О. Палёк
В бизнесе законы физики не действуют
– Нет. Неважно. Язык программирования какой? Фортран?
– В комплекте Basic, об остальных не знаю. Что, заинтересовался?
– Хотел просчитать диплом.
– Я бы тебе не отказал. Но есть много «но», – вздохнул Алексей, доставая ножницы из канцелярского набора. – Первое. Я их не распаковываю, как получил, так и отдаю заказчику. Если типа какие неисправности, не моя вина, пломбы на месте. Если бы у меня был свой компьютер, стал я к тебе обращаться за визитками? Принтеры я тоже поставляю. Главное, стоит тридцать семь штук.
– Каких «штук»?
– Тысяч. Рублей.
Сергей присвистнул. Килограмм вареной колбасы стоил два рубля с копейками. Он получал повышенную стипендию пятьдесят пять рублей. Младший научный сотрудник получал зарплату рублей сто двадцать, работяга на заводе – рублей триста. В стройотряде за два месяца тяжелой работы на бетоне он получил тысячу с чем-то, на это можно было прожить год. За пять тысяч рублей можно было купить автомашину «Жигули». Дальше фантазия Сергея не распространялась. А тут тридцать семь тысяч. Бешеные деньги.
– Я читал, средний персональный компьютер стоит три тысячи долларов, – осторожно заметил Сергей. – Курс доллара шестьдесят три копейки, то есть на наши деньги персоналка должна стоить тысячи две рублей. Но не как самолет!
Алексей рассмеялся. Он резал визитки, ножницы дернулись, и одна из них оказалась испорченной.
– Ты мне еще курс политэкономии капитализма почитай. Здесь типа другое ценообразование. Доллар тридцать рублей стоит. И тупо не купишь, это валютная статья. Как и импортные товары. Как-нибудь объясню, если работать будешь у меня.
– У меня диплом, какая работа? А ты на третьем курсе. Как собираешься совмещать учебу с предпринимательством?
– Я учиться не собираюсь. Недавно ездил в Москву, налаживал поставки товара. Столица бурлит. Кооперативы, совместные предприятия, куча иностранцев. Капитализм наступает. Ты думаешь, типа перестройкой закончится? Нет, скоро вся власть поменяется.
– Ты еще скажи, что партия сменится. Слышал: «Товарищ, верь, пройдет она, так называемая Гласность. И вот тогда Госбезопасность припомнит наши имена».
– Я в политику не лезу. Тупо заработаю немного денег, куплю машину, квартиру, на книжку положу немного. Чтобы не жить от зарплаты до зарплаты. Хотя, боюсь, не будет у меня зарплаты. Надо приспосабливаться…
– Если будет какая то работа с компьютерами, скажи, – сказал Голубев, поднимаясь.
– Вся работа в Москве. Здесь тупо принимающая контора, грузчики, секретарь и все. Надо ехать в столицу. Но ты у нас типа астрофизик, очень востребованная специальность по нынешним временам.
Сергей подумал, что в конторе председатель кооператива не выглядел щуплым и мелким, как в общежитии. Он здесь был начальником. Несмотря на антипатию к «кооперативщикам», студент-астрофизик поневоле проникся к нему уважением – человек был на своем месте, у него имелось собственное, независимое мышление.
– Звони, если надумаешь. – Начальник вписал несколько цифр в испорченную визитку и подал товарищу.
– Если найду телефон. Ты же знаешь, он один на всю общагу, и тот прячут в вахтерке.
– У меня тоже один. Больше ни за какие деньги ни дают, тупо десять линий на все здание. И так помещение еле снял. Есть постановление, что частные коллективные предприятия типа такие же хозяйствующие субъекты, как этот трест, например. А на деле у нас никаких прав нет, только через связи делается.
Глава 2
Сентябрь – начало учебного года. В комнату на место Василия подселили первокурсника. Предполагалось, что Печнев будет жить дома, в Новосибирске, пока новичка отчислят (по статистике, процентов десять студентов физфака вылетали на первой сессии). Но, конечно, никуда тот не съехал, и в комнате теперь жили шесть человек.
Диплом продвигался туго. «В лоб» система уравнений не решалась, а упрощения математиков страдали отсутствием физического смысла. Сергей не видел другого выхода, чем обсчет модели на компьютере при разных параметрах, как хотел шеф. Но для этого не хватало машинного времени. К тому же оказалось, что при минимальных вариациях параметров результаты сильно расходились. Подмывало жестко упростить модель или подогнать результаты, но шеф мог встать на дыбы. Поэтому Голубев временно забил на диплом и наслаждался студенческой жизнью, надеясь, что проблема решиться сама собой. Василию повезло больше – он наткнулся на перспективный электролит для щелочных элементов питания. И на типичный вопрос дипломной комиссии: «А какое практическое применение имеет ваше исследование?» у него имелся козырный ответ.
