«Пилсудский уверенно предсказывал в близком будущем австро-русскую войну из-за Балкан», – пишет Чернов и далее приводит слова польского социалиста, в точности угадывающего сценарий начала Первой мировой войны[23]. Уверенно и безошибочно Пилсудский рассказывает, какая держава за какую вступится, кто и почему ввяжется в вооруженный конфликт. Но не это главное!
«…Пилсудский ставил ребром вопрос: как же пойдет и чьей победой кончится война? Ответ его гласил: Россия будет побита Австрией и Германией, а те в свою очередь будут побиты англо-французами (или англо-американо-французами)»[24].
Проницательность будущего польского диктатора невероятная! Николай II, Вильгельм II, Франц Иосиф еще даже не подозревают, что будет война. Эрцгерцог Франц-Фердинанд спокойно играет с детьми в своем дворце Бельведере, Гаврила Принцип учится в университете. Организация «Млада Босна» еще даже не думала убивать наследника австрийского престола, генеральные штабы будущих противников еще не имеют никаких планов будущей войны. А Иосиф Пилсудский не просто досконально знает ее сценарий, но ему даже известно, чем она закончится!
Понять логику Пилсудского сложно даже ненавидящему царское самодержавие эсеру Чернову: как же может быть разбита одна Россия, если на ее стороне и Англия, и Франция, и США, которые, по словам самого оратора, войну выиграют?! В XXI веке нам просто согласиться с поляком – потому что мы знаем дальнейшие события. Но в 1914 году его прогноз выглядит, по словам Чернова, «карточным домиком, мечтой политического комбинатора»[25]. Пилсудский же, ничуть не смущаясь, не только предрекает будущую войну и в точности называет ее результаты, но и намекает на выигрышную тактику в ее ходе для борцов за независимую Польшу. Только намекает, потому что в аудитории сидят посторонние люди. Для конкретики он присылает к Чернову своего соратника по фамилии Иодко, будущего посла Речи Посполитой в Константинополе.
«Этот разговор в моей памяти останется как один из самых замечательных, которые мне приходилось вести», – указывает глава русских социалистов-революционеров[26]. Конечно, любому человеку не часто приходится беседовать с людьми, досконально знающими будущее. Однако чем больше говорит посланец Пилсудского, тем более возрастают удивление и непонимание Чернова. Иодко рассказал ему, что в случае войны поляки будут помогать немцам «очищать губернии царства Польского» от русской армии.
«Я буду с вами совершенно откровенен… Мы уже теперь усиленно готовимся на случай всеевропейской войны… Мы предпочитаем германской армии – австрийскую. У нас в Галиции уже идет военная подготовка польских военных кадров… Австрию мы предпочли Германии потому, что она слабее и ей можно будет ставить условия», – приоткрывает свои карты посланец Пилсудского[27].
По ходу разговора грустнеет Виктор Михайлович Чернов. Имевший «опыт» первой русской революции, он понимает, что затевается что-то громадное и масштабное, а он – глава партии эсеров – ничего об этом не знает. Рулевые и направляющие потоки мировой закулисной политики на этот раз обходят его стороной. Потому что одно дело читать «сумасшедшие» лекции, совсем другое – им следовать и готовить военные кадры для австрийской армии. На карту ведь ставится независимость родины – ошибись Пилсудский со своим прогнозом, который похож на бред сумасшедшего, и последствия для будущего Польши могут быть непредсказуемыми. Значит, Пилсудскому известно нечто, для него, Виктора Чернова, пока неизвестное.
А Иодко рассказывает дальше: оказывается, в плане польских социалистов учтено все. В нужный момент они предают немцев и меняют свою ориентацию на англо-французскую:
«…И для Парижа, и для Лондона это не является тайной. Первая фаза войны – мы с немцами против русских. Вторая и заключительная фаза войны – мы с англо-французами против немцев»[28].
