Николай Яковлев
Братья Кеннеди
6 марта 1943 года свинцово-серый военный транспорт «Рошамбо» вышел из Золотых ворот, покинув Сан-Франциско. Среди полутора тысяч пополнения Джон Кеннеди. Он оставил позади США и Ингу. Отец добился своего.
ТАК СТАНОВЯТСЯ ГЕРОЯМИ
12 апреля 1943 года «Рошамбо» вошел в воды Гуадалканала. Позади – месяц пути из Сан-Франциско. Опершись на поручни, младший лейтенант Кеннеди жадно вглядывался в берег – корабль прибыл к Соломоновым островам, где недавно происходили ожесточенные схватки. Место назначения Кеннеди – недавно отбитый остров Тулаги, теперь база легких сил. То самое место… До боли знакомые по газетным отчетам – «щель», «железное дно» – на военном жаргоне узкий пролив и район, где покоятся американские корабли. Как-то в одной короткой ночной схватке японцы потопили здесь четыре американских тяжелых крейсера, с ними ушли на дно тысячи моряков.
Тулаги при беглом взгляде – невзрачный тропический островок, ничто не говорит, что здесь было сломлено острие японского продвижения на юг. Но вот зримое напоминание о жестокой войне: на холме, возвышающемся над гаванью острова, исполинский плакат, далеко видный с моря: «Убивай япошек! Убивай япошек! Убивай побольше япошек! Ты можешь желтых ублюдков истребить, если будешь дело бдить!»
Призыв сочинил сам американский командующий в этом районе престарелый адмирал У. Хэлси. Флотоводец водрузил его повыше и на этом счел политическую работу во вверенных ему частях и подразделениях оконченной. Остальное зависело от капелланов и изобретательности младших командиров. На арке, сооруженной над узким каналом, надпись: «Под этим порталом проходит лучшая флотилия торпедных катеров в мире». Кеннеди пожал плечами – несколько грязных хижин, поржавевшие рельсы старой узкоколейки, грузовой транспорт, к берегу приткнулись ободранные торпедные катера, едва видные под ветвями пышных тропических кустов. База! Здесь ему предстояло служить.
23 апреля Джон Кеннеди вступил в командование торпедным катером ПТ-109 «лучшей в мире» флотилии. 25-метровое деревянное суденышко имело четыре торпедных аппарата, пулеметы. ПТ-109 уже девять месяцев нес службу в тропиках в руках безалаберного экипажа. Грязный до изумления, кишащий крысами и тараканами, запущенный катер встретил юного командира устрашающим зловонием. Пришлось загнать ПТ-109 в импровизированный сухой док и основательно отремонтировать руками экипажа, включая командира.
Пробный выход в море сошел благополучно, но при возвращении на базу грохот спаренных пулеметов с носа ПТ-109 вызвал повальную панику. Моряки поспешно укрывались – внезапный налет японцев. Стрельба тут же прекратилась, и тогда на базе услышали срывающийся от бешенства голос Кеннеди: он осыпал бранью пулеметчика, случайно приведшего оружие в действие и не сумевшего прекратить огонь, пока не иссякли патроны в магазинах.
Начались боевые будни. ПТ-109 нес патрульную службу. В мае – пять выходов в море. Полный перечень происшествий, занесенных в судовой журнал рукой Кеннеди: «8 мая, 18.20. Вышли в море из Сесапи вместе с ПТ-59 для патрулирования района от островов Саво до мыса Эсперанс. Видимость равна нулю. 13 мая 0.45. Повторные вспышки, вероятно, перестрелка в районе островов Рассел. 17 мая, 0.40. Видели белый свет в центре островов Саво. 21 мая. Выпустили десять очередей из пулемета по плавающим бочкам из-под горючего. 23 мая, 5.30. Вышли из района патрулирования, направляясь к Сесапи; 5.40. Видны вспышки от стрельбы зениток, по-видимому, наши; 21.30. Увидели красный огонь на поверхности воды, 30° по курсу, расстояние четыре мили. Обследовали место. Ничего не обнаружили».