У Светы, наоборот, начался тяжелый третий курс. Она специализировалась на восточных языках, и когда Сергей иногда забегал к ней, постоянно копалась в груде учебников, мелко исписанных иероглифами. Они буквально говорили на разных языках – он на Фортране (компьютерный язык), она – на китайском. А еще под нее подбивал клинья сокурсник Михаил, который вроде как помогал ей с занятиями. Их слишком частые встречи раздражали Сергея. Через знакомого в профкоме он выбил девушке место в профилактории университета. Там можно было отдохнуть месяц – Сергей надеялся, что с ним – но Света отказалась. Мол, это нечестно, кому-то это место нужно для поправки здоровья. Тогда он подарил ей небольшой магнитофон с кассетами, чтобы она могла заниматься языком в общежитии, а не в лингафонном кабинете, и решил не форсировать события.
На кафедре поставили первый IBM-совместимый компьютер. Сергей немного поработал на нем и понял, что с его помощью мог бы ускорить работу с дипломом. К сожалению, другие подобные компьютеры предвиделись не скоро, а на этот очередь была расписана на месяцы вперед.
Кругом только и говорили о том, что финансирование науки, особенно теоретической, сокращается. Если сегодня теоретики разбегутся, то чем завтра будут заниматься прикладники? Сергей смотрел на женатых аспирантов, получающих сто двадцать рублей в месяц, и сочувствовал их семьям. Скоро и этих денег не будет.
Как-то друзья привезли правила игры «Монополия», начертили поле с русскими названиями, напечатали карточки, и комната на долгое время погрузилась в новую игру. Голубев быстро научился хорошо играть и почти никогда не проигрывал. Забавно было захватывать «Тверскую улицу» или «Аэрофлот». Просчитывать варианты в игре было куда проще, чем в уравнения в дипломе. Играли на реальные деньги, хоть и небольшие, но на угощение к чаю хватало.
В университет ходил один раз в неделю, на занятия по научному коммунизму, лекцию и семинар. Стандартный учебный курс для любых ВУЗов: история КПСС, марксистско-ленинская философия, политэкономия и, как апофеоз всего этого маразма, научный коммунизм. «Наука», утверждающая неизбежность победы коммунизма во всем мире. Как в любой общественной дисциплине, оценка зависела от отношений с преподавателем, которые у Сергея были из рук вон плохи. Пожилой лектор завис на уровне шестидесятых годов, не желая замечать современные реалии. Голубев давно бы забил на посещение занятий, но научный коммунизм – единственный экзамен в зимнюю сессию. Провалишь – потеряешь триста тридцать рублей стипендии.
За узкими высокими окнами аудитории осень вступала в права – чуть пожелтели березы вокруг университета, небо затянуло рваными серыми тучами, из которых лениво накрапывал унылый дождик. В ожидании преподавателя студенты ходили по аудитории, здоровались, делились новостями. Парни рассказывали о стройотрядах, девушки обсуждали семейные дела. К друзьям, сидящим на последней скамейке, подошел Анатолий из параллельной группы. Сергей заметил, что товарищ неплохо заработал за лето, о чем говорил дорогой кожаный «дипломат», замшевая куртка и фирменные кроссовки. Да и стандартная одежда студента, джинсы и рубашка, явно фирменного происхождения.
– Привет! – поздоровался Анатолий.
– Привет! Какие дела? – откликнулись Сергей и Василий.
– Нормально. Брат дело открыл – торгует видеомагнитофонами и камерами из Дубая. Я ему летом помогал, слегка прибарахлился. Забегай ко мне в 202 маленькую, выпивка есть, поболтаем.
– И ты это запишешь на камеру?
– Какая «камера»! – замахал руками собеседник. – Она десять тысяч рублей стоит. И каждая кассета – сотня. Хотя я несколько штук привез – для видеосалона. Боевики и, – он понизил голос, – порнуха.
Прозвенел звонок и Анатолий пошел на свое место. Уходя, он добавил:
– Слышал, у тебя машинное время есть? Не посчитаешь мою задачу? Небольшую. Несколько графиков по методу наименьших квадратов.
– Хорошо, это раз плюнуть.