После этих слов воцарилось молчание. Чернов окончательно поражен. Остается удивляться и нам. Хотя, зная цели англичан и французов в будущей войне, удивляться не приходится. Они кропотливо готовят Первую мировую войну. По ее результатам Россия и Германия должны быть уничтожены, поэтому все, кто ненавидит эти два государства, – помощники. Но комбинация планируется «союзниками» настолько сложная и виртуозная, что у поляков может возникнуть непонимание на крутых политических виражах. Для этого и делятся с Пилсудским информацией, чтобы поляки готовились и вели себя правильно. Утечки можно не бояться – расскажи тот же Иодко все это русскому жандарму, его слова всерьез никто не воспримет. Как не восприняли бы в январе 1991 года информацию об августовском путче в СССР, будущем распаде Союза и начале первой чеченской войны. Это просто кажется невероятным. Пока не происходит в действительности…
По всей хронике Первой мировой войны и выросшей из нее русской революции разбросаны такие невероятные и фантастические истории. Ими пестрят известные мемуары и абсолютно открытые источники, нужно просто обратить на них внимание. Вот, например, будущий герой Финляндии, а тогда еще русский кавалерийский генерал Карл Густав Маннергейм провел в боях мировой войны три года. В феврале 1917-го он приехал в родную Суоми на побывку. Начались радостные встречи, приемы и свидания. И в мемуарах Маннергейма мы читаем: «На обеде у моего давнишнего приятеля по кадетскому корпусу я встретил несколько бывших офицеров и старых друзей. Во время обеда никто даже не обмолвился о том, что за последние два года около двух тысяч добровольцев выехало в Германию, чтобы получить там военное образование. Между тем именно эти люди должны были вступить в армию, которая, в случае давно ожидаемой революции в России, могла освободить Финляндию»[29].
Стоп. На дворе 1917-й; если за последние два года уезжали финны в Германию, то начался этот процесс в 1915 году. Но в то время в России революцией и не пахло, откуда же горячим финским парням известно, что она непременно будет? Да мало того, она для них еще и «давно ожидаемая», поэтому они загодя готовят антирусскую армию, что сделает их страну независимой. Совпадение, случайность, предчувствие?
Нет, точное знание, как и в случае с Пилсудским. Англичане готовят уничтожение России и Германии путем натравливания их друг на друга. Для осуществления плана им нужны помощники, Россия ведь очень большая, одними поляками не обойдешься. Только Польше в будущем раздроблении нашей страны отводится первостепенная роль, а Финляндия в силу ее величины может подключиться к процессу и в 1915 году. От нее требуется гораздо меньше, поэтому и информация туда попадает позже, в точном соответствии со сценарием…
Вот так, используя логику и факты, можем мы вычислить тех, кто организовал крушение Российской империи…
Но в истории одной логикой не обойдешься. Потому перейдем к фактам. Общепризнанная версия возникновения Февраля проста и незатейлива. Россия вступила в войну, понесла в ней огромные потери, экономика страны надорвалась, и, как следствие всего этого, недовольный народ устранил прогнившее самодержавие. Так ли это на самом деле? При более детальном ознакомлении с фактами и логическом их осмыслении такое простое построение рассыпается как карточный домик.
Начнем с очевидных вещей, которые оспорить невозможно. Победившая попытка изменения существующего строя называется революцией, потерпевшая поражение – бунтом, мятежом и антигосударственным заговором. Для любого проявления недовольства действующей властью нужен повод, который либо перерастает в победоносную революцию, либо бесславно подавляется. В Первой мировой войне участвовало 38 стран, в том числе и крупнейшие европейские монархии. К 1917 году, за три года борьбы, все участники мировой схватки понесли огромные человеческие и экономические потери. Число этих потерь было, безусловно, разным, но и размеры стран – участниц войны и их экономический и мобилизационный потенциал были также различными.
Причинами недовольства, то есть поводом к смещению власти во время войны, могут быть военные поражения или невероятное ухудшение уровня жизни населения. В конце мировой войны революции произошли в Германии и Австро-Венгрии. Это изменение государственного строя было во многом обусловлено именно военным поражением данных держав и ужасающим состоянием их экономики. В 1917 году революция произошла только в России. Если следовать логике, то получается, что либо на целых полтора года ранее своих противников Россия потерпела военное поражение, либо страдания и лишения ее граждан превзошли все мыслимые пределы. Так нам и внушала советская историография, а теперь то же самое говорят уже историки либерального разлива. Но в том-то и дело, что ни военно-стратегических, ни экономических причин для бунта у русского населения в феврале 1917 года не было!
