Нина Шевчук
По дороге с облаками
Патент
Дверной звонок громогласно возвестил о том, что в дом Филиппа Аркадьевича Задумина пришел нежданный гость.
– Филька, разве у тебя сегодня есть ученики? – прокричала из кухни Анастасия, жена Задумина.
– Нет, Ася. Никого.
– Ну вот тогда иди и открывай! – ожесточенно выдала она, не расслышав ответ. После пятнадцати лет работы на машиностроительном заводе Анастасия стала тугоухой и сутулой, ступни ее растоптались, высохли и походили на задние лапы кенгуру. Хоть ей было всего сорок, на вид она годилась в матери Ольге Дмитриевне, тридцатипятилетней учительнице математики, которую любил Задумин.
Звонок прогремел во второй раз.
– Борька, наш ученый оборзел, сукин сын. Открой ты, у меня руки в фарше.
– Ма, у меня бой на глобальной карте, – ответил из дальней комнаты недовольный ломающийся голос.
– Вот лодыри свинорылые! – выругалась Анастасия и пошла открывать дверь сама.
До того, как в школе появилась сдержанная культурная Ольга Дмитриевна, Задумина ничуть не заботила привычка жены все время браниться. Он и сам частенько не брезговал красным словцом. Но теперь ее брань чрезвычайно раздражала его. Стоило Анастасии изрыгнуть очередную гадость, и Филипп чувствовал примерно то же, что заядлый автолюбитель, который только что выдраил до блеска свою колымагу, как внезапный проливной дождь превратил дороги в грязное чавкающее месиво.
Несмотря, однако, на горькую досаду, Задумин никогда не упрекал жену вслух и не обнаруживал своего к ней брезгливого отношения. Он понимал, что паруса их не слишком крепкой семейной ладьи надувала совсем не зарплата учителя биологии средней общеобразовательной школы. Грубая и давно холодная Анастасия заработала на заводе трехкомнатную квартиру, построила маленький уютный дачный домик у реки в пригороде, купила старую, но резвую малолитражку. Сэкономленных на еде и отдыхе денег хватило, чтобы холеный игроман Борюсик протирал штаны в государственном приборостроительном университете, а сам Филипп мог беспрепятственно тратить все свободное время на исследования в домашней лаборатории, результаты которых предположительно должны были озолотить семью Задуминых. И Ольгу Дмитриевну, разумеется. Ведь речь шла не то что о достатке из разряда «дом – полная чаша», но о деньгах, которыми при желании можно было бы до краев наполнить чашу размером с просторный трехэтажный дом. Вот уже десять лет Задумин работал над выведением растительных клеток, способных накапливать и отдавать энергию в количествах, достаточных для создания мощной солнечной батареи. Если расчеты Филиппа Аркадьевича были верны (а выведенная им из клеток кактуса культура превосходила даже самые смелые ожидания), то простому учителю биологии из русской глубинки предстояло перевернуть представления всего мира об альтернативных источниках энергии, указать новый путь развития науки и промышленности и спасти человечество от неминуемой гибели, которую в ближайшем будущем вызовут загрязнение окружающей среды и нехватка ископаемого топлива.
Для того, чтобы по возможности обезопасить великое открытие от присвоения непорядочными деятелями науки и всяческими заинтересованными корпорациями, Задумин разделил свои записи на четыре части, которые заверил у разных нотариусов. Саму же культуру он подсушил до пастообразного состояния и хранил в холодильнике в специально вырытом потайном подвале на семейной даче.
– Филипп, к тебе тут товарищ пришел, – сообщила Анастасия, раздвинув пылеулавливающие полосы из плотного полиэтилена, преграждавшие путь в лабораторию. – Говорит, из патентного ведомства.
Задумин поднял на лоб защитные очки.
– Странно, я ведь не подавал еще заявку.
– Так и есть, – отозвался пришелец из-за спины Анастасии. Голос у него был высокий, с нотками истеричности. – Мне о вас рассказал наш общий друг, Василий Сергеевич.
Мужчина встал на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть внутренность лаборатории, но Анастасия отошла в сторону, и он смущенно отступил от двери.
