Нина Артюхова
Светлана. Белая коза Альба
XIX
«Светлана гибнет! Спасайте Светлану!»
Галя помочь Светлане не может ничем.
Это очень ответственная контрольная работа – конец второй четверти. Все учтено. Соседи по парте не могут совещаться; не имеет смысла шептаться и подглядывать друг к другу в тетради – соседи по парте решают разные задачи.
Помочь Светлане может Черненькая Муха – они сидят в одном ряду.
Поэтому Галя, увидев по лицу Светланы, что положение безнадежно, написала на промокашке призыв о помощи и переслала его Мухам.
Светлане сначала показалось, что она просто запуталась в вычислениях.
Только не пугаться и не спешить. Хладнокровно проверить одно за другим все сложения, деления, вычитания…
Проверила как могла хладнокровнее. Нет, опять какая-то чепуха получается! Значит, неверен сам ход задачи. Светлана перечеркнула крест-накрест всю страницу.
Кроме задачи, еще пример… Может быть, сначала его сделать, а задачу пока отложить? Но, решая пример, Светлана не могла не думать о задаче. Забыла сократить дробь, получились неправдоподобно огромные числитель и знаменатель. Было очень хлопотно управляться с ними. Когда надумала сокращать, числитель и знаменатель не захотели сокращаться.
А девочки решают себе и решают… Маленькие девочки, они все моложе ее!
Туся Цветаева, кажется, уже все сделала – и задачу и пример. Отложила ручку, обвела гордым взглядом класс. Небрежно просматривает…
Неужели будет отдавать тетрадку? Она любит – встать и первой пройти через весь класс к столу учительницы.
Даже у Нюры Поповой как будто все благополучно. А ведь Туся не помогала ей – они тоже пишут разное. Почему-то у Мухи Черной еще не все готово. Склонившись над партой, она быстро-быстро пишет, но – странное дело! – не в тетрадке, а на отдельном листке, который лежит поверх тетради.
Как же теперь быть? Опять попробовать задачу или переделывать пример?
Евгения Петровна посматривает на часы… Должно быть, времени уже осталось немного.
Юра Самсонов, чемпион по шахматам в детском доме, сказал бы, что Светлана «попала в цейтнот». Она стала делать необдуманные ходы.
Что-то легко прошуршало под партой. Галина рука предупреждающе сжала Светланин локоть. Светлана посмотрела вниз, на коленях у нее лежал листок… тот самый, который Черненькая Муха… Глаза невольно забегали по строчкам.
Как просто и как глупо!.. Сама себя запутала… Совсем-совсем нетрудная задача!
Мухин листок не нужен. Светлана уже поняла, как решать. У нее было даже такое чувство, будто она сама поняла. Ну… в общем, поняла бы и без Мухиного листка!
Время еще есть. Задачу, во всяком случае, теперь совсем быстро…
Туся Цветаева встала – первая – и пошла к столу учительницы. Никто, кроме Туси, еще не сдавал тетрадей. Она всегда гораздо раньше других. Значит, время еще есть. Быстро-быстро сделать задачу. Может быть, потом на радостях и пример выйдет! И вот так же спокойно положить тетрадь перед Евгенией Петровной…
«Девочки, меня так легко обмануть…»
Галя смотрит на Светлану с тревожным удивлением, будто хочет спросить:
«Ну, что же ты?»
Светлана быстро пишет на промокашке:
«Мушка, милая, дорогая, спасибо, только я не хочу!»
Потом встает, берет свою тетрадь с перечеркнутой задачей, с примером, зашедшим в тупик, и несет все это безобразие к столу учительницы. По дороге ласковым движением кладет промокашку на парту Лены Мухиной.
Евгения Петровна удивленно спрашивает:
– Ты уже и задачу и пример сделала?
– Нет.
– Почему же ты возвращаешь тетрадь? Подумай еще, время есть.
Светлана тем же решительным голосом отвечает:
– Евгения Петровна, я теперь знаю, как нужно решать, только я не сама – я случайно увидела, как сделала другая девочка, поэтому я не хочу!
