Нина Николаевна Гайкова
Поэзия Неба и русской души
Часть первая. Великий поэт и бессмертная ода.
Творчество Гавриила Романовича Державина долгое время воспринималось как литературный памятник, как что-то застывшее, трудно воспринимаемое современным языком и мышлением. Вряд ли могло быть иначе в атмосфере всеобщего безбожия, когда с детства внушалась мысль о том, что первична материя, а не дух.
Но вот, наконец, освобождаясь от духовной слепоты, мы имеем возможность внимательно прочитать, проанализировать с духовной точки зрения то великое произведение, которое сам писатель считал главным, – поэму «Бог», по вполне понятным причинам, не изучавшуюся в советской школе.
Читатель постепенно погружается в это кажущееся неприступным произведение – и вместе с автором как будто возвращается к началу Дней Творения, пытаясь прикоснуться к Тайне Святой Троицы; задуматься о безначальности и бесконечности Вездесущего Творца.
О ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трех лицах божества!
Дух всюду сущий и единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем: бог…» -
и вот тяжёлый, на первый взгляд, слог, множество архаизмов и устаревших окончаний перестают быть препятствием! Наоборот, они рождают чувства, которые испытывает нормальный человек при виде величественного собора, многоярусного иконостаса, при слушании духовного концерта или симфонии!
Не случайно «Бог» – признанный мировой шедевр, первое произведение, переведённое на многие европейские языки, и даже, на… японский! Значит, несмотря на языковой и где–то даже религиозный барьер, в ней было услышано главное – единоначалие мироздания, величие Творца:
Измерить океан глубокий,
Сочесть пески, лучи планет
Хотя и мог бы ум высокий, -
Тебе числа и меры нет!
Благотворное влияние церковнославянского языка, многократно звучащее в поэме, возвышает душу, пробуждает, как писал уже в 20 веке русский философ Евгений Николаевич Трубецкой, «…горение к небесам»; невольно заставляет задуматься о вечности. Именно поэтому возникает чувство благоговения, ощущение причастности к вечному мирозданию:
Не могут духи просвещенны,
От света твоего рожденны,
Исследовать судеб твоих:
Лишь мысль к тебе взнестись дерзает,
В твоем величьи исчезает,
Как в вечности прошедший миг.
Можно сказать, что мысли великого поэта, патриота, «державного мужа», как называли Г.Р.Державина современники, является истоком многих великих литературных произведений 19-го, и даже 20-го века, мыслей русских философов, что и будет рассмотрено в данной работе; потому что истинный патриотизм невозможен без религиозного чувства в высшем его проявлении.
По мнению известного исследователя русской литературы, профессора М.М.Дунаева, даже среди своих современников, своего окружения, Г.Р. Державин был явлением исключительным, потому что 18–ый век с духовной точки зрения, время очень непростое. Эта бесспорная исключительность проявляется буквально в каждой строке поэмы.
Вот возникает один из самых мучительных вопросов не только высокого искусства, но и человеческого бытия, над которым многие из окружения поэта перестали задумываться в погоне за сиюминутной славой и благополучием, – быстротечность человеческой жизни. Антиномия земного времени и вечности пронизывает всё произведение – и разрешиться может не иначе, как только в Самом Творце.
Хаоса бытность довременну
Из бездн ты вечности воззвал,
А вечность, прежде век рожденну,
В себе самом ты основал:
Себя собою составляя,
Собою из себя сияя,
Ты свет, откуда свет истек.
Создавый всe единым словом,
В твореньи простираясь новом,
Ты был, ты есть, ты будешь ввек!
Ты цепь существ в себе вмещаешь,
Ее содержишь и живишь;
Конец с началом сопрягаешь
И смертию живот даришь -
к этой мысли поэт возвращается неоднократно и в самой поэме, и в других произведениях, тем более, что в творчестве поэта множество стихотворных переложений псалмов. Теперь, как было сказано ранее, обратимся к творчеству других, более поздних писателей, и специально начнём с поэзии Серебряного века, чтобы подчеркнуть «сверхвременное» в русской литературе, несмотря даже на трагические потрясения 20–го века.