– Григорий Григорьевич Фискалюк, доктор биологических наук, – представился пришелец.
– Очень приятно. Настя, дай, пожалуйста, гостю халат, бахилы и шапочку.
Через минуту Фискалюк превратился в посетительницу косметического салона: голову его покрывала узорчатая шапочка для душа, а поверх серого костюма красовался приталенный белый халат с игривым цветочком на грудном кармане.
Пройдя через самодельный воздушный барьер (устройство неясного происхождения тихо гудело над дверью и выдавливало из себя потоки теплого воздуха), Фискалюк очутился в маленькой аккуратной лаборатории. По левую сторону у стены расположились массивные столы. На первом стояли отличный цейсовский микроскоп и культуральный бокс – камера из плексигласа с кварцевой лампой и отверстиями с рукавами. Второй стол служил платформой для мелкой техники – электрической плитки, центрифуги, весов и прочих необходимых биологу вещей. Вдоль правой стены лаборатории протянулись этажерки с культуральными сосудами – трехлитровыми бутылями, в продырявленные крышки которых были вставлены шланги, подведенные к компрессору. Ртутные лампы мягко освещали чистые полки этажерок. На подоконнике в узорчатых горшочках красовались кактусы.
– Вот, значит, где обретается самый великий гений нашего времени! – заявил доктор, с интересом оглядывая комнату.
– Да что вы, какой же я гений? – с неискренним смущением ответил Задумин. – Мне просто повезло.
– Не скромничайте, Филипп Аркадьевич, не скромничайте.
Задумин глядел на гостя с едва скрываемым недоверием. Душу раздирала досада на Ваську. Филипп Аркадьевич считал его другом, а он оказался предателем. Разболтал все третьему лицу. А то небось еще и четвертому, и пятому, и десятому. Трепач! Теперь один Бог знает, из каких бюро и корпораций ждать шпионов.
– Удача – штука капризная. Она отворачивалась и не от таких, как я, – продолжал отговариваться Задумин.
– Не сгущайте краски, Филипп Аркадьевич. Вы ведь не Малянов, а нынешняя реальность – совсем не роман Стругацких. Сейчас мир нуждается в вашей находке, как никогда.
Фискалюк встал и заходил по лаборатории. Движения его были порывистыми и обнаруживали крайнее беспокойство.
– Вы, конечно, не разрешите взглянуть в дневник? – спросил он, наконец, с надеждой глядя в глаза Задумину.
«Ишь, чего выдумал! Какая дерзость! И на что только этот коротышка рассчитывал, собираясь сюда?» – подумал Филипп, но ответил другое.
– Да у меня жуткий беспорядок в записях. Черт ногу сломит.
– Ну да, ну да, – задумчиво произнес Фискалюк, не переставая мерить комнату нервными шагами.
– Может, чаю? – предложила Анастасия, темный силуэт которой показался за лентами.
Гостя освободили от салонных принадлежностей и усадили на кухне, подальше от лаборатории. Тему задуминского открытия за чаем не поднимали, только обменивались общими ничего не значащими фразами. Когда гость, наконец, сообщил, что ему пора идти, даже Анастасия вздохнула с облегчением. Она не вникала в тонкости работы мужа, но ждала от него гораздо большего, чем мог себе представить сам Задумин. Нажитый на тяжелой работе варикоз жестоко мучил ее. Она никогда не жаловалась, но, прикладывая примочки к ногам, покрытым пугающей синеватой лепниной, втайне мечтала о том, как уволится с завода и посвятит все время своему здоровью и отдыху.
Глядя на любопытного пришельца, Анастасия думала, не вытолкать ли его взашей. Однако слово «ведомство», произнесенное в начале разговора, настораживало. Что если Филькины исследования, на самом деле, не так ценны? А обида, нанесенная важной птице из «ведомства» могла, чего доброго, вылиться в серьезные проблемы.
Уже стоя в прихожей и застегивая куртку, Фискалюк вдруг поднес к лицу ладони, только что вымытые в ванной, и сказал:
– У вас что-то с водопроводом неладно?
– Вроде бы, все в порядке, – ответил Задумин и распрощался с гостем.
