фиолетовый, пульсирующий в такт биению сердца, камень лежал на ладони корабля, а сам дух тающими лоскутьями падал в спокойную гладь моря.
– Что б меня морской дьявол прибрал…
Пираты, несшие ночную вахту, замерли позади перепуганного юнги, не зная, куда смотреть и что делать. Да и сам Малёк дрожал, как пожелтевший лист на ветру.
"Ты молодец, старик," – одобрение капитана щемящей волной прошлось по деревянному телу фрегата.
"Сердце Каттальтты у нас! Придержи его до утра, старик. Я возвращаюсь."
Отверженный чувствовал радость Фанатика, его усталость и гордость. Но, помимо этого, корабль ощущал облегчение. Свое облегчение от того, что капитан вернется.
***
Мягкие лучи восходящего солнца плавно опускались по мачтам, перепрыгивая с реи на рею. Искривленные тени, отбрасываемые величественным фрегатом, тонули в черном песке и тянулись к кромке леса. Мир не торопясь просыпался. Вот только Отверженный и его команда не спали уже давно. После ночного происшествия дежурные сразу же отправили юнгу к старпому. Первым проснулось плохое настроение Ловкого Эра и только потом он сам. Дальше все завертелось и закружилось в череде вопросов и путанных объяснений. Монументальным оставалось только молчание корабля. Так и не добившись хоть сколько-нибудь нормального объяснения, при этом разбудив чуть ли не половину команды, старпом стоял около носовой фигуры, почесывая грудь.
– Хоть бы ты сказал, что творится, – Ловкий Эр дернул щекой. – А то от этих кретинов, гарпун им в задницу, разве что-то добьешься?
Фрегат согласно повел щупальцами, бросив на юнгу, понуро стоявшего подле старпома, хитрый взгляд. Ловкий Эр был не в курсе, что корабль мог общаться и, что юнга видел все, а не только итог схватки духа с Отверженным. Мальчишка не рискнул что-то рассказать старпому, помня об обещании Фанатика лишить его языка, сболтни он что-то лишнее.
– Может, подать сигнал Джодоку и Мартину? – неуверенно спросил молодой пират с парой золотых сережек в ухе.
– И что они тебе сделают? Деве Марии помолятся? Молчал бы лучше, Морган.
Названный Морганом перевел взгляд на берег, где ночевали товарищи. Отверженный чувствовал тревогу и липкий страх, исходящий от парня. А вдруг это теперь не хорошо знакомые ему пираты? Мало ли что за чертовщина происходит на острове! Но тут меж листьев папоротника мелькнула человеческая фигура и на пляж ступил капитан.
– Капитан! – первым вскричал юнга, подскочив на месте.
На берегу Грахго подошел к ожидающим его пиратам и начал что-то медленно говорить. Те только кивали, пока чернокожий здоровяк не усмехнулся. Через пару минут шлюпка с Джодоком и Мартином направилась к фрегату, а Фанатик остался на берегу, провожая взглядом. Его фигура явственно выделялась на фоне тропического леса за спиной, излучая аристократическое благородство и уверенность. Но ни у кого и никогда не возникало вопросов, пират ли Грахго. Ремесло было написано у него на лице. Команда и сейчас не сомневалась, что это их капитан, доверясь кораблю, только следила за приближением товарищей напряженно и чересчур внимательно.
– Подать конец! – отдал приказ старпом, когда шлюпка приблизилась к кораблю.
– Мож, наоборот? – хохотнул Худой Том. Но смешок вышел нервным и ненастоящим.
– Я ваши глотки натяну на реи за такой треп! – Эр перевел злой взгляд на команду, положив ладонь на кортик. Но Отверженный знал, что за злостью старпом прятал страх и неуверенность.
Вскоре Джодок и Мартин оказались на палубе, представ перед десятком любопытных глаз. Первым делом они передали приказ:
– Капитан велел послать людей для изучения острова и пополнения припасов. Не забудьте Малька, он должен передать что-то капитану. На парусах за старшего остается Саром, – Джодок, бывший на голову выше большинства пиратов "Отверженного", растер лицо. Посмотрев на Сарома, он добавил: – Мы разве не заслужили немного рома?