…На перемене Галя Солнцева огорченно повторяла:
– Светлана, это из-за меня!
Мнения девочек разделились: одни одобряли и поддерживали Светлану, другие доказывали, что она сделала явную нелепость.
После уроков споры перенеслись в детский дом.
К Светлане подошла Алла Нежданова и сказала торжественно:
– Ты поступила как настоящая пионерка!
– Ну и глупо! – возразил Витя Чижов. – Уж пример-то, во всяком случае, могла решить, поскольку время еще было!
– Нет, – сказал Юра Самсонов, – Светлана сделала правильный ход. Так эффектнее. Ну была бы с примером не двойка, а двойка с плюсом. Какая от нее радость?
Итак, что же лучше: незаслуженная пятерка или двойка, честно заработанная? Упрямо стиснув зубы, Светлана решила: не хочу ни того, ни другого. А четверть кончается… Неужели так и не удастся исправить до Нового года?
По вечерам Тамара Владимировна чуть ли не силой уводила Светлану из комнаты для занятий.
– Довольно, надо отдохнуть! Ты почти не гуляешь. Смотри, какая бледная стала!
Иногда в ущерб арифметике одолевали посторонние мысли. На каникулах за Аней и Валей приедет тетя и увезет в деревню. И еще несколько мальчиков и девочек тоже уезжают к своим родственникам.
Светлана родилась и выросла в городе. Но последние три года жила в деревне, и зимой и летом. Москву уже успела полюбить – как можно не полюбить Москву! – но иногда все-таки хочется, даже в зимний день, чтобы расступились дома… Широкое поле… Очень много неба над головой… А между небом и полем – темный лес…
В конце недели удалось хорошо ответить по арифметике. А в четверти Евгения Петровна вывела тройку.
После уроков девочки разглядывали свои табели. Туся Цветаева сказала, пожав плечами:
– Не понимаю: у Светланы сплошные тройки, а радуется так, будто отличницей стала!
Катюша Короткова отозвалась с задней парты:
– Глупая ты, Туся, вот что!
– Ну, уж глупой меня никто еще ни разу не называл!
Туся с довольным видом помахала своим табелем.
XX
Вечер. Сегодня был последний день занятий. Завтра – воскресенье, а послезавтра – Новый год.
Светлана читает за столом, покрытым тяжелой зеленой скатертью. Тут же, рядом, Аня и Валя старательно вышивают одинаковые салфеточки одинаковым узором. Светлана не очень любит рукодельничать. На занятиях в кружке, впрочем, и шьет и вышивает неплохо, но в свободное время больше любит читать.
Так много хороших книг нужно прочесть, она так отстала за эти годы!
В детском доме есть своя библиотечка, правда небольшая – один шкаф.
Светлана со счастливым вздохом закрывает книгу…
Можно, конечно, сейчас же взять из шкафа другую, как и делает, например, Юра Самсонов, которого в детском доме зовут пожирателем книг. Но сразу начинать другую не хочется. Вот если бы у этой было продолжение, тогда другое дело…
Подперев голову рукой, Светлана смотрит на голубые Ани-Валины салфеточки. Странно: прежде, когда приходилось слышать о детских домах, всегда думала, что в детском доме все у всех одинаковое – и комнаты, и платья у ребят… Думала даже, что все ребята почти так же неотличимы друг от друга, как эти вот близнецы.
Оказалось – не так. В каждой комнате стены окрашены по-разному и занавески подобраны в тон: в библиотеке, например, темно-зеленые, в спальне у старших девочек – золотистые, у малышей – белые.
Вот он, малыш! Легок на помине! Из коридора в дверь читальни заглянул мальчуган с льняными волосами. Какие-то они совсем куклячьего цвета и у него, и у его сестры Олечки, а глаза темные. Олечка постарше, уже в первом классе учится, а Слава еще дошколенок. Остановился на пороге, расплывается в улыбке и ждет, чтобы на него обратили внимание.
