Нина Милн
Бесценный приз
Выпрямившись, она повернулась к зеркалу.
Адам достал мобильный телефон: пришло время предупредить Нэйтана о сложившейся ситуации.
– Я готова.
Он обернулся, и у него снова перехватило дыхание, когда его возбуждение достигло нового уровня. За несколько минут из естественной красотки она превратилась в гламурную красавицу. Что означало, что он полностью попался в ее сети.
Ее ореховые глаза блестели, а губы были накрашены блестящей темно-алой помадой. Губы, которыми он хотел завладеть прямо здесь. Прямо сейчас. Он был будто пьян. Возбуждение ни за что не покинет его на этой вечеринке.
Глава 3
Когда они подошли к внушительным дверям бального зала, у Оливии на лбу от страха выступили капельки пота. Такого развития событий она не ожидала.
Оливия прикусила губу. Невероятно. Подумать только – она играет роль, к которой всегда испытывала отвращение. Судить мужчин по размерам их кошелька было коньком ее матери.
Оливии было больно оттого, что ее мать – воплощение такой вот золотоискательницы, хотя она знала, что Джоди изо всех сил пытается устроить жизнь их обеих. Отвергнутая собственной семьей, беременная в шестнадцать лет, Джоди использовала то, чем обладала, – свою внешность и бесконечную привлекательность. Оба этих фактора обеспечили ей неплохие доходы и не слишком достойный уважения образ жизни.
– Эй, ты все еще здесь?
Глубокий голос вырвал ее из сетей воспоминаний и вернул в действительность. В пышно украшенный зал с рифлеными колоннами и сверкающими стеклянными подсвечниками. К шуму, смеху, хлопкам пробок, вылетающих из бутылок с шампанским и звону хрусталя.
«Хватит», – сказала она своим мыслям. Настало время проявить характер. И если так надо для дела, позволить всем поверить в то, что она удачливая «охотница» за миллиардером. А ее дело – найти Зеба Мастерсона. Тогда у ее еще нерожденного брата или сестры будет отец. Порядочный отец. Такой, какого Оливии так отчаянно хотелось бы иметь самой: отец, который признает своего ребенка и захочет быть частью его жизни.
– Я здесь, – сказала она.
– В таком случае вы не могли бы улыбаться?
– Я не очень улыбчивая.
– Что ж, возможно, пробил час развить в себе это умение. Прямо по курсу – репортеры, и они направляются к нам.
Он обнял ее за талию, и Оливия подавила вздох, стараясь не обращать внимания на неистовый порыв желания, охвативший ее при этом. Она сосредоточила свой взгляд на направившейся прямо к ним светловолосой женщине, на ее лице читалось откровенное любопытство.
– Мы уже решили, что вы не появитесь. – Репортерша положила руку Адаму на плечо. – К тому же мы все просто умираем от желания узнать, кто ваша таинственная гостья. Представьте же ее мне.
Наступила тишина. Вот ужас. Адам не знал ее имени. Репортерша приподняла прекрасно очерченные светлые брови.
Оливия открыла рот в тот же момент, когда рука Адама сжалась вокруг ее талии, слегка поворачивая ее так, что она инстинктивно посмотрела на него. В его карих глазах невозможно было разглядеть и тени тревоги, их жидкая медь словно заливала ее теплом. У нее пересохло в горле; он смотрел на нее так, словно не мог оторвать взгляд. Потом он улыбнулся – такой улыбкой, что все внутри у нее сжалось.
– Дорогая, это Хелен Кендерсон, колумнистка из журнала «Фриссон». – Он обратился взглядом к репортерше. – А это, Хелен, моя номинантка на премию «Самая красивая женщина года» по версии журнала «Фриссон».
Он подтолкнул ее вперед, и она шагнула к репортерше, протягивая ей руку.
– Оливия Эванс, – представилась она.
– И как вы себя чувствуете, заполучив на ночь миллиардера? – Голос репортерши был мягким, ироничным, но ее голубые глаза выдавали напряженное ожидание.
Оливия примерно знала, что ей следовало бы ответить, но ее мозг отказывался повиноваться ей. От унижения она залилась краской.