– И чего его приносило? – спросила Анастасия, едва захлопнулась входная дверь.
– Да Васька выболтал.
Она округлила глаза в бешенстве.
– Говорила тебе языком не трямкать!
– Сам знаю, что оплошал. Но ты не переживай. Я ему обо всем в общих чертах рассказывал. Ничего существенного он выдать попросту не мог.
– Вот придет к тебе, кто надо, возьмут за яйца, и сам выдашь, идиот, – наращивала обороты Анастасия.
– Тебя послушать, так кругом одни «кто надо».
Анастасия скептически скривилась.
– Да нет, кругом как раз «кто не надо», как Васька твой, гнида. А паранойей ты меня сам заразил. Кто на даче катакомбы рыть придумал, я что ли?
– Ладно тебе кипятиться. У меня все уже готово. Через три дня заявку подам. А что там у нас с водой?
– Не знаю, сейчас посмотрю.
Анастасия закинула на плечо вафельное полотенце и толкнула дверь в ванную, но вдруг резко отпрянула.
– Филька, диверсия! Стой на месте! – закричала она, схватив мужа за рукав.
– Что там? – испугался Задумин.
Анастасия подняла подбородок и понюхала воздух.
– Чувствуешь запах?
Ноздри Задумина зашевелились.
– Что-то есть. На бензин похоже.
– Никак этот Фискалюк сжечь нас решил! – с ужасом предположила Анастасия.
– Да ну, зачем это ему? Дай-ка я гляну что там.
– Может МЧС вызвать?
Она по-прежнему не отпускала рукав Филиппа Аркадьевича.
– И собаку с милицией. Перестань.
Он отодвинул жену и осторожно вошел в ванную. Розоватый кафель по-прежнему сиял чистотой, в душевой кабине было пусто и сухо, пузырьки с шампунями и прочими моющими средствами стояли на полках в обычном порядке. Задумин медленно нагнулся и заглянул за унитаз, но оттуда на него лишь уныло глянул знакомый вантуз.
– Не понимаю, откуда такая вонь. Тут ничего нет.
Анастасия осмелела и тоже зашла в ванную.
– А ну-ка, открой воду.
Задумин на всякий случай снял с плеча жены полотенце, накрыл кран и слегка повернул его. Раздался урчащий звук, затем металлический носик задрожал, запрыгал и выпустил струю желтоватой жидкости.
– Фу! – Анастасия зажала нос пальцами. – Это что еще такое?
Полотенце соскользнуло в раковину и тут же покрылось вонючими желтыми пятнами.
– Похоже на бензин.
Задумин закрутил кран и недоуменно уставился на жену. Она ответила ему взаимностью.
– Как такое может быть?
Филипп Аркадьевич пожал плечами.
– На насосной что-то случилось, наверное. Сходи к тете Тане, она всегда в курсе всего.
Анастасия двумя пальцами подняла испорченное полотенце и глянула на него так, как смотрела на молодых специалистов, проходивших практику в ее бригаде на заводе:
– Ничего себе, авария! Потравить нас всех решили, что ли? Ладно, я схожу, а ты предупреди Бориса. Он, когда заигрывается, себе не хозяин. Хлебнет еще из-под крана, чего доброго.
– Пусть хлебнет. Может, хоть эта отрава ему мозги промоет, раз ты не можешь.
Анастасия бросила на Филиппа уничтожающий взгляд обиженной материнской гордости и отправилась к соседке на разведку.
Вернулась она быстро и, не сказав ни слова, прошла в ванную прямо в сапогах, постояла перед открытым краном несколько минут, а потом прошла на кухню и проделала то же самое.
– Да что с тобой, Настя? – спрашивал Задумин, испуганно бегая вслед за женой.
Она тяжело опустилась на стул, по-прежнему не замечая, что забыла снять сапоги. Полный негодования взгляд сверлил Филиппа Аркадьевича, как шнековый бур.
– Значит так, ученый, – начала она, тяжело дыша. – Не знаю, какой хреномантией ты занимаешься в своей лаборатории, но в нашем доме творится чертовщина. У тети Тани из кранов идет чистейшая вода. Сама проверяла. Она стирает уже полчаса, и никаких перебоев не было.