Моряки с торпедных катеров расквартировались кто как мог, Кеннеди с двумя приятелями приспособили под жилье хижину. Для обслуживания наняли местного парня, темнокожего Лами. Обычно он спал на полу между кроватями американцев. Киплинговская идиллия отношений белого и черного человека была нарушена, когда Лами как-то с большой похвалой отозвался о вкусе человеческого мяса. Американцы припомнили дурную славу Соломоновых островов – в свое время здесь было раздолье для каннибалов. Присмотрелись поближе к Лами, стали спрашивать. Он выдавил из себя загадочные слова: «Моя съела падре». Компания молодых моряков облегченно вздохнула, когда внезапно лишилась слуги – новозеландская полиция за что-то бросила в узилище Лами.
Загорелый до черноты, с подвешенным к поясу кинжалом устрашающих размеров, Джон быстро приобрел вид ветерана. Он обычно ходил голый по пояс, и только лихо заломленная фуражка напоминала об офицерском звании. Экипаж полюбил его. Он смотрел сквозь пальцы на проделки подчиненных, «организовывавших» спиртные напитки. Иногда им удавалось украсть ящик-другой пива, как-то они утащили содержавшую большой процент этилового спирта канистру с жидкостью для торпед. Поскольку моряки с ПТ-109 были не одни – экипажи других катеров также приняли участие в расхищении канистр с вожделенной влагой, на базе провели повальный обыск. Разумеется, ничего не нашли, а когда опасность миновала, в трюме ПТ-109 заработал примитивный самогонный аппарат. Прохаживаясь по палубе катера, пропитанного отвратительным едким запахом сивухи, Кеннеди делал вид, что всецело поглощен высокой стратегией.
Среди командного состава Кеннеди прослыл образованнейшим человеком. В хижине на видном месте красовалась единственная книга – «Война и мир» Л. Н. Толстого, с которой хозяин не расставался. В спорах младший лейтенант высказывал весьма взвешенные суждения. Как-то среди офицеров разнесся слух, что Соединенные Штаты оплатят Австралии стоимость плантаций, уничтоженных американцами на Соломоновых островах. Офицеры нашли самую мысль чудовищной. Кеннеди, однако, обратил их внимание на то, что плантации – частная собственность и, следовательно, стремление владельцев получить компенсацию за ущерб совершенно законно. Боевые друзья не углубились в спор. Они уже знали, кто отец командира ПТ-109, по достоинству оценив значение семейных связей. В конечном счете Джон оказался на театре военных действий по личному распоряжению Дж. Форрестола, давнего друга посла Джозефа Кеннеди, хотя о подоплеке наверняка не знал сам бравый младший лейтенант.
Так и воевали тринадцать моряков на торпедном катере. Больших стычек с врагом не случалось, но мелких происшествий на борту катера – хоть отбавляй. Однажды в боевом походе ночью Кеннеди передал приказ в моторное отделение. Никакого результата. Бросив штурвал и громадную тарелку с мороженым – обычное лакомство командира на вахте, Кеннеди ринулся вниз. Три механика мирно спали, убаюканные мерным рокотом моторов. В другой раз оглушительный в крошечной каюте катера выстрел поставил на ноги команду: моряк, чистивший оружие, едва не убил своего товарища.
Летом 1943 года соединения адмирала Хэлси начали наступление, отвоевывая у японцев все новые острова. За продвигавшимися частями на передовые базы перебазировались торпедные катера, пока не оказались на острове Рендова, увенчанном высокой горой. Ночная патрульная служба на передовых рубежах становилась все опаснее. Как-то перед рассветом над катером вспыхнула осветительная бомба. В ответ бешено заработал 20-миллиметровый зенитный автомат, наводчик старательно пытался поразить самолет. Озлобленный американский пилот по радио пригрозил расправиться с катером. Кеннеди остановил огонь. Такие случаи повторялись еще и еще: либо катер бомбили свои самолеты, либо с него обстреливали их.