Слева от себя она услышала смех. Ее сознание вновь оказалось во власти воспоминаний. Она была на детской площадке, где повсюду сновали девочки с косичками, в блестящих лакированных туфельках и с аккуратно упакованными коробочками с завтраком. «Моя мама говорит, что твоя мама – шлюха, и ты будешь точно такой же, так что мне запретили играть с тобой». Затем они окружали ее, скандируя: «Шлюха, шлюха, шлюха…»
Руки произвольно сжались в кулаки. Если сейчас все было так же просто, как в те годы. К сожалению, она вряд ли может позволить себе дать Хелене Кендерсон в нос. Еще хуже то, что единственные слова, которые готовы были сорваться с ее языка, были вряд ли цензурными.
Почувствовав, как Адам повернул голову, она оглянулась и увидела, что он своими карими глазами смотрит ей в лицо с выражением, смысл которого она не могла разгадать. Он обнял ее за плечи, мягкая ткань его смокинга коснулась ее ставшей неожиданно очень чувствительной кожи. Этот жест внезапно придал ей чувство абсолютной защищенности.
– Вы не угадали, Хелен, – произнес он приятным голосом, в котором, однако, невозможно было не услышать стальную нотку. – Оливия – не охотница за миллиардерами, она порядочная девушка, с которой я встречаюсь.
В груди Оливии вдруг разлилось тепло. Адам защищает ее? Но нет, скорее он просто думал, что подобное заявление защитит его от охотниц, собравшихся в зале. Хелен Кендерсон ненадолго замолчала. Взгляд ее голубых глаз стал острее.
– Что ж, считайте, что я удивлена, – сказала она. – Не припомню, чтобы вы когда-нибудь приводили свою девушку, порядочную или нет, на это мероприятие. Я думала, что вы – охотница за миллиардерами, каким-то образом незаконно проникшая в здание. Я что-то пропустила?
Адам был прав. Репортерские антенны Хелен буквально дрожали в мерцающем свете свечей. Паника наполнила вены Оливии адреналином; настало время собраться и играть отведенную ей роль.
– Нет-нет, вы ничего не пропустили, – сказала Оливия. – Я здесь, перед вами. – Широко раскинув руки, она могла только надеяться, что ее голос не звучал глухо. – Хоть статью пишите.
Хелен склонила голову набок, слегка нахмурившись.
– Что ж, в таком случае мне стоит смотреть внимательно. Анализ манеры Адама встречаться с женщинами несомненно добавит огоньку моей статье.
Адам Мастерсон снова улыбнулся:
– Не лезьте в это, Хелен. Но и не забудьте взять интервью у всех тех, кто пожертвовал подарки для аукциона, и сделать побольше фотографий гостей.
– Да-да-да. Не волнуйтесь. Считайте, что все уже сделано, мой дорогой. Приятного вечера, Оливия. – Слегка взмахнув рукой, Хелен растворилась в толпе.
Ха-ха! Приятного? Как бы не так; она уже ловила на себе алчные взгляды, полные зависти.
– Что теперь делать? Мне кажется, она что-то подозревает.
– Может быть. Но все, что нам нужно делать, – показывать сияющий образ идеального свидания, и все будет в порядке.
– Так я буду чувствовать себя лучше?
– Это все, что я могу предложить. – Он пошел вперед. – Нет нужды паниковать. Следуйте за мной, смотрите на меня с обожанием, и все будет прекрасно. Нам нужно только вращаться в обществе.
– Только?
Адаму было легко говорить, потому что он точно рожден был для того, чтобы вращаться в обществе. Оливии только и оставалось, что с обожанием смотреть на него, пока они кружились по великолепной зале, устланной плюшевым ковром, в котором утопали ее каблуки.
Адам должен был убедиться, что он поговорил с каждым гостем в отдельности – здесь улыбка, там – взмах рукой, в зависимости от ситуации, серьезный или шутливый. Кроме того, он повсюду тонко рекламировал аукцион. Нечего и удивляться, что он никогда не приводил на это мероприятие своих спутниц; он был занят своей ролью хозяина и организатора мероприятия, а Оливии отводилась исключительно декоративная роль. Которая давала ей хорошую возможность наблюдать за ним. Видеть, как идеально его фрак облегает тело. Любоваться его широкой грудью, мускулистыми бедрами, легкой походкой, красивым лицом.