– А, Славик! – говорит Юра Самсонов, отходя от книжного шкафа. – Ну, как жизнь?
– Ничего! – сияя улыбкой, отвечает Слава.
Светлана подхватывает его под мышки и усаживает на стул рядом с собой. К этим ребятам – брату и сестре – у нее особенное чувство.
В поезде, когда ехала с Костей в Москву, сержант-танкист рассказывал про своего товарища, у которого ребята в детском доме. Фамилию, конечно, не догадалась спросить, да и сержанта звали просто по имени-отчеству. У многих ребят из детского дома отцы были на фронте, были и отцы-танкисты. Но Светлане почему-то казалось, что сержант рассказывал тогда именно про Славика и Олю. Она пыталась расспрашивать Наталью Николаевну.
– Он говорил, что вы их отцу письма на фронт писали.
Но Наталья Николаевна писала много писем. А вот с фронта не от всех приходил ответ.
Отец Славика и Оли был проездом в Москве несколько месяцев назад. С тех пор писем не было.
В руках у Славика подарок отца – заводной автомобиль. Маленький – на ладони мог уместиться, – обтекаемой формы автомобиль бегал по столу, как блестящий красный жучок. Подъехав к самому краю стола (ребята каждый раз дружно ахали!), автомобильчик вдруг останавливался, и, будто подчиняясь воле невидимого шофера, сидевшего внутри, поворачивался, и летел в обратную сторону.
– Смотрите, ребята, – с уважением сказал Юра, – сколько времени прошло, а все бегает!
– Смотрите! Смотрите! – ликовал Славик. – Сам поворачивает!
– У тебя, Славик, шофер очень опытный, – серьезно сказал Юра.
– Интересно знать, – задумчиво проговорил Витя Чижов, – сколько метров может он наездить без ремонта?
– Не будем торопиться с ремонтом, – сказала Светлана. – Юра, что говорит опытный шофер?
– Опытный шофер советует отвести машину в гараж.
– Юра! – умоляюще сказал Славик. – Еще самый-самый последний раз!
Автомобиль в последний раз безотказно повернул на краю пропасти. Светлана решительно взяла Славика за руку:
– А теперь пойдем искать Олю.
Отведя малыша в комнату младших девочек и посоветовав Оле больше автомобиль не заводить, Светлана вернулась в читальню.
– Как ты любишь возиться с маленькими, – сказала Аня. – А вот мне с ними скучно.
– Не доросла ты еще, Анечка, до маленьких детей! – наставительно сказала Светлана и села на прежнее место у стола, подперев руками щеки.
Любопытно бывает вот так наблюдать за людьми, когда каждый занят своим делом. Аня и Валя розовыми быстрыми пальцами в такт продернули иголки, натянулись голубые паутинки ниток. И еще раз в такт… Потом Валя отстала. Аня уже протолкнула наперстком иглу, а Валя только паутинку вытягивает… У обеих сосредоточенный вид, будто совершают что-то необычайно важное.
В углу заканчивает новогоднюю стенгазету Алла Нежданова. Гладко зачесанные волосы над гладким белым лбом. Алла учится в шестом классе, Светлана – в четвертом. Может быть, Алла и не старше годами, но разница кажется огромной. Алла учится на круглые пятерки. Ее все так уважают и в школе, и в детском доме… Вот если бы можно было стать такой, как она!
Из мальчиков, пожалуй, самый симпатичный Юра, пожиратель книг. Только что дочитал одну книжку, поставил ее на место в шкаф и сразу выбрал другую, в двух томах.
– Юра, ты как, одним глазом первый том будешь читать, а другим второй?
– Что? – отозвался Юра солидным баритоном.
– Я говорю: у тебя два глаза и две книжки. Очень удобно: сразу оба тома будешь читать.
– Кто, я? – опять переспрашивает Юра высоким мальчишеским дискантом.
Смешно у него ломается голос. Юра очень способный и какой-то упрямо усидчивый. В школе им довольны. А в детском доме учитель, который занимается с мальчиками столярным делом, говорит, что у Юры золотые руки.
