Николай Златовратский
Триумф художника
– Главное дело… сюжет… Одобряю… вполне… Хорошо, очень хорошо!.. Может быть, не откажете уступить… Вполне бы украсило ваше произведение мою… избу-с!.. Могу сказать, вполне… сделали бы честь… Помещение будет хорошее-с, ручаюсь… Вполне, думаю, достойное, – говорил старший.
– Я согласен, – сурово ответил художник, пощипывая бороду.
– Не уступите – с тысчонку?
– Не могу.
– Ну, может статься, рубликов 500 скинете? Я бы рамку посоответственнее на свой счет приобрел…
– Хорошо, – резко и неожиданно ответил художник и в волнении раза два прошелся по комнате.
– Позвольте просить… пожаловать к нам, – приглашал старший, – вы уж сами сопроводите картинку… Мы все честь честью… примем вас, как подобает… Будьте в надежде… Ценить умеем… Вы уж сами все установите… Посмотрите, как вам будет удобнее… Пожалуйста… Будет для нас как бы торжество… А вот и задаточек, и на дорогу.
Коммерсант положил деньги на стол, и, рассыпаясь в комплиментах, посетители вышли.
– Лида! Конец восторгам и сомнениям, мечтам и терзаньям! – крикнул художник. – Вот все, что требовалось доказать, – прибавил он, подавая ей пачку ассигнаций. – А теперь будем натягивать новое полотно.
– Зачем же так мрачно смотреть, друг мой, – заметила жена, – твое создание ты продал не на сожжение… Оно будет жить в чувствах тех, которые будут им наслаждаться… А притом, посмотри, еще какой тебя ожидает триумф в Р.!
– Что ж, возьмем хотя эту небольшую долю радости! – воскликнул художник. – Лида, пошлем за бутылкой вина и повеселимся хоть один час! Мы и дети по крайней мере сейчас будем сыты… Неужели что-нибудь отравит нам даже эту ничтожную радость?
II
Большая картина, в сопровождении самого мастера, прибыла с вечерним поездом в город Р. Роскошное, недавно оконченное палаццо провинциального коммерсанта уже готовилось встретить давно ожидавшегося гостя. Осенние, пронизывающие и сырые сумерки едва успели спуститься на город, а дом коммерсанта сиял уже, весь залитый огнями, как и стоявшее с ним рядом громадное здание фабрики, неистово и сердито как-то гудевшее на весь город. Скромный художник добрался наконец до богатого подъезда со своим дорогим детищем. Четыре гайдука быстро подхватили последнее и бережно понесли вверх по бронзированной лестнице. Встреченный у самого входа гостеприимным и радушным хозяином, художник, несколько ободренный, вступил в роскошное палаццо вслед за своим творением. Он в душе детски порадовался, что его детищу судьба готовила такую обстановку. На верхней площадке лестницы картина была распакована из ящика и торжественно пронесена через ряд роскошно меблированных покоев, при единодушных и торжественных овациях целой толпы гостей, в большую залу, где было уже приготовлено для нее место. Двери за картиной затворились, – и в святилище остались пока только гайдуки, хозяин и сам художник. Прошел час, пока наконец картина была повешена настоящим образом, при надлежащем освещении, и утомленный художник проведен хозяином в назначенную для него комнату, чтобы приготовиться к обеду. Большая гостиная уже была полна городской знатью, когда вошел художник, встреченный рукоплесканиями. Наконец, по знаку хозяина растворились двери в залу, и нетерпеливая разряженная толпа двинулась в нее – и вдруг в изумлении остановилась, как будто замерла на минуту, и затем медленно стала подвигаться к картине… Нет, это не была даже картина – это была группа живых женщин и детей, как будто перенесенных из жаркой Палестины в глухой провинциальный русский городишко. Яркий восточный колорит так и выпирал из золотой рамки и, казалось, совсем поглотил собой пеструю роскошь провинциального палаццо. Зноем полуденного солнца, казалось, жгло всю залу, пальмы как будто распространяли благоухание; дети – настоящие херувимчики, – казалось, вот сейчас выскользнут из рук матерей и бросятся бегать по блестящему, навощенному полу залы… Купчихи умилялись, не зная, можно ли им креститься или нет, купеческие дочки ахали и восторгались, купцы сановито поглаживали бороды и улыбались от удовольствия, и даже сам исправник не нашел, в чем бы можно было упрекнуть картину. Изумление и восторг были полные. И когда раздалось приглашение к столу, единодушные овации посыпались на художника. И земцы, и юристы, и учителя, и представители духовного ведомства – все сливались в единодушном выражении одобрения художнику и благодарности хозяину за доставленное им удовольствие. Обед был только еще более шумным продолжением триумфа. Тостам не было конца. Когда же раздалось хлопанье шампанского, – все встали и громкий крик «ура!» загудел по всему дому… Хозяин до того был польщен таким успехом своей покупки, что, отведя в сторону художника, попросил позволения расцеловать его и тут же вручил ему всю сумму сполна, даже не кладя в счет задаток…