– По кружке, – боцман хитро усмехнулся, кивнув Гарри-Пороху.
– Все слышали приказ капитана?! За дело, трусливые крысы!
Наблюдая, как пираты готовятся к высадке, Отверженный поманил к себе юнгу. Мальчишке пришлось сильно свесится с бушприта, чтобы забрать небольшой тряпичный сверток из рук корабля. Подмигнув Мальку и подтолкнув его в грудь щупальцами, Отверженный закрыл глаза. Фрегат был слишком любопытен, чтобы отказать себе в удовольствии понаблюдать за тем, что происходит на берегу, из первых рядов. Он уже не был живым кораблем с головой осьминога и десятками щупалец, тянущихся от носа корабля к бортам. Он стал Грахго де Мора и теперь устало смотрел с берега, как еще пара шлюпок опускаются на воду.
***
Усталость напоминала старый прадедовский доспех, тяжелыми латами давя на плечи и прижимая к земле. Интересно, а полумифическая мифриловая кольчуга была легка, словно лебединое перо, как рассказывала мать? Или столь же сильно давила? Грахго усмехнулся. В моменты, когда отчаяние медленно отравляло душу, он всегда вспоминал старые истории матери о далеких землях и опасных приключениях, где даже в самой ужасной ситуации тебя обязательно спасут на крыльях орла. В жизни же этим сранным орлом был сам Грахго.
– Ленивые обезьяны.
Он презрительно сплюнул, недовольный медлительностью команды, и поднялся, желая пройтись по берегу. Капитан "Жемчужины", побывавший здесь несколькими месяцами ранее, рассказал об острове, что ненавидит чужаков, и песке, оторвать взгляд от которого при свете солнца невозможно. Каттальтта всеми возможными способами пыталась защитить эту землю от чужаков. Да и вообще от людей. Дух-хранитель дал "Жемчужине" час, чтобы убраться с острова. Но Грахго решил действовать иначе. Пустую землю не охраняют просто так.
Позади послышались голоса людей, хлесткие команды и шуршание шлюпок по песку. Фанатик остановился, в недоумении разглядывая алебастровые кости чьих-то огромных челюстей, торчащих из песка. Яркий контраст между белым и черным делал их еще более зловещими.
– Капитан Грахго!
Запыхавшийся юнга успел остановиться около спрятанного в песке костяного "капкана", сразу же согнувшись пополам и пытаясь отдышаться. В руках он сжимал объемный сверток, перетянутый фирменным узлом кока.
– Ну здравствуй, Малёк, – Фанатик усмехнулся, оглядывая раскрасневшегося мальчишку. – Как команда?
– Нап-напугана, – юнга выпрямился, доставая из кармана скомканную тряпицу и протягивая Грахго.
– Хочешь сказать, что мои парни сброд трусливых девиц? – мужчина иронично приподнял бровь, забирая тряпку.
Зажав ее в ладони, он чувствовал, как она пульсировала из-за сердца Каттальтты, спрятанного внутри. Фанатик бережно убрал камень в карман камзола, довольно улыбнувшись.
– Нет, капитан!
– Но они напуганы…
– Нет, капитан! Я ошибся. Они встревожены, – поспешно изменил свой ответ юнга. Вспомнив о втором свертке, он протянул его капитану: – Джулио просил передать.
Джулио, ворчливый корабельный кок, поражающий, как своей жестокостью, так и заботливостью, уже давно знал Фанатика. По фрегату ходили слухи, будто Грахго и Джулио плавали вместе еще задолго до формирования команды "Отверженного", и порядком до того, как оба ступили на пиратский путь. Но так это или нет, знали немногие. А кто знал, держал язык за зубами.
– Только это? – Фанатик кивнул юнге, чтобы тот следовал за ним, забрав у него сверток и направившись в лес. Грахго, на пару минут повернув голову к занятой команде, поймал взгляд старпома. Он показал ему свободной ладонью жест, что все в порядке, и кивнул на ответный, полностью копирующий его.
