Нора Лирова
Когда он опоздал
Глава 1
Герман стоял около окна и смотрел, как за окном бушует буря. Ветер гнул деревья почти до самой земли. Дождь стучал по стеклу, стараясь пробраться в дом. Но окно было плотно закрыто. Оно отделяло непогоду от спокойно атмосферы дома. Из-за этого создавалось ощущение, что буря была где-то далеко, а не на расстояния вытянутой руки.
– Пап, я войду? – спросил Егор, постучав по косяку.
– Заходи, – сказал Герман, но при этом он не повернулся к сыну.
Герман был высоким, темноволосым мужчиной, с холодными синими глазами и впалыми щеками, на которых уже выступила короткая колючая щетина. Сутулый, с длинными руками и длинными пальцами, худой – он не был красивым мужчиной. Его же сын был полной его противоположностью. Красивый, спортивный, с правильными чертами лица, задорной улыбкой и светлыми волосами, Егор при этом не походил и на мать. Из-за этого Герман часто слышал шутки, что сын пошел в соседа. Но он никогда не обращал внимания на эти слова. Если кто видел отца и сына вместе, то замечал, что они понимали друг друга без слов. Между ими была какая-то связь, которая не могла образоваться между чужими людьми. К тому же характеры у них были очень похожи.
– Слышал, что ты решил подать на развод? – спросил Егор, садясь в кресло с резными изогнутыми ножками, которое стояло около круглого стола.
– Уже подал, – ответил Герман.
– Тебе это невыгодно.
– А тут не из-за выгоды.
– Из-за этих фотографий? – спросил Егор, доставая из кармана распечатанные фотографии. Кинул их на стол. Герман повернулся. Увидев фотографии, подошел к столу. Забрал их.
– Откуда они у тебя?
– Вытащил из того мусора, в который превратился твой телефон, – ответил Егор.
Фотографий было пять. На них была сфотографирована девушка с длинными волосами. На вид ей было лет двадцать. Только взгляд у нее был хмурый, тяжелый. На одной фотографии она стояла с коляской, в которой спал ребенок. На другой она задумчиво смотрела в сторону. На третьей девушка держала на руках ребенка. Сама она была одета в халат. Волосы заплетены в косу. Из-за этого выглядела она по-домашнему. Четвертая фотография запечатлела ее недовольной. Она была явно против того, что ее снимали. И лишь на последней девушка улыбалась. Камера поймала ее простую улыбку и теплоту в глазах. При этом ни на одной фотографии девушка не позировала. Камера запечатлела кадры из ее жизни. И это притягивало взгляд. Невольно хотелось узнать историю каждого снимка.
– Я думал, что это невозможно.
– Ну, пришлось повозиться, – ответил Егор. – Так чего за девчонка?
– Неважно.
– Мама считает, что это твоя любовница.
– Недавно она меня обвиняла во внебрачной дочери, – усмехнулся Герман.
– Так кто это?
– Никто.
– Но она для тебя важна.
– Возможно, – Герман посмотрел на сына. – Ты пришел, чтобы нас помирить?
– Не думаю, что это возможно, – ответил Егор. – Мне захотелось узнать, что произошло на самом деле.
– Я рассказывать не буду. Все имущество при разводе останется Наташе. Деньги и компания будет разделена в равных долях между тобой, Ириной и Наташей.
– А что тебе достанется?
– У меня останется половина квартиры в родном городе, – ответил Герман.
– Тебе не кажется, что это нечестно?
– Меня это устраивает, – ответил Герман. – Не хочу, чтобы развод затянулся.
– Пап, вот честно, это твой косяк или мать придумала?
– Я ей не изменял, – ответил Герман. – Если ты об этом.
– Ирка рвет и мечет. Завтра прилетит мать поддержать.
– Она прилетит, чтобы не забыли ей выделить кусок пирога.
– Возможно, – ответил Егор, наблюдая за отцом, который рассматривал фотографии. – Ты уедешь в родной город?
– Да.
– Считаешь, что детей вырастил, всех обеспечил, а теперь можешь сбежать?
– Почему бы и нет? – Герман убрал фотографии и посмотрел на сына. – Или считаешь, что я должен попытаться помириться с Наташей? Позволить ей дальше лезть мне в душу?
– Она перешла ту грань, которую ты установил?
– Да.
– Не особо умный поступок.