Потенциал развития нашей страны в начале XX века был столь мощным, что ситуация в стране, на фронтах и в армии не ухудшалась, наоборот, она даже улучшалась. Фронт был стабилен, внутри страны было спокойно. Разумеется, Россия образца третьего года войны была не так хлебосольна, как в предвоенное время. Но не будем забывать о том, что во все времена война приносила с собой голод, лишения и мобилизацию. Колоссальная, небывалая доселе схватка повлекла за собой соответствующие сложности во всех сферах жизни. Уровень жизни, безусловно, снизился, продовольственная ситуация ухудшилась по сравнению с мирным временем. Но так было везде, и у противников, и у «союзников» наших тоже. Практически повсеместно переходили к нормированию потребления, вводили продовольственные карточки. В Германии правительство, почувствовав нехватку продовольствия из-за английской морской блокады, достаточно быстро перешло к прямому изъятию и распределению продуктов. В Австро-Венгрии еще в начале 1915 года была введена карточная система на хлеб, а потом и на другие товары народного потребления. Недоедали в Британии, чьи корабли с заморским продовольствием один за другим пускали на дно германские подлодки, – «различные ведомства конфисковывали весь подвоз продовольствия для воинских частей и для рабочих по снабжению; картофель и мука стали недоступными для неимущих слоев населения»[30]. Английский премьер Дэвид Ллойд-Джордж писал: «К осени 1916 года продовольственный вопрос становился все более серьезным и угрожающим»[31]. Серьезные проблемы с продуктами были и во Франции, половину территории которой оккупировали немцы, а многие промышленные предприятия просто оказались в зоне боевых действий. Троцкий, возвращавшийся в 1917 году в Россию через Швецию, пишет, что в этой нейтральной скандинавской стране ему «запомнились только карточки на хлеб»[32].
Словом, голодали русские люди не больше, чем в других воюющих странах, и куда меньше, чем в «свободной» России, через небольшой промежуток времени после второй и третьей революций. И уж совершенно несравнимы лишения жителей Петрограда в 1917 году со страшным голодом, постигшим население этого же города во время блокады Ленинграда. А ведь это не просто один город, это даже во многом одни и те же люди. Но в 1942 году, умирая от голода, никто почему-то не идет на улицу с требованием хлеба.
Почему? Потому, что по-другому воспринимает противника? Потому, что идеологически обработан? Да. Но главное – каждый знает, что власть шутить не будет и такие демонстрации, безусловно, играющие на руку противнику, будут беспощадно подавлены. И – нет подстрекателей и вожаков. Тех, кто может завести толпу, и, манипулируя ее действиями, направить в нужную сторону. Ведь в Петрограде 1917 года иностранным разведчикам работать значительно вольготнее, чем в Ленинграде 1942 года…
Экономика Российской империи кряхтела, трещала, но выдерживала даже огромные расходы на войну. Если в 1914 году военные расходы России составляли 1655 млн рублей, то в 1915 году эта цифра равнялась 8818 млн рублей, а в 1916 году – 14 573 млн рублей[33]. Поставки военного снаряжения из-за рубежа во многом покрывались английскими и американскими кредитами. Мобилизация вычерпала из России до 15 миллионов взрослых мужчин. Когда называют эту цифру в отрыве от остальных – она поражает. Если же сравнить с положением других воюющих стран, ситуация будет выглядеть совсем иначе. Призванные русские мужики составляли примерно 9 % населения России, тогда как в Германии и Франции отправили в армию около 20 %. Даже в Англии, всегда воюющей чужими руками, – почти 13 % населения[34].
В России было не хуже, а лучше, чем в других воюющих странах! Это в Германии призвали 17-летних, раздавались голоса о необходимости тотальной мобилизации всего мужского населения от 15 до 60 лет[35]. Верховное военное командование требовало, чтобы эта повинность, «хотя бы с ограничениями, была распространена и на женщин». В январе 1916 года императорским указом в Австрии военнообязанными были объявлены мужчины в возрасте 50-55-лет, а в Турции – до 50 лет[36]. Как видим, тяжести войны коснулись России ничуть не больше других воюющих стран.
Так почему же революция произошла именно у нас?