Почему золотые? Странное выражение. Золотые руки представляются чем-то металлическим, тяжелым, неподвижным… Вчера замолчал радиоприемник. Юра открыл заднюю стенку, потрогал, подвинтил. Проволочки, лампочки какие-то… Это было похоже на колдовство. Приемник опять работает на полную мощность.
Не золотые, скорее можно сказать – умные руки.
У Аллы тоже хорошие руки. Гибкие пальцы уверенно водят карандаш. Вернее, кажется, что карандаш сам бегает по бумаге, заканчивая новогоднюю стенгазету. Алла хорошо рисует. Она хочет после школы пойти в архитектурный институт.
– Аня, ты кем будешь, когда вырастешь?
Аня перестает вышивать, удивляется вопросу, задумывается на минуту.
– Я еще не знаю.
– Валя, а ты?
Бесполезно спрашивать: если не знает Аня, Валя тоже не знает, это ясно. И руки у них еще совсем маленькие, детские, бесхарактерные.
– Юра, а ты кем хочешь быть?
– Что? – переспрашивает Юра, оторвавшись от книжки.
– Я говорю, кем ты будешь, когда вырастешь?
– Кто, я?
У него раздражающая манера переспрашивать и задумываться во время разговора. Кажется, что, прежде чем начать говорить, он падает откуда-то с облаков или выходит из лесной чащобы.
– Да! Ты! – повысив голос, повторяет Светлана.
– В ремесленное пойду.
– В какое ремесленное?
– Что?
Юра опять успел уже подняться на облака или вернуться в свою лесную чащобу.
– Звонок к себе проведи, вот что! – сердится Светлана.
– Какой звонок?
– Чтобы сначала позвонить к тебе четыре длинных, два коротких, потом спрашивать!
Юра добродушно усмехается:
– Ладно, позвонила. Можешь спрашивать.
– Ремесленных училищ много. Ты в какое пойдешь?
– В такое, чтобы потом строить дома.
– Тогда тебе нужно идти, как Алле, в архитектурный институт.
Юра возражает ядовито:
– Помнишь, как у Некрасова: «Папенька, кто построил этот дом?» – «Архитекторы, душечка».
Витя смеется, Алла улыбается. Аня и Валя остаются серьезными: они не читали еще «Железной дороги».
– Значит, учиться после седьмого класса не будешь?
– Что?
– Дзинь, дзинь! Учиться, говорю, не будешь?
– Кто, я? Почему не буду? Я в заочный техникум поступлю.
– Витя, а ты?
Бесполезно спрашивать: если Юра надумал идти в ремесленное училище, вместе с ним пойдет и Витя. Хорошо вот так с кем-нибудь дружить: куда один, туда и другой.
Понятно, что Юре и Алле хочется научиться строить дома: перед войной Алла жила в Минске, а Юра – в Сталинграде.
– Светлана, а ты кем будешь? – спрашивает Витя.
– Я буду учительницей. Кончу семь классов – поступлю в педагогическое училище.
Светлана чувствует, что покраснела, – в первый раз она сказала об этом вслух.
Аня и Валя перестают вышивать, чтобы взглянуть на подругу под этим новым углом зрения.
Наконец Аня говорит:
– Тебе подходит.
Алла одобрительно кивает головой.
Юра отзывается на этот раз без всякого звонка:
– Нет, Светлана не может быть учительницей.
– Почему не могу?
– Потому что на первом же уроке ты своих учеников разорвешь на мелкие части!
Светлана смеется:
– Не разорву.
– Разорвешь, – хладнокровно возражает Юра.
– А вот возьму и не разорву!
– Возьмешь и разорвешь.
– Не разорву! – повышает голос Светлана.
Алла, подняв голову от стенгазеты, укоризненно и предостерегающе говорит:
– Юра!
Но Юра упрям. Он повторяет спокойно:
– Алла, она их разорвет.