– Не может быть! Мы на одном стояке.
– Более того, – повысила голос Анастасия, – с нашим кухонным краном тоже все в порядке. И не надо мне напоминать, что у нас в квартире одна водопроводная труба.
Не поверив, Задумин подскочил с табуретки, открыл воду и долго смотрел на прозрачную бесцветную струю.
Вместо обеда устроили семейный совет. Анастасия ругалась самыми тяжелыми выражениями из своего арсенала. Она безапелляционно винила в происходящем исследования мужа, хоть и не могла объяснить, как именно они могли повлиять на водопровод таким образом. Задумин горячо оправдывался и выдвигал гипотезы. Борис молча наблюдал за родителями и загадочно улыбался. Потом взъерошил и без того лохматые космы и сказал:
– Мать, хватит агриться. Не говно же бежит, а бензин. Давайте попробуем залить в Червяка и проехаться.
– А если это не бензин?
– Конечно, не бензин. Это – коньяк, мать. Пойди, остограмься, – съязвил Борис.
Анастасия, не привыкшая спорить с сыном, согласилась на авантюру. Филипп Аркадьевич сбегал в гараж за канистрой, и неизвестная жидкость была без промедления залита в бак малолитражки Чери. Затем семейство устроилось в автомобиле и приготовилось к путешествию. На лицах всех троих было такое выражение, будто они перенеслись в прошлое на полвека и попали на Байконур в момент запуска ракета-носителя «Восток» с Гагариным на борту.
– Заводи! – скомандовала Настя, и Задумин осторожно повернул ключ зажигания.
Мотор тихо заурчал.
– Ну, с Богом!
– Сдается, Бог тут ни при чем. Сама говорила, чертовщина творится, – заключил Задумин и тронулся.
Соседка тетя Таня видела с балкона, как маленькая машина с круглыми от удивления глазами плавно выехала со двора и поползла к повороту на проспект.
Крылатый конь Пегас, гуляя однажды по вершине горы Геликон в Беотии, с силой ударил копытом о землю, и из недр тут же брызнул волшебный источник. С каждым путником, попившим из этого источника, происходила удивительная метаморфоза. Нет, бедняга вовсе не превращался в парнокопытное, как несчастный герой русской народной сказки – он всего лишь начинал говорить стихами. Обрести такую способность – однозначно лучше, чем оборотиться в козла. Но все же дар спонтанного стихосложения не может сравниться в полезности с неиссякаемым источником отличного автомобильного бензина в собственной ванной.
Не прошло и двух недель после открытия «месторождения», как предприимчивая Анастасия наладила скромный нелегальный бизнес: несколько пустошевских таксистов каждый день охотно приобретали бензин по ценам ниже рыночных и не задавали лишних вопросов.
Для осуществления волшебно-коммерческой деятельности Филиппа Аркадьевича заставили уйти в отпуск. Каждое утро ученый восемь раз наполнял двадцатилитровую канистру, восемь раз клал ее в большой рюкзак, восемь раз спускался с этой ношей с третьего этажа и проделывал двухсотметровый путь до ближайшего гаражного кооператива и обратно. Озадаченной странным поведением Задумина тете Тане сказали, что у Филиппа Аркадьевича обнаружили серьезное заболевание позвоночника, вылечить которое можно было только при помощи длительного хождения с грузом за спиной.
На самом же деле, работая бензовозом, Задумин, не носивший в своей жизни более пяти килограммов с ближайшего продуктового рынка, быстро захиревал. Учительское тело беспощадно ломило, обострился застарелый остеохондроз.
Увидев, что муж вот-вот будет не пригоден к эксплуатации, Анастасия изобрела более гуманный способ доставки благословенной жидкости на черный рынок: теперь Филипп Аркадьевич подгонял машину на задний двор многоэтажки и вставлял спущенный с балкона шланг в большой бак, помещенный в багажник. Тете Тане объяснили, что Задумин выздоровел и решил продолжать свои исследования на даче, где пока что не вырыли скважину.
Через месяц торговли Филипп Аркадьевич взорвался:
– Настя! Хватит уже этим заниматься! Мне нужно подавать заявку на патент. Идеи витают в воздухе. Я опоздаю, понимаешь?