Этот вопрос мы должны задавать снова и снова. Может быть, дело в оккупации противником территории страны? Но тогда революция, безусловно, должна была начаться в Париже, а не в Петрограде, ведь половина французской земли была под немецкой пятой. Отличная ситуация для потрясений сложилась в Румынии: полностью разгромлена армия, большая часть страны и столица также оккупированы Германией. Мы же потеряли только не очень важную Польшу и некоторые прибалтийские земли. Никакого значения для продовольственного снабжения страны они не имели. Вся собственно русская территория была в целости и сохранности. Работала промышленность, а население не испытывало ужасов войны, которая велась за линией стабилизировавшегося фронта. Основная цветущая часть России будет разрушена значительно позже, в Гражданскую войну, которая именно для этого и будет развязана при прямом подстрекательстве и посильной помощи Антанты.
Таким образом, никаких классических предпосылок, из которых в военную пору может вырасти бунт, а за ним и революция, мы не находим. Кроме одной – желания руководства Великобритании уничтожить опасных геополитических соперников и умения английской разведки провоцировать смуту, беспорядки и смены режимов в неугодных государствах.
Чтобы сделать следующий шаг для правильного понимания февральских событий, надо говорить не о причинах революции вообще, а о причинах ее наступления:
♦ именно в 1917 году;
♦ именно в феврале этого года.
Таких причин несколько, их совпадение привело к тому, что именно этот месяц и этот год стали началом русской трагедии…
Русская промышленность делала все возможное для скорейшего перевооружения своей армии. Опыт войны со всей очевидностью показал, что рассчитывать нам приходилось только на себя. Поставки военной техники от «союзников» были строго дозированными и преследовали двоякую цель: не допустить разгрома России и выхода ее из войны и одновременно избежать решающих побед на Восточном фронте. Ослабевшая, но сопротивляющаяся Россия была необходима для планов, срок выполнения которых наступал…
В то же время русское правительство с уверенностью смотрело в будущее – на следующий год было запланировано изменение военного положения страны. Подходил к концу страшный бич русской армии – снарядный голод. Невозможно подсчитать, сколькими жизнями заплатили мы за хроническое молчание русской артиллерии. В начале войны русская полевая артиллерия располагала запасом в 1000 снарядов на орудие, к 1917 году запас на орудие составлял 4000 снарядов.[37] Это означает, что теперь любое крупное наступление можно было планировать, учитывая массированную артиллерийскую обработку обороны противника. Ясно, что прорыв и победа в такой ситуации были куда более вероятными. Ведь если русские солдаты умудрялись воевать и без снарядов, и без патронов, с ними они были бы просто непобедимы.
С одними винтовками наперевес наши солдаты выкосили весь цвет австро-венгерской армии на полях Галиции и в ущельях Карпат. Досталось и немцам – статистика гласит, что полки германской армии, дравшиеся на Восточном фронте, несли вдвое большие потери, чем сражавшиеся на Западном. Турки, разгромившие англичан и французов, потерпели от русской армии страшное поражение, и русские воины стояли на подступах к Ираку. И эта героическая армия вступала в новый, 1917 год сильная как никогда.
На весну – лето очередное наступление готовили и Россия, и ее «союзники». Напротив, германская армия готовилась к стратегической обороне. «Наше положение было чрезвычайно затруднительным и почти безвыходным. О наступлении думать не приходилось, мы должны были держать резервы наготове для обороны. Нельзя было надеяться также на то, что какое-либо из государств Антанты выйдет из строя. Наше поражение казалось неизбежным…» – пишет в своих воспоминаниях Эрих Людендорф[38].
Оттого так пессимистически настроены немецкие военные, что на стол их ложатся не только доклады германских министров, но и бумаги их австро-венгерских коллег. А от них веет просто покойницким «оптимизмом».
«Совершенно ясно, что наша военная сила иссякает. Я не буду останавливаться на этом положении, потому что это значило бы лишь злоупотреблять временем вашего величества. Я хочу только указать на сокращение сырья, необходимого для производства военного снабжения, на то, что запас живой силы совершенно исчерпан, и главное – на тупое отчаяние, овладевшее всеми слоями населения в силу недостатка питания и отнимающее всякую возможность дальнейшего продолжения войны. Если я и надеюсь, что нам удастся продержаться в течение еще немногих ближайших месяцев и провести успешную оборону, то для меня все же вполне ясно, что дальнейшая зимняя кампания для нас совершенно немыслима, то есть, другими словами, что поздним летом или осенью мы во что бы то ни стало должны заключить мир»[39].