Герман только пожал плечами. Он вновь отошел к окну.
– Пап, ты когда уедешь?
– В следующий четверг.
– К той девчонке?
– Она не моя девочка.
– Из той семьи?
– Я не буду это обсуждать, – ответил Герман. – Завтра предложу Наташе оплатить твое обучение сразу за все семестры.
– Не стоит. Я возьму академический отпуск.
– Зачем?
– Хочу поехать с тобой.
– А я тебя не приглашал.
– Не хочу сидеть под матерью. К тому же она будет считать меня врагом, который все знал, но молчал.
– Я тебя не приглашаю, – повторил Герман.
Егор не ответил. Спустился на первый этаж, где оставил продукты. Стал их раскладывать по полкам в холодильнике. Он обернулся, когда услышал шум. Вышел в холл. Герман уже надел куртку.
– Ты в такую погоду решил погулять?
– Не надо за мной следить, – сказал Герман.
– Там ураган.
– Это меня не остановит.
Герман накинул капюшон. Завязал веревки под шеей и вышел на улицу. Вокруг него тут же закружился ветер, который пытался закинуть капли дождя прямо под капюшон. Герман не обращал на них внимание. Выйдя с участка, он пошел в сторону тропинки, ведущей в лес. Деревья недовольно стонали под порывами ветра. Дождь стучал по куртке. Лицо тут же промокло. Вода стекала по щекам, но Герман этого не замечал. Буря отражала его состояние. Пусть он никак не показывал эту бурю, но внутри него все разрывалось на части. Разговор с Наташей произошел три дня назад. Начался он совершенно внезапно. Герман вернулся домой после работы. Наташа ждала курьера с готовой едой. В последнее время ей было некогда стоять у плиты, поэтому она теперь лишь разогревала еду. Герман не возражал. Он давно перестала чувствовать вкус еды. Ему было все равно чисто ли в комнате или бардак. За рубашками он следил сам. А остальное…
И вот Наташа решила, что вечер понедельника отличное время для выяснения отношений. Она пристала к нему, требуя внимания. Отобрала телефон. Он не успел его заблокировать. Наташа увидела фотографии и ее понесло. Всего лишь фотографии. Пять фотографий Ларисы. Девчонки, которая ему годилась чуть ли не в дочери. Да чего тут говорить, она была младше Иры всего лишь на год.
Он никогда не испытывал к ней ничего такого, в чем его могла обвинить Наташа. Пять лет назад он приезжал проведать мать. Тогда и сделал фотографии Ларисы. Он сам не мог сказать зачем. Наверное, тогда его восхитила эта девушка. В двадцать лет она взяла под опеку младшего брата и двух сестренок. Когда его Ирина хотела бросить институт, чтобы стать моделью, Лариса тянула трех садовских детей и сестру, которая только окончила школу. Да, она его восхитила. Ничего лишнего. И сфотографировал он ее из-за красивого ракурса. Кроме той фотографии, когда она разозлилась. А остальные…
Герман побежал вверх по тропинке, уходящей в сторону оврага. Ноги скользили по мокрой глинистой почве. Только Герман этого не замечал. Он бежал вперед, стараясь выгнать бурю из души.
Ему ведь ничего не было нужно. Только пять фотографий. Все. Пять фотографий, на которые можно было бы смотреть и отвлекаться. Отвлекаться от проблем, от Наташи, которая с каждым годом становилась все злее и циничнее. Она ему изменяла. Говорила, что ходит на тренировки, а сама трахалась с коллегой по работе. Два раза в неделю. Он об этом знал, но закрывал глаза, потому что это было к лучшему. Ему не хотелось с ней спать в одной кровати, не то чтобы заниматься любовью. Любовь давно прошла, оставив после себя лишь двух детей и чувство опустошенности. Той пустоты, которую он не мог ничем закрыть.
Нога все-таки соскользнула. Герман упал на колено, но не покатился вниз. Удержался. Поднялся.
Прошло пять лет. Скорее всего, Лариса уже нашла какого-нибудь паренька. Вышла за него замуж. И теперь они воспитывают ее брата и сестер. Она хорошая девушка, которая бы не осталась одна. Будь он моложе, то точно взял бы ее в жены. Хозяйственная девушка. Симпатичная. Хорошая мать, которая отдавала полностью себя малышам.
