Ямал, Варейское месторождение, скважина 1245.
– Николаич, судя по приборам, долото сломалось! Выключаю двигатель? – крикнул бурильщик в рацию, когда понял, что произошла внештатная ситуация.
– Погоди, я сейчас буду, – ответил мастер, отключил рацию и выбежал из вагончика.
Он подошёл к буровой вышке, поднялся на площадку, посмотрел показания приборов, переговорил с бурильщиком и его помощником, которые присутствовали при инциденте, и принял решение всё-таки остановить бурение.
– Мы же только недавно отбирали пробы грунта, всё было нормально, даже метра не прошли – и на тебе! – досадовал опытный бурильщик.
– Не переживай, разберёмся. Последние керны7 где?
– Геолог приезжал, забрал.
– Хорошо… пока ничего не трогайте. Ждите моего звонка, пойду в ЦИТС8, доложу. Там люди умные сидят, пусть принимают решение, что делать дальше.
Мастер Сидоров Иван Николаевич за долгие годы работы на нефтяных месторождениях много чего повидал и знал, что в аварийных ситуациях надо вовремя докладывать начальству, а то мало ли что. Поэтому, зайдя в вагончик, он сразу набрал знакомый номер телефона и рассказал начальнику смены об инциденте.
– Николаич, звони на месторождение, а я сам доложу нашим. Как действовать по регламенту, ты знаешь. Технику какую-то надо тебе прислать?
Мастер ответил, что пока ничего не надо, сами справятся.
– Хорошо, звони, если что потребуется. Ты же недавно сводку передавал, всё нормально было, да и порода там ещё должна быть мягкая, долото никак не могло сломаться! Что-то здесь не так.
– Сам не пойму, какого хрена происходит, – покачал головой мастер. – Вытащим подвеску – видно будет, что произошло. Если что, сдадим металл в лабораторию. Всё, я пошёл к бригаде.
Сидоров вышел из вагончика, закурил сигарету и пошёл к вышке.
Он поднялся на платформу и некоторое время помогал мужикам поднимать из скважины и складывать трубы.
– Николаич, что там начальство? – спросил бурильщик Слава, не прекращая работы.
– Да нет, пока всё спокойно, диаграммы разбирают. Ты, как закончите, сообщи мне, приду и посмотрю, что там с долотом.
– Хорошо, тут глубина небольшая, 408 метров только прошли, быстро поднимем, – ответил бурильщик.
Через два часа Слава по рации сообщил, что подъём закончили, и мастеру стоит взглянуть на то, что они вытащили.
– …! Это ещё что за х…!? – матерился Сидоров, рассматривая практически полностью разрушенное долото и нижнюю часть подвески.
– И не говори, Николаич! Я когда увидел, меня аж пот прошиб, всё смотрел на план-шайбу, думал сейчас из скважины монстр вылезет. Это ж надо так металл погрызть! Ты же здесь уже двадцать лет работаешь, видел такое когда-нибудь?
– Нет, мужики, не то что не видел, но и не слышал. Откручивайте переводник, вернее, то, что от него осталось, заверните в полиэтилен и заклейте скотчем. Я пойду и доложу начальству, а потом пусть сами решают, куда его деть. А это безобразие, – он показал на свисающие с подвески твёрдосплавные элементы и перфорированные части долота, – с остальными трубами не кладите, а то мало ли что. В сторону их уберите и накройте. Прикручивайте обратно верхнюю план-шайбу, ставьте заглушки и отдыхайте, на сегодня всё.
Иван Николаевич пошёл в вагончик с ощущением беспокойства на душе. Какое-то щемящее чувство надвигающейся беды почему-то не оставляло его весь вечер, хотя он успокаивал себя тем, что осталось всего несколько дней доработать свою последнюю вахту перед пенсией.
– Нина, что происходит? – кричал муж в трубку телефона. – Я приехал забрать тебя с работы, а у вас здесь военные, всё оцеплено. Меня не пустили даже на стоянку, говорят, что на предприятии введён карантин. У вас опять ковид, что ли? А причём здесь военные? С тобой всё в порядке?