19 июля ПТ-109 получил боевое крещение: японский самолет подкрался незамеченным и сбросил поблизости пару бомб. «Осколки бомб, сделанных из ручек автомашин «Форда», лезвий бритв, водопроводных кранов и других железных изделий, которые Япония импортировала из США в течение многих лет перед войной, пронизали катер и его оснастку от носа до кормы», – замечает Д. Донован, биограф ратных подвигов Кеннеди. Трое моряков были ранены, командира спасло бронированное ограждение мостика.
Молодой командир стремительно набирал боевой опыт. ПТ-109 прославился лихими возвращениями на базу. Как громадная торпеда, катер врывался в небольшую гавань и давал обратный ход чуть не у самого причала. Эффектное зрелище. Однажды капитан не рассчитал и врезался в док. Невообразимая суматоха, резким ударом ремонтники были сбиты с ног, погребены под ящиками, мусором, инструментами. Когда они в панике выбрались, то увидели не японские пикирующие бомбардировщики, а скорбную фигуру капитана ПТ-109. Обнаженный по пояс, как он ходил в боевые походы, Дж. Кеннеди с невыразимой тоской озирал с мостика дело своего катера. Только новое ЧП – волна, сорвавшая несколько катеров с якорей, что привлекло всеобщее внимания, – спасло командира ПТ-109 от дисциплинарной расправы.
День первого августа на базе начался хлопотливо. Экипаж ПТ-109 повышал боевую мощь корабля. Кеннеди раздобыл 37-миллиметровое противотанковое орудие и вместе с командой ломал голову, как получше укрепить ее на палубе. Сложная задача. Решили снять колеса и прибить орудие гвоздями. Послали за плотником. Пока присели отдохнуть, прислушиваясь к патефону на соседнем катере, там прокручивали пластинки с модными мелодиями «Серенады солнечной долины». В этот момент около двадцати пяти японских пикирующих бомбардировщиков внезапно обрушились на базу. Их приняли за своих, и они сначала не встретили сопротивления. Японские летчики шли в атаку с обычным мужеством, подбитые самолеты врезались в скопления катеров и прибрежные сооружения. База понесла существенный ущерб. Кеннеди успел вывести ПТ-109 из-под огня. Искусно маневрируя, катер вырвался из гавани.
Пришедшая по пятам за дерзким налетом шифровка открыла глаза командиру соединения. Его извещали, что предстоящей ночью через пролив Блекетта, что в сорока милях от базы, пройдет японский «экспресс» – несколько вражеских эсминцев из Рабаула с подкреплением для гарнизонов на соседних островах. Легким силам американцев надлежало не допустить прорыва противника. Оставшиеся пятнадцать исправных катеров базы, включая ПТ-109, получили задание перехватить «экспресс». Они были разделены на четыре дивизиона по числу катеров, имевших радарные установки.
В быстро сгущавшихся тропических сумерках соединение покидало базу. В трубах аппаратов светились торпеды, грозно сверкали стволы зенитных автоматов, покачивались антенны. Молчаливые, горбатые фигуры моряков в спасательных жилетах и касках. ПТ-109 вооружен до зубов, противотанковое орудие наскоро прикручено веревками. То был тридцать первый боевой выход Кеннеди в море. Набирая ход, торпедные катера быстро исчезли.
В 21.30 катера заняли боевые позиции и на приглушенных моторах попарно патрулировали пролив. Вскоре один из катеров, имевший радар, обнаружил противника. Полагая, что это самоходные баржи, катер ринулся в атаку и оказался под огнем четырех эсминцев, составлявших «экспресс». Командир выпустил все четыре торпеды, промахнулся и отошел. Хуже всего – он ни о чем не известил своих товарищей. Японские эсминцы черными призраками скользили по проливу. Обнаружив их, очередной торпедный катер выходил в очередную безрезультатную атаку и, выполнив боевой долг, ложился на обратный курс. Так развернулась, по словам автора трехтомной истории действий торпедных катеров флота США в минувшую войну, «самая малоэффективная операция торпедных катеров… Их основная ошибка заключается в том, что они ни о чем не информировали друг друга. Каждый атаковал в одиночку, оставляя на долю остальных самим находить врага». Катера соединения израсходовали тридцать торпед, «экспресс» не потерпел никакого ущерба, успешно достиг места назначения, выгрузил войска и повернул назад.
