Нора Робертс
Обманутое время
Но вот справиться с амнезией ее подготовка не поможет. А уж с его глазами – и подавно. Познания Либби о мужчинах были чисто теоретическими и связанными к тому же лишь с культурными обычаями и традициями. Непосредственные контакты с ними носили чисто научный характер.
Когда надо, она умеет притвориться более искушенной, чем есть на самом деле. С самых юных лет она упорно борется с собственной застенчивостью. В годы учебы научные интересы подталкивали ее вперед и понуждали задавать вопросы, хотя она предпочла бы слиться с окружающей средой, чтобы никто ее не замечал. Честолюбие придавало ей силы для путешествий, для работы с незнакомыми людьми. Она даже обзавелась друзьями – достаточно надежными друзьями.
Но когда доходило до интимных отношений…
Правда, нельзя сказать, чтобы мужчины осаждали ее. Новых знакомых часто отпугивал ее ум, хотя сама Либби считала свои познания довольно ограниченными. Кроме того, у нее своеобразные родственники. Вспомнив о родных, Либби не смогла сдержать улыбку. Мама до сих пор осталась той же мечтательницей, которая когда-то изготавливала одеяла на ручном ткацком станке. А отец… Либби покачала головой. Пусть Уильям Стоун и сколотил целое состояние, основав фирму «Травяная радость», он так и не стал типичным бизнесменом и терпеть не может костюмы-тройки.
Музыка Боба Дилана и заседания совета директоров. Утраченные иллюзии и подсчет прибылей…
Она лишь однажды пригласила приятеля к себе домой на ужин. Тот пришел в замешательство. И наверняка остался голодным. Либби снова улыбнулась, вспомнив, как испуганно смотрел ее кавалер на приготовленное матерью суфле из цукини и соевых бобов. Кажется, он так и не попробовал ни кусочка – не отважился.
В Либби сочетались идеализм родителей, научная практичность и мечтательный романтизм. Она верила в причинно-следственные связи, в математический расчет… и в сказки. Благодаря способностям и пытливости она с головой ушла в работу, и в ее жизни не осталось места для настоящих романов. А главное, любовные отношения пугали ее до смерти.
Как знать, может быть, она искала любовь в прошлом, изучая человеческие взаимоотношения.
Ей двадцать три года; если вспомнить странное выражение Калеба Хорнблауэра, она не сочетанна.
Выражение ей понравилось своей точностью и сжатостью, с одной стороны, и романтичностью – с другой. Да, подумала она, именно так и нужно говорить про связь двоих людей: они пара, они сочетанны. Либби покачала головой. Так нужно говорить про людей, которых связывает истинная любовь, как ее родителей. Ну а ей легче заниматься наукой, чем встречаться с мужчинами. Почему? Видимо, она еще не встретила свою пару.
Успокоившись на этой мысли, она надела очки и приступила к работе.
Глава 2
Когда он проснулся, дождь ослабел; капли тихо шелестели по стеклу, словно напевали колыбельную. Кэл довольно долго лежал без движения, пытаясь сообразить, где он. Ничего не получалось.
Он видел сны. Перед глазами мелькали огни, на него надвигалась огромная черная пустота. От таких снов он покрылся липким потом, сердцебиение участилось. Нет, так не пойдет. Надо все осмыслить логически.
Пилоты обязаны прекрасно владеть своим телом и своими эмоциями. Им часто требуется мгновенно принять решение – даже инстинктивно. А суровые условия полета требуют, чтобы тело было тренированным и здоровым.
Он пилот. Не открывая глаз, Кэл сосредоточился на этой мысли. Он всегда хотел летать. Его этому учили. Он пытался вспомнить, где учился. От напряжения пересохло во рту…
МКВ! Он сжал кулаки и долго лежал, дожидаясь, пока замедлится пульс. Он служил в МКВ и дослужился до капитана. Капитан Хорнблауэр. Все правильно, он уверен. Капитан Калеб Хорнблауэр. Кэл. Все, кроме мамы, называют его Кэлом. Мама… Высокая, очень красивая. Вспыльчивая, но ее легко рассмешить.