Герман поднялся. Сжал кулаки. Ему хотелось сейчас выплеснуть злость. Ударить по стволу сосны. Почувствовать боль, которая бы отрезвила. Он даже подошел к стволу сосны. Провел ладонью по шершавому стволу, которое пахло смолой. Услышал, как застонало дерево под натиском ветра и пожалел его бить. Оно ведь ни в чем не было виновато. Ему и без его ударов приходилось несладко. Но при этом она не сгибалась. Как и Лариса.
Он не был зациклен на ней. Просто…
– Просто пора возвращаться, – сказал Герман.
Он вернулся через час. Полностью промокший. Егор готовил ужин. Вот ему было интересно готовить. Он мог спокойно провести несколько часов за приготовлением сложного блюда и терпеть не мог готовую еду, которую заказывала Наташа.
– Проветрился? – спросил Егор. – Я уже хотел соседскую собаку звать и искать твои следы, которые смыл дождь.
– Ты серьезно хочешь бросить институт? – спросил Герман, заходя на кухню и оставляя за собой мокрые следы.
– Я его закончу. Переведусь в другой. На заочный.
– Зачем?
– Ты понимаешь, что начнется после твоего отъезда? Надо будет решать вопросы с компанией. Мать потянет все на дно. Я захочу спасти хоть чего-то. При этом мы с ней будем ругаться. Зачем мне это?
– И чего ты хочешь?
– Я все оставлю матери и сестренке. Думаешь, что я ничего не смогу добиться самостоятельно?
– Можешь. Но это будет сложно. Зачем тебе эти сложности? Закончи учебу и пытайся встать на ноги.
– Я не пропаду, – ответил Егор. Герман только пожал плечами.
– Я уезжаю завтра. Хочешь плестись хвостом, то езжай. Но помощи от меня не будет. Квартиру ищи сам. Ясно?
– Более чем. Можно спросить чего ускорило твой отъезд?
– Драться с соснами бессмысленная затея, – ответил Герман. – Они ни в чем не виноваты.
Переодевшись, Герман сделал несколько звонков. Договорился с адвокатом. Купил билеты на поезд. Зачем оставаться в городе, когда его больше ничего не держит? Если рвать все связи, то надо это делать резко. Безжалостно. Чтобы не было времени на обдумывания и повороты назад.
Егор уехал, как только закончилась буря. Сказал, что поедет собирать вещи. Герман больше не разговаривал с сыном на эту тему. Он мог бы его убедить остаться. Пусть Егору и было уже двадцать один год. Пусть он и успел отслужить в армии прежде чем пойти учиться, но Герман знал, что до сих пор находится у него в авторитете. Но Герман решил, что Егору нужна свобода действий. Он хотел повзрослеть, и Герман не хотел ему мешать.
Вроде все было подготовлено. Герман думал, что теперь он успокоится. Наконец сможет уснуть. Но сна все равно не было. Бессонница его не отпускала. Он даже не смог лечь в кровать. Его все время тянуло к окну.
Буря закончилась. Теперь по небу плыли рваные облака, которые освещала полная луна. Яркая луна, которая напоминала большой фонарь, но Герман не замечал ее. Ему нужно было быть в другом месте. Он это чувствовал и раньше. Только сейчас эти чувства обострились как никогда.
Закрыв глаза, Герман прислонился лбом к стеклу. Завтра после полудня он сядет в поезд. Два дня в пути. Потом три часа на автобусе и он будет дома. Дома. Там, где родился. Где у него похоронена мать. Там, где лежит на хранение фотоальбом. Где девчонка каждый вечер зажигает ночник, как когда-то его мать оставляла работать лампу на столе, потому что боялась темноты. Он же, возвращаясь домой с прогулок, всегда видел огонек, который словно говорил, что его всегда ждут. Да, теперь дома его никто не ждал. Но ему нужно было туда поехать. Поехать и хотя бы забрать фотоальбом.
***
Лариса лежала на матрасе в большой комнате с балконом. Не так давно она поменяла окна. Теперь балконная дверь была сделана полностью из стекла. На улице шел мелкий дождь. Капли попадали на стекло. Соединялись вместе в тонкие ручейки, которые стекали до пола. Дождь. А не так давно был снег. Или это было давно? Лариса не помнила. Вот сейчас шел дождь. Батареи еще были теплыми. Значит это явно было не лето. Может быть весна? А еще бывает, что зимой бывает потепление.