Бесит то, что Юра и не думает поддразнивать, он говорит серьезно. Просто он уверен, что Светлана действительно разорвет своих учеников на первом же уроке. Это его глубокое убеждение.
Светлана вскакивает, хлопнув ладонью о стол, и кричит:
– Не ра-зо-рву!
– Светлана, ты не только их, маленьких, ты меня, большого, сейчас на мелкие части разорвешь!
Светлана мгновенно остывает, ей опять становится смешно. Она садится на прежнее место:
– А вот возьму и не разорву.
– Кого? Их или меня?
– Сначала тебя не разорву, а потом их.
– Правильно, Света, – одобряюще говорит Алла.
Витя вмешивается в разговор:
– Чтобы стать учителем, нужно иметь большую силу воли.
Витя любит изрекать разные истины. В детском доме его зовут философом. Говорит он с медлительной важностью и как-то необычно расставляет слова. Иногда кажется, что он переводит с иностранного языка, которым не очень хорошо владеет.
Светлана спрашивает недоверчиво:
– А у тебя она есть, сила воли?
– Да, у меня она есть.
– Например?
– Вот, например, я летом звеньевым был. Ребята играли в футбол, а я оформлял дневник. Мне не хотелось, а я оформлял. Значит, она у меня есть, сила воли.
– Ну, это еще не большое доказательство!
– Начинать нужно всегда с небольшого.
Топот маленьких ног в коридоре, и как будто заплакал кто-то. Распахнулась дверь, Оля и ее подруга ввели Славика, истекающего слезами. На голове у Славика почему-то висел красный заводной автомобиль.
– Нянечку позовите! – кричала Оля.
– Светлана, смотри, что случилось!
А случилось вот что. Автомобиль в комнате девочек все-таки завели. Сначала он очень хорошо ездил по Олиной тумбочке. А потом Славику пришла неожиданная мысль спустить автомобиль с собственной головы. Два раза автомобиль благополучно съехал, как с горки, вниз, а на третий раз тонкие и довольно длинные спереди волосы мальчика были захвачены вращающимся колесом. В результате автомобиль, как пришитый, висел на прядке волос, что было, конечно, очень больно, а главное – страшно. Девочки пытались отцепить его, поворачивая колесо в обратную сторону, но это причиняло малышу только новые страдания. Наконец Оля с подругой взяли Славу за руки и повели по коридору, взывая о помощи.
Аня-Валя вскочили и бросились к двери:
– Где Тамара Владимировна?
– Подождите, – властно остановила их Светлана. – Аня, держи его. Славик, не шевелись.
Она взяла со стола Анины ножницы и осторожно просунула их между колесом автомобиля и нежной розовой кожей, конусообразно поднявшейся в этом месте подобно маленькому вулкану.
Наталья Николаевна вошла как раз в тот момент, когда Светлана подрезала прядку волос у самого корня.
Освобожденное колесо заскрежетало и закружилось, желтым цыплячьим пухом разлетелись подрезанные волосенки. Славик, сразу почувствовав облегчение, радостно засмеялся. Теперь смеялись все, смеялись неудержимо, а Наталья Николаевна весело сказала:
– Тебе, Светлана, хирургом быть: рука твердая!
– Она, Наталья Николаевна, не хирургом, она учительницей хочет стать, – возразила Аня.
– Для этого тоже нужна твердая рука, – сказал незнакомый женский голос.
Светлана обернулась и только теперь заметила, что Наталья Николаевна вошла не одна.
Девочка с волнением всматривалась в лицо гостьи.
Где же, где же они встречались раньше?.. Нет, не встречались!
Немолодая уже, а глаза по-молодому живые и в светлых волосах ни одного седого не видно.
Красивая? Конечно, нет! Но у нее лицо, на которое приятно смотреть.
Вошедшая улыбнулась, и Светлана радостно воскликнула:
– Я знаю, кто вы! Вы Костина мама!
Оказалось, что Зинаида Львовна приехала, чтобы позвать Светлану к себе на каникулы.