ПТ-109 пока не посчастливилось встретить врага. В кромешной темноте Кеннеди со своим напарником ПТ-162 продолжал патрулирование. Они видели вспышки выстрелов, огрызавшихся огнем японских эсминцев, но приняли их за стрельбу береговых батарей. Глубокой ночью к ним присоединился еще один катер – ПТ-169, потерявший свой дивизион. Втроем стало веселее. Запросили базу, оттуда последовал категорический приказ – продолжать боевую работу! Катера в строю клина, имея во главе ПТ-109, бороздили пролив. Не было слышно обычного рева моторов, шли на малых оборотах, выхлоп – в воду! Командиры на мостиках не подозревали, что с каждой секундой они приближаются к «экспрессу». Японские эсминцы, выполнив задание, торопились покинуть опасные воды. Они неслись почти встречным курсом со скоростью 30 узлов.
Внезапно на ПТ-109 раздался испуганный возглас матроса у носового пулемета: «Корабль на двух часах!»
Почти сразу примерно в 800 м правее по курсу Кеннеди и командиры двух других катеров увидели темный силуэт. Несколько мгновений они вглядывались во мрак, полагая, что навстречу им идет свой катер. Корабль угрожающе рос в темноте. На мостике эсминца японского императорского флота «Амагири» капитан Ханами оценил обстановку быстрее. Расстояние до катера сокращалось так быстро, что его нельзя было обстрелять, суденышко попало в мертвую зону. Ханами приказал идти на таран.
Дальнейшее отняло не больше 40 секунд. Кеннеди одновременно скомандовал полный ход, попытался занять позицию для торпедного залпа (хотя на таком небольшом расстоянии торпеды не взорвались бы) и объявил боевую тревогу. «Она давно объявлена», – проворчал торпедист с правого борта. Пока Кеннеди вращал штурвал, а эсминец неумолимо нависал над катером, на палубе ПТ-109 суматоха нарастала. Слышался лязг металла, матрос заряжал 37-миллиметровое орудие. Не в состоянии оторвать глаз от эсминца, он не видел, что бьет снарядом в закрытый затвор. Радист на мостике рядом с Кеннеди схватился руками за амулет, который он носил на груди в боевых походах, и громко запричитал: «Дева Мария, зачавшая без греха, молись за нас…».
Оглушительный треск покрыл слова молитвы. «Амигири» протаранил катер почти в центре. Страшный удар вырвал штурвал из рук Кеннеди и отбросил его назад. Он ударился спиной об ограждение мостика. Слепящая боль, а перед глазами всего в нескольких метрах прошел и исчез чудовищно высокий борт эсминца. Мелькнула мысль: «Так вот как погибают!» Деревянный катер был разрезан почти точно посередине.
Ослепительно вспыхнул бензин, разлившийся по поверхности воды из разбитых баков. С «Амагири» пустили два-три снаряда в направлении громадного костра, полыхавшего на месте катера, но промахнулись. В критический для ПТ-109 момент ПТ-162 попытался атаковать эсминец еще до тарана; по торпеды не вышли из аппаратов, и катер отошел. ПТ-169 выпустил две торпеды по «Амагири», не попал и также ретировался. Командиры катеров решили, что экипаж ПТ-109 погиб в пламени, а поскольку, как выяснилось, в проливе Блекетта кишат японские эсминцы, сочли за благо вернуться на базу. Катера набрали полный ход, и исполинский факел, освещавший могилу моряков ПТ-109, скоро исчез за кормой.
Из тринадцати человек экипажа погибли двое. Одиннадцать человек сгрудились на части катера, оставшейся на плаву. Моряки ожидали помощи от боевых друзей с соседних катеров. Ожидали как военнослужащие, понаслывшавшиеся о флотском товариществе, и просто как люди, попавшие в беду. В ближайшие часы помощь не пришла, а озлобление на «товарищей» осталось на многие годы. Отчаявшись, они стали держать совет. Скоро рассвет, потерпевших бедствие заметят японцы с соседних островов. Что тогда? Дискуссию открыл Кеннеди: «В уставах наше положение не предусмотрено. Похоже, мы больше не воинское подразделение. У многих из вас семьи, а у некоторых дети. Что вы хотите делать? Мне же терять нечего». Поспорили и сошлись на том, что смерть не принесет пользы никому. Решили, если японцы обнаружат их, сдаться в плен.