Так мрачно описывает сложившуюся ситуацию в докладе своему монарху австрийский министр иностранных дел граф фон Чернин. В условиях сильно возросшей боевой мощи русской армии уставшая немецкая не смогла бы долго противостоять натиску с запада и востока. Вместе с немцами на дно безоговорочно следовали и Австро-Венгрия, Болгария и Турция, чьи войска держались исключительно благодаря германской помощи. Единственная надежда немцев не выиграть войну, а хоть как-то выстоять – это действия их подводных лодок! «Без подводной войны разгром Четверного союза в 1917 году казался неизбежным»[40], – указывает Людендорф. На сухопутную армию, стало быть, надежды уже не было.
Военная катастрофа Германии, а с ней и всех ее сателлитов неминуемо наступала в 1917 году. «Если бы Россия в 1917 году осталась организованным государством, все дунайские страны были бы ныне лишь русскими губерниями, – сказал в 1934 году канцлер Венгрии граф Иштван Бетлен. – Не только Прага, но и Будапешт, Бухарест, Белград и София выполняли бы волю русских властителей. В Константинополе на Босфоре и в Катарро на Адриатике развевались бы русские военные флаги. Но Россия в результате революции потеряла войну и с нею целый ряд областей…»[41]
Победа была очень близка, а значит, Россия становилась победившим государством. Однако наша общая победа, все признаки которой были уже налицо, «союзникам» была не нужна в принципе, ведь тогда придется делиться трофеями. Придется отдать России Босфор и Дарданеллы, открыть ей выход из закупоренного Черного моря в Средиземное. И Россия выйдет из горнила страшной войны не разрушенной, а усилившейся. И не отдать ей проливы в условиях победы невозможно. 1 декабря 1916 года Николай II обратился к армии и флоту с приказом, которым подтвердил намерение бороться за восстановление наших этнографических границ и обладание Константинополем. Таким образом, были обнародованы достигнутые договоренности. Просто не выполнить их после победоносного окончания войны было уже нельзя. Но вот если России в списке держав-победителей не будет – тогда ничего отдавать не придется!
Не нужно нашим партнерам по Антанте окончание мировой бойни в наступающем году – еще рано. Нужный «союзникам» вариант – это не победа, а уничтожение России и Германии как крупных держав, с полной ликвидацией их экономического потенциала. Для этого желательно возникновение в этих странах хаоса и гражданской войны как фактора окончательного ослабления. В начале 1917 года народы России и Германии еще не готовы убивать своих соплеменников, надо еще более усугубить их страдания, чтобы сценарий сработал. Благодаря стараниям «союзников» война не закончится в этом году, продлившись еще полтора года. Миллионы солдат еще сложат свои головы для выполнения планов наших «союзников», которым нужна не просто победа над врагом, а его тотальное сокрушение и смена политического строя. Первой должна была вспыхнуть Россия – сбросить царский режим и послужить детонатором для остальной монархической Европы. Именно поэтому война протянется еще больше года, и Германия падет в ноябре 1918-го, а не летом 1917-го. Как можно «удлинить» войну, если одна из сторон конфликта готова проиграть? Только ослабив другую. Февральская революция, несмотря на свою видимую прогрессивность, быстро приведет к крушению русской армии, а это в свою очередь придаст второе дыхание Германии, Австрии, Турции и Болгарии. Война будет продолжаться. Вот почему «буржуазно-демократическая» революция в России должна была произойти именно в 1917 году.
Есть и другие весьма убедительные факты, объясняющие нам, почему она стала «февральской», а не «августовской» и не «июльской». На февраль как на крайний срок переворота указывала дата готовящейся русским Генштабом Босфорской десантной операции: март – апрель 1917 года. Революция после этого мартовского наступления становилась невозможной, февраль был ее последним, крайним сроком. Ведь если русские войска займут Константинополь, то он станет русским простым «явочным» порядком. Такое развитие событий надо было предотвратить. Поэтому крайним сроком для революции мог быть только февраль.