Перед нами мучительные рассуждения лирического героя К.Д.Бальмонта, обычно не проявлявшего такой силы религиозного чувства, как его великий предшественник. В стихотворении «Зачем?» звучит почти что ропот, которого, очевидно, не могло быть у самого Г.Р.Державина:
Зачем Ты даровал мне душу неземную
И приковал меня к земле?»
Или
«Велик Ты, Господи, но мир твой неприветен,
Как всё великое, он нем….
Но в финальном стихотворении цикла «Снежные цветы» мысли напрямую перекликаются с одой Г.Р.Державина:
Мне открылось, что времени нет,
Что недвижны узоры планет,
Что бессмертие к смерти ведёт.
Что за смертью бессмертие ждёт.
И, конечно, наиболее ярким примером единства мыслей двух очень разных поэтов является стихотворение без названия, заканчивающее замечательными словами:
Одна есть в мире красота –
Любви, печали, отреченья
И добровольного мученья
За нас распятого Христа.
А вот пример иного направления Серебряного века.
Большая вселенная в люльке
У маленькой вечности спит -
эти удивительные строки создал мучительным путём пришедший к Православию О.Э.Мандельштам – ведь и для его лирического героя на смену земным критериям бытия тоже приходит совсем иная реальность.
И в 30-е годы, многое выстрадав, О.Э.Мандельштам так обратился ко всем поколениям людей:
И под временным небом чистилища
Забываем мы часто о том,
Что счастливое небохранилище
Раздвижной и пожизненный дом.
Написанные в годы гонений безбожной власти, слова эти напоминают, что только вера в Вечную Жизнь помогает оставаться человеком в любых испытаниях. Именно вера, пусть даже не в столь трагической реальности, помогает и лирическому герою Г.Р.Державина, что станет очевидным далее.
Незадолго до смерти, тоже в страшные послереволюционные годы в книге с говорящим названием «Смысл жизни» князь Е.Н.Трубецкой написал: «…в величайших произведениях искусства…нам открывается сверхвременное созерцание временной последовательности…». Эти слова с полным правом можно отнести и к оде как произведению искусства, и к лирическому герою, а по сути, и к самому поэту, который прежде всего созерцает и размышляет, а потому и постигает, что Бог – «…свет, откуда свет истек…» и то, что Он «… был и есть, и будет ввек…», а потому «…смертию живот дарит…». Потому и нет здесь ни обречённой грусти, ни мучительных переживаний о том, что ждёт нас после земной жизни и для чего приходит человек в этот мир.
Хотя, конечно, эта почти безысходная грусть встречается в русской литературе у многих бесспорно великих православных поэтов, рождая прекрасные стихи и давая повод для размышления. Именно размышления, а не отчаяния. Примеры того – «Молчание» и «Фонтан» Ф.И.Тютчева, «Бескрылый дух…» В.С.Соловьёва, «Миг», «Минута», «Август», «Маки», «Закатный в поле звон» И.Ф.Анненского, «Во многом знании немалая печаль…» Н.А.Заболоцкого и др.
Лирический герой Ф.И.Тютчева в стих. «Молчание» призывает жить лишь «…в самом себе», потому что отчаялся, или же в конце пути «…упасть на землю осуждён…» в стих. «Фонтан».
Лирический герой В.С.Соловьёва в вышеуказанном произведении будет ждать …
…с мучительной тоской
Вновь отблеска нездешнего виденья,
Вновь отзвука гармонии святой.
Для лирического героя И.Ф.Анненского «Миг ушёл ещё живой, но ему уж не светиться…» в стих. «Миг»; или у него возникает мучительный риторический вопрос в стих. «Закатный в поле звон»:
Что нам сулит этот звон?
Или и мы там застынем,
Как жемчуга островов
Стынут по заводям синим?
Похожий вопрос задаёт, обращаясь к Создателю, и лирический герой Н.А.Заболоцкого:
…Зачем Ты создал мир, и милый, и кровавый,
И дал мне ум, чтоб я его постиг?