Неудивительно, что ее гормоны не желали успокаиваться.
Она чувствовала его рядом во время богато сервированного ужина, и это волновало ее еще больше.
«Сосредоточься, Оливия». Например, на красиво накрытом столе с великолепными цветами посередине. На блеске плавающих свечей. На чем-нибудь кроме Адама Мастерсона и пламени желания, которое охватывало ее, стоило ему только коснуться рукой ее руки.
Ее вниманием полностью завладел Адам Мастерсон. Она была поражена силой его притягательности во время аукциона, когда он стоял на подиуме и, используя свой шарм и совершенную искренность, предлагал невероятно высокие цены.
Отведя глаза от подиума, она вздохнула. Адам Мастерсон воплощал все то, что ей не нравилось: богатый, заносчивый – он уж слишком напоминал ей кавалеров ее матери. Не говоря уже о том, что Оливия Эванс никогда не увивалась ни за одним мужчиной; она сама обладала такой притягательной силой, что мужчины увивались за ней.
– Знаешь, никто не поверит ни слову обо всем этом.
Оливия отвлеклась от созерцания белоснежной скатерти и увидела хорошо знакомое лицо. Ох, просто невероятно красивая. Перед ней была женщина, чьими фотографиями в модных магазинах она не раз любовалась, – сияющая блондинка-супермодель, у которой отбоя не было от предложений дизайнеров и с которой Оливия, будь ситуация иной, мечтала бы поговорить. Но вместо обсуждения моды ей предстояла взрослая версия детской площадки.
Легендарные губы Кэндис искривились в усмешке; стройная, в блестящем золотом платье, она скользнула на стул по правую руку от Оливии.
– Вот так диковинка.
– Что вы сказали?
– Вы слышали. – Супермодель положила ногу на ногу, чтобы показать разрез платья, доходящий до бедра, для пущей эффектности. – Ты – просто очередная дешевка, охотница за деньгами Адама и желающая переспать с ним ради того, чтобы угодить на обложки журналов.
Ядовитые стрелы достигли своей цели, но будь она проклята, если покажет это. Сжав руки в кулаки, чтобы скрыть дрожь, она вытеснила из сознания воспоминания о детских насмешках и посмотрела Кэндис в глаза. «Не горячись, Лив».
– А вы?.. – спросила Оливия, чувствуя, что мысль о том, что ее не узнали, ранит эго супермодели – или, по крайней мере, помешает ей так же успешно нападать дальше.
Шипение показало, что Оливия попала в яблочко, но прежде, чем Кэндис успела ответить, Оливия услышала, как слева от нее отодвигается стул.
– Это Кэндис, она заплатила немаленькие деньги, чтобы попасть сюда в надежде поймать Адама.
Оливия обернулась: еще одна постоянная участница модных дефиле, Джесси Т., в ярко-синем облегающем платье, грациозно опустилась на сиденье. У Оливии засосало под ложечкой; это и правда было повторением кошмара ее детства – только вместо девчонок с косичками ее окружали женщины с модельными прическами. На какое-то мгновение она чуть не поддалась порыву перевернуть стол и пуститься бежать.
Но Джесси подмигнула ей, коснувшись кончиком пальца с ногтем бирюзового цвета ее щеки.
– Вообще-то дай подумать… Я полагаю, что Кэндис считает себя охотницей «высшего класса», которой предстоит ночь нежной любви, а потом она даст откровенное интервью «Фриссон» или «Глоссип». Я права, Кэндис? – Джесси ухмыльнулась, когда Кэндис отодвинула стул и поднялась. – Она просто злится, что ты разрушила ее планы, дорогая.
Повернув голову с фирменным пучком на голове, Джесси как будто потеряла интерес к сопернице, будучи, по-видимому, невосприимчивой к ядовитому взгляду последней, и сидела так до тех пор, пока Кэндис своей плавной походкой наконец не удалилась к подиуму.