– Нет, – Малёк замялся, смущенно смотря под ноги. Капитан, занятый распаковкой свертка, терпеливо молчал. – Ну, в общем… Он просил передать, что вы эгоистичный засранец. И чтобы не подавились, – совсем тихо закончил мальчишка.
Грахго, к этому времени уже освободивший из тканевого плена кукурузную лепешку и бутылку красного вина, расхохотался, спугнув с ближайшей ветки какую-то пеструю птицу. Капитан разломил хлеб на две неровные части, отдав одну из них Мальку. От второй он сразу же оторвал добрый кусок. Так, завтракая на ходу, их маленькая компания углублялась к центру острова.
– Капитан! Что это?
Юнга замер рядом с крупным высохшим коконом, около которого лежал старый скелет какой-то обезьяны, чьи ребра были разорваны. Но странным было вовсе не это. Внутри развороченных ребер лежал еще один скелет уродливого членистоного существа.
– Если бы я знал, парень, – безразлично пожал плечами Грахго, делая глоток вина и продолжая путь.
– Но, капитан, разве здесь не опасно? – мальчишка побоялся сильно отставать от беззаботного капитана, нагнав его в считанные секунды.
– Опаснее духов здесь никого нет. Но пока Каттальтта зализывает раны после встречи с Отверженным, они не осмелятся напасть.
Дальнейшую дорогу они преодолевали молча. Юнга, чуть ли не наступая Фанатику на пятки, торопливо шёл за ним, боясь вглядываться в окружающие их заросли, где ему мерещились бестелесные силуэты и горящие глаза. Джунгли жили своей жизнью. Порой было сложно понять, что там, за очередным разлапистым папоротником: злобный дух или ловкая обезьянка? Малёк не доверял ни первым, кровожадным тварям, ни вторым, прирожденным воришкам.
– Еще раз наступишь мне на ногу, – тихий голос капитана, полный скрытой угрозы вырвал Малька из тягостных размышлений об очередной тени за деревом.
Вскоре они остановились на краю небольшой каменной площадки, находящейся на возвышенности и окруженной полуразрушенными колоннами, что поддерживали обветшалый купол с дырой в центре. Джунгли расступились здесь, открывая вид на бухту с фрегатом и словно преклоняясь перед древностью строения. В центре площадки возвышался словно кривой постамент, украшенный хаотичными, на первый взгляд, узорами. А вокруг, под куполом и на земле, местами пересекая невидимую границу между камнем и лесом, были разбросаны удивительные, порой странные, но завораживающие диковинки. У самого постамента неравномерной грудой лежали сотни монет непривычной формы с чеканным черепом посередине, что скалился пугающей улыбкой в пустоту неба. Немного в стороне, словно мусор, валялся завораживающий красотой кубок, созданный из цельного изумруда, напоминая святой грааль и вызывая в груди трепет.
– Подождешь здесь. За круг из колонн не выходи, – капитан отдал юнге пустую на треть бутылку вина и направился прямиком к постаменту, на ходу доставая сердце Каттальтты.
Оказавшись на месте, Фанатик вложил камень в специальное углубление на постаменте. От сердца сразу же зазмеились потоки силы, пронизывая площадку и уходя в недра земли. Вокруг поднялся ветер, застонали духи, ставшие намного заметнее даже под лучами утреннего солнца. Грахго достал кортик и, распоров кожу на пальце, нарисовал вокруг сердца Каттальтты несколько несложных символов на камне. Как только последний кровавый знак был завершен, над головами капитана и юнги раздался пронзительный визг.
– Здравствуй, Каттальтта, – слова Грахго сочились иронией, точно пчелиные соты мёдом.
– Проваливай прочь!
Дух-хранитель, ставший значительно бледнее и теперь имеющий безобразную черную дыру в груди, в бессильной ярости метался под куполом.
– Я не хочу идти по второму кругу. Подобный диалог мне надоел еще ночью. Давай уже перейдем к той части, где ты осознаешь всю патовость ситуации, – бессонная ночь давала о себе знать, Грахго терял терпение. – Не хочу прибегать к силовому убеждению, но времени у нас не очень много.