Его захлестнула новая волна чувств. Он словно видел ее перед собой. После мамы все пошло легче. У него есть семья – не пара, в этом он совершенно уверен, а родители и брат. Отец – тихий, положительный, надежный. Брат… Джейкоб. Вспомнив имя, Кэл испустил тихий вздох, и перед глазами возник образ. Джейкоб очень умен, порывист и упрям.
В голове снова загудело, и он приказал себе отдыхать. Пока достаточно.
Через некоторое время он медленно разлепил веки и подумал о Либби. Кто она такая? Не просто красивая девушка со светло-каштановыми волосами и глазами как у кошки. В физической красоте ничего необычного нет. Любой может изменить свою внешность, было бы желание. А Либби совсем не кажется ему обыкновенной. Может, все дело в странном доме? Он окинул мрачным взглядом бревенчатые стены и тускло блестящие окна из стекла. Здесь нет ничего обычного. И конечно, ни одна знакомая ему женщина не стала бы жить здесь, да еще одна.
Неужели она в самом деле родилась на этой самой кровати, где он сейчас лежит? Наверное, она все-таки шутит… Кэл вдруг подумал, что его спасительница вообще ведет себя странно; возможно, она его разыгрывает, только он пока не понимает, в чем соль.
Культурный антрополог – надо же! Возможно, это все объясняет. Возможно, он упал в таком месте, где проводят какой-то эксперимент… научное моделирование. По каким-то одной ей ведомым причинам Либби Стоун живет согласно обычаям той эпохи, которую изучает. Странно, конечно, но Кэл всех ученых считал немного странными. Попытки заглянуть в будущее – еще куда ни шло, но почему кому-то нравится копаться в прошлом? Хоть убейте, он не понимал. Прошлое давно прошло, его нельзя ни изменить, ни поправить, так зачем его изучать?
Хотя… ладно, это ее дело.
Он ее должник. Судя по обрывкам воспоминаний, он вполне мог умереть, если бы не Либби. Как только у него все заработает как надо, он обязательно ответит ей добром на добро. Приятно сознавать себя человеком, который возвращает долги.
Либерти Стоун. Либби. Кэл повторил про себя ее имя и улыбнулся. Ему нравится, как звучит ее имя. Оно мягкое и нежное. Как ее глаза. Одно дело быть красивой; и совсем другое – когда у тебя такие прекрасные бархатные глаза. Цвет и форму можно менять по желанию, а вот выражение – нет. Может, именно поэтому она так привлекательна? Все ее чувства немедленно отражаются у нее в глазах.
Он рывком поднялся в кровати и подумал: а ему удалось пробудить в ней хоть какие-то чувства. Заботу, страх, веселье, желание. Она его по-настоящему волнует. Несмотря на травмы, его тело реагирует как надо, как реагирует всякий здоровый мужчина на близость красивой и желанной женщины.
Стены снова закружились перед глазами; Кэл зажмурился. Хотя Либерти Стоун очень взволновала его, он пока не готов перейти к действиям. Испытывая нечто большее, чем просто досаду, он рухнул на подушку. Ему не помешает еще немного отдохнуть. День-другой он будет просто лежать и выздоравливать. К нему постепенно вернется память. Главное, он уже знает, кто он такой и где находится. А остальное вспомнится потом.
Его внимание привлекла книга, лежащая на столике рядом с кроватью. Читать он всегда любил, почти так же сильно, как и летать. Он предпочитал бумажные книги записям и дискам. Вот и еще кое-что вспомнилось! Обрадованный Кэл схватил книгу – и тут же прищурился.
Заглавие его озадачило. «Путешествие на Андромеду». Какое дурацкое название! А на четвертой стороне обложки еще написано, что книга научно-фантастическая. Что тут фантастического? На Андромеду можно слетать в любой свободный выходной – если, конечно, вы не против зеленой тоски, от которой можно впасть в кому. Нахмурившись, он начал листать страницы. И вдруг взгляд его упал на оборот титула, где были напечатаны выходные данные.
Что-то не так. Он снова покрылся липким, холодным потом. Не может быть! Нелепость какая-то… Книга, которую он держит в руках, новая, не потрепанная, а страницы, похоже, и вовсе не переворачивали. Какая-то дурацкая опечатка, твердил он себе, хотя во рту снова пересохло. Опечатка, конечно опечатка… Иначе как он может держать в руках книгу, выпущенную двести с лишним лет назад?