Настал день. Поблизости никого. Моряки проклинали войну и исчезнувшие торпедные катера, предали проклятию и свою авиацию – ни одного самолета. А обломки катера все глубже погружались в воду. Тогда Кеннеди предложили плыть к острову, видневшемуся в пяти с небольшим километрах. Сильно обожженного механика (при катастрофе он всплыл в пылающем бензине) Кеннеди тащил за собой, держа в зубах тесемки от его спасательного жилета. Остальные девять человек плыли за ними, вцепившись в бревно. К вечеру, пробыв в воде 15 часов, достигли необитаемого острова. Тут же мудрость командира подтвердилась – раздался стук мотора, и спрятавшиеся в кустах моряки увидели японский катер, прошедший вплотную к острову. Появись он на несколько часов раньше! Судьбу попавших в руки японцев знали хорошо и, хотя договорились сдаться, содрогались при мысли о плене.
Наступила ночь. Кеннеди, вооружившись сигнальным фонарем и повесив на шею пистолет, вновь бросился в воду. Он выплыл в середину пролива, надеясь привлечь внимание торпедных катеров, обычно проходивших здесь на патрулирование. Он смертельно устал, даже отбросил мысль об акулах и барракудах, кишащих в этих водах. 12-часовое дежурство оказалось напрасным, катера не появились. Утром с воспаленными глазами, изрезанными рифами ногами и руками Кеннеди предстал перед товарищами и без сил рухнул на песок. Отлежался, а на следующий день заставил товарищей переплыть на соседний островок, где виднелись кокосовые пальмы. Их орехами и стали питаться, а кокосовым маслом смазали пистолеты, однако напрасно – оружие отказало.
Прошло несколько дней. Они ежечасно вглядывались в сторону Рендова. Гора, хотя до нее было несколько более 50 километров, казалась обманчиво близкой. Перед рядовыми Кеннеди бодрился, но, когда оставался с двумя офицерами из команды, отчаянно ругался – ротозеи, не могут спасти их! Многие утратили всякую надежду. Один матрос печально заметил, что все умрут. Другой сказал, что только хорошим дано уйти в лучший мир молодыми. Попросили радиста пустить в ход свой спасительный амулет, тот предложил помолиться вместе – говорят, коллективная молитва легче доходит до бога. На это резонно возразили, что зрелище будет лицемерным, обычно только немногие ходили в церковь, и бог прекрасно поймет это, да к тому же в жизни все сквернословили и вообще были великими грешниками и т. д. Кеннеди молча серьезно слушал, не вмешиваясь в споры. Он не хотел портить отношений со всевышним.
5 августа оборванных и оголодавших американцев заметили двое туземцев, проплывавших в пироге. Кеннеди знаками объяснился с ними. Насколько он понял, местные жители служили разведчиками союзников. Кое-как им растолковали – нужно добраться до Рендовы и передать послание. На кокосовом орехе он вырезал ножом: «Туземцы знают место. В живых. Кеннеди». (Орех в изящной оправе впоследствии красовался на столе президента Дж. Кеннеди.) Еще два дня треволнений, и наконец 8 августа торпедный катер привез спасенных на Рендову.
Кеннеди получил сразу две награды: орден «Пурпурное Сердце», медаль флота и морской пехоты, и был произведен в лейтенанты. В письме матери он скромно объяснил: это звание на флоте равно армейскому капитану. Джон никогда не считал себя героем. Разумеется, история с ПТ-109 в последующие годы умело использовалась для создания ему популярности. Хотя недоброжелатели всегда жалели, почему не было проведения следствия по поводу потери капитаном корабля, много чаще его спрашивали, как стать героем. Джон отвечал коротко и точно: «Произошло это не по моему желанию. Взяли и потопили мой корабль».