Подведем итог: как это ни странно звучит, но именно улучшение, а не ухудшение военной ситуации привело к Февральскому перевороту! Делать революцию надо было именно сейчас. Уже забрезжил свет в конце тоннеля – для русских патриотов. Для организаторов мировой бойни и авторов сценария нашего разгрома это был последний звонок. Надо было спешить с развалом России – после войны такого шанса уже не будет. Еще немного – и не будет войны, а значит, и повода для самой революции. Сомневаетесь – вспомните, что было дальше. Как по заказу, падение монархии положило конец планам захвата Константинополя и проливов. Временное правительство много об этом говорило, но ничего не смогло предпринять из-за полной политизации армии и флота и нежелания солдат и матросов воевать.
Все вышеуказанное составляло внешние причины, по которым переворот в России должен был произойти до весны семнадцатого года. Но была еще одна, сугубо внутренняя причина, заставлявшая торопиться со свержением русского императора. Историки, рассказывающие нам об этих событиях, совершенно забывают один важный факт: в ноябре 1917 года истекал срок полномочий Государственной думы четвертого созыва. В конце июня 1916 года на стол Николая II легла докладная записка, результат совещания у премьер-министра Штюрмера. «Создание в будущей Государственной думе работоспособного и патриотически настроенного большинства приобретает особую важность при вызванном войной серьезном положении»[42], – совершенно правильно формулировали стратегию правительства в будущих выборах участники совещания. Прошлые выборы дали России множество антигосударственно настроенных депутатов, которые использовали думскую трибуну для постоянных нападок на государство и его руководство. Во время войны в Думе говорили такое, что не могли позволить себе даже в «парламентских» Англии и Франции. Дошло до того, что военный министр Сухомлинов был отдан под суд по обвинению в государственной измене, а его дело было инициировано думскими кругами. Сэр Эдуард Грей по этому поводу заметил русскому посланнику: «У вас, должно быть, очень смелое правительство, если во время войны оно отдает под суд военного министра».
И вот все эти крикуны могли запросто остаться без трибуны, славы и перспектив. Потому что руководство страны имело намерение провести выборы как военную операцию: быстро, успешно и полностью дезориентировав «думского противника». По плану, должны были распространяться слухи об абсолютно решенном продлении полномочий, с одновременным массовым выпуском политических памфлетов, изобличающих не только оппозиционных лидеров, но даже и целые партии. Готовились на предвыборную кампанию правительством и огромные деньги: около 5 млн рублей, из которых 2 млн должны были быть отпущены из казны, а оставшуюся сумму выделяли банки. За счет этого планировался выпуск брошюр «Правда о кадетах», «Желтый блок», рассказывавших правду об антирусской деятельности думских либеральных фракций[43]. Случись так, что правительство осуществит все эти меры на фоне успешного десанта на Босфоре, и на карьере большинства отечественных «демократов» можно будет ставить крест. Честолюбцы и прожектеры станут простыми гражданами, и путь во власть для них закроется, скорее всего, навсегда. Сорвать нежелательный для депутатов ход событий мог только государственный переворот. Февральская революция смела царское правительство: теперь как раз деятели Думы, рассевшиеся после переворота по креслам министров Временного правительства, контролировали выборы, их подготовку и ход. Оттого и молчат историки об окончании депутатских полномочий, что это знание придает последующему перевороту очень меркантильный вид. Борцы за свободу предстают заурядными карьеристами, готовыми ради своего возвышения рискнуть благополучием государства.
Более того – даже до осени семнадцатого власть не собиралась больше терпеть осиное думское гнездо. Готовится указ о роспуске парламента – новые выборы будут после победы. 22 (9) февраля 1917 года Н. А. Маклаков, бывший министр внутренних дел, получает распоряжение императора написать проект этого манифеста. Маклаков уже почти два года находится в отставке, отправленный туда после кампании по его травле в прессе и думских кругах. Причина нелюбви к нему депутатов – это его нелюбовь к ним. Будучи министром, он неоднократно сигнализировал монарху о, мягко говоря, странном и вредном для страны поведении руководителей парламента. И вот теперь именно ему поручает Николай II написать проект.