– Привет, Оливия, я…
– Джесси Т., я знаю. И… м-м-м… Спасибо.
– Не за что. Адам попросил меня присматривать за тобой. Ему пришло в голову, что ты можешь стать мишенью для нападок женщин, которых здесь предостаточно.
Оливия моргнула, чувствуя, как в груди снова разливается коварное тепло. Пусть Адам и использует ее как прикрытие, но в то же время он защищает ее.
– Не смотри так удивленно. Адам – хороший парень. Ох, дорогая, если бы я не была счастлива в браке, я бы с тобой посоперничала.
Прежде чем Оливия успела сообразить, что на это ответить, Джесси грациозно поднялась.
– Приятного вечера. Но будь осторожнее с Кэндис; она может поставить все вверх дном, если что-то идет не так, как ей хочется.
Темноволосая женщина повернулась и легонько хлопнула ладонью о ладонь Адама, который подошел к столу, и направилась к группке, в которой находился ее муж – голливудский продюсер.
Оливия взглянула на Адама, и ее пульс участился.
– Спасибо, что попросили Джесси приглядывать за мной. И… – она кивнула в сторону подиума, – какую великолепную работу вы там проделали!
– Не за что и спасибо.
В его голосе прозвучала гордость. Гордость и что-то еще: глубоко личное, что заставляло его быть внимательным к каждой детали, и то, как он общался с теми гостями, кто столкнулся в жизни с этой ужасной болезнью – раком.
– Это очень важный повод, – мягко сказала она.
– Да, именно. – Между ними повисла тишина, и он провел ладонью по лицу, словно хотел стереть непрошеные мысли. – Пришло время танцев.
– Я предпочла бы отказаться. – Потому что если ей до сих пор и удавалось держать свое тело под контролем, танцы с Адамом вряд ли помогут ей в этом.
– Это было не предложение. – Снова в его голосе появились стальные нотки, выдавая в нем человека, который привык получать то, что он хочет.
– А я не повинуюсь приказам. – Когда она посмотрела на него, ее возбужденные нервы пришли в еще более раздраженное состояние.
– Хелен сказала, что она сделает снимки, мы будем танцевать, и я думаю, мы должны это сделать. Она не дура. К тому же она вряд ли не заметила, как вы нервничаете.
– Конечно, нервничаю. Изображать вашу спутницу не так-то легко. Особенно потому, что я ничего о вас не знаю, даже элементарных вещей.
– Большинство моих девушек ничего обо мне не знают; я бы об этом не беспокоился. – Он протянул ей руку. – Давайте, Оливия. Не отказывайтесь. Это должно быть весело.
Одним ловким маневром он выбил у нее из рук все ее моральные убеждения. А что до его улыбки… Горячая волна пробежала у нее от диафрагмы до кончиков пальцев на ногах.
– Я правда не умею танцевать.
– Я поведу, следуйте за мной.
– Лучше бы вы перестали так говорить.
– Давайте, – снова поторопил он ее. – Мы должны развеять подозрения Хелен.
– Я не уверена, что этому поспособствует ее наблюдение за тем, как я топчусь по танцполу, – заметила Оливия, вставая. – Но с другой стороны – как насчет небольшого публичного позора? – Вы не можете быть настолько плохи.
Оливия глубоко вздохнула.
– Нет, могу. У меня полностью отсутствует координация движений. Пингвины танцуют лучше, чем я. Не заставляйте меня выставлять себя полной идиоткой.
– Держитесь за меня покрепче, и все будет в порядке.
А за какую часть тела лучше держаться? Держаться за какую угодно часть тела Адама казалось ей очень плохой идеей.
Что же с ней случилось? Ее тело никогда в жизни не реагировало так ни на одного мужчину.
Они стояли на этом треклятом танцполе, и Адам обнимал Оливию за талию, его пальцы словно прожигали тонкий шелк ее платья. Ее охватил жар; он был слишком близко… Его дыхание щекотало ставшую неожиданно очень чувствительной мочку уха.
– Тебе нужно расслабиться.
Как будто это было так легко!
Она видела, как Хелен, сидящая за столиком на краю танцпола, указывала на них фотографам.