Поглощенная работой, Либби не обращала внимания на привычную боль в спине. В принципе она помнила, что при работе за компьютером необходимо следить за осанкой. Но стоило ей погрузиться в мир древних или первобытных цивилизаций, как она сразу забывала обо всем на свете.
С самого завтрака она ничего не ела, а чай, который она захватила с собой, давно остыл. Вокруг валялись ее заметки и справочники, а еще вещи, так и не повешенные в шкаф, и газеты, захваченные в магазине по дороге сюда. Туфли она сбросила и сидела, зацепившись пальцами ног за ножки стула. Время от времени она переставала молотить по клавиатуре и поправляла круглые очки в черной оправе.
«Нельзя не согласиться с тем, что внедрение современной утвари оказало заметное, хотя и не во всем позитивное влияние на изолированные культуры, в частности на культуру Колбари. Вплоть до конца двадцатого века обитатели острова оставались на примитивном уровне и, как было указано в предыдущем разделе, не участвовали в процессе аккультурации, то есть не пытались вписаться в жизнь современного индустриального общества. Хотя некоторые ученые отмечают положительное влияние данного процесса на здравоохранение, развитие промышленности и образование, чаще всего…»
– Либби!
– Что? – недовольно буркнула она и только потом обернулась. – А-а… – На пороге стоял бледный, дрожащий Кэл. Одной рукой он оперся о дверной косяк, а в другой крепко сжимал книжку в бумажном переплете. – Хорнблауэр, ты зачем встал? Я же велела, если что-то нужно, звать меня! – Раздосадованная его непослушанием и тем, что ее прервали, Либби встала, собираясь усадить его на стул. Но едва она прикоснулась к нему, как он дернулся словно ошпаренный.
– Что это у тебя на лице?
У Либби пересохло во рту, когда она услышала его голос. Она невольно облизнула губы. Ярость и затаенный страх – опасное сочетание!
– Очки. Очки для чтения.
– Черт побери, я знаю, что это такое! Зачем ты их носишь?
Спокойно, приказала себе Либби. Она бережно взяла его под руку и заговорила тихо, ласково, как будто успокаивала раненого льва:
– Они нужны мне для работы.
– Почему ты их не настроила?
– Что не настроила – очки?
Кэл едва не заскрежетал зубами.
– Глаза! Почему ты не настроила глаза?
Либби поспешно сняла очки и на всякий случай спрятала их за спину.
– Может, лучше сядешь?
Кэл только головой покачал.
– Я хочу знать, что все это значит!
Либби испуганно покосилась на книгу, которой он тряс перед ее лицом, и откашлялась:
– Понятия не имею… Видишь ли, я таких книжек не читаю. Наверное, ее забыл отец. Он увлекается научной фантастикой.
– Да при чем тут… – Терпение, приказал себе Кэл. Правда, он никогда не отличался особой сдержанностью, но сейчас самое главное – не вспылить раньше времени. – Открой ее!
– Ладно-ладно. Открою, если ты сядешь. Вид у тебя не очень здоровый.
Он в два прыжка оказался у стула.
– Открой! Прочти дату на титуле!
Либби подумала: травмы головы часто приводят к непредвиденным последствиям. Вряд ли ее подопечный опасен, но все же его лучше отвлечь, успокоить. Она вслух прочитала год издания и улыбнулась – она надеялась, что беззаботно:
– Свеженькая, только что напечатали!
– Ты что, издеваешься надо мной?!
– Нет-нет, что ты! – Либби поняла, что ее гость кипит от ярости. И чем-то напуган. – Калеб! – тихо позвала она, садясь на корточки рядом с ним.
– Эта книга имеет какое-то отношение к твоей работе?
– К моей работе?! – Придя в замешательство, она нахмурилась, потом покосилась на компьютер, стоящий сзади. – Я антрополог. Антропологи изучают…
– Я знаю, что изучают антропологи! Просто объясни, что это такое!