Я тяжело вздохнула. Что я могу ему ответить? Что у нас тут всё ещё хуже, чем кажется? Только несколько минут назад закончилось совещание, где я устала отвечать на бесконечные вопросы о том, что происходит, и откуда взялась эта дрянь. Теперь я сидела у себя в лаборатории и пила кофе, приходя в себя.
После обеда я не успела закончить анализ и оформить протокол, меня вызвали к директору и потребовали полную информацию. Пришлось нарушить свою подписку о неразглашении и рассказывать всё с самого начала. А потом выслушивать монолог директора о том, что он никогда не думал, что лаборатория будет бомбой замедленного действия. И все мои оправдания, что это просто стечение обстоятельств, и никто не виноват, он не воспринимал. Я понимала, что его бизнес был под ударом, и ещё неизвестно, чем это всё может закончиться.
К концу рабочего дня приехал уже знакомый мне полковник со спецподразделением в биозащитных костюмах, пригнал восемь больших автобусов и, ничего не объясняя, устроил полный досмотр всех работников и санобработку ещё похлеще, чем в инфекционных отделениях больниц. После рамки металлодетектора изъяли все металлические предметы, вплоть до ключей от квартиры и автомобилей, украшений и часов. Коронки с зубов только не сняли и титановые пластины на костях оставили.
Что у нас творилось, надо было видеть своими глазами. Армагеддон, апокалипсис, конец света – вот название ужаса последних нескольких часов.
После обработки всех работников одели в одноразовую одежду, вывели за территорию и развезли на автобусах по домам, взяв подписку о неразглашении. Все выходы из помещений цехов изолировали плёнкой, а видеонаблюдение за периметром предприятия и проходной переподключили на другой сервер и взяли под контроль военные.
Мы, 12 руководителей во главе с директором и три офицера ФСБ, больше двух часов разговаривали в зале для совещаний, спорили, обсуждали сложившуюся ситуацию и пришли, наконец-то, к решению, что, пока не приедут специалисты из Москвы, предприятие будет закрыто и находиться под наблюдением военных, которые за это время возьмут пробы воздуха, земли, воды и смывы со всех металлических поверхностей.
Передвижная лаборатория, которая прибыла с подразделением химбиозащиты (РХБЗ), уже установила между цехами палатку для сбора материалов и проб, их обработки и анализа. Несколько десятков человек в специальных защитных костюмах сновали по территории с приборами. Кроме них, на территории уже никого не осталось.
Заводоуправление тоже опустело, а я всё стояла у окна и смотрела вниз, думая, что может произойти, если эта зараза распространится дальше, в город, по стране, по всему миру. Зазвонил телефон.
– Нина Петровна, пора, вас ждут на санобработку, – сказал мне охранник.
– Хорошо, иду.
Я прошла по пустынным коридорам, от чего мне ещё больше стало не по себе, и вышла к передвижной станции обеззараживания, которая стояла прямо напротив выхода из здания. Длинный вагончик тёмно-зелёного цвета с красным крестом на боковой панели и с множеством непонятных для меня механизмов вокруг и приспособлений.
Не скажу, что я не испугалась, но панике не поддалась. Шутки закончились. Серьёзные парни делали свою работу, и мне ничего другого не оставалось, только подчиниться их требованиям и выполнять приказы. Пришлось снять с себя всю одежду, сложить её в герметичный мешок и пройти сначала через камеру с ультрафиолетом, потом вымыться под душем. На выходе лежал одноразовый комплект, штаны и рубаха, который я надела. Молодые люди в комбинезонах и респираторах проводили меня до границы оцепления, где меня, наконец-то, встретил муж и увёз домой.
***
– Вставай, жена. У нас эвакуация!
Я еле-еле продрала глаза, потому что вчера поздно легла, всё думала про этот злосчастный переходник.
– Сколько сейчас времени?