В помещение вошел преподаватель, Аркадий Дмитриевич. В толстом вязаном свитере, шерстяных брюках и старых ботинках довоенного образца, он смотрелся чужеродно на фоне молодых, современно одетых студентов. Оглядев вставшую аудиторию, пригласил садиться и начал лекцию, приправляя её непонятным словечком «сэнда»:
– В этом году мы начинаем курс научного коммунизма – сэнда науку о классовой борьбе пролетариата и социалистической революции, о социально-экономических закономерностях строительства социализма и коммунизма, сэнда мировом революционном процессе в целом…
Друзья лекцию не слушали. С еще двумя парнями они играли в «Лабиринт». Василий передвигал фигурки игроков по лабиринту, начерченному на бумаге, план которого знал только он. Остальные передавали ему условные сигналы: хочу пройти вперед (назад, влево, вправо), выстрелил, кинул гранату и прочее. Сигналы передавались движением пальцев, также отвечал Василий. Эту игру они придумали еще на первом курсе, и она часто выручала их на скучных занятиях. Большинство студентов также не особо вслушивались в речь преподавателя. Во-первых, политическая риторика усыпляла. Во-вторых, имелась обширная библиотека по всем общественным дисциплинам. Сдача экзамена сводилась к демонстрации политической лояльности, а не реальных знаний. Кто-то готовил диплом, кто-то играл, девушки тихо перешептывались – они умели говорить тихо-тихо, понимая друг друга по губам. Только на передней скамейке несколько студенток обреченно строчили в тетрадках. Потом их конспекты почитают остальные, вдруг найдется какое-то расхождение с политикой партии.
Семинары следовали сразу за лекцией, вели их аспиранты Аркадия Дмитриевича. Однако группу Сергея взял сам преподаватель. Вздыхая, что поиграть не удастся, Голубев отправился в небольшой кабинет на втором этаже.
– Сэнда, – начал Аркадий Дмитриевич после звонка, – начинаем процесс практического усвоения важнейшей общественной дисциплины. Цель коммунизма сэнда всестороннее развитие личности. Он вооружает человека глубокими знаниями, совершенной и могущественной техникой, делает властелином природы…
Сергей зевнул. До сих пор он думал, что «властелином природы» человека делает наука, а не догматическая идеология. Догмы нужны для управления людьми. Непонятно, издевался ли Аркадий или же фанатически верил в то, что вещал. Достаточно выглянуть на улицу, зайти в ближайший магазин, поговорить с партийными руководителями, чтобы понять всю бессмысленность тех слов, которые гладко текли из уст преподавателя.
– А вы, молодой человек, – вдруг обратился ведущий семинара к Сергею, – почему не слушаете? Я еще на лекции приметил, что сэнда вы с друзьями занимаетесь посторонними делами. Или вы думаете, что физика важнее понимания вашего назначения в советском обществе, как молодого строителя коммунизма?
– Да нет, что вы, – решил не огрызаться Сергей, – я внимательно слушал. Но мне кажется, что это можно найти в учебниках. А о реальной жизни, которая от них сильно отличается, вы ничего не говорите.
– Да ну? – поджал губы старик. – Ваша реальная жизнь, сэнда как гражданина СССР, должна быть посвящена строительству нового общества. И если что-то в этой жизни отличается, как вы говорите, от коммунистических идеалов, завещанных и омытых кровью наших отцов и дедов, то ваша задача сэнда сделать жизнь лучше. А моя – дать вам правильное руководство на этом пути.
– Да вы на улице бываете, Аркадий Дмитриевич, или на кафедре живете? – не выдержал Сергей. – Какой коммунизм?! Главная его задача – преодоление эксплуатации путем уничтожения частной собственности на средства производства. Но недавно партия официально собственность разрешила. Таким образом, она признала ошибочность всей предыдущей политики. А согласно историческому материализму, производственные отношения объективно и однозначно определяют общественный строй. Вне зависимости от того, что думают эти «строители». Так что сейчас мы строим капитализм. Хотя с позиции морального кодекса строителя коммунизма мы должны его хоронить.
– Что?! – удивленно и возмущенно воскликнул преподаватель. – Вы подвергаете сомнению политику партии?
– Ну что вы… – пошел на попятную Сергей. Он отлично знал, что случается с теми, кто открыто подвергает сомнению коммунистическую идеологию в СССР. Минимум – вылет из университета с волчьим билетом. – Тем не менее, вы не можете не согласиться, что Перестройка подвергла ревизии некоторые догматы марксизма-ленинизма. Частное предпринимательство…
– …частное предпринимательство разрешалось и раньше, – прервал его Аркадий Дмитриевич, сэнда в период НЭПа… – он замолчал, видимо, подбирая аргументы.