– Наталья Николаевна разрешает. Если хочешь, можно прямо и поехать сейчас. Успеешь в полчаса собраться?
Светлана вместо ответа бросилась к ней на шею и вылетела из комнаты собираться.
Тем временем Зинаиде Львовне стали показывать детский дом. Славик тянул ее за руку:
– К нам пойдемте!
Наталью Николаевну отозвали, и Зинаида Львовна осталась одна на половине малышей. У них были отдельная спальня, столовая и комната для игр.
Зинаиду Львовну сейчас же обступили ребята.
Девочки доверчиво сообщили ей последнюю новость:
– А Вася дерется!
Драчун Вася, не обнаруживая никаких признаков раскаяния, уселся рядом с Зинаидой Львовной и завладел ее сумкой. Ему нравилось, что она щелкает, когда ее открываешь и закрываешь.
Вслед за Васей и другие ребята очень быстро освоили технику открывания и закрывания сумочки.
Славик протянул ей книжку:
– Почитайте.
– Как тебя зовут? – спросила Зинаида Львовна.
– Славик, – ответил мальчуган, прижимаясь к ней.
Одна из девочек сказала с застенчивой улыбкой:
– И меня спросите, как меня зовут.
– А тебя как?
Она застеснялась еще больше:
– Ирочка.
Еще одну книжку с картинками просунули откуда-то из-под локтя, сзади, и раскрыли на коленях у Зинаиды Львовны.
– Вы лучше эту почитайте.
Но читать было почти невозможно. Разноголосый шум в комнате и деловая суета, со стороны кажущаяся беспорядочной, напоминали уменьшенный во много раз зал ожидания на Казанском вокзале.
Так суетятся и так разноголосо шумят все довольные жизнью ребятишки – в школьном коридоре на перемене или в детском саду. Но было что-то отличающее этих малышей от ребят детского сада – какой-то особенный, ласковый интерес к каждому взрослому человеку, входящему к ним. И каждый взрослый человек, входящий в комнату, не мог не быть особенно ласков с этими ребятами.
Что удивляет и радует ребят в детском саду? Величина помещения, разнообразие и добротность игрушек. Но главное – энергичные товарищи-однолетки, с которыми так интересно играть. Им весело всем вместе, но чувствуется, что за стенами детского сада у ребят есть другая жизнь. В особенности это бывает заметно к вечеру, когда ребята чуть-чуть устанут, притихнут, начинают чего-то ждать, прислушиваться, посматривать на дверь…
Здесь, в детском доме, у малышей-дошкольников только одна жизнь – в этих стенах. Они привыкли друг к другу, им хорошо вместе, но даже самые маленькие, которые ничего другого не помнят, бессознательно тянутся к взрослым людям.
Не прошло и пяти минут, как Славик уже сидел на коленях у Зинаиды Львовны и, обняв ее за шею, шептал на ухо:
– Я вас люблю!
Ирочка с озабоченным видом несколько раз выходила в соседнюю комнату и возвращалась обратно. Потом попросила Зинаиду Львовну:
– Вы зайдите к нам в спальню, там Сережа лежит, он болен, он вас еще не видел!
В спальне – в два ряда сияющие никелем и белыми одеяльцами кровати. На одной из них лежал серьезный мальчуган, подперев кулачками подбородок.
Зинаида Львовна подсела к нему:
– Чем же ты болен, Сережа?
Он ответил с терпеливым вздохом:
– Животиком.
Когда ребенок хворает в семье, сколько взрослых людей хлопочут около него, волнуются, стараются развлечь! И порой сколько капризов в комнате маленького больного!
В этой комнате тихо. Няня – за дверью. Она только иногда заглядывает проверить: спит Сережа или нет, не повысилась ли температура, приносит поесть. Она одна, а ребят двадцать человек.
Что делает мальчуган? Он даже не умеет читать. Скучает? Должно быть, ребята, когда их так много, очень возбуждаются к вечеру, и самое разумное для больного – это именно поскучать, полежать в тишине. Но не всегда хочется делать разумное.