– Самая обыкновенная книга. Насколько я знаю вкусы своего отца, это второразрядный научно-фантастический роман об инопланетных пришельцах. Ну, понимаешь… мутанты, бластеры, звездные войны… В таком вот роде. – Либби осторожно забрала книгу. – Давай-ка я провожу тебя обратно в постель. А потом сварю тебе супчик…
Кэл посмотрел на Либби в упор. В ее глазах мелькала тревога, и все же она робко улыбалась, словно старалась подбодрить его. Она чего-то боится. Он ее пугает. И все же она положила ему руку на плечо. Его словно ударило током. Неужели его и правда влечет к ней? Да нет, ерунда, не может быть. Такая же ерунда, как год издания, напечатанный на книжке.
– Наверное, я схожу с ума.
– Нет. – Забыв о страхе, Либби осторожно погладила его по щеке, как поступила бы со всяким растерянным и испуганным существом. – Просто у тебя травма.
Он крепко обхватил ее запястье.
– Повредился банк памяти? Да, наверное. Либби… – Взгляд у него сделался умоляющим, каким-то отчаянным. – Какой сегодня день?
– Двадцать четвертое мая… или двадцать пятое. Я забыла.
– Нет, не только число… Все остальное тоже… Пожалуйста!
– Ну ладно… По-моему, сегодня вторник, двадцать пятое мая. – Она назвала год. – Ну как?
– Отлично! – Кэл собрал последние крохи воли и улыбнулся. Один из них точно сумасшедший, и он от всей души надеется, что спятила Либби. – У тебя найдется что-нибудь выпить, кроме чая?
Либби ненадолго задумалась. Потом лицо у нее просветлело.
– Бренди! Немножко всегда есть внизу. Подожди минутку.
– Да, спасибо.
Он дождался, пока она спустилась вниз по лестнице. Потом осторожно встал и рывком выдвинул первый ящик, попавшийся ему под руку. В этом странном месте должно найтись хоть что-нибудь, что подскажет ему, что происходит.
Он увидел стопки аккуратно сложенного женского нижнего белья и удивленно насупился, разглядывая необычные фасоны и ткани. Либби уверяет, что не сочетанна, а сама носит трусики, способные свести с ума любого нормального мужчину. Очевидно, Либби склонна к романтизму во всем, даже в мелочах. Он без труда представил ее себе в крошечных шоколадных трусиках с кружевной отделкой и поспешно задвинул ящик.
В другом ящике лежали так же аккуратно сложенные джинсы и прочные туристские штаны. Некоторое время Кэл озадаченно разглядывал застежку-молнию, несколько раз застегнул и расстегнул ее, потом положил джинсы на место. Раздосадованный, он направился к письменному столу, где по-прежнему тихо жужжал компьютер – древняя, устаревшая модель. Наконец, его взгляд упал на кипу газет. Наконец-то! Вот что развеет его сомнения! Кэл не стал тратить время на снимки и броские заголовки. Его взгляд сразу же упал на дату.
Сомнений не осталось: он действительно очутился в двадцатом веке!
Внутри его все сжалось. Не обращая внимания на внезапный шум в ушах, он нагнулся и схватил верхнюю газету. Слова заплясали перед глазами. Какие-то переговоры об оружии – ядерном оружии… он невольно испытал ужас, хотя и притупленный. Разрушения на Ближнем Востоке… В маленькой, хлестко написанной заметке упоминалось, что «Моряки» одержали верх над «Смельчаками». Очень медленно, чтобы не упасть – ноги его не слушались, – он опустился на стул.
В голове мелькнуло: как жаль… Чертовски жаль, что с ума сходит не Либби Стоун.
– Калеб! – Увидев его лицо, Либби бросилась к нему. В руке она сжимала крошечную рюмочку с янтарной жидкостью. – Ты белый как простыня!
– Ничего страшного. – Ему нужно быть очень осторожным, очень осторожным. – Наверное, слишком быстро встал.
– По-моему, тебе сейчас действительно не помешает выпить. – Она осторожно подала ему рюмочку, которую он взял обеими руками. – Не сразу, – начала было она, но Кэл выпил бренди одним глотком. Присев рядом на корточки, Либби смерила его озабоченным взглядом. – Сейчас тебе станет легче… или ты снова вырубишься.