– Да вы слушали прения на первом съезде народных депутатов? Сейчас об этом открыто говорят на всех уровнях. Проблема не в частностях, проблема утопической попытке построить альтруистическое общество с эгоистическими по природе людьми. Пока мы были в изоляции, энтузиазм еще не выветрился, а цены на нефть – высоки, как-то удавалось сводить концы с концами. Но долго внушать голодным людям, что им сытно, нельзя, может психика не выдержать. Разрешение частных предприятий – как раз попытка как-то соотнести неработающую идеологию с действительностью.
Студенты зашушукалась. Катя, единственная девушка в группе, откровенно неодобрительно посмотрела на Сергея. Василий пнул друга под столом, недвусмысленно требуя заткнуться. Но Голубеву попала шлея под хвост. Он добавил еще пару резких фраз, но неожиданно осекся. Преподаватель побагровел и несколько раз хватил ртом воздух. Потом взял себя в руки и ровным голосом отчеканил:
– Сергей Вениаминович, прошу покинуть аудиторию. О вашем поведении будет доложено лично ректору.
Сергей понял, что хватил лишку. Он поднялся и вышел. И кто тянул за язык? Видимо, где-то внутри нарастал диссонанс между тем, что он изучал и тем, что видел вокруг. В жизни теперь требовался не ум, образование, научное терпение, а хваткость, конформизм, приспособленчество. С детства ему внушали, что СССР самая лучшая страна, мы строим светлое будущее человечества – коммунизм, где всем будет по потребностям. И что остальные страны пока прозябают в темноте, но рано или поздно придут к нам. А теперь оказывается, что мы строили номенклатурный деспотизм, и только сейчас пытаемся вернуться в русло цивилизованного мира.
Под самой крышей лабораторного корпуса у него была маленькая потайная комната. То ли это лифтовая так и не построенного лифта, то ли пожарная комната. Года два назад он поставил там стол и пару стульев и заходил, когда хотел побыть в одиночестве. В последнее время – со Светой. Сергей поднялся на верхний этаж, проскользнул к лестнице на чердак, ведущей к комнате и вдруг остановился: из-за двери доносились голоса. Слов не разобрать, но говорили двое – Света и ее ухажер, Михаил. Его как будто обдало холодным душем. Как она могла предать? Ведь это тайная комната только для них двоих. Она разрушила нечто интимное, что их связывало. Также тихо Сергей спустился и вышел из университета.
Дождик продолжал мелко моросить. По дороге к общежитию мокрые ветки кустарников цеплялись за одежду, но студент не обращал внимания на то, что одет в легкую рубашку. Он злился на непогоду, на Свету, на Аркадия Дмитриевича, на шефа. Нет, не то, это частности. Он вдруг осознал, что занимается не тем и находится не на том месте. Этот кризис начался не сейчас, а зрел все последние годы. Чем больше он узнавал окружающую жизнь, тем более она вступала в противоречие с догматами поведения, которые внушали с детства. «Цель вашей жизни – упорная работа на благо общества» – говорили в школе. «Мы строим коммунизм – высшую фазу развития человечества» – четвертый год утверждают на комсомольских собраниях в университете. Но стоит оторваться от учебников и посмотреть по сторонам, как окружающая действительность начинает бить по глазам противоречиями книжной и реальной науки. Страна не приближалась к изобилию, а все более отдаляется от него. Руководители этого процесса не могли не замечать, но врут на каждом шагу, потому что изменить что-то в рамках коммунистической идеологии невозможно. Сергею, как рядовому «строителю коммунизма» оставалось закрыть глаза на противоречия. То есть приспособиться, как делали все, или пытаться выбиться в руководители. Но сейчас оба эти пути были тупиковыми. Приспосабливаться было не к чему, так как коммунистический строй трещал по всем швам и не мог обеспечить приличным пайком его строителей. А чтобы пробиться во власть, нужны были связи. Да и не любил Голубев управлять людьми.
Он постоял около дерева рядом с общежитием, не обращая внимания на дождь. Между корней сосны валялись хлебные корки, но белка, для которой предназначался этот корм, не спешила вылезать из укрытия. На стене общежития написан лозунг «Перестройка – веление времени!». Восклицательный знак кто-то исправил на вопросительный. Сергей топтался около входа в общежитие, когда неожиданно дождь прекратился. Тучки разбежались, в просвет выглянуло солнце. Настроение несколько улучшилось. И тогда он вспомнил о предложении Алексея Куркина. Теперь в Академгородке его ничто не держало. По научному коммунизму будет двойка, поэтому на семинары можно не ходить. Диплом он может делать где угодно, там сплошная математика, была бы бумага и карандаш. Или на компьютерах, которыми торговал Алексей. А они в Москве. Значит, надо ехать в столицу.
