Нина Дашевская
Тео – театральный капитан

Полная версия

Мама

В оркестровой комнате нет окон. И в яме, и на сцене, и в зале – в театре люди оказываются совсем в другом мире, они и не знают, какая погода на улице! Но я слышу, я чувствую. Чувствую даже здесь – в воздухе скапливается электричество, слышен будто далёкий рокот контрабасов. Потом он будет приближаться, приближаться, станет всё громче – и начнётся гроза.

Я отношу свой рюкзак с добычей домой. Мой братец Том тоже постарался – он ходил в столовую и утащил там немного овощей. Мама проверяет наши припасы и напевает арию Царицы Ночи. Моя мама очень любит Моцарта, особенно его оперу «Волшебная флейта». Должен вам сказать, что у неё ария Царицы Ночи получается гораздо лучше, чем у человеческих певиц.

Дело в том, что у мамы очень тонкий голос! И после её пения человеческие певицы… нет, мне нравятся человеческие певицы… и даже некоторые певцы. Но как мама они петь не умеют. Совсем.

Всё дело в связках. Голосовые связки – такие специальные мышцы в горле. Чем они тоньше, тем выше голос.

У детей, например, бывают прекрасные голоса, тонкие-тонкие; когда поёт хор мальчиков – я даже немного жалею, что я мышь и так не умею. А потом мальчики вырастают во взрослых мужчин, и связки в их горле меняются, становятся толстыми. Не всем детям удаётся сохранить певческий голос, – они уходят из хора и даже иногда вообще из музыки. А некоторые начинают петь по-взрослому. Кое-кто, например, даже басом – это такой низкий, толстый голос, от него стёкла звенят. Если мышь окажется возле такого певца, ей лучше поскорее бежать в безопасное место, а то уши заболят! Я вообще считаю, что оперу лучше слушать на расстоянии – с балкона, например. В партере, в первых рядах сидят только отважные и мужественные люди!

Как всё-таки красиво поёт моя мама! Жаль, что человеческие композиторы не пишут музыки для мышиного голоса.

Я гордо достаю из рюкзака печенье для Пам, орех для Тома и огромный кусок бутерброда для всех взрослых.

– Тамино и Памина! – зовёт мама. – Смотрите, что принёс наш Тео!

…Она назвала близнецов именами из «Волшебной флейты». Там как раз есть принц Тамино и принцесса Памина, но я зову брата и сестру просто Том и Пам, так короче. Не люблю длинных имён. Хорошо ещё, что близнецов родилось двое, а не больше! А то в нашей семье были бы ещё Папагено и Папагена, они тоже действуют в этой опере.

…На сцене закончилась репетиция. А на улице начался дождь.

Море

Я бегу наверх по вентиляционным ходам. Начался вечерний спектакль; мышам нечего делать в коридорах и на лестницах. Оркестр в яме, артисты на сцене, публика в зале, а в это время за кулисами, в рабочей части театра происходит беспорядочное движение: монтировщики, костюмеры, бутафоры… Их никогда не видит публика, но спектакль без них не состоится. И если кто-нибудь из них сейчас заметит мышь – боюсь, даже слушатели из зала могут услышать соло, которого нет в партитуре!

Поэтому я не высовываю носа на территорию людей; в театре полно ходов и тайных лестниц для такого существа, как я. Поднимаюсь из своего подвала до уровня сцены. Потом – выше, и ещё выше, к осветителям. Потом ещё выше, там работают швейные мастерские, – и наконец на чердак.

По чердаку я могу ходить спокойно. Крыша молчит; дождь закончился. Я бегу по длинной балке к полукруглому окошку неба.

Вид на город отсюда такой, что кружится голова. Ещё не совсем стемнело, сумерки – самый таинственный час. Осторожно выбираюсь на крышу; здесь скользко. Я вижу площадь возле театра, высокий собор – иногда в нём дают концерты, раза два я бывал там в гостях. Внизу разъезжают по лужам маленькие игрушечные автомобили.

Фонари пока выключены, светятся лишь окна магазинов и кафе.

Но я пришёл сюда не для того, чтобы смотреть на магазины. Есть тут одна точка, если правильно поймать ракурс… Прищуриваюсь и смотрю на крышу, ровную гладкую крышу, блестящую от дождя. Вдалеке торчат две полосатые трубы электростанции.

Я закрываю глаза. А потом открываю их – и вижу море. Тёмное, сумрачное море после дождя, и вдалеке пароход с полосатыми трубами.

– Лево руля! – командует капитан Тео.

Мой корабль слегка ложится на левый борт, я наклоняю голову к плечу, потом к другому. Сегодня на море качает. Поднимаю голову – горизонт выравнивается.

Над морем низко летают чайки. Капитан Тео их не боится. Корабль вдалеке даёт приветственный гудок.

…Мама говорит, я читаю слишком много человеческих книг. Ещё она говорит, что быть моряком далеко не так романтично, как кажется на первый взгляд: мокро и холодно. Ещё она говорит… Ещё она говорит, что я очень похож на моего прадедушку Магеллана. И это нравится мне больше всего.

Мой прадедушка Магеллан в юности был настоящей морской мышью. Он исходил множество дальних морей на корабле «Рихард Вагнер», умел подниматься на самые высокие мачты, знал морские узлы и не боялся шквального ветра.

Но мой прадедушка Магеллан очень любил прабабушку. А прабабушка очень любила оперу. А чего прабабушка совсем не любила – так это когда холодно и мокро.

Так они поселились в нашем оперном театре, за тысячи километров от моря.

Мой прадедушка Магеллан стал театральной мышью. Со временем он полюбил театр, хотя часто смеялся над театральным морем.

– Что это, эти пыльные тряпки, эти измазанные краской картонки? Они выдают этот хлам за море? Кого они хотят обмануть?.. Лучше бы направили в зрительный зал вентилятор. Устроили бы им настоящий ветер, набросали бы им соли и песка в волосы! Вот это было бы море!.. Да, я знаю, что поливать зрителей из шланга не разрешено по правилам безопасности… И вода из водопровода – это же не море, это просто вода…