– Еще чего не хватало! – возмутилась Анастасия. – Не с твоей зарплатой в пятнадцать тыщ от таких доходов отказываться.
– Мое открытие принесет в миллион раз больше, ты ведь знаешь.
– Ничего я не знаю. Лучше сто тыщ в руках, чем сто миллионов в небе.
Она с грохотом поставила на плиту кастрюлю с рагу.
– А ты не думала, что пора вызвать специалистов и разобраться в ситуации?
– Еще чего! Никого не подпущу к моему кранику.
– «Моему кранику», – перекривил Филипп. – Ты не думала, что в этот краник по ту сторону дышит сам дьявол?
– Кто б в него не дышал, я радуюсь, что в доме появился хоть один на что-то способный краник.
Анастасия приставила руку к паху и сделала неприличный жест.
– Ну хорошо. Давай ты возьмешь отпуск и займешься этим, а я подам заявку?
– Ты идиот? Твоя научная возня привлечет к нам внимание. Мы не сможем и шагу ступить без постороннего взгляда.
Задумин схватился за голову.
– Это ужасно, просто ужасно! Настя, сама подумай: я десять лет работал над тем, чтобы мир избавился от необходимости сжигать топливо. А что теперь? Я сам же барыжу бензином! Может быть, это искушение, посланное мне, чтобы сбить с истинного пути.
– Искушение у Маньки в трусах, а это – манна, – отрезала Анастасия. – Завтра же езжай в школу и пиши заявление на увольнение.
Не на шутку разозлившись на жену, Филипп Аркадьевич стал втайне от нее реализовывать больше бензина. На вырученные деньги он покупал Ольге Дмитриевне подарки – колечки, сережки, сумочки, кофточки, шарфики из натурального шелка, изящные сапожки и туфельки.
Тайну происхождения своего внезапного богатства он не открывал, а Ольга Дмитриевна, женщина тактичная и скромная, никогда не спрашивала его об этом. Она знала только, что биолог оставил школу ради рутинной, но прибыльной деятельности.
Как-то раз, совсем осмелев, Филипп Аркадьевич повел возлюбленную в дорогой ресторан. Склонившись над тарелкой мясных итальянских деликатесов, он стал жаловаться, как тяжело заниматься нелюбимым делом.
– Мое открытие могло бы изменить мир, Оля, а я растрачиваюсь на мелочи.
Ольга Дмитриевна украдкой глянула на последнюю преподнесенную ей «мелочь» – золотое кольцо с сапфиром и пятью бриллиантами.
– Не мучай себя, Филипп. Мы не можем знать наверняка, как сложится судьба твоих уникальных клеток. Ведь тебя могут обмануть, или просто положат дело в долгий ящик, как это часто бывает. А так ты твердо стоишь на ногах.
– На роликах. Стою на роликах, – тихо поправил ее Задумин.
– Что?
– Я ведь – королева бензоколонки.
Ольга Дмитриевна непонимающе пожала хрупкими плечами и принялась за соте из морепродуктов.
Огромные солнечные батареи, когда-то являвшиеся Задумину в сновидениях, сменились огнедышащими бензиновыми монстрами. Прозрачные чудовища с колышущимися телами гнались за Филиппом по горячему прибрежному песку. Приятный холодный прибой звал к себе, глубокие воды обещали вечное убежище и покой, но Задумин не решался броситься в море. Он боялся, что сотни ядовитых тел последуют за ним и отравят собой весь свежий зеленый простор. С трудом проснувшись, Филипп Аркадьевич вытирал краем простыни холодный пот, льющийся со лба, шел на кухню и выпивал стакан холодного молока. Тогда страх отступал, и на его месте восстанавливалось прежнее тихое уныние.
Время мчалось стремительно и незаметно, как новенький Фольксваген. Год петуха уже забрался на забор и поджидал, когда уставшая обезьяна приберет за собой банановые шкурки и уйдет с поста на следующие одиннадцать лет.