Каттальтта зашипела, подлетев вплотную к лицу капитана и с ненавистью впиваясь в него взглядом. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять – она отдала бы многое, чтобы вцепиться в утонченное, не утратившее благородства даже от шрамов, лицо когтями.
– Мне просто нужны ответы, Каттальтта.
– Говори!
– Как снять проклятие?
– Неужели Фанатику надоело быть грозой морей? Надоело кормить монстра, которого сам же и создал? Ты смешон и жалок, – дух выплюнул последние слова, разразившись издевательским смехом.
Капитан же оставался спокойным, пережидая слабую попытку Каттальтты сохранить свою гордость.
– Сам ты не снимешь, – перестав смеяться, хранитель растягивала удовольствие, стараясь ужалить Грахго словами посильнее. – Ваша связь с тем миром сильнее, чем моя. Ты – жизнь. Он – смерть. И вы вросли друг в друга, как парочка уродливых близнецов. – Каттальна, приблизившись к уху Фанатика, практически коснулась призрачными губами его кожи, с изощренным удовольствием проговаривая следующие слова: – Тебе не видать счастливого конца, капитан Грахго. Нет-нет-нет. Ни тебе, ни твоему любимому кораблю.
Фанатик зарычав резко схватил духа-хранителя за шею, сжимая пальцы до побелевших костяшек, совсем как ночью, когда отбивался от призраков острова. Каттальтта забилась в его руках, напоминая полудохлую рыбу, выброшенную на сушу в ураган. Духи острова, желающие спасти своего хранителя, ударялись о невидимую границу, созданную колоннами, но не могли пройти и от этого вопили еще громче, наполняя своей бессильной яростью лес.
– Ты…не…можешь меня…убить, – Каттальтта говорила рвано, неуверенно, словно пыталась убедить в этом не Фанатика, а себя.
– И почему же, Каттальтта? – Грахго немного ослабил хватку.
– Я один из замков, держащий границу, – дух-хранитель хваталась за руку Фанатика, заглядывая в холодные глаза, в которых не было и капли жалости. Только убивающее безразличие – Нить Топони.
– Что такое Топони? Отвечай же!
– Галактика.
– Так ты путь, по которому души умерших покидают землю, – капитан несколько секунд смотрел на полупрозрачную женщину, пока его губы не изогнулись в дьявольской улыбке. – Один из замков, говоришь? – вкрадчивый вопрос заставил бы встать волосы дыбом, если бы они были у Каттальтты.
Она и вторящие ей духи закричали, в ужасе наблюдая, как на призрачных руках и ногах появляются серебристые браслеты, напоминающие кандалы. Впрочем, почему только напоминающие? Фанатик отпустил Каттальтту, оставляя на ее шее явственный, словно выжженный, след пальцев.
– Сколько вас всего?
– Много, – голос духа едва шелестел.
– Сколько нужно, чтобы открыть проход?
– Пять. Чтобы открыть небольшую щель.
Капитан, удовлетворенно кивнув, вытащил сердце Каттальтты из постамента, забирая его с собой, и направился прочь. Он нашел юнгу у одной из колон. Мальчишка свернулся калачиком, в страхе прижимая к себе бутылку вина.
– Пойдем, Малёк. Мы здесь закончили.
– Де Мора! – Каттальтта окликнула капитана, пока он поднимал юнгу на ноги. – Что теперь будет?
– Ничего. Ты продолжишь выполнять свое предназначение, но теперь еще и мою волю, – Грахго по-доброму улыбнулся. – Я сделаю здесь стоянку. Храни ее от посторонних глаз, дорогая Каттальтта.
– А мое сердце?
– Я верну его, когда ты больше не будешь мне нужна.
Что-то в глазах капитана заставило духа-хранителя вздрогнуть.
– Ты хочешь открыть?
– Да.
– Мертвых нельзя вернуть.
– Я был свидетелем обратного, – капитан посмотрел на Малька, подтолкнув его к лесу, и на прощание махнул Каттальтте рукой.
В след ему донеслось едва слышное:
– Не удивительно, что тебя прозвали Фанатиком…
***
Отверженный недоуменно открыл глаза. Многие слова для него были неясны. Жизнь. Смерть. Проклятый. Зачем все это, если он, живой фрегат, совершенен?