Этот список примеров можно продолжать, но возвращаемся к оде Г.Р.Державина. В отличие от рассмотренных выше мыслителей, его лирический герой не отчаивается, а пытается постичь Премудрость Творца или хотя бы прикоснуться к Ней. Совершается это, конечно, не без огромного духовного напряжения, иначе невозможно; но без «тоски мимолётности» И.Ф.Анненского или постоянного безответного крика «Зачем?» К.Д.Бальмонта. Премудрость Божия постигается прежде всего через вечную красоту сотворённого мира! (В отличие от языческого мышления, обожествлявшего саму природу.) В таком постижении и есть ответ на многие кажущиеся безответными вопросы:
Как искры сыплются, стремятся,
Так солнцы от тебя родятся;
Как в мразный, ясный день зимой
Пылинки инея сверкают,
Вратятся, зыблются, сияют,
Так звезды в безднах под тобой.
Нет в оде щемящего душу пейзажа, созданного, к примеру, А.А.Фетом. Ф.И.Тютчевым, А.К.Толстым и др. Но какой яркий, запоминающийся образ, показывающий Вездесущность Творца!
Спустя примерно два века известный духовный поэт и исполнитель своих песен – иеромонах Роман напишет:
В любой букашке и в любом листе,
В сиянье звёзд и на земле унылой,
Куда ни глянь, повсюду и везде
Таится оживляющая сила!
Эта «оживляющая сила» таится и в приведённых выше, и в других строках оды. А ещё задолго до создания Г.Р.Державиным его шедевра другой великий человек – М.В.Ломоносов сказал, что Господь создал две книги: Библию и наш земной мир. В Библии Он показал Свою Мудрость, а в сотворённом мире Своё Величие. О том нам вещает и каждая строка бессмертной оды. Для лирического героя Г.Р.Державина, как и для многих поэтов более позднего времени, образ природы – это ступень духовного восхождения, живая связь с Творцом, нерукотворный Храм Его, а не «мастерская», по словам известного обречённого персонажа! (Недаром и архитектура, и роспись любого православного храма отражают мир, каким его создал Творец).
И бесспорная истина эта в середине 19-ого века станет главной темой стихотворного письма А.К.Толстого К.С.Аксакову:
…В каждом шорохе растенья
И в каждом шелесте листа
Другое слышится мне пенье,
Видна иная красота.
Я в них иному гласу внемлю
И, мыслью сметною дыша,
Гляжу с любовию на землю,
Но выше просится душа.
К такому выводу лирический герой приходит, вдоволь налюбовавшись земными красотами и насладившись земными радостями. И у Г.Р.Державина «иная красота» и в «пылинках инея», и в «сыплющихся искрах», и в «горящих эфирах».
Позже – на рубеже 19 – 20 веков поэт и религиозный философ В.С. Соловьёв и вовсе не показывает красоту земного пейзажа, несмотря на название стихотворения «В Альпах»; но эта красота пробуждает «Мыслей без речи и чувств без названия радостно – мощный прибой». В произведении создан образ парящей над землёй души, окрылённой красотой земного пейзажа. Лирический герой хочет донести до читателя свои духовные переживания:
Синие горы кругом надвигаются,
Синее море вдали;
Крылья души над землёй поднимаются –
Но не покинуть земли!
И вот «…зыбкая насыпь надежд и желания», которую «смыло волной голубой», в финале превращается в «…берег надежды и берег желания…», который волна уже смыть не может. И вообще земная красота – это, по словам того же В.С. Соловьёва в статье «Красота в природе», «…преображение материи чрез воплощение в ней другого – сверхматериального начала», т.е. Творца! Естественно, что образ парящей, преображённой, летящей к Творцу души присутствует и у Г.Р.Державина, о чём будет сказано несколько позже. «Словесность и музыка суть две сестры родные», – сказал один из поэтов 18 века. Бесспорно, тем более, что стих и музыка когда – то были неделимы. Да и приведённые выше слова Е.Н. Трубецкого прежде всего относятся к музыке, о потом и к другим видам искусства. Конечно, привычная нашему сознанию музыкальность стиха С.А.Есенина или Н.М.Рубцова не присуща величественному слогу Г.Р.Державина, но в произведении звучит, как говорили ещё древние греки, «музыка небесных сфер», которую не дано слышать человеку:
Светил возженных миллионы
В неизмеримости текут,
Твои они творят законы,
Лучи животворящи льют.
Но огненны сии лампады,
Иль рдяных кристалей громады,
Иль волн златых кипящий сонм,
Или горящие эфиры,
Иль вкупе все светящи миры -
Перед тобой – как нощь пред днем.