За годы второй мировой войны только один торпедный катер – ПТ-109 отправился на дно, протараненный вражеским кораблем. В 1960 году Д. Пирсон разузнал и оповестил о пикантных подробностях. Генерал Макартур в 1943 году, узнав о прискорбном инциденте, будто бы распорядился «предать суду военного трибунала» командира катера-ротозея, позволившего «японскому эсминцу протаранить его». В 1960 году со времен войны истекло много лет, и Д. Макартур немедленно опроверг сообщение Пирсона. Честь лейтенанта времен второй мировой войны, а ныне кандидата в президенты США была сохранена.
Хотя травма в позвоночнике и малярия мучили его, Кеннеди решил продолжать службу. Прозвище Спичка как нельзя лучше характеризовало лейтенанта, вступившего 7 октября 1943 года в командование торпедным катером ПТ-59. На суденышке были сняты торпедные аппараты и установлены орудия. Задача ПТ-59 – уничтожать японские самоходные баржи, снабжавшие гарнизоны на островах. Немало боевых выходов в море, повезло в одном – на рассвете 6 ноября огнем катера ПТ-59 были потоплены три вражеские баржи.
Конечно, достижение молодого лейтенанта. Тощий, с ввалившимися глазами, он очень изменился, приобрел осмотрительность и навыки командира. Но здоровье резко ухудшилось, и дни службы на флоте были сочтены.
18 ноября 1943 года лейтенант Кеннеди по болезни был списан с действующего флота. Он вернулся в США. Ветеран с Соломоновых островов – завидная находка для тыловиков. Боевому офицеру поручили организовать совместные учения торпедных катеров. Отличная погода, прелестное место – курорт Майами в штате Флорида. Толпы гуляющих. Вдруг с моря надвигается зловещая стена смрадного дыма, а за ней ревут моторы. Паника: газовая атака! Гуляющие разбегаются – приближается немецкий десант! Дело много проще: бравый лейтенант Джон Кеннеди, прикрывшись дымовой завесой, ведет торпедные катера в учебную атаку.
В январе 1944 года Джон возвращался в США, разумеется, через Калифорнию. Первый визит к Инге Арвад, которая теперь прижилась в Голливуде. Хотя в письмах с фронта Джон заверял ее – «ты самая яркая страница в 26 годах моей яркой жизни», встреча получилась холодной. Она не забыла, как ощетинился Джозеф Кеннеди против ее брака с сыном, критически осмотрела Джона – он производил впечатление смертельно больного и безвольного парня. Где ему драться с семьей за ее счастье. А Голливуд так манил. Любви пришел конец.
Годы войны преисполнили Дж. Кеннеди отвращением к военной службе. В 1944 году он пишет одному из друзей о флотских порядках: «Здесь обладают сверхчеловеческой способностью испачкать все, к чему только прикасаются… Даже простая доставка письма сверхобременяет нашу пыхтящую военную машину. Боже, спаси нашу страну от этих патриотов, чей военный клич: «США нужно, чтобы ими руководили с военной эффективностью». Падение Кеннеди на палубу катера положило конец военной службе: дали знать себя старые травмы.
Поздней весной 1944 года Джон лег в госпиталь и перенес мучительную операцию на позвоночнике – врачи прикрепили к спинному хребту стальную пластину. Он пробыл в постели большую часть 1944 года.
В госпитале его настигла тяжкая весть: 12 августа 1944 года погиб Джо. Еще осенью 1943 года Джо начал боевую службу в американской авиации в Англии. Он был пилотом тяжелого бомбардировщика в составе берегового командования. Задача – патрулирование Бискайского залива, Северного моря и Ла-Манша для предотвращения прорыва германских подводных лодок в Атлантику. Работа нервная и опасная. По всей вероятности, в этих экстремальных условиях он очень сблизился с сестрой Катлин, работавшей в организации Красного Креста в Лондоне. Катлин весной 1944 года доплетала свою сеть, с 1938 года она вела дело к браку с Хартингтоном, наследником герцогского титула. Это льстило семье Кеннеди, но брак католички с протестантом ни Джозеф, ни Роза не могли допустить.