Глава 4. Боцман
"– Вам не отыскать путь, капитан. Увы-увы, – приторно сладкий голос Каттальтты таил в себе больше яда, чем иной олеандр.
– Я все же попытаюсь."
– Шах и мат!
– Так не честно! Ты жульничал!
– А вот и нет!
– А вот и да!
Звонкие голоса мальчишек разрывали сонную тишину поместья. Крики спугнули пару птиц, напугали толстобрюхую лягушку и оглушили пролетающую мимо стрекозу. Но, казалось, утомленные сиестой, обитатели резиденции семьи Мора не обращали внимание на загорающуюся перепалку. Только рыжий кот наблюдал за детьми со слабым интересом.
– Учись проигрывать.
Первый голос принадлежал худощавому мальчику лет восьми. Манжеты его рубашки были испачканы травой, а ворот расстегнут, будто у какого простолюдина. На щеке виднелась длинная царапина, оставленная котом. Да и красивые черные волосы были растрепанными и торчали во все стороны. Подобный вид казался удивительным, ведь еще полчаса назад, когда учитель оставил мальчиков, ребенка было не стыдно показать и самому папе Римскому.
– Учись играть честно!
Второй участник ссоры был ненамного старше первого, хотя и выглядел крупнее и крепче. При первом взгляде и вовсе можно было решить, что они одногодки. Практически идентичная внешность, состоящая из черных волос и зеленых глаз, только еще больше способствовала этому. Но если младший выглядел настоящим бунтарем, который чуть ли не в конюшне валялся, то старший представлял собой образец опрятности.
– Я честно играл!
– Как бы не так! – старший, не выдержав распирающей обиды, кинул в младшего искусно вырезанной фигуркой ферзя.
Та пролетела совсем близко от головы мальчика, ударилась о балку беседки и упала к ногам третьего ребёнка, который, притаившись в тени, был практически незаметен. Он являлся полной противоположностью спорящих братьев. Светловолосый и голубоглазый, сын приезжего художника обладал флегматичным характером, а потому смотрел на ссору в точности, как рыжий кот, упомянутый ранее.
– Ах значит вот ты как?! – младший, недолго думая, полез к брату с кулаками, намереваясь задать хорошую трепку.
– Грахго и Арманд де Мора, – строгий женский голос прозвучал, как гром среди ясного неба, останавливая драку, что так и не успела начаться: – что здесь происходит, позвольте узнать?
"– Твои мысли спутаны, капитан. Как ты доберешься до моих, если не властен над своими?
– Твой сарказм не помогает, Каттальтта.
– А разве похоже, что я хочу помочь?"
Солнце, находящееся в зените, выжигало глаза, плавило кожу и превращало жизнь в попытки выбраться из кипящего котла, которым сейчас был остров в эти мгновения. Дикое зверье пряталось в норы, замирало под тенью деревьев и уходило в пещеры, в избытке разбросанных здесь повсюду. И только призрачная фигура стояла на краю скалы, с безразличием наблюдая, как потрепанный бриг входит в бухту. На обшивке виднелись следы сражения, фок-мачта едва заметно накренилась и только название парусника, "Жемчужина", гордо красовалось у кормы, словно судно посмеивалось над своим плачевным положением.
– Что ж они тебя не добили, каракатица ты этакая?
Дух недовольно скривилась, держась лианами-волосами за древние колонны своего дома. Отсутствующий ветер игриво трепал перья на плечах и ласкал несуществующую кожу. Но подобные привилегии неживого существа не могли исправить скверное настроение. Дух-хранитель обязан оберегать свой дом от незваных гостей, чтобы живые не помешали слетающимся сюда духам перейти по нити в Топони и обрести покой. Души живых горели так ярко, что могли сбить с пути тех, чье место было уже не здесь. А тех из них, кто оставался в услужении хранителя, дабы искупить ошибки прошлого, люди дразнили полнотой жизни, сводя с ума уже недостижимым. Этот остров принадлежал мертвым.