Внезапно приняв решение, он развернулся и отправился в контору Алексея. К сожалению, того не оказалось на месте. Секретарша сообщила, что председатель кооператива в командировке в Улан-Удэ. Но, если он хочет ехать в Москву, даст телефон. Но ехать придется за свой счет – без шефа она не может выдать командировочные. Голубев записал телефон и отправился в общежитие паковать вещи.
– Ну ты и дурак, – сказал Василий, как вернулся с семинара. – Зачем ссориться с властью? Абсурд. Тебе что, жить надоело?
– Так – надоело. Шефу на астрофизику наплевать, ему бы только зарплату побольше. Чтобы было, как заведено, без лишней суеты.
– Отнюдь. Так значит, дело в шефе?
– И в нем тоже. Может, он и хочет поддержать молодую смену, да не может: денег нет. А этому Аркадию на пенсию надо было лет десять назад.
– Не вижу логики. На кухне одно говорим, на людях – другое. Подчиняйся правилам и будешь нормально жить. Ты что, революцию решил устроить? Абсурд!
– Да ну, ты скажешь, – ответил Сергей, обдумывая, что ему понадобиться в Москве. Скоро зима, надо бы теплые вещи взять, но нет подходящего чемодана. – Причем тут революция? Раньше партия хоть придерживалась ленинской идеологии. А послушай теперь, что они говорят: надо поддерживать частную инициативу, возрождать предпринимательство. А когда кто-нибудь пытается это сделать, люто ненавидят. Знаешь, за что? Знают, что новые буржуи заберут у них власть. И поэтому натравливают народ на кооперативщиков, якобы они и есть причина той разрухи, в которой находится страна.
– А может у причины другое имя: Света?
– Это – тоже. Она теперь с Михаилом.
– Это тот комсомольский лидер, у него еще папа – большая шишка в горкоме?
– Ну да, но я не думаю, что из-за этого. Хотя… Ты же сам говорил, что женщине нужен добычливый мужик. Вот я и поеду на заработки.
– А диплом?
– А что диплом? Сдавать через год, написать где угодно могу.
– Отнюдь. – Василий вышел минут на десять и вернулся с большим чемоданом. – Бери мой, в подвале лежал с зимними вещами, я их в коробку переложил.
– Спасибо.
– А насчет Аркадия Дмитриевича не переживай. Он потом успокоился. В деканат не пойдет, тем более – к ректору. Может, даже четверку на экзамене поставит.
– Да не хочу я ходить на занятия и притворяться, что он истину глаголет. Почему в науке нас учат доверять только наблюдениям и эксперименту, а в «научном» коммунизме все держится на вере? Эксперименты провалились, а наблюдения очевидно опровергают теорию. Ты веришь в эту лабуду?
– Отнюдь. Только я на третьем курсе и вылететь могу на раз. Вот и нафиг я столько учился?
– Не вылетишь. Держись подальше от чистой науки, и будешь в порядке. Ну, посидим на дорожку.
– Ты прямо сейчас летишь? Не вижу логики. А с нашими попрощаться? Анатолий приглашал на сабантуй, у него импортная выпивка есть. Скоро Посвящение. У тебя куча ролей в капустнике. Да и…
– Если без меня обойдутся, значит, я был не на своем месте. А я думаю, обойдутся.
– А Света?
– Она первая в этом списке.
– Отнюдь…
Они присели на чемодан, потом встали, пожали друг другу руки и Сергей направился в аэропорт. Голубев летел в самолете впервые. Ему бы смотреть на землю из иллюминатора и ахать от попадания в воздушные ямы. Вместо этого весь полет парень думал о своем решении. Он пытался разложить все по полочкам, как его учили в университете. Против: приходится бросать учебу, надежды и перспективы в дальнейшей жизни, расстаться с друзьями, девушкой. За: попытка вырваться из паутины лжи. 3:1 не в пользу его поступка. Что ему не нравилось в налаженной жизни с ясными перспективами? Умом Сергей не понимал этого. Значит, причины были вне логики, где-то интуитивны, а где-то просто эмоциональны. Ему не нравился этот вывод. И все же он чувствовал, что поступает правильно. В конце концов, решение обратимо – посмотрит столицу, прочувствует новые ветры, может даже заработает. Диплом никуда не убежит. Вздохнув с облегчением, Сергей съел холодную курицу – традиционный обед Аэрофлота, – и задремал.