– У тебя хорошо получается, – пробормотал он. – Но помоги мне еще немного. Попробуй обнять меня за шею.
Она последовала его указаниям и, покраснев, прижалась к его широкой груди. У нее перехватило дыхание, когда она увидела, что карие глаза Адама потемнели, а на шее у него забилась жилка. Она запустила пальцы ему в волосы, все еще не в состоянии нормально дышать.
Внезапно неумение танцевать перестало быть для нее главным поводом для беспокойства. Ее мозг начал отдавать команды. «Не раскатывай губу. Не покачивай бедрами. Не клади голову ему на грудь. Не прижимайся к нему слишком сильно».
Но было уже слишком поздно. Ее глаза закрылись. Ее тело двигалось, прижавшись к его. Ее бедра покачивались. Вожделели. И встретили ответную реакцию.
Оливия забыла, где находится. Кто она. Что она. Только то, что происходило сейчас, было важно. Музыка смолкла.
В ее душе медленно поднималось чувство стыда, она вспоминала, как буквально приклеилась к нему; они могли бы с таким же успехом заняться любовью прямо на танцполе.
Мгновение, растянувшееся в вечность, она ощущала под своей ладонью его учащенно бьющееся сердце и смотрела в его глаза, превратившиеся в расплавленную медь. Затем он моргнул, и теперь в его взгляде нельзя было прочитать ничего, кроме задумчивости.
– Это должно было помочь, – сказал он.
– Чему помочь?
– Развеять всяческие подозрения в голове у Хелен. И освободить меня от любых притязаний других женщин.
Ее охватило чувство унижения. Адам все это сыграл – продуманный спектакль ради того, чтобы убедить даже самых скептически настроенных репортеров. Но он не мог сыграть все. Ни за что на свете он не смог бы симулировать то, что происходило у него в брюках. Что все еще происходило в его брюках. Пока она все еще прижималась к нему.
Отступив назад, она посмотрела на него, ожидая ответов.
– Что ж, – сказал он весело. – Дай мне десять минут – и я весь твой.
– Весь ты мне не нужен.
– Тогда ты получишь любую часть, которую захочешь. Как тебе такой вариант?
Он шагнул к ней, и ее дыхание участилось.
– Я… – Ей было необходимо время, чтобы собраться с мыслями.
Но Оливия против воли шагнула ему навстречу и оказалась так близко, что не могла не заметить, как сильно он возбужден.
– Но как же гости? – вдруг опомнилась она.
– Для них тут бар с бесплатными напитками и куча еды. Они справятся.
– Но…
– Ш-ш-ш. – Адам прислонил палец к ее губам.
Оливия сглотнула, и остатки ее инстинкта самосохранения испарились в сверкающем хаосе бального зала. Она взяла его за руку и, не обращая внимания на бормотание гостей, вышла вместе с ним из помещения.
К ее удивлению, он продолжал удерживать ее руку в своей, пока они стремительно шагали через мраморное фойе к лифтам. Где-то на самых задворках сознания голос разума требовал ее внимания, требовал остановиться и не совершать глупость. Опустив глаза, она посмотрела на их сплетенные пальцы и вдруг подумала: «Будь что будет».
Двери лифта открылись, и он завел ее внутрь. Едва дождавшись, пока они закроются и обеспечат им полную защиту от чужих взглядов, он прижал ее к себе.
Глава 4
Где-то в глубине души Адам понимал, что это была плохая идея. Оливия Эванс представляла собой целую массу противоречий и к тому же была «охотницей за миллиардерами». Но сейчас ему было просто наплевать на все это. Все ее существо источало чистое желание. Он мог бы поклясться, что все, чего хочет Оливия, – это оказаться с ним в постели.
Мягкие изгибы ее тела волновали его, яблочный аромат, исходивший от нее, дурманил. Адам прислонился к стальной стене лифта, радуясь тому, что это был его персональный лифт. Не было никаких препятствий для того, чтобы попробовать на вкус эти чувственные губы, которые дразнили его весь вечер.
Их взгляды встретились, в обоих горела страсть. Подняв руку, он взял ее за подбородок и большим пальцем нежно провел по пухлой нижней губе. Она выдохнула, по ее телу пробежала легкая дрожь.