Пока Зинаида Львовна разговаривала с ним, в спокойный, деловой шум игры ворвались высокие ноты – запищали девочки: драчун Вася опять ущемил чьи-то интересы.
На этот раз Ирочка не стерпела и дала сдачи. К писку девочек присоединился громогласный мальчишеский рев. Захлебываясь от гневных слез, Вася выкрикнул:
– Она меня ботинкой ударила!
– Неправда! – с не меньшим гневом и с сознанием своей правоты возразила Ирочка. (Она почему-то надумала переобуваться, и одна ножка у нее босая.) – Вовсе я его не била ботинкой! Я его чулкой ударила! С пуговицей!
– А мне с пуговицей больно!
Вмешалась няня – успокоила обиженных, пожурила и утешила обидчика. Сообщила кстати, что нужно говорить «ботинок», а не «ботинка», и то же самое относительно чулка. Потом самому младшему из всей компании потребовалось внеплановым образом менять штанишки.
– Беспокойный народец, – сказала Зинаида Львовна. – Должно быть, к вечеру у вас прямо голова кругом идет.
Няня, сидевшая на низеньком стуле, ответила, пристегивая помочи смущенному малышу:
– А знаете, нет!
Зинаиде Львовне понравилось, как искренне и добродушно она сказала это. И лицо у няни было приятное, чуть-чуть насмешливое, чуть-чуть усталое, с еле заметными морщинками около глаз и губ.
Терпение? Профессиональная привычка? Да, конечно. Но, кроме терпения и привычки, чтобы ответить вот так, нужна любовь.
В передней Зинаида Львовна раскрыла свой небольшой, но довольно-таки увесистый чемодан и сказала Наталье Николаевне:
– А это новогодний подарок от моих ребят вашим ребятам.
– От ваших ребят? – переспросила Наталья Николаевна. – Сколько же их у вас? Я думала, что у вас только один сын.
– Сын один, а ребят много. Пожалуй, даже больше, чем у вас в детском доме. – Она пояснила: – Ведь я в библиотеке работаю.
В чемодане оказались книги, правда не новые, но чистенькие, аккуратно подклеенные и переплетенные.
– Вот за это спасибо! – сказала Наталья Николаевна. – Читают у нас жадно. Да книги-то какие хорошие!
Зинаида Львовна улыбнулась и опять стала очень похожей на Костю.
– А разве можно дарить плохие? Я им прямо сказала: скучных книг не повезу. Если хотите дарить – только то, что вам самим нравится.
Уже в вагоне Зинаида Львовна спросила Светлану:
– А тебе не жаль уезжать от ребят, от Натальи Николаевны, от елки?
Светлана ответила честно:
– Жаль, конечно… А все-таки мне хочется к вам поехать.
– Ты не успела поужинать. Хочешь пирожков?
Каждая хозяйка печет пироги по-своему, и каждые новые, незнакомые пироги кажутся особенно вкусными. К тому же в поезде почему-то всегда есть хочется.
– А елка и у меня будет, – сказала Зинаида Львовна. – Конечно, не такая большая, как у вас в зале стоит.
Домашние пироги, ожидание праздника… А в метро и на вокзале Зинаида Львовна вела Светлану за руку – боялась, что потеряется в толпе. В поезде заботливо усадила подальше от двери, чтобы не продуло, а шубку посоветовала расстегнуть и надеть внакидку.
Это так напоминало поездки с мамой…
Первый раз Светлана думала о матери без острой боли, а с грустной нежностью.
А Зинаиду Львовну не только радовала возможность доставить девочке удовольствие. Светлану привез в Москву Костя. Она видела Костю там. С ней можно было говорить о Косте.
От Кости как раз накануне пришло письмо – новогоднее, поздравительное. Костя просил не беспокоиться о нем: «У нас сейчас тихо». Судя по газетам, так оно и было, и эта «тишина» смягчала – ненадолго! – неотвязную тревогу, с которой ни днем, ни ночью не расстается мать солдата.