– Уже семь часов. В девять часов – всеобщий сбор на выезде из города. Из вещей разрешили взять только предметы первой необходимости, одежду, еду и документы. Все металлические вещи – под запретом. Даже украшения.
Сон прошёл в одно мгновение. Я села на кровати и захлопала глазами, глядя на то, как мой муж собирает свои вещи в сумку.
– Олег, я ничего не поняла. Какой сбор? Какая эвакуация? Что происходит?
Он сел на кровать рядом со мной.
– Ты всё проспала, дорогая. В шесть утра начала гудеть сирена, потом по улицам стали ездить машины и говорить в громкоговоритель об эвакуации. А ты даже не дёрнулась… Неужели ничего не слышала?
– Нет. Эвакуация… – я прочистила горло и продолжила расспросы. – Ты хочешь сказать, что наш город эвакуируют?
– Да. Весь город. Говорят, что создали за городом карантинную зону, в которой уже разбивают палаточный городок. Случилось что-то по-настоящему плохое. Думаю, что тебе известно, что именно, раз вчера у вас на работе была такая заварушка.
– Но нас ведь всех обработали, прежде чем выпустить с предприятия…
– Нина, не тупи. Когда к вам поступил образец? Сколько людей ходило около станка? А сколько он мотался по автомобилям транспортной компании, пока его доставили к вам в лабораторию? Да только со стружкой целую кучу ваших бактерий вывезли…
– Не похожи они на бактерии.
– Хорошо. Назовём их метажорами.
– Почему метажорами?
– Потому что металл жрут! Посмотри на фото, которые выложили в городской группе. От КАМАЗа, который вывозил металлолом с вашего предприятия, остались только сидения и шины!
И я взглянула на фото с телефона. На фотографии были видны груды серой пыли и мусора, оставшиеся от КАМАЗа. Мне стало совсем нехорошо: в голове начало звенеть, в глазах – темнеть…
Хорошо, что я сидела. Муж, когда увидел, что я побледнела, побежал на кухню за корвалолом, а потом, пока я пила лекарство, бубнил, что пора завязывать мне с такой работой, пока нервы ещё не все добила.
– Похоже, что уже завязала, скоро просто будет нечего испытывать, – ответила я. – Олег, а тот металлолом никуда не увезли из города? Ничего не пишут?
Он тяжело вздохнул и отдал мне свой телефон.
– Вот, читай.
Там под фото был комментарий мужчины: «Металлолом с базы был вывезен вчера вечером, три вагона. В том числе и с этого КАМАЗа. Народ, что за чума у нас творится с металлом? Может, кто-то знает? А то у нас мостовой кран утром упал, швеллер рассыпался».
– Офигеть! – прошептала я.
– Это только начало. Листай дальше…
И я листала ленту «ВК», которая пестрела невероятными новостями. Непрерывный поток комментариев к ним увеличивался с каждой минутой. Все были в шоке и напуганы предстоящей эвакуацией и карантином. Кто-то писал, что город оцепили ещё ночью, и никого не выпускают и не впускают. Военные не дают въезжать в город на машинах, а всех выезжающих возвращают и направляют к месту сбора.
В городе царит паника, народ семьями уезжает окольными лесными дорогами, некоторые уходят пешком через лес, прихватив самое необходимое. Много появилось советов, куда лучше ехать, чтобы точно не поймали. Лес пока не оцеплен, но некоторые уже видели, как к городу съезжаются военные, и предполагают, что скоро через прилегающий лес уйти будет невозможно.
– Какой кошмар… – я читала и пила чай, не чувствуя от переживаний вкуса еды.
– Давай быстрее, я пошёл за машиной на стоянку. Хорошо, что вчера заправился, а то сегодня вряд ли бы получилось. Заеду в магазин, если удастся, то едой закуплюсь. А то дети подъедут, не факт, что они что-то взяли, кроме бутербродов, да и кота надо кормить чем-то, – сказал муж и, уже выходя в подъезд, крикнул: – Чтобы через пятнадцать минут была готова!