Бренди – не подделка и не галлюцинация, решил он. Горло согревало мягкое тепло. Кэл закрыл глаза и стал ждать, когда внутри разольется тепло.
– Я по-прежнему не очень хорошо ориентируюсь. Давно я здесь?
– Со вчерашней ночи. – Либби заметила, что ее подопечный чуть-чуть порозовел. Голос стал спокойнее, сдержаннее. Она расслабилась и только тут поняла, до чего испугалась. – Ты рухнул где-то около полуночи.
– Ты видела, как я рухнул?
– Я увидела огни и услышала грохот, когда твой самолет ударился о землю. – Она улыбнулась и привычно нащупала ему пульс. Кэл открыл глаза. – Сначала мне показалось, что я вижу метеор, или НЛО, или что-то в таком роде.
– Что? Какое еще НЛО? – изумленно спросил он.
– Не думай, будто я верю в инопланетян, космические корабли и все такое, но отцу подобные вещи всегда нравились. Я поняла, что упал самолет. Ну как, тебе лучше?
Кэл решил пока не говорить ей, как он себя чувствует и что именно испытывает. Ему надо хорошенько все обдумать, иначе он наговорит лишнего.
– Немного лучше. – Все еще надеясь, что произошла ужасная ошибка, он потряс газетой, которую сжимал в руке. – Откуда она у тебя?
– Пару дней назад я ездила в Брукингс. Это городок километрах в ста отсюда. Купила продукты и захватила несколько газет. – Либби рассеянно посмотрела на экземпляр у него в руке. – Правда, прочитать хотя бы одну так и не успела, поэтому они уже устарели.
– Ага… – Кэл посмотрел на газеты, которые валялись на полу. – Устарели.
Рассмеявшись, она встала и попыталась хоть как-то навести порядок.
– Здесь я всегда чувствую себя отрезанной от мира – даже больше, чем в экспедиции, в поле… Наверное, наши успели бы основать колонию на Марсе, а я бы так ничего и не узнала, пока все не было бы кончено.
– Колонию на Марсе, – прошептал Кэл, чувствуя, как сосет под ложечкой. Он покосился на дату выхода газеты. – По-моему, до колонизации Марса еще лет сто.
– Жаль, что я ее не застану. – Либби вздохнула и выглянула в окно. – Опять дождь начинается. Давай посмотрим новости – может, узнаем прогноз погоды. – Перешагнув через лежащую на полу стопку книг, она включила маленький переносной телевизор. Через секунду на экране показалось изображение, все в ряби. Она взъерошила волосы и решила, что посмотрит прогноз без очков. – Обычно погоду передают в… Калеб! – Она склонила голову набок, улыбаясь его удивленному выражению. – Можно подумать, ты телевизора в жизни не видел!
– Что? – Кэл заставил себя встряхнуться. Жаль, что больше нет бренди. Телевизоры… Он слыхал о них, конечно, – как Либби, наверное, слыхала о крытых фургонах с парусиновым верхом, на которых путешествовали первые поселенцы. – Я не знал, что у тебя есть телевизор.
– Мы люди простые, но не примитивные, – с гордостью сообщила она и нахмурилась, увидев, как он усмехается. – Может, еще полежишь?
– Да. – Кэл кивнул и подумал, что когда проснется, то окажется, что он все это видел во сне. – Можно мне взять эти газеты? Ты не против?
Либби помогла ему встать.
– Вот не знаю, стоит ли тебе сейчас читать.
– Пусть это будет моей самой маленькой заботой. – Хотя стены уже не кружились, Кэл с удовольствием оперся на нее. Плечи у нее сильные, подумал он. И она так чудесно пахнет. – Либби, если я проснусь и окажется, что мне все только приснилось, знай: ты была моим самым прекрасным сновидением!
– Очень мило.
– Я не шучу.
Бренди и слабость брали свое. Кэлу казалось, что его мозг поджаривается на солнце, но он не пытался сопротивляться. Близость Либби тоже делала свое дело. Кэл не переставал обнимать ее; более того, он постепенно притягивал ее к себе все ближе и ближе. Наконец, ее лицо оказалось совсем рядом, и он бегло коснулся губами ее губ.