– Мне весь вечер хотелось так сделать, – пробормотал он. – Прикоснуться к тебе, и чтобы этого никто не видел.
– Я думала, что все это – напоказ.
– Так и было. Но это не значит, что я не сходил при этом с ума. – Он погладил обнаженное плечо Оливии и почувствовал, как от прикосновения его пальцев по ее коже побежали мурашки. – А это по-настоящему, – добавил он, опуская голову, чтобы запечатлеть поцелуй у нее на шее.
Она со вздохом наклонила голову, и он продолжил дорожку из поцелуев до изгиба ее шеи; ее дыхание участилось, тело затрепетало в ответ.
– Адам? – прошептала она, беря его за плечи. – Поцелуй меня.
Вкус ее губ сводил его с ума, они были мягкие, нежные и податливые. Еще одним вздохом она как бы признала свое поражение, обвила руками его шею, погладила и запустила пальцы ему в волосы; по спине мужчины пробежала дрожь.
Первобытное желание с невероятной силой охватило его, когда он, проведя руками по ее спине, коснулся ее ягодиц. Оливия застонала и прижалась к нему, одолеваемая такой же жгучей страстью.
Лифт запищал и остановился, и Адам, протянув руку, нажал на кнопку блокировки дверей. Оливия этого даже не заметила.
– Хочу еще… – пробормотали ее губы прямо у его рта.
Нежные пальчики потянули за отвороты пиджака его смокинга, и он, угадав ее намерения, стряхнул его с себя.
– Так лучше? – спросил он.
– Лучше, – ответила она, жадно расстегивая пуговицы его рубашки. – Намного лучше.
Она запустила руку под его рубашку; ее прикосновение отозвалось в нем острым желанием, которое требовало немедленного удовлетворения. – Моя очередь, – сказал он, потянул за молнию на ее платье, и оно легко соскользнуло на пол.
На ней не было лифчика. Оливия стояла перед ним, изящная, стройная и почти обнаженная, на ней оставались лишь тонкие трусики и зеленые босоножки.
– Великолепно, – выдохнул Адам. У нее была большая грудь, стройная талия и чувственные бедра. – Оливия, ты так невероятно красива.
Небольшая морщинка появилась у нее между бровей, как будто он сказал что-то не то. Он поцелуем убрал эту морщинку и взял в руки ее тяжелые груди, проведя большим пальцем по возбужденному соску. Оливия глухо застонала. На мгновение Адам опомнился.
– Я бы хотел взять тебя прямо здесь, но у нас нет защиты. – Он с силой выдохнул. – Мне нужно отнести тебя в постель, Оливия.
Она кивнула. Он наклонился, поднял ее платье и помог ей одеться. Остановившись только затем, чтобы забрать пиджак и ее сумочку, он нажал на кнопку открытия дверей.
Он взял Оливию за руку просто потому, что ему не хотелось отпускать ее ни на минуту. Пытаясь нащупать в кармане карточку от двери, он тянул ее по коридору, покрытому плюшевым ковром.
Свободной рукой он сунул в щель прямоугольный кусок пластика и подождал, пока загорится зеленая лампочка.
– Ну, давай же, – пробормотал он и услышал у себя за спиной ее приглушенный смешок.
Наконец замок щелкнул, и он открыл дверь в длинный сводчатый коридор, ведущий прямо к нему в спальню. Стоявшая рядом с ним Оливия вдруг словно приросла к месту и внезапно, почти грубым движением, высвободила руку.
– Оливия? – Адам не мог понять, что вызвало у нее такую реакцию, в то время как он по-прежнему был невероятно возбужден.
Ее глаза были широко распахнуты, взгляд стремительно перебегал с одного предмета на другой. Ему показалось, что она тщательно осматривает все, что ее окружает.
Это был стандартный номер люкс для всех его отелей. Верх роскоши – гладкие линии, все в стиле модерн. На кремовых стенах яркие пятна, напоминавшие абстрактную живопись, сияющий деревянный пол заказан у одного из самых известных лондонских дизайнеров.