"– Аккуратнее, капитан! Иначе ты расколешь мою голову на две части своими неумелыми попытками, – Каттальтта была зла и недовольна. Грахго, как бы не был осторожен, действовал слишком грубо. Он словно бил по ее призрачной голове молотком в надежде, что после очередного удара из уха хранителя выпадет необходимое ему воспоминание.
– Так, может, ты все-таки соизволишь помочь? – с каждой новой попыткой капитан раздражался все сильнее.
– Лучше подожду, пока твое сознание не будет раздавлено потоком собственных воспоминаний. Ай!
– Прости.
Послышался тихий вздох. Чей именно, Каттальтты или Фанатика, уже нельзя было сказать.
– Расслабься, капитан. Позволь силе свободно проходить через тебя. Не строй плотину, ты же не бобер, в самом деле… Направляй ее, а не тормози."
Вечерело. Из воздуха уходила духота, уступая место ароматам акаций и магнолий. Шум прибоя успокаивал, навевая мысли о далеких землях и смелых моряках. На скале, деля одну бутылку вина на двоих, сидели юноши. Они вглядывались в горизонт, за который уходило солнце, но каждый видел что-то свое. Дамиан, пошедший по стопам отца, заворожено разглядывал переплетения облаков, переливы лучей и игру света. В желании сохранить раскрывающуюся красоту, он жалел, что с ним не было холста и красок. Грахго же видел уходящие в море с вечерним отливом корабли. Один из них в скором времени должен был стать его новым домом.
– Ты хорошо подумал? – Дамиан, не переводя взгляда с неба, забрал у друга вино.
– Да.
– Может, все же к черту эту морскую службу?
– Хах. А у меня есть выбор? Даже Арманд не смог отговорить отца.
– Насколько знаю, есть.
– Спятил?! – Грахго отобрал бутылку назад, сразу же делая большой глоток. – Хорош выбор! Либо меня отправят обратно в университет Саламанки, но уже для изучения святого писания и дальнейшего принятия прихода на землях моей тетушки, либо на военный корабль друга семьи юнгой!
– А что плохого в принятии прихода? – искренне удивился Дамиан.
– Из меня святой отец, как из тебя аскет, придурок.
Юноши замолчали. Грахго был прав. Бунтарский нрав, неприличные шуточки и вызывающее поведение, призванное вывести из себя чопорное общество отца, приводили в ужас благочестивых престарелых дам и в тайный восторг более юных леди. Святой отец, чтящий бога и наставляющий на путь истинный заблудшие души, никак не получился бы из парня, принципиально идущего против правил и норм. Но поступление на корабль к капитану Гонсалесу означало, что Грахго будет появляться дома, в лучшем случае, раз в тройку месяцев. Это несло в себе тяжелое плавание и морские сражения. И если подобное Грахго не пугало, то расставаться с Дамианом и Армандом он не желал.
– Арманд не может забрать тебя к себе?
– Нет. Отец непреклонен. Он боится, что я принесу убытки и буду плохо влиять на Арманда, – Грахго презрительно сплюнул. На Арманда нельзя было повлиять плохо. Он был настолько правильным, что порой сводило зубы от оскомины. Даже удивительно, почему старший брат продолжал дружить с двумя идиотами, вроде них с Дамианом. – Он даже стоял перед ним на коленях… Представляешь?
Грахго посмотрел на Дамиана, до сих пор переживая ту ужасную сцену, когда его всегда гордый и собранный брат внезапно опустился на колени перед отцом на глазах у всех, наплевав на чужое мнение и сплетни. Наплевав на все ради него. Это так сильно грело душу, что заставляло щеки гореть от стыда. Ведь именно Грахго виноват во всей этой ситуации. Парень с силой провел ладонью по лицу, пытаясь успокоить сжимающееся сердце.
– Не переживай, Грахго. Мы рядом, – Дамиан обнял расстроенного и растерянного друга, прижимая к себе и надеясь вселить в него ту уверенность, которой ни у кого из них не было.
"– Интересно, отец знает, что ненавистный ему Фанатик, так жадно грабящий его суда на протяжении нескольких лет, это я? – Грахго с горечью усмехнулся.
– Не отвлекайся, капитан. У тебя почти получилось."