Она села, чувствуя зябкость. Натянула плед, пытаясь укрыть обнаженное тело. Но плед был детским. Если она накрывала грудь, то раскрывались ноги. Положив плед углом, Лариса вновь легла на матрас.
– Сегодня опять будешь драться? – в комнату зашел патлатый мужчина с седыми волосами. Но при этом у него была добрая улыбка. Он подошел к Ларисе. Присел рядом с ней на корточки. – Тебе вредно волноваться.
Лариса промолчала. Она вновь перевела взгляд на дверь балкона и капли дождя.
– Пойдем, я тебя в душ отведу.
Он отстегнул цепь, которая была обернута вокруг ноги Ларисы. Протянул ей руку, чтобы помочь подняться, но Лариса справилась сама. Хотела прикрыться пледом, потом передумала. Ванная. Душ. Лариса стояла под струями дождя и не думала мылиться. Мужчина оставил ее на минуту. Вернулся со стаканом.
– Выпей.
– Не хочу.
– Лариса, не надо воевать. Тебе же будет больно.
Она раздраженно взяла стакан. Выпила залпом почти полный стакан с водкой. Налила из-под душа воду. Запила водку. После этого прислонилась к стене, почувствовав сильное головокружение. Мужчина помог ей выбраться из ванны. Вернул в комнату. Матрас задвинул под кровать. Лариса легла на кровать. Опять повернулась в сторону балконной двери. Она заметила, что на тополе уже были цветы. Красные шишки, как капли крови, облепили ветви дерева. Весна.
В комнату вошел мужчина. Сказал какую-то пошлость. Завалился рядом. От голода Лариса опьянела быстро. Она не чувствовала, как мужчина лапал ее полную грудь. Что-то довольно прорычал. Заставил встать на колени и вошел в нее. Начал трахать. Лариса ничего не чувствовала. Она молча терпела, когда он в нее кончит. Как скажет какую-то пьяную пошлость. Ей было больше не противно. Все равно. Безразличие. Это теперь ее спасало. Спасало от унижения и грязи. От бессилия.
Вскоре вернулся патлатый мужчина. Принес еду. Вернул Ларису на матрас, посадив на короткую цепь. Лариса начала есть. А слезы все-таки пошли. Она их не контролировала. Ела еду, вкуса которой не чувствовала и плакала, используя живот в качестве подставки. Ребенок недовольно пнул тарелку. Заставил вспомнить о себе. Лариса убрала тарелку. Провела ладонью по животу. Ребенок успокоился. Странно, что он был еще жив. После всех тех побоев. После того насилия, что было. Он был жив. Упрямо пинал ее ногой или рукой. Напоминал о себе.
Лариса доела еду. Отставила тарелку в сторону и легла на матрас, стараясь накрыться пледом. Лариса легла на бок. Положила ладони под щеку. Тихо запела колыбельную. Мозг быстро опьянел, но слова в колыбельную складывались легко. Как будто так и должно было быть.
А за окном шел дождь. Капли медленно стекали по стеклу. Весна. Дождь. Скоро зацветут яблони. Красные тюльпаны будут выглядывать из зеленой травы. А еще будут цвести одуванчики. Желтые шарики цветов, которые Юля любила ставить в стакан на обеденный стол. Сколько прошло лет, когда они виделись в последний раз? Год? Два? Юля, Тоня, Тимошка. Тимошка самый младший. Он должен быть уже в садике. Юля и Тоня в школе. В младших классах. Лариса пыталась вспомнить, в каких они были классах, но не могла.
Но все хорошо. У них все хорошо. Мама сказала, что детей усыновили. Всех троих. Здоровые умные детки были всегда в цене.
Лариса заплакала. Она так давно их не видела, что соскучилась. Сколько ночей она провела рядом с ними? Они были частью ее жизни. Всегда. Но теперь она их больше не увидит. Детей усыновили. Все. Она сама подписала согласие на это. Не хотела, но подписала.
Слезы закончились. Вместо них наступило отупение. Лариса лежала на матрасе, наблюдая, как таракан вылез из щели. Он побежал в сторону батареи. Лариса усмехнулась. Закрыла глаза. Все. Отупение отогнало мысли о брате и сестрах. Ее больше ничего не волновало. Боль ушла. Остался лишь таракан, грязный матрас и капли дождя на стекле.