Филипп Аркадьевич перестал заходить в свою лабораторию. Выполнив дневную норму, установленную Анастасией, он приезжал домой, ложился на диван, включал ток-шоу и проваливался в пустую бесцветную дремоту, просыпаясь лишь во время рекламного блока. Иногда он находил телеканал на одном из тюркских языков, носители которого составляли национальное меньшинство Пустошева, и, не понимая ни слова, долго вглядывался в раскосые лица, казавшиеся ему почему-то дружелюбными и спокойными. Он больше не читал по вечерам журнал «Nature» и не виделся с Ольгой Дмитриевной. Не хотелось.
На жену, помолодевшую и раздобревшую от нахлынувших благ, Филиппу Аркадьевичу и вовсе было противно смотреть. Частенько он даже позволял себе дерзость – называл ее эвгленой зеленой, а сына – малярийным плазмодием, намекая, по всей видимости, на незатейливую организацию первого и паразитизм второго организмов, деливших с ним жилплощадь.
Однажды, когда вся семья собралась у телевизора для просмотра популярного талант-шоу, которое должно было начаться после вечерних новостей, Задумина разбудил восторженный голос диктора:
– А теперь самая главная новость сегодняшнего выпуска! – громогласно сообщил мужчина с лакированной прической. – Ученый-самоучка по имени Веньен Ли, живущий в дельте реки Янцзы, вывел новую клеточную культуру, способную накапливать огромное количество энергии. Взоры всего ученого мира сейчас устремлены на скромного китайского подданного, превратившего обычный кактус в мощную солнечную батарею!
На экране появился низкий круглолицый человек в темном укороченном кимоно. За его спиной возвышались живописные конусы гор и спокойно текли желтоватые речные воды. Голос за кадром рассказывал о том, как упрямый сын миллионера наотрез отказался продолжать семейное дело – каботажные перевозки. Вместо того, чтобы работать на всем готовом, он ушел из отчего дома в бедную деревню и много лет прожил в одиночестве, едва сводя концы с концами.
– Веньен никогда не сомневался в том, что рано или поздно сумеет оправдать надежды, которые когда-то возлагали на него родители. К сожалению, до этого великого дня дожила только мать Веньена…
Душа Филиппа Аркадьевича задрожала и обрушилась с грохотом, словно старый дом от взрывчатки. Он скинул с себя одеяло, схватил металлический торшер и с диким воплем ринулся в ванную. От первого удара тяжелого основания светильника кран взвизгнул и страдальчески изогнулся. Задумин снова взмахнул торшером, и на этот раз бензиновый кормилец не выдержал, сорвался и полетел на кафельный пол. За краном сразу же последовала раковина, расколовшаяся на несколько кусков. Бензин тонкой струйкой полился из трубной культи.
– Ты что же делаешь, ирод! – взмолилась Анастасия, не решаясь, однако, подойти близко к мужу.
Услышав ее, он медленно повернулся. Лицо, искаженное горем и яростью, подергивалось, сжатые кисти рук посинели от напряжения. Метнув пылающий взгляд поверх голов своих домочадцев, Задумин издал страшный победный крик, поднял правую ногу и с силой ударил по трубе. Металл треснул на стыке со стояком, труба отвалилась и из образовавшейся дыры полилась вода. Филипп Аркадьевич глянул вниз и вдруг захохотал. Горько и надрывно.
Пока Борис бегал в подвал, чтобы перекрыть воду, а Анастасия вычерпывала потоп пластмассовым ковшом, Задумин положил в сумку спортивный костюм, документы, ключи от потайного дачного подвала и половину сбережений за год, а затем, сильно хромая, вышел из дома.
С тех пор никто из близких и знакомых больше его не видел. Через несколько лет по телевидению для национальных меньшинств транслировалась сельскохозяйственная передача. Раскосый веселый журналист в длинной дубленке рассказывал о необыкновенном фермере, который основал на севере страны тепличное дело с использованием новой экономичной технологии. Герой программы, бородатый хромой мужчина, любовно державший гостя под руку, с гордостью демонстрировал помидоры и огурцы, совершенно южные на лицо. Журналист восхищался урожаем и низкими ценами и всячески нахваливал фермера на тюркском языке. Но в Пустошеве, кроме национальных меньшинств, его никто не понял.