И именно здесь и сейчас нельзя не вспомнить об одном из самых прекрасных произведений, созданном в середине 19 века А.А.Фетом:
На стоге сена ночью южной
Лицом ко тверди я лежал,
И хор светил ,живой и дружный,
Кругом раскинувшись, дрожал.
Перед лирическим героем единый, слаженный хор, ангельский хор, поющий Славу Создателю. На небе, как и на иконе, всё живое – потому и приводит образ звёздного неба к мысли о Творце и лирического героя, и мыслящего человека вообще, как и лирического героя Г.Р.Державина в приведённых выше строках. Потому и появляется у лирического героя такой душевный, даже духовный, настрой:
Земля, как смутный сон, немая.
Безвестно уносилась прочь,
И я, как первый житель рая,
Один в лицо увидел ночь.
Всё здесь, как и в каждой строке оды, в ином измерении, в иной – духовной реальности:
Я ль нёсся к бездне полуночной,
Иль сонмы звёзд ко мне неслись…
Казалось, будто в длани мощной
Над этой бездной я завис.
Оттого и трепет, и смятение, но не безысходность и страх, а благоговение перед величием «Творца Всяческих», по словам русского философа А.И.Ильина:
И с замираньем и смятеньем
Я взором мерил глубину,
В которой с каждым я мгновеньем
Всё невозвратнее тону.
Этот «космический ряд» можно продолжать до бесконечности, но завершим рассуждения о музыке небесных сфер сопоставлением с прекрасным, известным каждому произведением М.Ю.Лермонтова «Выхожу один я на дорогу…».
…Ночь тиха, пустыня внемлет Богу
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно… -
в созданном поэтом ночном пейзаже тоже звучит тихая, прекрасная мелодия, доступная, как позже скажет И.А.Бунин, «…не земному слуху, а только внемлющему уху…». Её слышит тот, кто находится наедине с Творцом, кто не утратил способность внимать, размышлять и благоговеть.
Сам же Г.Р.Державин, продолжая размышлять о Величии Творца, подводит читателя к одному из главных вопросов не только оды, но и всего земного бытия – место человека в этом огромном и величественном мироздании:
Как капля, в море опущенна,
Вся твердь перед тобой сия.
Но что мной зримая вселенна?
И что перед тобою я?
А далее звучит исчерпывающий ответ:
В воздушном океане оном,
Миры умножа миллионом
Стократ других миров ,– и то,
Когда дерзну сравнить с тобою,
Лишь будет точкою одною;
А я перед тобой – ничто.
Но это вовсе не обречённость, не уничижение человека, потому что именно Христианство, как никакая другая религия, возвышает человека. «Самая личностная из всех религий – Христианство», – напишет уже во второй половине 20 века философ Э.С.Менделевич. К такому выводу и приводят долгие размышления лирического героя Г.Р.Державина:
Ничто! – Но ты во мне сияешь
Величеством твоих доброт;
Во мне себя изображаешь,
Как солнце в малой капле вод.
Ничто! – Но жизнь я ощущаю,
Несытым некаким летаю
Всегда пареньем в высоты;
Тебя душа моя быть чает,
Вникает, мыслит, рассуждает:
Я есмь – конечно, есть и ты!
О том, что мир создан Единой Рукой Любящего Творца говорят и природа, и разум, и сердце лирического героя, а по сути, любого мыслящего человека! И сам Г.Р.Державин искренне не мог понять, откуда берутся люди, называющие себя атеистами, если:
Ты есть! – природы чин вещает,
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой разум уверяет,
Ты есть – и я уж не ничто!
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей ты телесных,
Где начал ты духов небесных
И цепь существ связал всех мной.
В уже упомянутом стихотворении А.А.Фета лирический герой ощущает себя «первым жителем Рая»; а в финале упомянутой книги Е.Н.Трубецкого «Смысл жизни» говорится: «Человек ценен и незаменим как сотрудник и друг Божий – лишь в этом качестве он является носителем Вечной Божественной идеи…». Великий античный философ Платон, живший более, чем за триста лет до возникновения Христианства, говорил, что лик – это именно идея, а не материя; а убиенный большевиками философ П.А. Флоренский писал, что лик – это «… преображённое во времени Подобие Божие…».