Остров содрогался от силы, что его разрывала, извергая в воздух клубы пепла и дыма. Пылающие потоки лавы заполняли собой все, неумолимо пробираясь к океану. Для маленького клочка земли мир погрузился в саму Бездну, потонув в огне. Но невзирая на окружающий остров ад, пять полупрозрачных фигур недвижимо застыли прямо над ним. Они не сдвинулись с места даже в тот момент, когда лава, поднявшаяся из земли, окутала их тела.
Все остановилось также внезапно, как и началось, оставив после себя лишь пар, который, рассеиваясь, открывал взору черный остров и пять духов, нависших над ним. У каждого из них в груди появился камень, что бился в такт другому. Сердца были соединены друг с другом, и от них исходили нити в сотни других сторон, объединяясь с остальными духами-хранителями по всему миру. Можно было ощутить странную, нездешнюю силу, что они излучали. Каждая нить имела свой неповторимо пахнущий шлейф, который, впрочем, выглядел одинаково – миниатюрный млечный путь, низвергнутый с неба на землю и сокрытый от взгляда простых людей.
"– Довольно, капитан. Вы всего лишь человек, а я дух, потерявший свое сердце. Дольше держать связь опасно.
– Спасибо, Каттальтта."
***
– И с тех пор дух летучего Голландца неприкаянно бороздит море, – молодой пират Морган, понизив голос до жуткого шепота, доверительно наклонился к юнге.
Малёк, вопреки ожиданиям, напуганным не выглядел. Может, история пирата была не так страшна. А возможно, всему мешало яркое солнце, прогоняющее любые страхи?
– Скуука, – юнга демонстративно зевнул, вызвав этим улыбку на морде Отверженного, что тоже внимательно слушал историю о проклятом пирате, как и добрая часть команды.
– Ну коль лучше можешь, расскажи! – тут же заухмылялся Морган под одобрительные возгласы остальных.
Пираты, за пару дней обследовавшие остров и пополнившие запасы, успели выбрать место для будущей базы и пристани. Теперь им нужно было вернуться в Гар-Нуэра за материалами и, возможно, рабочими. А потому матросы с чистой совестью наслаждались отдыхом на палубе, искренне надеясь, что капитан, закрывшийся в каюте с утра, не отдаст приказ рубить деревья прямо на острове самим пиратам.
– Могу! – Малёк, запальчиво согласившись, призадумался, выбирая историю пострашнее.
– Погорячился, пацан, – Саром, подошедший со спины, невольно напугал юнгу. – Ты, вон, даже от тени вздрагиваешь. Расскажешь нам о кошке, напугавшей мышку?
Пираты захохотали, наблюдая, как краснеет Малёк от смущения. Но общее веселье прервалось, когда дверь капитанской каюты резко открылась. Бледный капитан обвел команду тяжелым взглядом лихорадочно горящих зеленых глаз.
– Не пора ли домой, господа? – он хищно улыбнулся, на доли секунды напомнив Отверженному безумца.
– В порт Гар-Нуэра, капитан? – уточнил Худой Том, бывший на фрегате рулевым.
– В море. Наш дом море, Том.
***
Парусный корабль – это не просто морская замена кареты, запряженная воздушными конями. Это не бездушный кусок дерева, доставляющий команду до нужной точки на карте. Корабль – это товарищ и друг, сродни верному клинку, от которого зависят жизнь и смерть. Он полное и достоверное отражение своего капитана и команды. История знает много случаев, когда судна преображались до неузнаваемости, перейдя в иные заботливые руки. Доказательство тому быстроходная "Жемчужина", сменившая на своем веку уже пятерых капитанов. Когда ее прибрал Эдвард Ваймс, ныне известный, как Милосердный Эди из-за любви сохранять команде, взятой на абордаж, жизнь, но при этом забирать абсолютно всю еду и воду, да подрубать главную мачту, она едва держалась на плаву. Новому капитану пришлось приложить не мало усилий, чтобы одно имя "Жемчужины" вызывало не презрительный смех, а настоящий ужас. Тоже самое можно было сказать и о многих других судах: пиратских, военных или торговых. В руках нового капитана судно либо преображалось, либо погибало. Иного пути не было дано.