Она повернула светлую голову, чтобы сквозь раздвижные стеклянные двери посмотреть на гостиную – небольшую мрачную комнату. Длинные темные ресницы опустились раз, другой, а затем она хлопнула себя ладонью по лбу.
– Что же я делаю?
Она отступила от него на шаг.
– Я думал, что мы как раз собирались воплотить все наши фантазии.
Оливия поморщилась, и на какое-то сумасшедшее мгновение ему показалось, что последние двадцать минут были не более чем плодом его воображения, если бы не румянец на ее щеках и не напряжение, которое он все еще испытывал.
– Я должна уйти, – сказала она.
– Ничего себе. – Адам протянул руку и оперся на дверь. – Не так быстро.
Выражение, промелькнувшее на ее лице, было так похоже на выражение ужаса, что он почувствовал себя оскорбленным.
– Оливия, я не собираюсь удерживать тебя здесь против твоего желания или требовать от тебя чего-то, чего ты не собиралась мне предлагать. Но после всего, что случилось, ты не можешь просто так уйти. Ничего не объяснив. – Его телу тоже были нужны определенные разъяснения, он не переставал надеяться, что удача снова повернется к нему лицом.
И все-таки втайне он горел желанием схватить ее, тем более что ему казалось, ее тело отзовется на его призыв. Но он не мог себе этого позволить. – Так что расслабься, – продолжил он.
Напряжение в ее плечах постепенно уходило, но вся ее фигура все еще выражала готовность бороться или бежать.
– Я допустила ошибку, – призналась она. – Я была словно в тумане. Во сне. – Она посмотрела на него, высоко подняв голову. – А сейчас проснулась.
От разочарования все сжалось у него в животе, когда его прекрасные фантазии улетучились. Адам перевел дух. В конце концов, в жизни его постигали куда большие разочарования, чем это, к тому же Оливия, может быть, оказывала ему сейчас неплохую услугу. Он ведь не хотел позволить какой-нибудь, пусть даже невероятно красивой, женщине поймать его? Похоже, что хотел. Но если это не случится – значит, не случится. Надо жить дальше. Он пожал плечами.
– Твоя очередь, Оливия. Но, несмотря ни на что, мне кажется, мы идеально подошли бы друг другу.
– Может быть… А может быть, и нет, – сказала она, берясь за дверную ручку. – Я спущусь вниз, на ресепшн, и забронирую себе номер, но нам нужно выбрать время для разговора. О Зебе.
Зеб. Проклятье. Он совсем забыл об этом. Ее слова несколько вернули его к действительности. – О ком?
– Ты забыл? – спросила она. – О ребенке.
– О том мифическом ребенке? Я думал, ты уже бросила эту приманку с историей о беременности твоей матери. Ты не можешь снова хвататься за нее после того, как отказалась провести со мной эту ночь.
Оливия смотрела на него, потеряв на мгновение дар речи. Адам все еще думал, что она была одной из тех ужасных жадных женщин.
И, строго говоря, она почти не имела права упрекнуть его в этом. Она и правда повела себя как «дешевка», так ее назвала Кэндис. После танца у всех на виду она поцеловала его в лифте, сбросила платье и быстро позволила ему делать с собой, что он хотел. Не будь она ошарашена богатством его пентхауса, и трусики сбросила бы.
– Я здесь не для того, чтобы охотиться за тобой. – Ее слова прозвучали так неестественно, что она сама поежилась. – Если бы это было так, я бы переспала с тобой.
– А вот и нет. – Он покачал головой; в его глазах вспыхнуло презрение. – Ты, похоже, положила глаз на добычу пожирнее. Ты почти позволила увести себя, но одного взгляда на этот номер хватило тебе, чтобы решить, что за скандал с беременностью можно получить куда больше денег, чем за несколько часов в постели со мной.
Вот наказание. Теперь она понимала, какой смысл мог во всем этом увидеть Адам. Как же объяснить ему, что вид его шикарных холостяцких апартаментов напомнил ей о том, что он миллиардер, мужчина с тугим кошельком, который хотел ее только потому, что она красива?