Тут и протянул Катлин братскую руку помощи Джо, поддерживая ее вызов религии и родителям. Еще Катлин обратилась за поддержкой к прослывшему экспертом в делах сердечных Джону. Она откровенно писала ему: «Я не понимаю, почему мне так нравятся англичане, хотя они относятся к людям безразлично и не так обходительны с женщинами, как американцы, но, наверное, женщинам нужно именно английское обращение. Ведь это твоя техника, когда ты подгребаешь к нам?» Неизвестно, что ответил Джон сестре, отцу, однако он посоветовал – пусть Хартингтон уступит в вопросе вероисповедания.
Из этого ничего не вышло, как и из обращений семьи Кеннеди к знакомым кардиналам и даже к Папе Пию XII. Тогда 6 мая 1944 года Катлин разрубила гордиев узел: в гражданской церемонии бракосочеталась с будущим герцогом, а пока маркизом Хартингтоном. Она входила в одну из богатейших семей Англии, имеющей только земельные владения до 100 тысяч гектаров. Присутствовали несколько представителей высшей английской знати, от семьи Кеннеди Джо, как и жених, в военной форме.
Выдав сестру замуж, Джо не видел больше особых причин задерживаться в Англии. Он отслужил вместо одного срока два и уже собирался вернуться в США, как прослышал о намечавшейся весьма секретной операции. Вскоре после высадки в Нормандии гитлеровцы начали обстрел Англии управляемыми снарядами, за ними последовали ракетные удары неуязвимыми ФАУ-2. Хотя последствия всего этого оказались в конечном итоге не столь значительными, летом 1944 года Лондон был очень встревожен. Считалось необходимым любой ценой предотвратить смерть и разрушения, которые несло новое немецкое оружие.
Выход был один – попытаться подавить стартовые площадки управляемых снарядов и ракет. Мощная система противовоздушной обороны, созданная для их прикрытия гитлеровцами, почти начисто ликвидировала возможность успешной бомбардировки с воздуха. Тогда и родился план этой операции – использовать против стартовых площадок самолеты, начиненные взрывчаткой. Замысел был прост. Бомбардировщик стартует с английского аэродрома, ложится на курс, затем пилоты-добровольцы покидают машину на парашютах, а управляемый по радио с другого самолета бомбардировщик обрушивается на избранный объект.
Джо и вызвался быть пилотом обреченной машины. Его вещи уже были отправлены на родину, участием в операции он хотел подвести черту под боевой карьерой. Сначала все пошло по плану. 12 августа 1944 года, натужно ревя, перегруженный четырехмоторный бомбардировщик взлетел, набрал высоту и лег на курс. Но с земли и сопровождавшего самолета увидели вместо двух фигурок – Джо и второго пилота, которые должны были отделиться от самолета, – ослепительный взрыв. Бомбардировщик, имевший на борту несколько тонн бомб, на глазах ужаснувшихся свидетелей катастрофы буквально обратился в пыль. Хоронить было некого, осталась только память.
По стечению обстоятельств взрыв бомбардировщика Джо на время ослепил в экипаже самолета сопровождения капитана Эллиота, сына президента Ф. Рузвельта. Джозеф Кеннеди был ослеплен ненавистью к президенту и вскоре осведомился у Г. Трумэна, баллотировавшегося на пост вице-президента вместе с Рузвельтом: «На кой черт ты помогаешь этому сукиному сыну, этому уроду, погубившему моего сына?!» Рузвельт все же пригласил в Белый дом Дж. Кеннеди поговорить на политические темы. В предпоследний раз в 1942 году они обменялись репликами:
«Кеннеди: Ты умрешь либо великим президентом, либо величайшей ж…
Рузвельт: Есть третья возможность – я помру президентом захудалой страны».
Теперь в их последнюю встречу Кеннеди изрек – если президент потерпит поражение на выборах, будут виновны «евреи и коммунисты», которыми он окружил себя.
Джон собрал воспоминания о старшем брате и принял участие в написании небольшой книжки «Джо, каким мы помним его», изданной ограниченным тиражом. В ней было много теплых слов родных и друзей, воспоминания 12-летнего Эдварда. Ему запомнилось, как он и старший брат попытались взять приз на парусных гонках. Эдвард зазевался, не успел выполнить команду. Джо в мгновение ока схватил невнимательного мальчишку за шиворот и с головой окунул в ледяную воду. «У Джо был один недостаток: он легко, как видите, приходил в ярость во время спортивных состязаний», – закончил панегирик брату 12-летний автор.
Профессор Г. Ласки в своем очерке припомнил другое: «Он интересовался всем, обладал удивительным энтузиазмом, если любил что-нибудь, то любил всем сердцем. Он глубоко интересовался политикой и решил посвятить себя до конца политической карьере. Частенько он сидел у меня в кабинете и с обворожительной улыбкой бесконечно дразнился, говоря, что решил стать ни больше, ни меньше, как президентом Соединенных Штатов». Джон призвал в книжке быть верным памяти брата.
В составе флота США появился новый эсминец «Джозеф П. Кеннеди-младший». 19-летний Роберт бросил офицерское училище, пошел матросом первой статьи на корабль. Эсминец охранял покой в водах Карибского моря. За шесть месяцев службы молодой моряк не видел врагов, но научился сражаться за чистоту на корабле: в тропиках приходилось постоянно возобновлять краску на коррозирующем металле. Роберт демобилизовался с внушительным шрамом на лбу – результат потасовки с пуэрториканцем. Шрам остался на всю жизнь.
Семья Кеннеди понесла еще одну утрату: 10 сентября в Бельгии был убит в бою доставшийся с таким трудом Катлин супруг, 26-летний капитан гвардии маркиз Хартингтон.
Еще Ремарк тонко очертил психологию молодого человека, обожженного войной. Переход к мирной жизни мучительно труден. Тени ушедших окружают выжившего.
Инга Арвад по старой дружбе добилась у Джона интервью. Она попыталась заверить Джона, что он герой. «Во мне нет ничего героического, – отпарировал он, – настоящие герои не те, кто вернулся, а те, кто там остался, а таких много, включая двоих из экипажа моего катера».
Записные книжки Джона за 1945 год пестрели заметками о смерти. О гибели Раймонда Асквита в 1915 году (цитата из книги У. Черчилля «Великие современники»): «Война, сломившая множество людей, не могла ничего поделать с ним. И когда в реве и грохоте битвы на Сомме он пошел навстречу своей судьбе, то был он спокоен, горд, решителен и, в сущности, весел». Вырезки из газет о смерти Джо, письмо-рассказ Катлин о гибели мужа. Выписка из другой любимой книги – Джона Бьюкенена «Путь пилигрима»: «Он любил свою юность и остался юн навсегда. Любящий жизнь, блестящий и смелый, теперь он часть бессмертной Англии, не знающей ни старости, ни усталости, ни поражений». Шли годы, жена утверждала: горечь смерти молодым всю жизнь преследовала его.
В канун нового, 1945 года, Джон был демобилизован по инвалидности. Он отказался от пенсии, но взял 10 тысяч долларов, полагавшиеся ему как фронтовику по закону конгресса, именовавшемуся тогда «Солдатским биллем оправах». В начале года он несколько месяцев отдыхал. По наущению отца написал очерк «Попытаемся провести эксперимент – установить Мир», который не был опубликован. Мысли автора не были зрелыми, стиль далек от совершенства, но сердце было поставлено правильно: он обратился к самой волнующей проблеме – сотрудничеству с СССР. «Нам нужно самим продемонстрировать Советам свою готовность справедливо разрешать европейские проблемы, – писал Джон, – перед тем, как русские по-настоящему поверят нашим декларациям о дружбе. У русских память долгая, и многие лидеры нынешнего правительства помнят годы после первой мировой войны, когда в рядах Красной Армии они сражались против вторгнувшихся войск многих стран, включая английские и американские». Статья не пошла, хотя Джозеф приложил немалые усилия, чтобы протолкнуть ее.