«…Надо, не теряя ни минуты, крепко обдумать весь план дальнейших действий правительственной власти, для того чтобы встретить все временные осложнения, на которые Дума и союзы, несомненно, толкнут ту часть населения в связи с роспуском Государственной думы…»[44] – указывает Маклаков.
Власть готовилась к решительной борьбе с внешним врагом в 1917 году. Для этого закономерно планировалось сначала утихомирить врага внутреннего. О том, что главный враг Российской империи – это ее «верные союзники», никто из власть предержащих не думал и не верил…
Правда о русской смуте семнадцатого года завалена за прошедшие десятилетия таким количеством домыслов и фальсификаций, что докопаться до нее очень сложно. Но надо, потому что сценарий развала России, опробованный в 1917 году, был с небольшими изменениями повторен в 1991 году с Советским Союзом. И если наши геополитические противники и организаторы двойного уничтожения нашей страны и далее будут нашими «союзниками», целостность и само существование нынешней России всегда будут находиться под угрозой. Знание прошлых сценариев уничтожения может предотвратить будущую гибель…
Тысячи, возможно, десятки тысяч сценариев государственных катаклизмов и переворотов было создано за человеческую историю. Успешные «проекты» воплощены в жизнь в количестве нескольких десятков. Революций такой разрушительной силы, с таким количеством жертв и таким тотальным уничтожением мощи страны, как случившиеся в России, не было более ни одной. В этой связи важно понять несколько моментов:
♦ Крах Российской империи не был предопределен.
♦ Революция не была неизбежной.
♦ Операция английской разведки по устранению русского конкурента не была безупречно рассчитанным гениальным планом.
Огромное количество незаметных глазу фактов, деталей и случайностей должны были, словно в мозаике, удачно совпасть друг с другом, наложиться одно на другое, чтобы получилась наша РЕВОЛЮЦИЯ. В таком масштабном «проекте» множество фактов сложились удачно для губителей России и неудачно для ее народа и правительства. Однако не надо поддаваться унынию. После каждого феерического успеха англосаксов следует не менее феерический провал. Уничтоженная, казалось бы, в 1917–1924 годах, Россия вновь обрела свою мощь. Когда мы с болью в сердце вспоминаем роковой для нашей страны семнадцатый год, давайте не будем забывать, что в сорок пятом наши танки будут в Берлине!
Главный виновник трагических событий в России – это Великобритания и США, в меньшей степени – Франция. То есть те страны, на стороне которых русская армия воевала с общим врагом. Нельзя упрекать врага за попытку выиграть войну путем создания внутренней смуты. Это враг, и предъявлять ему претензии глупо и смешно. А вот псевдодрузьям, одной рукой обнимающим тебя, а другой вонзающим в спину нож, – прощения нет.
Следом за ними основная тяжесть вины падает на русского императора. Именно его государственные «таланты» позволили осуществиться замыслу врагов России. Именно он расставил на ключевых постах людей, которые его предали. Именно он вызвал у своего ближайшего окружения стойкую аллергию к собственной персоне. Именно он позволил втянуть страну в мировую войну и пожертвовал сотнями тысяч жизней наших солдат за мифические «союзные» идеалы. Именно он своим внезапным для армии и страны отречением сделал рабочие волнения и мятеж Петербургского гарнизона свершившейся Февральской революцией. Но за эти ошибки Николай II заплатил страшную цену: жизнь своих невинных детей. И потому – бог ему судья…
Другие виновники крушения страны должны быть также названы. Точнее, виновник. Это не человек, это не организация, это социальный слой. Это – элита русского общества. Революцию и все последовавшие за ней события старательно направляли и взращивали «союзные» спецслужбы. Они – основные виновники происшедшего, но мы должны отчетливо понимать, что именно предательское поведение русской элиты помогло зловещим планам «союзников» воплотиться в жизнь. В наше время, когда от лиц, занимающих самые высокие посты в государстве, раздаются призывы к единению, к сплочению элиты, надо ясно осознавать, что именно отсутствие такой консолидации погубило Российскую империю. Поговорка гласит, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Именно пожелания процветания страны и улучшения русской действительности привели к миллионам жертв и уничтожению страны.