Точь-в-точь как те богатые мужчины, которых так много было в ее детстве и которые ухаживали за ее матерью только из-за ее красоты. Ее мать, по крайней мере, назначала цену за свое согласие; Оливия же была готова дать его даром.
В комнате повисла напряженная тишина.
Она понимала, что ей необходимо поступить правильно. Ведь единственное, что имело значение, – это ребенок. Чувство вины из-за того, что она позволила себе забыть об этом, теснило ей грудь.
– Все, что я говорила тебе о ребенке, – правда. Я понимаю, как выгляжу в твоих глазах. Сейчас ты не доверяешь мне, но, пожалуйста, просто дай мне полчаса. Не утром. Сейчас.
Адам долго выдерживал ее взгляд, поигрывая пальцами на мускулистом бедре. Затем, глубоко выдохнув, он провел ладонью по лицу.
– Замечательно. Давай поговорим.
Повернувшись, он направился в огромную гостиную, на ходу застегивая рубашку.
Почувствовав одновременно облегчение и решимость, она постаралась подавить в себе и чувство разочарования.
Нужно контролировать себя. Она не может позволить своим желаниям все испортить. Секс – оружие, и она знает это. Так сказать, ценная валюта, которая может быть использована как во благо, так и во вред себе.
– Хочешь выпить что-нибудь? – Адам подошел к черному лакированному бару.
– Да, если можно.
– Виски подойдет?
– Идеально.
Идеально, как движения его больших умелых рук, откупоривающих бутылку.
Оливия с усилием отвела глаза и осмотрела комнату: уж лучше сосредоточиться на том, что ее окружает, чем на руках, которые так недавно прикасались к ее обнаженной коже, оказывая на нее такое ошеломляющее действие.
– Ух ты! – Она была настолько поглощена своими мыслями, что не сразу обнаружила огромное, во всю стену, окно. Подойдя к нему, она взглянула сверху вниз на освещенную панораму Лондона. – Вид просто потрясающий.
– Никогда не устаю любоваться, – согласился он, подходя к ней и отдавая ей хрустальный бокал с толстыми стенками, щедро наполненный янтарной жидкостью.
– Спасибо, – поблагодарила она, с усилием сохраняя твердость в голосе, несмотря на волну электрического тока, словно прошедшую через нее от прикосновения его пальцев.
– Но я уверен, что ты не захочешь потратить свои полчаса, просто любуясь видом, – добавил он. – Так что садись и рассказывай.
Бросив последний взгляд на темно-фиолетовое ночное небо, Оливия отвернулась от окна и направилась к дивану.
Адам развалился напротив нее, свободно держа в руке хрустальный бокал, спутанные темные волосы отливали медью на свету. Оливия сделала глоток виски, надеясь, что огненный напиток поможет перебить эффект, который он на нее оказывал.
Она взяла в руки сумочку и вытащила оттуда конверт. Наклонившись вперед, она осторожно передала его Адаму, стараясь не коснуться его рук, а затем наблюдала, как он открывает конверт и вытаскивает оттуда фотографию.
– Ведь это – твой отец?
Ей не нужно было и спрашивать: она знала ответ с тех пор, как увидела фотографию Адама Мастерсона на сайте его сети отелей. Сходство было слишком очевидным. – Женщина на фотографии – моя мать. Джоди Эванс.
– Это Зеб, – признал он. – Но фотография едва ли доказывает, что он – отец ее ребенка.
– Она показывает их обоих на свидании, и они выглядят… – Оливия облизнула губы, – вполне довольными друг другом.
Оливия не знала, что еще сказать. Она всегда была слишком хорошо осведомлена о личной жизни своей матери – проведя слишком много ночей своего детства, спрятав голову под подушку.
Казалось, Адаму тоже не доставляло особого удовольствия представлять себе детали отношений Джоди с Зебом. Нахмурившись, он постукивал пальцами по подлокотнику дивана. Затем он кивнул в сторону фотографии.
– Когда она была сделана? – спросил он.
– Четыре месяца назад. На Гавайях. Мама ездила туда с друзьями на пару недель.
– И там она, по чистой случайности, встречалась с отцом миллиардера? – В его тоне сквозило недоверие. – Или она заприметила его в надежде на щедрое вознаграждение?