Либби отскочила от него, как мячик. Когда Кэл заснул, она еще долго стояла и смотрела на него, стараясь унять бешеное биение сердца.
Кто такой Калеб Хорнблауэр? Недоумение не давало ей работать весь вечер. Увлечение обитателями острова Колбари померкло по сравнению с растущим интересом к нежданному и загадочному гостю.
Кто он такой и что ей с ним делать? Трудность в том, что она почти ничего не знает о нем. Одни вопросы без ответов. Из вопросов можно составить длиннющий список. Либби обожала составлять списки; кроме того, она хорошо себя знала и понимала, что механическая работа избавит ее от неясной тревоги.
Кто он такой? Почему летел в полночь, в грозу? Откуда он прилетел и куда направлялся? И почему обыкновенная книжка в мягкой обложке повергла его в панику? Почему он поцеловал ее?
Либби резко оборвала себя. Как раз это несущественно – и даже неуместно. Поцелуй не считается. И вообще, не важно, поцеловал он ее или нет. Покусывая ноготь, она задумалась. Наверное, он таким способом выразил ей свою благодарность. Он всего лишь пытается показать, что признателен ей. Поцелуй – всего лишь ничего не значащий жест. В западном обществе он давным-давно стал привычным ритуалом, с течением веков утратив смысл, подобно улыбке или рукопожатию. Поцелуй – символ дружбы, нежности, сочувствия, благодарности… И желания. Она снова куснула ноготь – сильнее.
Конечно, целоваться принято не везде. Во многих родоплеменных обществах… Ну вот, в досаде подумала Либби, она снова читает лекцию. Она опустила голову и заметила, что снова грызла ногти. Дурной знак!
Ей совершенно необходимо ненадолго отвлечься от Калеба Хорнблауэра и наполнить желудок. Прижав ладонь к животу, Либби встала. Все равно ничего путного не приходит в голову, так почему бы и не поесть?
Проходя мимо комнаты, в которую она поместила Калеба, она заметила, что из-под двери не пробивается полоска света. Наверное, спит. Либби решила, что заглянет посмотреть, как он там, на обратном пути. Сейчас ему для выздоровления гораздо важнее сон, чем еда.
Спускаясь вниз по лестнице, она услышала низкий раскат грома и подумала: еще один дурной знак. При таком раскладе они сумеют выбраться отсюда не раньше, чем через несколько дней.
А может, его уже ищут? Кто его может искать? Да мало ли кто. Друзья, родные, коллеги… Жена или любовница. У всех кто-то есть.
Либби потянулась к выключателю, и в тот же миг небо вспорола первая вспышка молнии. Начиналась еще одна страшная гроза. Либби открыла холодильник. Не найдя там ничего, что пришлось бы ей сейчас по вкусу, она порылась в шкафчиках. В такую ночь приятно съесть горячего супа и посидеть у огня.
Одной.
Она негромко вздохнула, вскрывая консервную банку. С недавних пор одиночество начало ее тяготить. Так как Либби была ученым, она понимала, в чем дело. В их обществе принято жить парами. А она одна – не сочетанна, вспомнилось новое слово. Она улыбнулась. Одинокие мужчины и женщины часто впадают в депрессию. Им плохо наедине с собой. Средства массовой информации ненавязчиво – кстати, не так уж ненавязчиво – пропагандируют семейные ценности. Да и родственники давят, требуя, чтобы одиночка вышла замуж и продолжила род. Друзья из лучших побуждений предлагают «познакомить с хорошим парнем» и дают советы, которых не просишь… Человек практически с рождения запрограммирован на поиски спутника, своей второй половинки…
Может, именно поэтому она сопротивляется. «Интересный вывод», – подумала Либби, размешивая суп. С самого рождения ей свойственно стремление к самобытности и самодостаточности. И разделить свою жизнь она согласится не со всяким. Ей нужен особенный спутник жизни, не такой, как все. Вот почему она так редко ходила на свидания в старших классах школы и потом, в колледже. Ей просто не было это интересно.