К похожей мысли приводит и ода Г.Р.Державина:
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества…
Лирический герой Г.Р.Державина путём рассуждений приходит к той мысли, которая отразилась в самых, наверное, главных и известных всем строках поэмы:
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь – я раб – я червь – я бог!
И вот, наконец, звучит вопрос, который рано или поздно задаёт себе всякий мыслящий человек, и очевидный на него ответ:
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? – безвестен;
А сам собой я быть не мог.
Твое созданье я, создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ податель,
Душа души моей и царь!
Потому и не приводят размышления о быстротечности нашей земной жизни к отчаянию; потому и не может размышляющий о жизни человек не быть, как уже говорилось, «сотрудником и другом Божием», чтобы не погибнуть, но обрести Жизнь Вечную!
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Мое бессмертно бытие;
Чтоб дух мой в смертность облачился
И чтоб чрез смерть я возвратился,
Отец! – в бессмертие твое -
В этих словах радость обретённой тайны, обретённого смысла, обретённого спасения! И это обретение радости звучит в осмогласии православных духовных песнопений, где каждый глас – ступень восхождения к Богу и, наконец, встреча с Ним. И сам поэт со своим лирическим героем совершает духовное восхождение и приближается к Творцу. ( Мы имеем право говорить о духовном восхождении самого Г.Р.Державина, потому что для поэта создание оды напоминало Дни Творения и было связано с этапами его жизни; да и первое произнесённое им в младенчестве слово было «Бог»).
Как писал уже упоминаемый мыслитель И.А.Ильин в книге «Основы христианской культуры», одним из пяти условий её является совершенствование, то есть постоянный духовный подъём – и в произведении он происходит, можно сказать, на глазах читателя.
Отцы Церкви говорили, что Тайна Бытия Бога – это «Сверхсветлый Свет», т.е. непостижимая для человека тайна. Наверное, неслучайно, эта мысль звучит в последней части оды, которая была создана уже после того, как произведение считалось законченным. Однако искренне верующий Г.Р.Державин чувствовал некую незавершённость – и тогда родились эти прекрасные слова:
Неизъяснимый, непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображении бессильны
И тени начертать твоей…
Как уже говорилось, это не тоска, не обречённость, а вечный поиск, жажда познания.
В книге «Простыми словами о тайне Троицы», убиенный в 2009 году священник Даниил Сысоев написал: «Если мы заглянем в своё сердце, то увидим, что в нём горит некий тайный огонь, который понуждает нас искать Того, Кто одновременно и достижим, и недостижим».
Это – вечный полёт души и сознания! Потому и лирический герой Г.Р.Державина «Несытым никаким» летает «всегда пареньем высоты», постоянно устремляясь к Творцу.
Я подхожу к сияющему трону
Природы, где задуман образ наш -
пишет прекрасный современный поэт Н.В.Карташова. И хотя нет здесь слов: «Бог», «Творец» или «Создатель», но Его присутствие очевидно; а дальше перед нами предстаёт образ неба – «золото и синь» – т.е. соединение неба видимого и невидимого, о котором писал Е.Н.Трубецкой в своих известных некогда всей России «Трёх очерках о русской иконе». К этому «сияющему трону» подходит и лирический герой оды, чтобы, как написано в тех же «Трёх очерках…» созерцать «очами умными», как делали это русские иконописцы. Ведь человек создан по Образу и Подобию Творца, а значит, по словам Отцов Церкви, является «иконой» Бога. И приближаясь, лирический герой делает вывод, к которому рано или поздно приходит человек, не желающий повторить путь отпавшего ангела Денницы:
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к тебе лишь возвышаться,
В безмерной разности теряться
И благодарны слезы лить.
Благодарные, сладостные слёзы обретённого спасения льёт и лирический герой И.А.Бунина – поэта Серебряного века, по складу ума и мироощущению сильно отличающегося от Г.Р.Державина:
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной…
Срок настанет – Господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив та в жизни земной?»
И забуду я всё – вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав -
И от сладостных слёз не успею ответить,
К милосердным коленям припав.
Это стихотворение без названия, созданное в 1918г., признано мировым шедевром. Мировым шедевром признано и произведение «Псалтирь», где лирический герой, тоже находясь на пороге вечности, с верой и надеждой обращается к Богу:
