В лесах Фонтенбло колония художников жила как на необитаемом острове, и в своем маленьком царстве они пристально приглядывались ко всему. Каждое дерево, каждый кустик, каждая травка приобрели самостоятельный характер и Значение.
Это новое «лицо природы», веками задернутое непроглядным флером, вдруг раскрылось во всей своей красоте. Деревья зашумели кудрявыми головами, закачалися, замохнатились, заболтали на разных лесных языках. Словно великаны рядами выстроились стволы, как оплот зеленолиственного мира. Забегали, зашептались, зажурчали, заискрились прихотливые ручейки и лесные речки. Громоздились облака, как угрюмые караваны, сизо-серые, по бороздам гневного неба. В ласковой солнечности голубого полуденного жара купались, и плыли, и нежились как чайки белые, как дым легкие, облака. Вся природа вдруг сделалась чем то таинственным, и нужным, новым откровеньем и новым миром и непонятно, как столько веков не видал ее человек? Слепые как кроты, словно совы в ясный день, незрячие столько времени были художники. И тем большую радость испытали они, когда научились видеть. Тихие, серые, как жемчуга, сумерки угадал Коро и явил их в пепельно-дымных туманных пейзажах.