«Неинтересно» – не совсем то слово. Интерес-то она испытывала, но чаще всего отвлеченный. Она еще ни разу не встретила мужчину, который бы настолько ее ослепил, чтобы она прекратила составлять списки и выдвигать гипотезы. В старших классах школы ее прозвали «профессор Стоун» – фу, даже вспоминать противно! А в колледже считали типичной старой девой, синим чулком. Либби терпеть не могла стереотипы, сопротивлялась, пыталась не обращать внимания на язвительные намеки и с головой ушла в учебу. Благодаря легкому характеру она без труда сходилась с людьми. У нее много друзей – как среди мужчин, так и женщин. Но интимные отношения – совсем другое дело.
Еще раз все обдумав, Либби пришла к выводу: она еще не встречала мужчины, который бы заставил ее… ну, скажем, страдать или томиться. Томление – вот самое подходящее слово.
Наверное, на всей Земле нет мужчины, который бы вызвал в ней томление.
Сжимая в руке деревянную ложку, она повернулась за миской и снова увидела на пороге Кэла. Она сдавленно вскрикнула, и ложка полетела на пол. Кухню осветила вспышка молнии, а потом все погрузилось во мрак.
– Либби!
– Черт побери, Хорнблауэр, ты что, нарочно? – Задыхаясь, она рылась в шкафчике, ища свечу. – Ты меня до смерти напугал!
– Ты решила, что я мутант с Андромеды?
Глупая шутка заставила ее сморщить нос.
– Я же сказала, что не читаю такую дребедень. – Либби прищемила палец дверцей, выругалась и рывком распахнула другой шкафчик. – Где эти дурацкие спички?
Развернувшись, она врезалась в темноте в мускулистую грудь Кэла. Снова сверкнула молния, осветив на миг его лицо. У Либби пересохло во рту. Голова закружилась. Какой он сильный… Сильный и опасный…
– Ты вся дрожишь… – Его голос неуловимо помягчел, но руки, лежащие у нее на плечах, оставались твердыми. – В самом деле испугалась?
– Нет. Я… – Либби тряхнула головой. Она не из тех женщин, которые боятся темноты. И конечно, она не из тех, кто боится мужчин – если называть вещи своими именами. И все же она вся дрожит. И руки дрожат, которые упираются в его обнаженный торс. Страх тут совершенно ни при чем. – Я должна найти спички.
– Зачем ты выключила свет? – Кэл блаженно зажмурился и в прохладной монотонной тьме сосредоточился на ее аромате – неуловимо женственном и чуточку греховном.
– Ничего я не выключала. В грозу тут такое часто бывает… – Он крепче сжал ее плечи, и она ахнула: – Калеб!
– Кэл. – Снова сверкнула молния, и она увидела, что глаза у него потемнели. Теперь он смотрел в окно на грозу. – Все называют меня Кэл ом.
Он отпустил ее. Хотя Либби приказала себе успокоиться, она тут же дернулась, услышав громовой раскат.
– Мне нравится имя Калеб, – возразила она, надеясь, что в ее голосе не слышно страха. – Придется оставить его для особых случаев. А пока отпусти меня.
Он провел пальцем по внутренней стороне ее запястья.
– Почему?
В голове у нее помутилось. Он был так близко, что она слышала, как сильно и ровно бьется его сердце. Его пальцы неспешно гладили сгиб ее локтя – она и не знала, что там такое чувствительное место… В темноте Либби не видела Кэла, но ощущала его теплое дыхание совсем рядом со своими полураскрытыми губами.
– Я… – Все ее мышцы, все до единой обмякли. – Не надо! – Она отпрянула. – Мне нужно найти спички.
– Да, ты говорила.
Прислонившись к рабочему столу, чтобы не упасть, она снова принялась рыться в шкафчике. Руки так дрожали, что она целую минуту не могла чиркнуть спичкой о коробок. Кэл, сунув руки в карманы пижамных штанов, задумчиво наблюдал, как пляшет и вспыхивает маленький язычок пламени. Не поворачиваясь к нему лицом, она зажгла две свечи.
– Я разогрела суп. Будешь?
– Можно.
Когда чем-то занимаешься, руки не дрожат.
– Наверное, тебе лучше.
Губы его скривились в невеселой улыбке; он вспомнил, как несколько часов пролежал в темноте, ожидая, когда же вернется память.
– Наверное.
– Голова болит?
– Да не особенно.
Хорошо, что она успела вскипятить воду! Либби расставила на подносе миски и чашки.
– Я собиралась посидеть у огня.
– Ладно. – Кэл взял свечи и пошел впереди. В грозу он чувствовал себя легче. Все, что он видит вокруг, кажется ненастоящим. Может, к тому времени, как дождь прекратится, он поймет, что ему делать.
– Тебя гроза разбудила?
– Да, – улыбнулся Кэл, в очередной раз солгав. Он сел в кресло у камина и вытянул ноги. Как замечательно, оказывается, побыть в таком месте, где обыкновенная гроза приносит мрак и приходится зависеть от свечей и огня. На компьютере такое не воссоздашь. – Как думаешь, свет скоро дадут?
– Через час. – Либби поднесла ложку ко рту. Теплый суп немного успокоил ее. – А может, через день. – Она рассмеялась и тряхнула головой. – Папа все твердил, что надо бы подключить генератор, но так и не подключил, руки не дошли. Когда мы были маленькими, зимой иногда приходилось по нескольку дней готовить на огне. Спали мы тогда все вместе на полу, а родители по очереди вставали и следили, чтобы огонь в камине не погас.
– Тебе здесь нравилось? – Некоторые знакомые Кэла в отпуск ездили в заповедники и жили там в палатках. Он всегда считал их немного странными. А Либби так рассказывает о бытовых неудобствах, что самому хочется попробовать.
– Да, очень нравилось. По-моему, благодаря тому, что я так провела первые пять лет жизни, я и полюбила работать на раскопках и ездить в экспедиции.
Кэл понял, что Либби немного успокоилась. И голос стал прежним. Хотя ему нравилось видеть ее взволнованной, он подумал, что чем она непринужденнее, тем больше сведений он соберет.
– Какой эпохой ты занимаешься?
– Да никакой в отдельности. Можно сказать, я занимаюсь родоплеменным строем. А конкретно вопросами влияния на изолированные сообщества современных орудий труда и достижений научно-технического прогресса. Например, я изучаю, как электричество меняет жизнь примитивных обществ в целом. Раньше я занималась вымершими цивилизациями: ацтеками, инками. – Все просто, подумала Либби. Чем больше она рассказывает о своей работе, тем меньше вспоминает о том, что произошло на кухне, и о своей неожиданной реакции. – Осенью собираюсь поехать в Перу.
– С чего у тебя все началось?
– Когда я была маленькая, мы ездили на Юкатан и любовались величественными руинами майя. Ты бывал в Мексике?
Кэл с трудом припомнил одну особенно бурную ночь в Акапулько.
– Да. Лет десять назад. – «Точнее, двести лет спустя», – подумал он, хмуро глядя в миску с супом.
– Неприятные воспоминания?
– Что? Нет, наоборот. Какой у тебя чай… – Он отпил еще глоток. – Знакомый вкус!
Улыбнувшись, Либби поджала под себя ноги.
– Папа очень обрадуется, если я ему передам твой отзыв. «Травяная радость» – его компания. А начинал он вот здесь, в этой самой хижине.
Кэл отпил еще глоток и вдруг засмеялся:
– Я думал, это выдумки, легенда.
– Нет. – Либби смотрела на него в упор. На ее губах играла полуулыбка. – Не поняла юмора.
– Трудно объяснить…
Сказать ей, что через двести лет «Травяная радость» станет одной из самых крупных и влиятельных компаний на Земле и в ее колониях? А производить будет не только чай, но и биотопливо, и бог знает что еще… Подумать только! А он, Кэл Хорнблауэр, очутился в той самой хижине, где все начиналось. Устроился в кресле и наслаждается уютом. Он поймал на себе взгляд Либби. Она внимательно смотрела на него, как будто собиралась снова пощупать ему пульс. Кэл поспешил объясниться:
– Мама часто поила меня таким чаем, когда у меня… – Он не знал, какие в двадцатом веке были детские болезни. Уж точно не марсианская лихорадка. – Когда я болел.
– «Травяная радость» – лекарство от всех болезней. Вот и память к тебе понемногу возвращается!
